ПРОПАХШЕЕ НАФТАЛИНОМ ВРЕМЯ.
Тебе исполнилось четырнадцать, ты больше не видишь ангелов, и тебя везут в Филадельфию. Маленькая-четырнадцатилетняя-Яни, тебе осталось пятьдесят километров до высокого особняка, что так массивно укоренился на берегах Атлантического океана, который всем своим великолепием и убранством, сравним разве что с семейным склепом королевы Виктории. Твои дядя и тетя, мисс и мистер Адамсоны, так сказочно богаты, что до той злополучной ночи и думать забыли, что у них есть племянница Яни Коттон. Да и мисс Адамсон, когда-то тоже носила эту фамилию. Это сестра твоей матери, Яни.
Твоя мать запила, и «исчадье ада, которое она родила» отправляют к родственникам опекуны. Мрачная семейка, одетая по гребаной-консервативной старинке, пропахшая нафталином и дешевыми романами Агаты Кристи. Тебе не интересны эти люди, они лишь ссаживают тебя с самолета, что приземлился в аэропорту, и пересаживают тебя в желтое авто такси. Ты жуешь мятную жвачку, твои черные-короткие-прямые-волосы стянуты ненавистной тебе резинкой, и одета ты как распоследний детдомовец. Циничное отсутствие вкуса у опекунов, полный запрет к твоей прошлой жизни, и каждодневная зубрежка Библии. Ты даже начинаешь ненавидеть Бога, за то, что он такой последовательный и надоедливый. Тебе предлагают книгу пророка Исаии, вместо группы Iron Maiden, ты зачитываешь 145-й псалом: «Хвали, душа моя, Господа», вместо песни Эллиса Купера «ЯД». Они одели тебя в полное дерьмо, и пытались заставить состричь тебя твои прекрасные черные локоны, сославшись на вши в приюте! ТЫ НЕНАВИДИШЬ СВОЮ МАТЬ, ДРАНУЮ АЛКОГОЛИЧКУ! Она была нужна тебе! Нужна маленькой девочке, которую изнасиловал папаша-извращенец, но она не выдержала, что каждый встречный-поперечный кидал косые взгляды. Каково, мол, трахнуть собственного ребенка???
Яни, держись, ты сильная девочка, и падший ангел не сломал твоего стержня.
Тебе пришла пора ненавидеть весь этот мир, но неужели ненависть единственное, что ты имеешь?!? У тебя есть твой деструктивный разум.
Ты садишься в транспорт, эти люди дают деньги водителю, и на этом твоя жизнь, сплетенная с опекунами, заканчивается. Они называют адрес твоих родственников, и прощаются с тобой, Яни. Ты машешь им рукой в заднее окно такси, и фигурки этих людишек становятся все меньше и меньше, а аэропорт, кажется невзрачной фотографией. Таксист ведет машину по набережной, ровная асфальтная дорога параллельно океану, и лазурные берега соприкасаются с водами Атлантического океана. Пальмы, кафе на берегу, магазинчики для туристов, вышки спасателей на пляже, и множество людей. Ты откидываешься на сиденье, самовольно крутишь ручку магнитолы, и среди отстоя типа Modern Talking, находишь хоть что-то нормальное – Rolling Stones – так себе музыка, но пойдет. Яни Коттон, ты закрываешь глаза. Это наша маленькая с тобой ПАМЯТЬ!
«Ты не убрала за собой постель! – твердит замшелая настоятельница. Черная крысиная Королева. Кажется, ты ее так зовешь» «Иди к бесам, старая дева! – кричит четырнадцатилетняя Яни и наперекор ей прыгает с ногами на кровати» «Яни Коттон, немедленно приведите себя в порядок, и выходите убирать территорию!» Ты поешь «Отель Калифорния» закрываешь уши, и даже не думаешь подниматься со своей кровати. Да и можно ли назвать кроватью, этот лежак, что находится в душной и тесной комнате, с маленьким окном под потолком; комнату которую ты делишь с этой заумной дурой с косами… как ее, ну да – Клари, Клэри, Клюри… не важно. «Немедленно встань!» но ты продолжаешь петь песню группы Eagles, и тебе плевать на все законы.
Через секунду твое правая часть головы начинает гореть: костлявая рука настоятельницы, за твое маленькое прекрасное ушко тянет тебя с кровати, а ты кричишь и сопротивляешься. «Меня насильно закинули в чертов приют, ты не имеешь права, дура!!!» Настоятельница выслушивает с полным стоицизмом твою ругань, а потом дает оплеуху, а потом дает пощечину, а потом… Ты плачешь, и рассыпанный в углу горох хорошее наказание для непослушной девчонки. Ты стоишь долго в полной тьме и неприступном холоде.
Когда твое непослушание подавлено, ты, моя прекрасная Яни, таскаешь сухие листья со двора как все, подметаешь двор, вытираешь пыль с огромной кучи столовых приборов, что припасают для гостей, стираешь твое и еще десятка других девочек постельное белье и заучиваешь бесполезные стихосложения Библии.
ДЛЯ СПРАВКИ: никто не знает, что ты старше своих сверстниц на целые десятилетия, и что архангел Габриель обесчестил тебя в своем собственном доме.
Ты вспоминаешь об этом, а Филадельфия, как-то незаметно приветствует тебя.
– Остановите, я куплю себе мороженое! – говоришь ты водителю, но тот, смотрит на тебя в зеркало заднего вида, поправляет фуражку и молчит.
– Я хочу писать! Мне нужно в туалет, вы что садист? – говоришь ты, маленькая Яни.
– Мне приказано довести вас до места! Осталось совсем недолго, потерпите…
– Тогда я написаю прямо на сиденье, – говоришь ты, и тебе не жалко казенной одежды и трусов.
– Эй, подож…
Но ты тужишься, и теплая волна, что когда-то была минеральной водой, выпитой в самолете, впитывается в мягкое сиденье. Ты приподнимаешь себя руками, и пересаживаешься левее от мокрого круглого пятна, что приняло очертания твоей детской попы. Таксист жмет по тормозам. Скрип колес, и пальмы, что так быстро проносились мимо, стоят неподвижно.
– Я больна шизофренией, – говоришь ты, – вас должны были предупредить! А еще вас должны были предупредить, что у меня вырезали аппендицит, и что мне надо есть, когда того просит организм. Вы сами виноваты, что я обмочилась!
Ты прекрасная актриса Яни – водитель, как жаба моргает глазами, и проклинает ту минуту, когда он принял заказ у двух мрачных людей. А еще ты припасла маленький сюрприз. Стащила пятьсот долларов в ящичке для пожертвований (эти деньги все равно не шли на богоугодное дело). Сотня баксов отделенная от общей стопки перекочевывает в руку ошалевшего водителя, и ты говоришь: «Запомните одно, я выпрыгнула на ходу, и скрылась в быстром потоке машин! Люди, которые посадили меня сюда, были сектантами, они брали кровь девственниц и добавляли ее в свою пищу, чтобы отсрочить свою смерть. В приюте творятся страшные вещи, и я сообщу об этом в полицию!» Ты говоришь почему-то такую чушь, но водитель тебе верит, и прячет сотку в карман.
ДЛЯ СПРАВКИ: чтобы ввести мужчину в состояние прострации и полного подчинения женщине, необходимо приготовить «Золотой эликсир». 5 капель менструальной крови, три волоска рыжей кошки, щепотка земли из-под вишневого дерева, 40 капель анисового масла, и листик мяты. Растереть собранные компоненты в блюдце, смешать с 50 граммами родниковой воды, и помешивать осиновой стружкой. Дать выпить жертве, приговаривая про себя: «Не тебя отравляю, а сердце твое зажигаю, родись любовь крепкая, осуществись мечта заветная» (Сибирский любовный приворот)
Ты никогда так и не встретишься с мисс и мистером Адомсонами.
Разве это плохо?
ПЕСКИ ЧУЖОЙ ЖИЗНИ
Мы останавливаемся на обочине предваряющем знак «Шоссе 66», прямо как в песне Депеш Мод. Скучно и много пустой ненужной земли, помнишь как в вестернах? Мне кажется, будто я говорю по телефону с Марком, как это было раньше. Он сидит в кресле на одном конце провода – держит в руках бокал с коньяком, греет его своим теплом и тянет модный дым сигар. Я на кровати листаю ELLE, без меня в качестве журналистки, глажу бесподобный глянец. И мы разговариваем! Там – миллион жизней назад. Ни крови, а только чувство, что этот мужчина останется со мной навсегда. Метафизический секс на уровне слов.
«– Что ты видишь? – спрашивает у меня воображаемый Марк Милан.
– Много песка, который переваривает все живое и превращает в кости, – отвечаю воображаемая я. – Мне кажется, вдали и в самом деле лежит человеческий череп! Высушенные ветром и жарой деревья, остатки некогда зеленой травы, и я одна на распутье двух жизней. Та, которая была с тобой, и та, которая будет после тебя. Я не виновата, что мне нравится женщина…
– Что будет, когда ты умрешь?
