ГЛАВА 20. ЗОМБИЛЭНД
(Переводчик:Галя Бирзул; Редактор:Дарья Галкина)
У меня не было времени, чтобы думать. Я врываюсь в дверь и иду к нему, зная, что в любую секунду Кокабел, Семъйяза и черт знает кто еще может следовать за нами и болезненно осознавая, что я пообещала Семъйязе, что не буду говорить с кем-то кроме Анжелы, но мне плевать.
Он мой брат. В этот момент мне пришло в голову, что может быть моя цель отправиться в ад была, в конце концов, не из-за Анжелы.
Может, я должна была спасти Джеффри.
Он смотрит на меня, когда я подхожу, затем хмурится.
— Клара, что ты здесь делаешь?
Думаю, не стоило ожидать, что он будет рад видеть меня.
Нет времени даже для короткого разговора, нет времени для объяснений. Я замечаю Анжелу и Кристиана на тротуаре, прямо за окном, их рты в ужасе открыты, в осознании того, что я была права.
— Ты должен хоть раз сделать то, что я скажу, — говорю я тихо, осматривая серых людей в ресторане, один человек у стола, но никто не смотрит вверх. Пока. Я хватаю его руку и тяну в сторону двери. — Пошли со мной, Джеффри. Сейчас же.
Он отдергивает руку.
— Ты не можешь показаться здесь и приказывать мне. Это моя работа, Клара. Мой билет на еду. Это отстой, но суть работы в том, что я не могу приходить и уходить, когда захочу. Боссы, как правило, это не одобряют.
Он не знает, где он. Он думает, что это нормальная жизнь. У меня нет времени, чтобы размышлять о том, как удручает то, что мой брат не видит разницы между нормальностью и вечным проклятьем.
— Это не твоя работа, — говорю я, пытаясь сохранить терпение. — Давай же. Пожалуйста.
— Нет, — отвечает он. — Почему я должен тебя слушать? В прошлый раз ты была чертовски груба со мной, и ты кричала на меня, и за все это время ты не вернулась назад, и теперь ты ожидаешь, что я …
— Я не знала, что ты был здесь, — прерываю я. — Если бы знала, пришла бы быстрее.
— О чем ты говоришь? — он бросает кухонное полотенце на соседний столик и смотрит на меня. — Ты сошла с ума?
Ох, я собираюсь.
Барьер, который я создала между мной и эмоциями этих людей разъедается, и тихий шепот проникает внутрь.
«Это не ее дело».
«Я ненавижу его. Я заслуживаю лучшего».
«Изменил. Он изменил мне».
Я яростно моргаю и стараюсь очистить голову, сконцентрироваться на Джеффри, как вдруг —
«Что она здесь делает?»
Ох, дерьмо. Я смотрю за плечо Джеффри, и вижу Люси, стоящую в дверном проеме; выражение ее лица шокированное от того, что она видит меня.
— Ты… Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, когда подходит; ее глаза полны ярости, но она контролирует голос. Она скользит своей рукой в руку Джеффри. Видеть ее снова, заставляет воспоминания той ночи в «Розовой Подвеске» мчатся назад: огненный шар, который она запустила в нас, ее пронзительный вопль, когда Кристиан сразил Оливию, то, что она пообещала после. «Клянусь, я убью тебя, Клара Гарднер. И проверю, чтобы сначала ты страдала».
— Отпусти его, — говорю я вполголоса.
Неожиданно Кристиан уже около меня, смотрит на Люси свирепым взглядом, который умоляет ее атаковать нас, будто он напоминает ей, что он убил ее сестру, и что у него может быть сияющий меч с ее именем. Что заставляет меня задуматься, работает ли в аду сияющий меч.
Я очень-очень надеюсь, что они работают.
Люси молча смотрит на меня, ее хватка на руке моего брата усиливается, я чувствую ее ненависть ко мне, но так же и ее страх. Она хочет сделать мне больно, разорвать меня на две части своим лезвием, отомстить за сестру, чтобы заслужить уважение своего отца, но она боится меня. Боится Кристиана. Глубоко внутри, она трусиха.
— Мы уходим, — говорит Кристиан. — Сейчас.
— Я не собираюсь идти с вами, — отвечает Джеффри.
— Заткнись, — огрызаюсь я. — Я вытащу тебя отсюда.
— Нет, — говорит Люси, ее голос намного спокойнее, чем я могу чувствовать то, что таится в ней.
— Ты не вытащишь его. — Она сладко улыбается Джеффри. — Я могу все это объяснить, малыш, обещаю, но сначала, я должна кое с чем разобраться. Ты останешься здесь, ладно? Я должна отойти на минуту, но я вернусь. Хорошо?
— Хорошо… — соглашается Джеффри, хмурясь. Он запутался, но он доверяет ей.
Она наклоняется и мягко целует его в губы, и он расслабляется. Затем она отпускает его, что шокирует меня, ведь она освобождает его без боя. Я готовлю себя к внезапной атаке в грудь, но она проходит мимо меня, не смотря в мою сторону. Потом я чувствую, что она намерена делать. Она идет в клуб, в трех кварталах отсюда. Чтобы найти своего отца. Обрушить на наши головы целый мир боли. Она надеется, что Азаэль разорвет нас всех: меня, Кристиана и Анжелу на крошечные груды золы. Когда она вне поля зрения, я поворачиваюсь к Джеффри, который вернулся к протиранию стола.
— Джеффри. Джеффри! Посмотри на меня. Слушай. Мы в аду. Мы должны идти, сейчас, так что мы сможем сесть на поезд, чтобы выбраться отсюда.
Он качает головой.
— Я сказал тебе, я должен работать. Я не могу уйти.
Он переходит к другому пустому столу и начинает складывать тарелки.
— Это не место, где ты работаешь, — говорю я, стараясь сдерживать свой голос. — Это ад. Преисподняя. Подземный мир. Он выглядит как пиццерия, но это не она. Это лишь отражение земли. Это ненастоящая пицца, видишь? — я пересекаю стол и хватаю кусок пиццы с тарелки, держа его перед лицом Джеффри. Она как кусок сырого картона: серая и аморфная, растворяется в моей руке. — Она ненастоящая. Здесь нет ничего настоящего. Ничего твердого. Это ад.
— Нет такого понятия, как ад, — бормочет он, его взгляд на пицце, смутно обеспокоенный. — Это то, что придумали церковные люди, чтобы пугать нас.
— Это тебе сказала Люси?
Он не отвечает, но я вижу по его глазам, что он начинает сомневаться.
— Я не помню.
— Пошли со мной, и мы сядем на поезд, и все снова станет ясным. Обещаю.
Он сопротивляется, когда я тяну его за руку.
— Люси сказала, что скоро вернется. Она сказала, что все объяснит.
— Нечего объяснять, — говорю я Джеффри. — Все просто. Мы в аду. Нам надо выбираться. Люси — Черное крыло, Джеффри. Она привела тебя сюда.
Он качает головой, его челюсть сжата.
— Нет. Это невозможно.
Кристиан расхаживает у двери, не желая больше ждать. — «Ты должна уйти сейчас».
Я поворачиваюсь к Джеффри.
— Пошли, Джеффри. Поверь мне. Я твоя сестра. Я единственная семья, что у тебя есть. Мы должны держаться вместе. Это то, что говорила нам мама, помнишь? Сделай это сейчас ради меня.
Его серебристые глаза мрачные, и я чувствую за своей разрушающейся стеной, как больно ему от того, что произошло: необъяснимое ведение, его отказ принять его; то, что все всегда касалось меня, и никогда его; папа нас бросил; мама умерла, и оставила его с вопросами без ответов; все превратилось в пепел прямо у него на глазах. Все ушли и никого с ним не осталось, кроме Люси, и он знает, что в ней отсутствует что-то важное, он не знает, его ли это вина, тот ли он человек, которым должен быть, но он не хочет потерять и ее. «Кто я?» — думает он. «Почему я здесь? Почему мне всегда должно быть так больно? Почему никогда, никогда не становится легче?»