– Наступит конец света! Ну да, естественно только для меня!
– Что ты чувствовала, когда спала со мной?
– Ты так мало умеешь!
– Что бы ты хотела изменить во мне?
– Когда во мне просыпалось желание соития, мои глаза говорили об этом. Когда же ты хотел секса, об этом нельзя было сказать по тебе! Твой взгляд украл Господь. Ты кряхтишь, когда мы близки, ты с шумом выдыхаешь дым… ты слишком правильный… с тобой я не чувствую себя женщиной… я счастлива с тобой, и это меня угнетает… ну да, и ты никогда не понимал меня!
– Ты хотела написать роман?
– Мне не дали этого сделать!
– Ты жалеешь, что мы когда-то встретились?
– Я не жалею ни об одном мужчине!
– Зачем ТЫ УБИЛА МЕНЯ????
– Я умерла вместе с тобой, разве ты этого не заметил?
– Я чувствую биение твоего сердца!
– Прости! ЭТО КАТАРСИС! Очищение искусством. С твоего убийства все началось, моей смертью все закончится…»
Я несу какую-то чушь, но меня не слушают! Эш где-то отливает, Томми снимает безлюдные пейзажи, и его лучше не трогать. А Люси и я, сидим на капоте Крайслера и треплемся о какой-то гадости!
– Мне надоело шляться по этим чертовым дорогам, – жалуется Люси, – у меня слоятся ногти, моя кожа высохла, и косметика совсем не помогает. Яни, давай вернемся!
– Когда мы переходим границы дозволенного, нам ничего не остается, как только бежать! Бежать от себя! – говорю я, а Люси думает, что я сошла с ума.
– Чаще всего во всем виноват несчастный случай, – оправдывается Люси.
– Нет, – говорю я, – если ты получаешь свободу в обмен на жизнь сопляка попавшего под машину, то это равноценный выбор!
– Я боюсь, Яни! Боюсь, что нас поймают, я боюсь, что нас посадят! Боюсь, что мы умрем…
– Обязательно, но только не сегодня, и это единственное, что я могу тебе пообещать!
– Я хочу домой!
– И тогда ты начнешь вновь и вновь пудрить носы знаменитостям… Том Круз будет жаловаться тебе на свой рост, на то, что Николь Кидман была в компании мужика на две головы выше великого и могучего мистера Круза. Клептоманка Вайнона Райдер покажет тебе новое платье от «Гуччи», а через неделю ее вызовут в суд. А ты все будешь им пудрить носы и замазывать прыщи. Замечательная жизнь для замечательной Люси.
– Я не вижу в этом ничего плохого!
– Я не вижу в этом ничего хорошего! Скажи ты все также влюблена в Бреда Пита??? – черт, кажется, я безумно ревную Люси к голливудской звезде. – Скажи, ты готова отдать все, чтобы быть с ним рядом???
Я НЕ МОГУ СКАЗАТЬ ЛЮСИ, ЧТО ОНА МЕНЯ ПРИВЛЕКАЕТ КАК СЕКСУАЛЬНЫЙ ОБЪЕКТ.
– Не говори глупости!
– Бред Пит, придурок, украшенный экранной мишурой!
– Я УСТАЛА ЯНИ, Я ЧЕСТНО УСТАЛА…
– Нет, мы двигаемся дальше, нам еще много чего предстоит пережить вместе…
– Нам четверым???
– …ну да… нам четверым!
Солнце начинает нещадно палить, капот нагревается, и сидеть становится слишком невыносимо. Если я о таком думаю, значит, во мне и в самом деле умерла журналистка. Слишком пошло, слишком банально, как для Яни Коттон.
Горизонт расплывается, распадается на куски. Психоделическое желе в пластиковой упаковке. Я надеваю очки, чтобы скрыть глаза от ранних морщин. Нет, это неважно! Я закрываю рот, чтобы не казаться болтушкой! Это глупо! Я смотрю на Люси, но мне кажется, что мы никогда не будем вместе. Моя инфернальная красота, не сравнится с ее кротостью и свободомыслием. Мой черный цвет, не сможет подавить ее светлости.
Мы слишком странные люди.
Подходит красавец Эш!
Подходит оператор Томми…
Эта маленькая остановка подошла к концу. Пропитанная потом и усталостью пустыня, одичавшая от дыхания людей, дорога, прибитая пылью, и указатель «Шоссе 66». Говорят, эта дорога никуда не ведет, но мы движемся исключительно прямо.
Обреченный на вечные странствия квартет, отправляется в путь. Мне и впрямь становится скучно в этой компании.
16. НЕГР, МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА…
– Когда ты хочешь стать кем-то в этом мире, не стоит так рьяно отстаивать то, что ты имеешь. По большому счету мы ничто, и это ничто хочет выделиться среди такой же никчемной массы! Я не обманываю тебя, это правда. Ты, мелкая, слушай меня внимательно, чтобы стать человеком! Пока ты рядом со мной, тебя никто не обидит, но как только, ты будешь так далеко, что не докричишься до меня, считай, добрые кварталы Чикаго превратят тебя в раба! Ты считаешь, что мертвый папаша это конец всему, ты думаешь, что побег от родственничков это и есть свобода??? Да ты значит, ни хрена не соображаешь в жизни, если и в самом деле так решила! Твои четыре сотни баксов, закончатся через неделю, если их раньше не отберут малолетние хулиганы! Что ты видела в жизни кроме дерьмовой травы, дешевого бухла, и подростков с взбесившимися гормонами. Скажи, кем ты хочешь стать, и я скажу, кем ты станешь на самом деле! – худощавый негр, рассказывает тебе всякие небылицы о жизни, а ты Яни, его слушаешь. А знаешь, это правильно! Ты смотришь на его цветную желто-зелено-красную вязаную шапку, рассматриваешь его еле заметные татуировки на черных руках, заглядываешь в его глубокие темные глаза, следишь за движением его рта, рассматриваешь его со стороны, и видишь еще кого-то, кроме худосочного негра, что сидит перед тобой на ступеньках в каком-то задрипанном доме. Ну да, тебе ведь нравятся его туго сплетенные дрэды.
– Мне четырнадцать лет, и я осталась совсем одна! – говорит малявка Яни, и берет из пальцев чернокожего друга сигарету. Ты затягиваешься, и для тебя это не первый сигаретный опыт. – Я могу купить вам гамбургер…
– Ха, – заливается негр, – я могу купить тебе красной икры! Но я предлагаю сходить в Макдоналдс.
– Я и в самом деле хочу есть!
– Тогда погнали в забегаловку, – говорит негр, и поднимается со ступенек. Вы идете по улицам этого незнакомого для тебя города, и обсуждаете твое будущее. – Так кем ты хочешь стать?
Лужи кока-колы, это и есть Макдоналдс; запах отстойного пережаренного масла, пропитавшего все вокруг на сотни миль, и который не выветрится через миллиарды лет, у которого период полураспада восемьсот суток это и есть Макдоналдс; дерьмовые улыбки, накрахмаленные воротнички и красные бейсболки с буквой «М» это и есть Макдоналдс; крысиное мясо, пятна машинного масла на стаканчиках, и туберкулез у персонала это и есть Макдоналдс; куча детишек, и вечные праздники по воскресеньям это и есть Макдоналдс; Хеппи-Мил и Биг-Мак по специальной цене 3.99$ это и есть чертов-никому-не-нужный-Макдоналдс. Ну да, заветный крик «Свободная касса!», как будто мир не придумал ничего вкуснее дешевого крысиного мяса…
Худой негр и девочка, будто отец с дочерью проходят к столику. Яни, маленькая, Яни, ты чувствуешь себя так одиноко в городе и не важно где это: в Колумбии, где самый дешевый белый порошок, в Мемфисе, где команда бейсболистов была расстреляна в душевой малолетним маньяком, который после вышиб себе мозги, на мысе Канаверал, где шатл многоразового использования «Челленджер» никогда больше не взлетит или же в Чикаго, городе гангстеров и мюзиклов. Выбирай сама, в этом нет ничего страшного.
После вы едите фаст-фуд, и негр вновь спрашивает:
– Так кем ты хочешь стать?
– Я мечтаю написать книгу! – отвечает маленькая Яни.
– Я не спрашиваю, что хочешь сделать, я спрашиваю, кем хочешь стать! – переспрашивает негр. ДЛЯ СПРАВКИ: его зовут Борге, Тревис Борге. Тебе знакомо это имя???
– Я хочу стать знаменитой! – говоришь ты.
– Знаменитой хотят стать все девочки твоего возраста – балеринами, актрисами, певицами, политиками. Но это не имеет значения, когда кончается детство.
– Когда кончается детство? – спрашиваешь ты, и забытое чувство твоего разорванного детства всплывает вновь. «Остро-сладкий запах Давидофф и архангел Габриель скрывает твою наготу своими крыльями». Ты начинаешь плакать, и соленые капли твоей боли падают в бумажный стаканчик с кока-колой. Ну да, если Тревис проведет рукой по твоей голове это приравняется к развращению малолетних, если попытается успокоить… ты думаешь, что детство кончилось слишком быстро!