И он хочет, чтобы это просто прекратилось.
Он хочет быть мертвым.
— Ох, Джеффри, — выдыхаю я. — Не думай так, — я обнимаю его руками. — Я люблю тебя, я люблю тебя, — повторяю я снова и снова. — И мама любит тебя, и папа любит тебя; мы все безумно тебя любим. Не думай так.
— Мама умерла. Отец ушел. Ты занята, — отвечает он, не меняя интонацию.
— Нет. — Я отстраняюсь и смотрю в его глаза; слезы текут по моему лицу. Я касаюсь рукой его щеки, то, как сделала раньше с Семъйязой, и наполняю его воспоминаниями о маме на горе этим днем, надеясь, что он сможет получить их, фокусируясь на моменте, когда я только сказала ей о Джеффри, как счастлива она была от мысли о нем. Затем я показала ему рай. Мама идет в далеком свете. Его тепло. Покой. Протяженный след любви от нее.
— Разве ты не видишь? Это настоящее, — шепчу я.
Он смотрит на меня, в его глазах блеск слез.
— Пошли домой, — произношу я.
— Хорошо, — он кивает. — Хорошо.
Вздох облегчения покидает меня. Мы идем к двери. Кристиан практически подпрыгивает на ногах, осматриваясь вокруг, будто каждая тень собирается прыгнуть на нас.
— «Там», — произносит он, смотря на запад, на угасающий свет. — «Что-то приближается».
Я хватаю Кристиана за руку, все еще удерживая Джеффри.
— Пошли.
Отчетливый свист поезда, высокий и приятный. Я никогда не слышала более желанного звука в своей жизни. Люди на улице поворачиваются на звук. Он приближается. Он почти здесь. Но теперь мы привлекли внимание проклятых. Раньше я была сконцентрирована на Джеффри, не смотрела на другие потерянные души в пиццерии, но все они смотрели на меня. Даже серые люди на улице медленно поворачиваются к нам, их лица подняты, вместо того, чтобы клонится к земле. Они смотрят прямо на нас, и там, где должны быть их глаза — черные, пустые дыры. Они открывают свои рты, внутри все черное: их зубы черные, их языки, и я осознаю другой шум, как жужжание мух. Смерть.
Кристиан читает молитву себе под нос. Анжела хватает Джеффри за руку.
Один из серых людей поднимает костлявый палец и указывает на нас. Затем еще один и еще.
Потом они начинают двигаться в нашем направлении.
— Бежим! — кричит Анжела, и мы несемся к железнодорожной станции по центру улицы; наши руки ударяются и дрожат, пока мы боремся за то, чтобы держаться друг за друга. Мы можем это сделать. На нужно пройти лишь половину квартала. Мы так близко. Несколько минут до безопасности. Мы можем это сделать. Можем добраться туда. Но мы не сделали и десяти шагов, прежде чем серые люди начали выскакивать на асфальт, чтобы блокировать нам путь. Они легче, чем настоящие люди, их проще отталкивать, быстро протискиваться, но скоро их уже становится больше, сейчас их так много, армия проклятых между нами и станцией. Их пальцы холодные и сырые, как у зомби, их руки рвут мой свитер и затем мои волосы. Анжела пинается, кричит и плачет; Джеффри вырывается из моего захвата. Они вокруг нас, на каждой стороне, стонут, выкрикивают что-то на разных языках, которые я не понимаю, молитва низких, гортанных звуков, крики. Нас разорвут на кусочки, думаю я. Мы умрем прямо здесь.
Но потом они останавливаются, так же неожиданно, как и повернулись к нам. Они отворачиваются, затем снова опускают лица, оставив нас четверых задыхающихся и сгруппировавшихся в маленький пустой круг в центре дороги. Мы в ловушке.
— «Я предупреждал тебя ни с кем не разговаривать», — появляется голос Семъйязы в моей голове, и я чувствую его нетерпение. Страх. Волнение. Он ожидал этого. Он знал, что Джеффри был в аду, и знал, что я заговорю с ним. Знал, что я подведу всех нас.
Я начинаю думать, что он обманул нас.
— «Пожалуйста», — говорю я отчаянно. — «Помоги нам».
— «Сейчас я не могу вам помочь. Вы принадлежите Азаэлю», — и затем Семъйяза пропадает так же быстро, как и появился. Он покинул нас.
Толпа серых людей расступилась, позволяя кому-то пройти. Я еще не могла его видеть, но чувствовала его. Я знаю его. Моя кровь превращается в лед от волны недоброжелательного восторга, которая исходит от этого мужчины, этого ангела, который преодолевает свое чувство печали до того, что охлаждает мои кости, чтобы думать, будто это все, на что он способен. Он могущественный. Он — это ненависть. И он несет образ утопленной женщины, как татуировку на своем сердце.
— Азаэль, — шепчу я.
Я поворачиваюсь к Кристиану. Он грустно мне улыбается, подносит мою руку к своим губам и целует костяшки пальцев. Анжела опускает свою татуированную руку мне на плечо и сжимает его.
— Спасибо за попытку, — произносит она. — То, что ты пыталась, много значит.
— Что случилось? — спрашивает Джеффри.
— С нами покончено, — отвечаю я. — Отсюда нет выхода.
— Ты можешь перенести нас. — Глаза Кристиана встречаются с моими, прожигая надеждой. — Вызови сияние, Клара. Вот оно. Ты была права. Это твоя цель, сейчас. Вызови сияние. Вытащи нас отсюда.
Я тянусь к сиянию, но печаль слишком давит.
— Я не могу, — отвечаю я беспомощно. — Их так много, слишком много печали. Я могу их чувствовать…
— Забудь о них, — он берет мое лицо в ладони. — Забудь Азаэля. Просто будь со мной.
Я смотрю в его теплые зеленые глаза, так близко, что я могу видеть крапинки золота.
— Я люблю тебя, — бормочет он. — Ты можешь это чувствовать? Тебя. Не какую-то судьбу, которая я думал, призвала меня. Тебя. Я с тобой. Моя сила. Моя душа. Мое сердце. Почувствуй это.
И я чувствую. Чувствую его силу, и что более важно, чувствую свою.
Он прав. Я могу сделать это.
Я должно это сделать.
Мой свет взрывается вокруг нас. И я уношу нас прочь.
Свету требуется время, чтобы угаснуть. Я отхожу от Кристиана, мое дыхание неровное. Он мягко убирает прядь волос с моего лица; тыльная сторона его руки задерживается на моей щеке. Он хочет меня поцеловать.
— Вы двое, снимите комнату, — говорит Анжела, убираю руку с моего плеча. Другой рукой она держит Джеффри за ухо. Он почти рассеяно отталкивает ее руку.
Мы выбрались.
Кристиан осматривается.
— Где мы?
Нервное мычание коровы раздается из темноты, и все кроме меня поворачиваются, чтобы посмотреть. Я поднимаю руку и призываю в нее сияние, так они могут увидеть то, что я знаю здесь есть: с одной стороны набор стойл, седла и снаряжение, сельскохозяйственная техника, старый ржавый трактор в дальнем конце, сеновал над нами.
— Мило, — говорит Анжела, уставившись на мой фонарь из сияния. — Я хочу один.
Спотыкаясь, я иду к стене, чтобы включить свет. Мои колени подгибаются, когда я позволяю сиянию погаснуть. Я израсходовала много энергии за последние несколько минут. Я устала.
— Что это? — спрашивает Кристиан, все еще звуча ошеломлённо. — Сарай?
— «Ленивая Собака», — отвечаю я, глядя в грязь, чтобы избежать внезапного понимание в его глазах. — Сарай Эвери.
Анжела разражается смехом.