– Скажи, зачем ты здесь?
– Я убила своего отца!
– Значит мы с тобой по одну сторону баррикад!
– Что это значит?
ТИШИНА, КОТОРАЯ ДЛИТСЯ ОТ ПЕРВОГО УКУСА ГАМБУРГЕРА ДО ПОСЛЕДНЕГО ПОСЕТИТЕЛЯ. ТРЕВИС ХОЧЕТ ЧТО-ТО СКАЗАТЬ.
– Тогда ты мне поможешь, а я скажу, кем станешь ты! Я покажу твое будущее…
Вы доедаете свой заказ и хотите свалить побыстрее. Но ты не выдерживаешь и рассказываешь негру всю правду, начиная с того самого дня, когда ты поняла, что случится катастрофа. Я слушаю тебя, маленькая Яни, и понимаю, что сейчас тринадцать лет спустя, сказала бы то же самое случайному негру.
– Клянусь богом, – говорит Тревис, – я не прикоснусь к тебе пальцем, и обещаю оберегать тебя весь сегодняшний день, но мне и впрямь нужна именно твоя помощь. Нам нужно идти ко мне домой!
Странно, но ты доверяешь мужчине, который на пятнадцать лет старше тебя.
Ваш путь это грязные подворотни и поддержанные квартиры в бандитском квартале. Полные мусорные бачки, консервные банки, валяющиеся на дороге, обрывки газет которые колесят всю улицу от ветра. Окна мертвых домов, лица наркоманов, старух и плакаты знаменитостей. Ты идешь следом за Тревисом, он молчит и что-то обдумывает, а твои сохраненные четыре сотни баксов, греют тебе карман.
– У меня есть сбережения – две штуки «зеленых», – говорит Тревис, – это мой подарок тебе!
Теперь твоя очередь молчать и думать. Яни, тебе теперь и в самом деле кажется, что грязный негр снял себе невинную проститутку, играющую роль изнасилованной дочери.
–Я никуда не пойду, – говорит малявка Яни, и останавливается.
Он все понимает и становится на колени. Теперь его очередь плакать и черную щеку рассекает блестящая слеза. Он крестится, потом целует асфальт, где ты только что стояла секунду назад и просит тебя остаться.
– Я НЕ СМОГУ САМ – ТЫ ДОЛЖНА ПОМОЧЬ МНЕ, НУ, ПОЖАЛУЙСТА!!!
Воображаемый черный друг… существующая боль, запертая в теле… слезы, которые падают на землю… сочувствие маленькой-давно-живущей-Яни.
Пять этажей вверх по корявой изгаженной лестнице, дверь направо и затхлая квартирка. Ужасно темно, и совсем нет сил дышать полной грудью. Похоже, миллиарды вредоносных бактерий проникли в каждый клочок некогда существующего воздуха. Полный беспорядок, пыль слоями покрывает, все то, что когда-то было мебелью, разбросанное постельное белье. Пока Тревис скидывает уличное барахло, ты заходишь на кухню, и среди грязной посуды с остатками сгнившей еды, ты видишь червей. Самых настоящих червей – белых и толстых, которые заводятся в мусоре и мертвых телах. Они похожи на оживший разбухший рис, который шевелится и никак не придет в норму. В кастрюле их не меньше тысячи, и куриные кости, которые являются для них едой, почти полностью переварены ферментами этих кольчатых паразитов. Ты прикрываешь рот, но твой желудок выплевывает из тебя весь твой ужин в Макдоналдсе. Твои руки в блевотине, твой желудок сжался от отвращения, и ты видишь, как черви со всей кухни подползают к твоим извержениям. Ты кричишь и выбегаешь прочь из преисподней. В коридоре ты начинаешь орать.
– Какого хрена, Тревис, здесь происходит???
Яни, ты хочешь выбежать, но ты останавливаешься и смотришь вглубь квартиры. Где-то там негр стоит на коленях и молится. Ты осторожно идешь. Шаг за шагом, видишь, как под потолком беснуются неизвестно откуда взявшаяся моль, как куски стен отпадают от каждого твоего легкого прикосновения к полу, и с каждым новым движением, с каждой секундой ты чувствуешь запах смерти.
В комнате, где стоит на коленях мистер Борге, зашторены окна. Темно и воняет плесенью и мочой. ДЛЯ СПРАВКИ: так пахнут простыни детишек, которые писаются в кровать.
Ну да, Тревис на коленях, а ты поворачиваешь голову направо и хочешь кричать, но неистовый страх сковывает твои уста. Неприметная маленькая кроватка в углу. Как раз под большим убористым ковром. Подушка на полу, а на кровати скрытой темнотой комнаты ты видишь тело. Высохшая, мумифицированная женщина.
Растрепанные седые волосы – космы ведьмы…
Ссохшиеся руки похожие на объятья сирены.
Впавшие глазницы, из которых выползают черви
Рот, в котором копошатся тараканы.
И достаточно кожи, чтобы узнать в этих загримированных смертью очертаниях, мать Тревиса.
– Она так долго болела… – ты слышишь среди жужжания мух, и треска моли поверженный голос Тревиса.
– Я не верю!
– Ей было очень больно!
– Ты не мог убить собственную мать!
– Подушка…
– Она любила тебя, ты должен был бороться!
– Мать боролась за жизнь и сошла с ума, она умерла бы рано или поздно…
– Как ты живешь все это время???
Тревис на коленях, но из-за спины он вытягивает двуствольное ружье и протягивает его тебе.
– Ты обещала Яни!
– Я… я не знала, что ты хочешь сделать! Я никогда больше не убью человека! Это так страшно.
– ТЫ ОБЕЩАЛА!!! – кричит Тревис и бросает тебе ружье. – Мне нужно встретится с матерью, и попросить у нее прошения.
– Нет!
– Я не выдержал, сломался, я хочу все исправить!
– Никогда больше… я не убью тебя, – говоришь ты, сбиваясь на словосочетания, и тяжесть ружья опускает тебя на пол. Ты тоже на коленях, как и он. Вам обоим пора покаяться, хоть кому-то и в последний раз.
– Я обещал, что скажу, кем ты станешь, а ты обещала выполнить мою просьбу, – говорит Тревис. – Слушай: все кто ищут счастья – не находят его! Все кто хотят влюбиться – получают разочарования! Все кто пытается поговорить с богом – сходят с ума! ТЫ НИКОГДА НЕ ПОСТАРЕЕШЬ, ЯНИ! Разве не об этом мечтает каждая женщина? ТЫ НАЙДЕШЬ ИДЕАЛЬНОГО МУЖЧИНУ! Разве не этого хочет каждая женщина? И ТЫ СТАНЕШЬ ЦЕЛЫМ МИРОМ…
Тревис бросается на тебя. Так быстро вскакивает с колен, но ты все равно не хочешь его убивать, ты ведь ребенок. Яни, маленькая Яни, ты закрываешь глаза… Это все нервы! Твой указательный палец над курком, и он сам дергается. Дуло ружья как раз на уровне лица, но прежде чем твои глаза закроются (как много времени!) ты видишь, как лицо негра превращается в кипящую кровавую маску, которая отлетает от головы. Вспышка на секунду освещает кровавый маскарад, а оглушительный выстрел не позволяет тебе получить шок. Ты доли секунд наблюдаешь за мозгом, в котором еще происходят электрические процессы, перед тем, как голова навсегда оторвется от тела. Из шеи пульсирует фонтан крови, обезглавленное тело валится на пол, а ты смотришь на два трупа в квартире, и думаешь, почему бы, не стать третьей.
Да, Яни, детство и в самом деле так быстро кончилось!!!!
ИСТОРИЯ В СТИЛЕ ГЛАМУР
Мы остановились в «Мандарин-Плаза» – необъятном небоскребе, который крышей уходит под самое небо и где, наверное, чешет брюхо самому Господу. Как раз сегодня на подиуме где-то в районе третьего этажа проходят сезоны моды. Ну да, те самые показы моделей, на которые приезжают именитые модельеры от Карла Лагерфельда и Кристиана ЛаКруа до никому неизвестных подельщиков малопонятной одежды.
Мне очень странно, но я захожу в холл с чувством страха и переживания. Еще недавно я писала статьи о тенденциозном переживании Версаче, о его шикарных нарядах в черно-белых тонах, о декольтированных вызывающих платьях, о глянцевых ненастоящих моделях, напоминающих дистрофированную куклу Барби, о быстроменяющейся моде, порой доходящей до курьезов. Сейчас этого нет, и я не знаю, существует ли Яни Коттон, как журналистка сверхпопулярного ELLE.