— Ты перенесла нас в сарай Такера, — произносит она, ее глаза загораются.
— Извини, — шепчу я Кристиану.
— Извини? — повторяет Анжела. — Ты извиняешься? Ты вытащила нас из ада. Ты вернула нас домой. — Она поднимает свою татуированную руку над головой и глубоко вдыхает, будто у этого пахнущего навозом места, где мы приземлились, самый свежий, свободный воздух, который она когда-либо вдыхала.
Джеффри садится на тюк сена, его лицо бледное, он хватается за живот, будто его сейчас вырвет.
— Ты вытащила нас из ада.
— Ты вытащила нас из ада, — повторяет Кристиан с таким гордым убеждением в голосе, что слезы наворачиваются на глаза.
— Я был в аду, — шепчет Джеффри, будто только сейчас это понял. — Вы видели глаза этих людей? Я был в чертовом аду. Как я закончил в аду?
— Где Веб? — вдруг спрашивает Анджела. — Где он?
— Он с Билли. Он в безопасности.
— Я хочу его увидеть. Мы можем пойти увидеть его? Уверена, он даже не узнает меня. Он, вероятно, сейчас выше меня. Где он, ты сказала? Где Веб?
Кристиан и я обмениваемся обеспокоенными взглядами.
— Он с Билли, — снова повторяю я, медленно. — Он все еще малыш, Анжи. Ему не больше трех недель.
Она смотрит на меня, затем на Кристиана.
— Три недели?
— Мы хорошо о нем заботились. С ним все превосходно, Анжи. Я имею в виду, он плачет. Много. Но за исключением этого, он лучший ребенок.
— Но, — она закрывает глаза, поднося дрожащую руку ко рту. Она снова смеется, дико. — Значит, я не пропустила это. Каждый день я думала, что пропустила. Пропустила его жизнь. Все эти годы я думала, — она переводит глаза на меня. — Но ты вернула меня назад.
Я знала, в аду время работает по-другому, но этого не ожидала. Анжелы не было десять дней, когда мы решили отправиться искать ее, но с ее стороны звучит так, что ее не было дольше. Намного дольше.
Она спотыкается, мы с Кристианом ловим ее между нами, отводим к тюку сена, и усаживаем там. Неожиданно она хватает мое запястье, и меня наполняет клубок ее эмоций: изумление, облегчение, гнев, глубокое желание увидеть Веба, держать его и вдыхать это место между его ушками, страх, что оно не будет пахнуть, так как раньше, или что она не будет прежней. Сейчас она сломана, думает, что она сломанная кукла со стеклянными глазами.
— Анджи, все в порядке, — говорю я.
— Спасибо, что пришла, — бормочет она, затем качает головой, откидывая челку с глаз, и серьезно смотрит на меня. — Спасибо тебе, — снова пытается она. — Что пришла за мной. Как вы нашли меня?
— Да, как вы нашли ее? — рокочет голос позади нас. — Это часть, которую я не могу понять.
Анжела поднимает голову. Затем опускает голову на колени и стонет, издавая умирающий, безнадежный звук.
Я оборачиваюсь. Там, в конце сарая, в тени стоит Азаэль. Он выглядит как Семъйяза. Они оба высокие, но это, своего рода, привилегия ангелов, с угольно-черными, блестящими волосами. У этого мужчины они подстрижены, заканчиваются прямо у ушей и немного волнистые, когда у Семъйязы они прямые, но у них те же глубоко посаженные глаза. Также я вижу Анжелу в его лице: римский нос с небольшой горбинкой на переносице и полная нижняя губа. И есть в нем что-то еще, что кажется мне знакомым, но я никак не могу этого понять.
Люси стоит рядом с ним: руки скрещены, выглядит надутой.
Джеффри встаёт.
— Люси? Мистер Уик?
Мистер Уик. Отец Люси. Мужчина, который владеет клубом и тату салоном.
— Привет Джеффри, — говорит Азаэль. Он делает шаг вперед.
Я противостою, вызываю круг сияния вокруг нас. Я так устала. Оно сразу начинает колебаться, но прежде чем пропадает, Кристиан заменяет его своим собственным сиянием. Я вздыхаю с облегчением. По крайней мере, на мгновение, мы в безопасности.
Азаэль останавливается, на его лице раздражение, будто мы совершили нечто невероятно грубое. Сначала он смотрит на Джеффри, который смотрит на него в шоке, то, как вы будете смотреть, если когда-либо столкнетесь с тем, что отец вашей девушки в случайном сарае в другом штате; затем на Анжелу, которая не двигается и не поднимает головы; затем на Кристиана. Затем на меня.
— Не могу поверить, что мы встретились, — произносит он, задержавшись на мне. — Я мистер Уик.
— Ты Азаэль, — отвечаю я. — Ты лидер Наблюдателей, — произношу я ради Джеффри.
— Черное Крыло.
Азаэль поднимает руки в умоляющем жесте.
— Почему надо настаивать на таких ярлыках? Черное, белое, серое, какое это имеет значение? Джеффри, ты меня знаешь. Я был когда-то недобр к тебе?
— Нет, — произносит Джеффри, но он стал выглядеть слабым, запутавшимся.
— Это не имеет значение, — говорю я своему брату. — Добро и зло существует, Джеффри. Они реальны. Этот парень такое же зло, какое они приносят. Ты этого не чувствуешь?
Азаэль смеется, будто идея абсурдна, и Люси присоединяется.
— Давай же, Джеффри, — говорит она. — Возвращайся с нами. Ты не принадлежишь этим людям. Ты принадлежишь мне.
— В аду? — спрашивает он.
Ее глаза сверкают.
— Это был не ад. Это наш альтернативный мир, да, но это не ад. Ты видел кипящую яму с лавой или парня в красном костюме с хвостом и вилами? Это миф, малыш. Что важно, это то, что мы сможем быть вместе. Мы должны быть вместе, верно?
На одну ужасную секунду я думаю, что он собирается сказать «верно», и уйти к ним, и я снова потеряю его, на этот раз навсегда, но потом его челюсть сжимается.
— Нет, — говорит он тихо. — Я не принадлежу тебе.
— Что? — она звучит на самом деле шокированной. — Что ты такое говоришь?
— Он говорит, что думает, что вы двое должны найти других людей, — я насмехаюсь.
— «Достаточно маленьких бесед», — говорю я мысленно Кристиану. — «Давай выбираться отсюда. Я буду чувствовать себя намного лучше, когда мы будем на освященной земле».
— «Ты можешь сделать это?» — спрашивает Кристиан. — «Ты не устала?»
Я устала. Но я достаточно замотивирована, чтобы попробовать черт-возьми-выбраться-отсюда план.
— «Я в порядке».
Кристиан берет меня за руку, и я сразу чувствую себя сильнее. Думаю, я могу это сделать. Кристиан наклоняется и шепчет что-то на ухо Анжеле. Она встает, стараясь не смотреть на Азаэля или Люси, и берет его за руку. Я протягиваю свою руку Джеффри.
— «Пойдемте домой», — говорю я.
— Джеффри, послушай меня, — произносит Люси.
Я начала представлять наш дом в Джексоне: осина на переднем дворе, ветер в соснах, чувство благополучия и тепла, которые я всегда ассоциировала с нашим домом, белки застолбили свою территорию в деревьях, птицы порхают с ветки на ветку. Вот куда я унесу нас. Там мы будем в безопасности. Мы сможем разобраться со всем.
Джеффри берет мою руку, и это заставляет меня чувствовать себя сильнее.
— Пошли, — говорит он.
Из горла Азаэля вырывается злобный звук, но он не может меня остановить, не может коснуться меня, и я закрываю глаза.
Я в двух секундах от того, чтобы выбраться оттуда. В двух секундах. Но затем дверь сарая открывается и заходит Такер. Я знаю, что в минуту, когда я увидела его, мы пропали.