– Всегда мечтал побывать на сезонах моды, – говорит Томми, и его камера забирает весь этот гламур, что насквозь пропитал «Мандарин-Плаза», людей, журналистов, устанавливающих штативы для камер, моделей, что с бутылочками минеральной воды шныряют как гиены, обслуживающий персонал, таскающий груз, всю эту предподготовительную кутерьму, – смотри Яни, там, в углу, за импровизированной барной стойкой сидит Киану Ривз.
– Я вижу, – Томми Браун отвлекает меня от дешевых ностальгирующих мыслей, и я понимаю, что пора завалится в Пентхауз, который мы сняли и принять ванну. Я пробыла без должной гигиены 5 дней. Мне кажется, будто в моих просаленных ветром и жарой волосах завелись вши.
Эш и Люси уже наверху.
ДЛЯ СПРАВКИ: цена Пентхауса в сутки составляет 15.000$.
Томми садится в лифт, портье в красной ливрее и смешной квадратной фуражке придерживает створки для меня, но я предпочитаю идти пешком на сорок шестой этаж. За секунду я вытаскиваю сигарету и подхожу к дальнему концу холла. Он сидит спиной ко мне, но его черные волосы, обтягивающий пиджак на белоснежную рубашку, его худосочность делает его узнаваемой личностью.
– Мистер Ривз, здравствуйте! – говорю я, и он оборачивается. Да, трехдневная небритость, мешки под глазами, маленький шрам чуть левее верхней губы, тонкие черты лица. Герой «Матрицы».
– Я не даю интервью, – обрывает он меня спокойным аристократическим тоном.
– Тогда угостите хоть огоньком, – не отступаю я.
Он роется в кармане, извлекает зажигалку и кладет ее рядом со мной. Некультурно – так не ведут себя с девушками вроде меня. Я подкуриваю сигарету, и выпускаю дым в его сторону. Киану сидит в пол оборота ко мне, но листает какой-то потрепанный пальцами туристов журнал и даже не поднимает на меня голову.
– ВЫ тоже приехали на сезоны моды? – спрашиваю я. – И вообще-то я не журналистка.
– Один из модельеров мой друг! – заговорил вдруг мистер Ривз. – А кто вы???
– Путешественница – сегодня здесь, завтра там!
– Позволите, – говорит он, и берет мою руку с сигаретой, подносит к своему рту и затягивается, – хоть я и бросаю! Все это мероприятие будет крайне скучным, это одно, что я могу вам обещать!
– Ничего мы найдем способ повеселиться! – говорю я.
– Как вас зовут?
– Яни! Яни Коттон…
– Яни, может, встретимся после показа, на банкете?..
Мы продолжаем разговор еще совсем недолго и выясняем, что соседний Пентхаус занимает именно он, и что мы в двух метрах друг от друга.
Киану остается внизу, а я топаю по ступенькам на сорок шесть этажей вверх.
Это так много для обычного человека, но это так мало для просветленного дзен-буддиста. Шутка!
По пути встречаются какие-то китайцы, папарацци ловят нужные моменты своими мощными фотоаппаратами звезд, уборщики жилых помещений с чистящими наборами и тележками бороздят этажи, и на каждом этаже происходит эта гламурная суета. Мимо меня проходят модели одетые по-домашнему кто в джинсы, кто в короткие шорты. Я смотрю на них снизу вверх, и вижу только пластиковых девочек с их болезненными шампанскими улыбками, вижу пузыри, что выдувают, их не накрашенные губы, вижу вспышки камер, что отнимают у них эти мгновения. Одна из моделей, белокурая худышка, без груди, совершенно истощенная диетами закрывает рукой камеру, но чертов папарацци, направляет объектив ей под майку. Вспышка! Я за спиной фотографа… плешивый тип, плотный как гном, и вонючий как кобель. Вспышка! Я вижу слезы модели! Вспышка! Папарацци пытается смыться, но упирается в меня, а я выполняю свое дело по сокращению рождаемости на сто процентов. «Самое время нажать на съемку!» говорю я и со всего размаху заезжаю ему по лицу. Слышу, как крошатся зубы, а потом, упираясь руками в его плечи, наношу смертоносный удар (сравнимый только с ударом молота!) коленкой чуть ниже живота. «Если твои яйца потекут, я принесу тебе пластиковый контейнер для них!» Он падает как труп.
Фотограф стонет на полу, я подхожу и обнимаю бедную модель. Ее длинные белые волосы уже у меня на плечах. Как-то странно, и похоже на ненасытную любовь на острове Лесбос.
– Тебе надо больше есть, а то ты скоро рассыплешься! – и это мои утешения.
Наконец-то я дохожу до нашего VIP-номера. Томми перегоняет цифровое видео на ноутбук, и просит, чтобы его не будили ближайшие пять часов. Люси на балконе пьет сок, и почему-то не хочет со мной разговаривать. Я как изгой снимаю туфли – ноги ноют от каблуков – снимаю молочком кучу косметики и дорожной пыли, раздеваюсь до гола и плетусь в ванную.
Вода набирается, и я считаю до десяти. Девять! Немного ароматизированной пены. Восемь! Несколько колпачков морской соли! Семь! Парочка капель анисового масла, для расслабления. Шесть! Погружение. Пять! Время мочить волосы. Четыре! Режим джакузи. Три! Я продолжаю считать, хоть и не вижу в этом смысла. Два! Заходит Эшли…
– Какого черта ты делаешь, – кричу я, – выйди отсюда!
Но Эш становится на колени, наклоняется над моей головой (я вижу, как его локоны спадают на лоб!) и целует меня. Нагло проникает в мой рот своим языком.
– Я же сказала, не хочу, НЕ ХОЧУ! – кричу я и вырываюсь из его объятий. – Я хочу побыть одна, закрой эту чертову дверь!
– А то, что было между нами? – спрашивает, обессилено Эшли и садится брюками на мокрый пол.
– Вы все мужики одинаковые! Думаете если вам раз дали доступ к телу, вы будете иметь его вечно??? Считай, это было любопытство! Ну да, и мужчины для меня не являются чем-то необходимым!
– Ты сидела бы в тюрьме! – шепчет одними губами Эш.
– Сейчас ты не в лучшем положении! Ты тоже убил человека! – передразниваю я. – Бери пример с Томми – за все время нашей эротическо-платонической любви, он ни разу не посягнул на мою честь. Ах да, ты не самый красивый мужчина которого я встречала!
– Например, Марк?
– Отстань… слушай Эш, давай решим раз и навсегда – тот вечер был ошибкой! И если нам предстоит быть еще длительное время вместе, пора забыть, что было тогда!
– Ты мне очень нравишься Яни!
– Заладил! Дай мне помыться! От дороги я вся чешусь! Когда-нибудь мы поговорим об этом позже! – говорю я и погружаюсь с головой в пену. Неприступная крепость устояла перед мужскими слезами и ручьем соплей.
– Не увлекайся водными процедурами, это первый признак одиночества…
Мне кажется, будто Эш, достает пистолет и стреляет в ванну, где я лежу, мне кажется, как кровь смешивается с горячей водой, и как я пытаюсь выбраться наружу. Мне кажется, я слишком рано умираю и дыра в голове не дает мне шансов выжить. Ну да, это все происходит только в моей башке!!!
Эш уходит… Мокрое пятно на его заднице… я отмываюсь от дороги… но только сейчас я замечаю горящую красную лампочку, что мигает на камере которая стоит на туалетном столике среди косметики и кремов. Томми не перестает снимать фильм в стиле «Road Movie». Теперь мне и самой кажется, что фильм будет сенсацией.
Я слышу, как Эш говорит Томми:
– Нас могли запомнить в том чертовом мотеле, где мы завалили дальнобойщика, номер твоей машины могли передать во все полицейские сводки, наши рожи могли уже разослать во все отделения! Ты не боишься, находиться при столь людном скоплении людей?
Я слышу, как Томми вздыхает:
– Ты как пацан, который всего боится! Ты же бывший федерал! Это наша интрига, которая неизвестна даже господу богу, тебе не хочется узнать, что будет дальше???
– Дальше будет еще хуже!
– Никому не говори об этом!
Я тянусь за сумочкой, и достаю пакетик с белым порошком. Высыпаю тонкую дорожку на ободок ванны, закрываю одну ноздрю и втягиваю все в себя. Потом повторяю с другой ноздрей. ВРЕМЕННОЕ ОНЕМЕНИЕ И МИКРООРГАЗМ В ГОЛОВЕ! Эйфория и спокойствие. ДЛЯ СПРАВКИ: другие названия кокаина – тальк, кокс, мороз, мел, чума, кока, леди, антрацит.
Обещаю себе, что это и точно в последний раз, когда я пробую это дерьмо. Но почему-то вместо того, чтобы смыть «коку» в унитаз, я кладу пакетик обратно в сумочку. Когда я выползаю из ванной, то падаю на кровать как бревно. Тихо и бесшумно. Я засыпаю, хоть, кажется и ненадолго.
Сквозь обрывки сна я вижу, как Эшли уводит какую-то девицу, ну да, ту которую я спасла от сглаза папарацци. Я вижу это через приоткрытую дверь моей комнаты. Они идут как голубки Эш и эта шлюха. ДЛЯ СПРАВКИ: у меня РБС – «РЕВНОСТЬ БОЛЬНОЙ СУКИ». Может это сон, а может и правда – в безумном мозгу Яни смешалась явь и вымысел.
Моя дорожная подружка рядом, когда я просыпаюсь окончательно. Люси садится на кровать и спрашивает:
– Вы серьезно поссорились с Эшем?
– С чего ты взяла, – отвечаю я, – просто нужно было расставить все точки над «И».
– Он ушел на показ с какой-то моделью!
– Меня это нисколько не интересует.
– Мы были одной командой, Яни!
– Нет, ты не понимаешь – с некоторых пор наши дороги оказались очень далеко друг от друга. Эшли – взяточник и коррупционер, Томии – старый хрен с камерой, который надеется вернуться в Голливуд победителем с убойным кино, я отмороженная сучка, которая не может найти свое место под солнцем, и прячущаяся от себя самой! А кто ты? ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ В ЭТОЙ ПОЕЗДКЕ???
– Яни мы подруги!!!
– Я говорю, отвечай, – мои руки впиваются Люси в волосы, и я притягиваю ее голову вплотную к своему лицу. – Ты что не видишь, что я больна! И ПО-МОЕМУ, Я БЕРЕМЕННА, ОТ ЭТОГО НЕДОНОСКА ЭШЛИ!!! Что ты делаешь в этой поездке?
– Я убила…
– Ну, смелее!
– Я сбила пешехода!
– Он сам прыгнул под колеса! Что ты делаешь со всеми нами???
– Я ПОЕХАЛА РАДИ ТЕБЯ! Не хотела оставлять тебя одну! Ты нужна мне Яни! Я чувствую, что у тебя творятся неладные дела! – она говорит это, и с каждым словом я целую Люси, мои мертвые-без-косметики-губы не оставляют на ее теле следов. Я зацеловываю ей веки! «Прости, я сошла с ума!» Я нежно касаюсь языком ее шеи! «Это глупость, я не имела права кричать на тебя!» Ее глаза прикрыты, и она кажется, плачет. Люси не стесняется моего тела, я обнажена перед ней и мои ноги обвивают ее бедра. Я так трепетно пробираюсь рукой под ее кофточку, и нащупываю грудь, что меня всю трясет от возбуждения. [...мы часто переодевались вместе и видели друг друга голыми, но сейчас совсем другая история…] Я снимаю с нее кофточку, и Люси впервые отвечает на мой эротический поцелуй. Она чувствует животом мое горячее лоно, мои ласки переходят на бархатную грудь Люси. Наше сбивчивое дыхание, свидетельство страстного желания, наши глубокие стоны, прерогатива истинных любовников, во рту пересыхает, и кажется то, о чем мечтала так давно, обязательно сбудется. Но тут она отталкивает меня, прикрывается кофточкой и говорит:
– Прости Яни, я не могу… я пыталась, честно, но я не могу с тобой! Не представляю как это с девушкой… – она опять начинает плакать. – Я все замечала, я все понимала Яни, но я не могу. Я этого не приму.
Я также сижу на кровати опустив голову. От жара похоти, мое тело вдруг стало слишком чувствительно к прохладе номера, и Люси замечает, что я покрылась мурашками. Так бережно и участливо накрывает меня одеялом.
– Если хочешь, мы не пойдем на показ, – говорит Люси. Я вижу, что… черт не важно.
– Почему же, – говорю я, и чувствую себя изнасилованной сама собой лично, – мы сегодня отлично повеселимся!
– Честно, что ты не обижаешься на меня?
– Честно… выйди, я переоденусь!
Она останавливается в дверях.
– А почему ты решила, что беременна?
– Неделю назад мне приснилась сырая рыба! – отрезаю ее речь как мясо ножом.
*
Я привожу себя в порядок: подчеркивающие взгляд черные тени, сюда черный карандаш, для выравнивания росчерка глаз, если во мне и есть восточная кровь, то это лишь играет мне на пользу. Слегка бледной пудры, и светлых румян на скуловую зону. Собираю волосы в хвост, и добавляю блесток на лоб. Наношу губной помадой свой черно-красный цвет, и теперь самое главное: примеряю платье, что подарил мне Томми. Оранжевое платье с широким декольтированным вырезом, рифленой оборкой и открытой спиной. Красивая оранжевая ткань чуть выше колен. Платье полностью подчеркивает черный цвет моих волос и бледность кожи, превращая меня в дорогое кольцо с бриллиантом. Оправа ничто! Оно только образ, ворота к основному сокровищу.
Я выхожу из комнаты, и мистер Браун снимает мой дебют на камеру.
– Ты прелестна моя королева, – говорит он, и наклоняясь, целует мне запястье, – я ждал только тебя! Наши детишки уже внизу…
– Мы выйдем как истинные аристократы…
– Сегодня обещают самый оригинальный вечер!
– Это точно, – обещаю я, и мы идем под руку к лифту. Ну да, я оставила весь свой позор шакалам на съеденье. Мое лицо украшает улыбка и самодовольство. ФАЛЬШИВОЕ КОНЕЧНО!
Мы спускаемся на лифте, и через несколько минут мы в огромном зале, увенчанном длинным подиумом. Все почти готово, и все места заняты. Где-то там есть наши стулья. Много людей, много блестящих глаз и много знакомых лиц. Это не важно, сколько известных людей пришло именно сюда. Хоть я и ищу глазами Киану, хоть меня и растворяет всю в том позоре, который я испытала. Я была нага пред ней, теперь она знает правду, и теперь все испорчено окончательно. Бедная Люси, она еще не знает…
Девиз «Сезонов Моды 2005» – ДОЛОЙ ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ! Пришла пора приталенной и женственной одежды. Больше романтики в глазах, пастельные тона. Брюнетки не актуальны. РАСПРАЩАЙТЕСЬ С ЧЕРНЫМ ЦВЕТОМ – пора светлых и радостных тонов.
– Томми, мы больше не одна команда! – говорю я, пока проходим к нашим местам. Будто это открытие его расстроило.
– Ты слишком много думаешь Яни, – отвечает Томми, – и ты слишком умна, как для женщины. Похоже, это мешает тебе жить!
– Что будет с нами дальше!
– Это основная интрига!
– А ты сам хоть что-то знаешь???
– НЕТ, и в этом вся суть! Вон наши детки…
Мы садимся на наши месте, но меня отворачивает и от Люси и от Эша! Похоже, я начинаю их ненавидеть. Не знаю за что, и не знаю зачем.
– Где твоя крашеная сука? – спрашиваю я у Эшли.
– Тебя это так волнует? Она во втором показе… Она сказала, что ты милая женщина!
– Так ты с ней еще не переспал? – ядовито интересуюсь я.
– Хватит Яни, это уже не смешно! – говорит Эш.
Я абстрагируюсь от всего: показ уже идет, и в полутьме зала по подиуму шагают эти цапли. Световая иллюминация – вспышки камер, щелчки затворов – уже к вечеру снимки окажутся в модных глянцевых журналах и на страницах Интернет, хоровод популярных мелодий подобранных для каждого модельера в отдельности. Ретро электроника – Yello, более культовые Depeche Mode, что-то еще, за чем я не следила в детстве – каждая мелодия, каждый звук гармонирует с цветом и моделями, без этого не получится магии подиума.
Смелые хлопковые сорочки, не прикрывающие грудь – предпочитаемый цвет белый – авторская находка Карла Лагерфельда. Его модели как ходячие вешалки доносят до зрителей красоту покроя. Юбки чуть выше колен, украшенные стразами и бисером, в дополнении широкие ремни на бедрах, виляние задом, отмороженный взгляд. Пять шагов и весь подиум пройден. Еще пять и ты уже в гардеробной в спешке напяливаешь новую модель одежды. Полумужские блейзеры с одиночными пуговицами – топ-модели раскрашенные в немыслимые цвета. Фиолетовый контрастирует с белым, удобство шелка и хлопка вытесняет искусственные полимерные ткани. Слишком много моделей за одну минуту просмотра.
ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ И В САМОМ ДЕЛЕ СДЕЛАЛИ ЦВЕТОМ АУТСАЙДЕРОВ.
Я встаю с места.
– Ты куда? – спрашивает Томми, одним глазом наблюдая в окошко камеры. ДЛЯ СПРАВКИ: он снимает весь показ без остановки.
– Мне нужно в туалет – подай, пожалуйста, мою сумочку.
Меня мучает расстройство. Я поднимаюсь на лифте в наш номер, перерываю дорожную сумку Эша и достаю его Глок. Пистолет он не взял с собой! Охрана с детекторами проверяла каждого, кто проходил в зал. Черная ручка детектора, так гармонирует с моим оранжевым платьем, что я ума не приложу, кто сказал, что черный цвет отстой.
Я ВСЕГДА БЫЛА БРЮНЕТКОЙ, даже когда красила волосы белым…
Кокаиновая дурь.
Роюсь в тумбочке Томми и прячу ключи от Крайслера в свою сумочку. Достаю пачки стодолларовых банкнот. Около ста тысяч долларов – цена почек Марка, как раз то, что принадлежит мне по праву, и тоже прячу. Я что-то задумала. Мой взбудораженный кокаином мозг пишет сценарий сегодняшнего вечера. Униженный эротический позор. Люси видит меня впервые возбужденной, она чувствует мое тепло, но не променяет плоть мужчины на мои ласки. НО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, КТО ПОЙМЕТ ЖЕНЩИНУ ЛУЧШЕ ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЫ???
Бегу обратно… лифт тянется так медленно… но меня несет в другую сторону. Иду за кулисы, где моделей готовят к показу. Огромная спешка, они бегают в нижнем белье и становятся в очередь за эксклюзивным нарядом. Их одевают, поправляют макияж и через проход выпускают на подиум. Ну да, здесь работает целая команда. Я уже там среди этих моделей, и я даже ума не приложу, чем эти девицы отличаются от меня.
– Почему вы не переоделись? – меня хватают за локоть и тянут к вешалкам. Я на ходу рассматриваю пожилую женщину в строгом темно-синем костюме. Волосы спрятаны в заколку. Никакого лишнего цвета, проникновенный не выделяющийся макияж. – Что у вас на голове?
С меня стаскиваю платье, подаренное Томми, и надевают длинное по щиколотку карамельно-молочное вечернее платье, блестящее, с открытым вырезом.
– Почему вы в лифчике – снимите его немедленно! – говорит женщина, и уже при надетом платье расстегивает замок моего гардероба.
– У меня выпадет грудь! – говорю я.
– До вашей груди никому нет дела! Где вы взялись на мою голову? Из какого вы агентства!
Я не успеваю проговорить, ей что-то передают по встроенному в уху передатчику, и она тащит меня с остальными переодетыми моделями к выходу. Почти самой первой стоит та самая модель, которая мне обязана своей репутацией, и с которой Эш познакомился, черт знает где. Высокая девка, которую я обнимала. Голубой наряд на ней. Молочный на мне. Я так и не отпустила сумочку. НАЧАЛОСЬ! Она пошла на сцену, заработали затворы камер, вспышки озаряют подиум, музыка выбивает ритм, мелодия подчеркивает красоту. До этой суки три модели впереди меня. Пошла вторая, а там и там тянется и третья, но я отталкиваю ее в сторону и выхожу на подиум.
Сотни пар глаз смотрят на меня, а я не знаю, как правильно идти – прижимаю как дура сумочку, оглядываюсь по сторонам и мое сердце учащенно бьется. Музыка не спасает, и я еще бы нюхнула «коки». Я иду как корявая гусыня, и совсем не преподношу достоинства платья, мне кажется, сейчас моя грудь выскачет из дорогого куска материи. Но я вижу взгляд Томми – он не удивлен, камера видит меня тоже, улыбка Эша пропадает, когда его подружка-модель возвращается обратно. Люси потеряла дар речи. А САМОЕ ГЛАВНОЕ, ЧТО Я БОЛЬШЕ НЕ СДЕЛАЛА НИ ОДНОГО ШАГА! Что-то происходит в зале, топ-модель идущая сзади обходит меня стороной, а я лезу в сумочку за пистолетом. Когда я вижу, что этого не избежать я направляю пистолет на модель – возможно, ничего не значащую для Эша, что в принципе и не важно – и готовлюсь нажать на курок. Зрители думают, что это шоу, пикантная изюминка «Сезонов Мод», но трое моих попутчиков знают, чем это закончится.
Когда блондинка видит это и кричит, хоть ее крик и теряется в музыке, я уже нажимаю курок, и вспышка сравнимая с фотоаппаратной предваряет ее маленькую-никому-не-нужную-смерть. Ее голубое платье превращается в новую дизайнерскую находку – большое ярко красное пятно на груди и тысячи маленьких брызг по всему объему платья. Она слетает с подиума, туфли летят в противоположную сторону, ее белый актуальный цвет волос теперь цвет смерти, а мою модельную внешность, заключенную в карамалено-молочное платье снимают все фотографы этого вечера.
– Проклятые янки подняли цены на нефть!
Я прыгаю с подиума, расталкиваю обезумевших от происходящего людей, и метусь к выходу. И тут и впрямь начинается перестрелка. Охрана, в темноте и вспышках иллюминации не может ничего понять, и палит во все светлые платья на этом вечере. Мне кажется, что пухлые губки Анжелины Джоули кричать что-то предсмертное, она в похожем платье как у меня, у нее волосы светлее моих, но она кажется мертва. Если это она кончено! Я вижу Киану, который понимает, что познакомился с маньячкой. Наконец-то включается свет, но уже через секунду я на улице. Холодный вечерний воздух бодрит меня, я нахожу в хламе бесполезных машин наш старый-добрый Крайслер, и сматываюсь к черту из «Мандарин-плаза». Полицейские видят, что что-то происходит.
– Мисс, вам нельзя за руль! – голова копа просовывается в открытое окно машины, но я направляю Глок, и он делает выстрел. Меня орошает чем-то теплым и красным. Запах пороха в салоне. Тело отлетает на другую машину, размякшее от смерти, а моя нога до самого пола вдавливает педаль газа. Затвор отъехал назад, обойма пуста, у меня текут слезы, я говорю бредятину непонятную себе самой и выбрасываю пушку в открытое окно. Ну да, там мои отпечатки.
Где-то сзади палят охранники, но я уже далеко, и только сейчас понимаю, что моя поездка, это мое личное одиночество. Репортеры снимают мой побег, фотографы делают новые снимки, сто процентов с номером моего Крайслера, а обезумевшие от смерти модели вытирают растекшуюся по лицу косметику.
Глупая модель мертва, хоть я и не знаю за что! Наркотики диктуют свою модель поведения…
Томми, Люси и Эш навсегда останутся в «Мандарин-плаза».
Теперь мое лицо узнает весь мир хоть стрелки часов, и остановились на начале одиннадцатого!
У МЕНЯ БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ С НАРКОТИКАМИ! И все это вышло давно из-под контроля.
В ГЛУБИНЕ ВСЕЛЕНСКИХ ВОД.
«Может быть мужчина и сильнее, но женщина более совершенна. Это второе изобретение Бога, более доработанное более уравновешенное в душевных переживаниях и свойствах. Только она способна выжить, когда мужчина будет готов сломаться, только она найдет ответ, где мужчина потеряет всякую надежду на разгадку, только женщина сможет хранить верность самой себе, потому что она старше мужчины и в ней намного большее что есть от Бога, и значит, она более эгоистична! Ведь Бог эгоистичен! И самое главное женщина, имеет свойство совершенствовать себя в любой конкретной ситуации!» Я слышу, как двое мудрецов сидя на камне около дороги рассуждают на занимательные темы. Старые заплатанные одежды, сандалии, грязные от дорожной пыли лица, и выгоревшие от солнца волосы.
ЭТИ СЛОВА, ГОВОРИЛ МНЕ САТАНА, УПИВАЯСЬ СВОЕЙ ПОБЕДОЙ НАД БОГОМ!
Я достаю из колодца воду, чтобы напиться и слушаю их разговор дальше! Я так устала от всего, но возможно мой путь не закончен, хотя я и считала, что моя история подошла к концу.
«Говорят Ной, строит огромный ковчег, который поместит всех животных и его семью, и который спасет от наступающего наводнения!» «Наводнения не будет! Реки пересыхают, а богу нет до нас дела!» «Ной еженощно молится, и достраивает огромную посудину!» «Это не имеет значения, я не верю в это!» «В землях иудейских никогда не было дождя…»
Я вмешиваюсь в их беседу и спрашиваю:
– ВЫ не видели Адама? – и подробно описываю своего мужчину.
– Мы никогда не слышали про такого! – отвечают они в один голос.
– Это ваш праотец, ублюдки! – кричу я.
– А-а-а-а… эти сказочки о сотворении мира… еще одна сумасшедшая!
– Но вы говорили о Боге, – я почти на коленях. Адам пропал, после убийства нашего сына, и я не знаю где искать его.
– Бог, обезьяны, инопланетяне – какая разница, откуда мы появились – это лишь слова для описания явлений.
– Меня зовут Ева, я ищу своего мужа! – повторяю я.
– Отправляйся в Гоморру психованная – тебе там самое место, и не мешай умным людям общаться!
Я отхожу в сторону и пью из кувшина воду. Я сильно болею, и никак не могу утолить жажду, я оторвана от своего мужа и высыхаю как растение без корня. Это и есть Твое проклятие Альфа? Быть привязанной к мужчине? Ты больше ни разу не появился передо мной, и не навел указующий перст свой, на то место где находится Адам, я перерыла все земли созданные Тобой, но не нашла опровержения или доказательства смерти Адама. Я сердцем чувствую, что он жив!
Мое отражение в воде показывает мне всю правду – я постарела, мое лицо изрыли глубокие морщины, и мой голос стал похож на звук несмазанных петель. У меня болят суставы, но я продолжаю перерывать землю. Я ищу своего Адама. Мы созданы вместе, вместе мы и умрем.
Возможно, мой путь и продолжится в Гоморре, одном из городов, где возможно есть хоть какая-то надежда найти Адама. Я иду, и стоически выдерживаю все испытания возложенные на мои плечи. По дороге мне попадаются слишком много покойников. Иссушенные ветром и солеными бризами Средиземного моря похожие на мумии мужчины и женщины, лежат на обочинах не тронутые шакалами. Останки мулов и детей. Маленькие черепа, маленькие ножки, чьи-то детки, отправившиеся в долгий-бесконечный-путь в город развлечений Гоморру, но не дошедшие туда.
Мне встречаются торговцы тканями – их верблюды загружены товаром, они идут из города, но они тоже не видели Адама. Я сто пятьдесят лет ищу своего мужа! Я сто пятьдесят лет верна ему, но история потом умолчит об этом. Кто-то передает истину Сатаны из уст в уста, а кто-то верит, что во всех злоключениях мира виновата только женщина!
Через три дня я брожу по улицам города, и всматриваюсь в лица прохожих. Нет, нет нигде Адама, и нет ничего похожего на него. Улочки, такие узкие, что двоим, бывает невозможно развернуться! Торговцы продают всякий мусор, мне тычут под нос фрукты и предлагают попробовать, одевают меня в персидские наряды, но у меня нет денег, и мне не хочется одеваться во всю эту красоту. Я все спрашиваю об Адаме, но никто не видел такого человека.
Через неделю, я обессиленная бесконечными поисками мужа нахожусь на постоялом дворе, и узнаю новую историю. Завтра случится потоп, и весь мир уйдет под воду! Это произнес на горе Ной, но его слова пропали втуне, и народ смеялся над ним. Он повторил еще раз угрозу бога, но и в этот раз народ разбрелся по городу в поисках развлечений. Вавилонские блудницы, ароматный гашиш, молоденькие мальчики, чародейство и астрология – все это намного привлекательнее несуществующего бога, которого видели двое. Второго я так и не смогла найти.
На следующее утро погода портится окончательно, небо приобретает багровый окрас, дождь льет не переставая и высохшие дороги превращаются в болотные полосы. Людям нет до этого дела, многие еще не проснулись, кто-то еще под впечатлением эйфории, а я уже бегу к ковчегу, зная, что это единственное, что меня спасет.
АДАМ ТОЖЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ В КОВЧЕГЕ, ВЕДЬ ОН ДИТЯ БОГА, ОН НЕ МОЖЕТ УМЕРЕТЬ ТАК БАНАЛЬНО!
Что-то похожее на дом, залитый со всех сторон смолой, стоит на возвышении горы. Животные входят по помосту на ковчег, а старик что-то записывает на пергаменте. Дождь и ветер вырывают с корнями деревья, облака нависают над землей так низко, что кажется еще немного, и они упадут на меня. Я прикрываюсь накидкой, но ветер треплет мои ткани. Волосы разносит в стороны, мои глаза заплаканы, и я повторяю про себя одно и то же имя: Адам, Адам, Адам, Адам, Адам, Адам…
Животные идут как загипнотизированные, и мне верится, что это сделал ты Альфа, Ты способен и на большее (например, найти Адама), но ты не делаешь этого! Твое величие в делах Твоих!
Я пробираюсь между самкой и самцом Слона, и держусь за хобот слонихи. Внутри уже начинаю искать глазами моего мужа, но кругом только животные. Это похоже на большой хлев, пропахший как хлев и выглядящий как хлев. Животные переживают, а где-то в углу я вижу постаревшую золотистую киску. Я глажу ее шерсть, и понимаю, что Адама здесь нет, иначе это животное было бы уже у ног ее любимого хозяина! Где-то под карнизом сидят, уткнувшись, дети Ноя. Они спят. Так легче переносить длинную дорогу.
Адама нет здесь! Я кричу, я зову его, но вижу, как створки ковчега закрываются, и где-то на линии горизонта стоит ОН. Стоит мой Адам, ветер и дождь превращают его в плохую копию его самого, но это АДАМ! Сгорбленный старик придерживающий свою стать длинной палкой, его волосы посеребрила старость, я с трудом узнаю его, но это он. Наша кровь, наша общая божественная кровь влечет друг к другу. Я уверена в этом. Я несусь обратно и в последнюю минуту успеваю проскочить в щель. Ною нет дела до грешников, он так погряз в своем Боге, что не замечает божественного рядом с собой.
– Адам!
Я, сбивая ноги, бегу к нему, мои глаза застилают слезы, но он не спешит соединиться со мной в объятиях. Он постарел, но для меня это не имеет значения, я так люблю этого мужчину. Он стоит как соляной столб и не двигается.
– Адам!
Сзади него огромная волна высотой с вавилонскую башню, раскрывшая свой капюшон как кобра несется раздавить Адама.
– Адам!
– ЕВА, ИСТОРИЯ ПЕРВЫХ СЧАСТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ ПОДОШЛА К КОНЦУ! – Его слова сквозь штормовой ветер и ледяные капли дождя доходят до меня. До него, до самого дорогого, что есть у меня, остается совсем немного.
– Адам, мы еще можем успеть попасть на ковчег!
– Это не важно Ева, больше не важно!
– Я виновата, я лишь хотела научить тебя любить и не быть куклой господа!
– Я знаю Ева!
– Я хотела, чтобы мы были счастливы!
– Я знаю Ева!
– Я продалась Сатане в обмен на нашу свободу, и Альфа проклял нас!
– Это не имеет значения! Ты создала самую первую историю любви, и никто не придумает ничего лучше тебя!
– Нас забудут!
– Да Ева…
«НИКТО НЕ СКАЖЕТ БОЛЬШЕГО ЛЮДЯМ, ЧЕМ ТЫ САМА СКАЗАЛА О НАС» Последнее, что нам остается это обняться, и Адам впервые за сто пятьдесят лет, что я хранила ему верность, целует меня, как не целовал никогда. И в жизни и смерти, мы самые первые люди научившиеся любить!
Да какая теперь к черту разница! Мы видим, как огромная волна накрывает нас…
И если это конец, то это самая глупая история на свете!!!!!!!!!!
В РАДОСТИ МАЛЕНЬКОГО РАБА
Твой взгляд прикован к репродукции «Тайной вечери»[17], твои волосы острижены, так коротко, что ты становишься, похожа на мальчишку, и ты снова в приюте! Да маленькая Яни, это снова приют, приют для трудных детей и сирот. Ты помнишь, как это было месяц назад?
«Голова Тревиса валяется на полу, и черви, учуяв запах свежей мертвой плоти, переползают из кухни. Ружье в твоих руках так тяжело, но отвращение, вызванное этими тварями, делает тебя такой сильной. Ты вскакиваешь с пола, перепрыгиваешь мертвое обезглавленное выстрелом ружья тело и бежишь на кухню. В склепе некогда бывшем спальней теперь два трупа – матери и сына. Ты плачешь и зовешь на помощь, пыль, поднятая сотрясением воздуха, гуляет в квартире; мотыльки, моль и мухи трещат под потолком, и что-то даже падает тебе в волосы. Ты брезгливо бросаешь ружье и начинаешь ногтями вычесывать что-то, что шевелится в твоих черных как смоль локонах. Маленькая девочка в квартире объятой смертью. Ружье на полу, ты забегаешь на кухню и открываешь настежь окно. Кричишь «Помогите кто-нибудь!» но, кажется, весь город как будто вымер. До этого ты не замечаешь белый комок шевелящегося существа, что лежит на полу, но скользкий, бурлящий звук заставляет тебя опустить голову. Что-то покрытое червями. Большое, как три булки хлеба. ТЫ топаешь ногой рядом, и черви-трупоеды расползаются в стороны, оставляя недоеденное существо. Толстый, бывший рыжий кот, сдобренный некогда порциями «Вискас» это то, что ты представляешь. Изъеденный, с клоками выгоревшей рыжей шерсти, переваренный ферментами червей скелет. Ты никогда не видела такого раньше Яни? Ты заливисто кричишь и выбегаешь прочь из кухни. В голове все еще сгнившая в посуде еда, мертвый кот в углу, и пустынная улица за окном кухни.
НО РАЗВЕ ЭТО СОН???
Тревис говорил что-то о деньгах, о нескольких тысячах. Они тебе так нужны, потому что у тебя слишком длинная дорога, слишком длинное путешествие до последнего дня взросления. И тебе кажется, что архангел-смерти-Габриель будет преследовать тебя до скончания твоих дней. ТЫ перерываешь ящички с трухлявой от времени одеждой, роешься в грязном белье, заглядываешь в пыльные кофейные наборы стоящие в баре, но ты не находишь денег. Страх отходит на задний план, бешенство становится впереди, и ты поднимаешь отстреленную голову Тревиса и кричишь в его мертвые уши: «КУДА ТЫ ДЕЛ ДЕНЬГИ, ЧЕРНОКОЖИЙ ХРЕН???». Его губы и в самом деле шевелятся или это твои детские фантазии??? Голова летит обратно к стене, ты вытираешь руки от крови о кофту и обыскиваешь безголовое тело мертвого негра. Роешься в карманах брюк, запускаешь руку во внутренний карман куртки и достаешь пачку долларов. Этого хватит на билет в Мексику!
С деньгами ты идешь к выходу из этой западни, и последнее что ты видишь, пока не потеряла сознание от сегодняшних переживаний, это тройка полицейских которые выбивают дверь и кидают гранату со слезоточивым газом в квартиру. Маленькая Яни с деньгами сначала падает на колени, потом что-то твердит о несчастном случае, а потом ударяется лбом об пол. Выключается детское сознание, фрагментами появляются обрывки чего-то вполне осязаемого: теплые гладкие руки медицинской сестры вводит тебе успокоительное… «я не специально!»… бедный ребенок, такой исхудавший, он был заперт здесь… тело женщины пролежало здесь около месяца… ТЫ ВЫРЫВАЕШЬСЯ МАЛЕНЬКАЯ ЯНИ… «…архангел Габриель отравил меня своим любовным соком – я стала убийцей!!!»… копы обреченно крутят головой и запаковывают останки мистера Борге, да, того самого Тревиса Борге в черный пластиковый мешок. Прах к праху, кожа к пластику, кровь к формальдегидам. Вечное царство неба, и холодные мучения преисподней.
Ты в карете скорой помощи, и тебя рвет на белоснежный фартук медсестры. «Я видела червей, и черви ели мертвых…» «Как тебя зовут?» спрашивает медсестра, и вытирает бинтами твои желудочные извержения. «ЯНИ!» «Где ты живешь?» «Я не помню!» «Где твои родители?» «Они мертвы!» «Откуда ты приехала?» «Я сбежала из приюта!» Тебе вкололи сыворотку правды, что треплешься как дура?
В окне машины ты видишь проносящиеся мимо деревья, вы проезжаете какой-то парк, мост соединяющий что-то похожее на реку, а потом наступает урбанистическое царство города. Дома, дома, дома, дома… Небоскребы, фешенебельные рестораны и гостиницы, лоточники продающие свежую прессу, что сокрыты в тени гигантов, пожарные гидранты, на каждом повороте, мигающий глаз светофора. Все это так знакомо, но в то же время такое чужое!
– Это Мемфис? – спрашиваешь ты. – Куда вы меня везете?
– Ты побудешь в приюте святого Патрика, до тех пор, пока полиция не выяснит о тебе все! – говорит медсестра.
Вы едете еще слишком долго, и уже за чертой города ты понимаешь, что этот штат малонаселен. Чувствуешь запах Тихого океана, вкус пшенной каши и цветущих полей васильков. «Это штат Орегон, лучшее место, где дети находят свою потерянную тень несостоявшегося детства!» говорит медсестра.
– Ну да, приют святого Патрика, – говоришь ты и снова блюешь, но уже на пол машины.
– Тебе противопоказаны успокоительные?
– Черт его знает! – говоришь ты и засыпаешь»
Твой взгляд прикован к репродукции «Тайной вечери» и в этом нет ничего удивительного. Это лекторий – место, где ты находишься – огромное помещение с тремя рядами длинных парт, за которыми сидят такие же дети вроде тебя. Сейчас у всех часы свободного досуга, и ты шляешься по приюту, никому не нужная маленькая Яни!!! Тебе очень нравится эта картина. Человек в центре в белой накидке с длинными волосами и аккуратной бородкой. ТЫ помнишь этого человека, что протягивает свою руку, и будто указывает на кого-то. Кажется Иисус. Добряк, который всех простил и умер на кресте. Бог, которому учат в приюте. Ты здесь второй день, но ни слова о Библии! В стекле картины ты рассматриваешь себя – твои черные кудри просто насмешка, мальчишеская стрижка не более. Твои выразительные карие глаза, издевательство – от лекарств они воспалились и стали похожи на сетку от москитов – треснутые капилляры на всей площади белка. Ты так напряжена, что это сказывается и на глазах. Худенькая от недоедания, и дерганая от малого количества сна. Вчера ты впервые выспалась: надоело бояться, что архангел Габриель вновь придет к тебе.
– Ты новенькая? Почему такая молчунья? – говорит голос за спиной, и ты оборачиваешься. Перед тобой стоит мальчишка в светлой рубашке, остриженный почти наголо, немногим выше тебя. – Меня зовут Кристиан! А как тебя зовут?
– Яни, – отвечаешь ты.
– Тебя привезли вчера? Говорят, ты сильно сопротивлялась, и тебе вкололи «сыворотку сна»! – ты осматриваешь его с головы до ног. Худой, руки зажаты в замок, но он ни капли тебя не боится и ему интересно смотреть на плод изуверства падшего ангела. – Ну да, я знаю, как тебя зовут! Нам рассказали твою историю, и ты можешь положиться на меня! Я НИКОМУ НЕ ДАМ ТЕБЯ ОБИДЕТЬ! Настоятели думают, что это их приют, на самом деле то МОЙ мир!
– Вы уже знаете обо мне правду?
– Да, если бы твой отец попал к нам в приют, я бы скормил его своим демонам!
– У тебя больная фантазия! – отвечаешь ты.
– Ничуть не больней чем у тебя! – парирует Кристиан и берет тебя под руку. – Идем, я покажу тебе приют святого Патрика изнутри.
Вы выходите из лектория. Длинный каменный коридор впереди. Высокие электрические светильники, стилизованные под кованое железо освящают тускло и уныло, мощные деревянные двери уходят в покои остальных сирот. Спуск по крутой лестнице вниз на один этаж. Да, в приюте всего два этажа. Первый этаж находится на открытом воздухе, все, что ограждает его от улицы это невысокий в половину твоего роста каменный забор. Чуть впереди небольшая площадка, где стоят столы и стулья – своего рода место для уличных игр и отдыха. ВЫ идете дальше, и Кристиан рассказывает тебе все больше и больше. Перед тобой Яни, открывается вид на высокую башню, находящуюся на улице: каменная часовня с остроносой крышей, маленьким воздухозаборным окошком и массивной круглой дверью, похожей больше на зашитую деревом нору крота. «Там иногда происходят странные вещи, но об этом ты узнаешь как-нибудь позже» говорит Кристиан. Здесь плодовые сады прямо за огромным фасадом приюта. Зеленая роща с яблонями, грушевыми деревьями и вишнями. Хорошее место, чтобы забыть о прошлом.
– Ты пропустила уроки с утра, – говорит Кристиан и присаживается прямо на газон за приютом. Над ним нависают ветви деревьев, закрывая его от солнца, и он ложится на землю покрытый весь маленькими тонкими тенями. – Хотя в этом нет ничего удивительного, ты пережила большие потери!
– Мне жаль мистера Борге! – говоришь ты и присаживаешься рядом.
– Ах да, – улыбается Кристиан, – если это правда, то мне самое время бояться тебя!
– Прошлое – мучительная штука! – констатирует маленькая Яни.
– Это как раз то место, где прошлое больше не играет никакой роли!
– У меня ведь больше нет родителей!
– Знаешь, у меня тоже нет родителей, но это не повод превращать жизнь в кошмар. Мне пятнадцать, через три года, когда наступит совершеннолетие, мне выплатят первое пособие и отпустят в свободное плавание. Я устроюсь на завод помощником мастера, попаду на рыбацкое судно юнгой, стану президентом страны – возможно даже все это будет неважно.
– Я хочу тишины!
– Приют святого Патрика содержит в своих стенах тридцать пять бездомных, брошенных изнасилованных судьбой детей. Думаешь, каждый здесь хочет чего-то другого? И знаешь, в чем самое большое счастье, что ты здесь? ЭТО ТО, ЧТО ТЫ ТЕПЕРЬ САМА СЕБЕ ХОЗЯЙКА! Настоятели лишь не допускают тебя к пропасти, позволяя самой выбирать правильный путь воспитания.
– Какой пропасти?
– Это метафора! У тебя архангел Габриель, а у меня – пустая комната, в которой всегда ночь! Я БОЮСЬ ТЕМНОТЫ, но родителям не было до этого дела, и я мог днями сидеть в чулане, пока родители не соизволят меня оттуда выпустить. Ты должна молиться господу, за то, что Катрин привезла тебя именно сюда, а не в другой приют.
– Катрин?
– Да, она настоятельница, но мы очень редко называем ее матушкой! Она порождение Бога! Ангел в белом халате! Тебе многое предстоит пережить…
– Что мне нужно сделать? – спрашивает маленькая-похожая-на-мальчика-Яни.
– Для начала познакомится с моими друзьями, и запомнить, что не все в приюте такие добренькие вроде меня…
СЕТИ АДАМА