Люцифер
Atrum Dementia, архив 06.10.2012-5.08.13
6.10.2012
Изо дня в день, из года в год я воспеваю свою печаль. Я корчусь в судорогах плача, но наслаждаюсь касанием боли. Я берегу свое безумие - упаси бог стать нормальным! Не покрываю плиткой твердолобости свою болезенную ранимость и обидчивость - пусть снедают меня дотла. Я распускаю свой порок - пусть играет моей верой, пусть нашептывает что-то внутреннему голосу и ведет меня на неизведанные пути. Пускай меня не понимают, пускай! Не дай вам дьявол проникнуться моими мыслями, ибо я предан одиночеству и отомщу вам за смерть возлюбленного жестоко и безжалостно. Я буду ужасаться и проникаться смертью - пусть великодушно делится своим величием, мудростью и спокойствием. Пусть тьма изнутри расправляет свои теневые крылья - я готов к полету в бездну. Я отдаю свою жизнь в жертву интеллекту безумия.
06.10.2012
Иногда, окунувшись во вдохновение, я боюсь посмотреть на себя. Я боюсь своих мыслей - неозвученных, тех, которым я не даю распуститься в сознании. Я многого не высказываю, неимоверное многое скрываю и часто это скрытое разрушает меня изнутри. Я - это паранойя, больные омерзительные образы и кошмары, встающие картинками перед закрытыми глазами; это звуки - жутковатые, непонятные, еле доносящиеся на фоне обыденных звуков вентилятора, холодильника, уличного шума, это внезапно накатывающие болезненные состояния, когда не знаешь, реальна ли твоя боль или это очередное порождение плохо контролируемой фантазии, и, все же, это - жесткий контроль над собой, влияние на себя и умение направлять эмоции на дело. Это смешанные образы идеальных людей из неидеальных знакомых, это внутренняя вера в солипсизм, это реальность осязаемая и существующая, и жестокий конфликт с настоящим миром и настоящими людьми, мешанина из настоящего, придуманного и приснившегося. Это - ад. Это - совершенно неестественное состояние, а естественного и комфортного не существует, потому что постоянно отыскиваешь ошибки и несовершенства, постоянно влияешь на себя установленной когда-то моралью. А вторая твоя часть, неконтролируемая и опасная, протестует против этой диктатуры, и в этой жуткой борьбе ты живешь, стремясь работать, жить и подстраивать себя под образ нормального человека с легкими странностями. Да какой, нахрен, нормальный человек?! Рано или поздно твое бессознательное тебя сожрет, а до тех пор ты обречен молча бороться, изредка отцеживая близким людям неопасные кусочки своих состояний. Но иногда тебя прорывает и ты жаждешь раскрыть кому-то свое порочное "Я", и тогда - берегись, ибо ты вскрываешь перед нормальными людьми свое безумие...
Саундтрек: Dao is dead – Genesis (vol.1)
6.10.2012
Я, дьявол. Смерть, моя жена.
По мотивам Мастера и Маргариты.
Довольно, свет! Я темный, все же.
И пусть печально мне порой,
Давать спокойствие негоже
Тем, кто охвачен болью и войной.
Нет, милый друг, я не бесстрашен!
Я сам своей войны боюсь.
Но мне покой не был бы краше.
Навеки проклят, я борюсь.
Нести надежду, утешенье...
Мне по душе такая роль.
Но поздно. Предан осужденью
Я, отдавшийся в ничто.
Я отнимаю свое счастье!
Я отвергаю свой покой!
И, от рожденья данной властью
Я сам бросаюсь вниз, на дно!
Не бойся - выбор мой осознан!
Не бойся, славный человек!
Признанье мне теперь ничтожно,
И променять комфорт на бездну? Нет!
Я углублюсь в своё безумье,
Предам и истину, и ложь!
Нет, глупость, страхи не прощу я -
Начну бояться - дай мне нож.
Я в нерастраченном смятенье
Кидаюсь вправо, влево...Стой!
- кричишь ты мне. Кричишь: Забвенье
Владеет яростно тобой!
Нет голосов в холодной тени.
Прости, не слышу я тебя.
За солнцем, спрятанном на небе,
Кружится братия моя.
И вопиют себе открыто,
Визжат, пищат...Вот дураки.
Что было раньше - то забыто.
Кричат - друзья, пишу - враги.
Я равнодушен безнадежно.
Клеймлю себя, других и всех.
Я вечно сплю. И только грозно
Порой заглядывает смерть.
Пьем чай, кружимся в мерном вальсе.
Я ей пою и чту стихи...
А ведь порой бывало раньше,
Кричал, беснуясь: "уходи!"
Что ж, с ней теперь сдружился крепко.
Страданье-женщина и боль.
Любить она способна нежно
И страстно, хоть сокрыта тьмой.
Мне жаль её. Ей нет прощенья,
А есть бесстрастие и хлад.
И вот, опять кружишься с кем-то
Танцуя, провожаешь в ад.
Нет, ты не холод. Ты не злоба.
Ты не порок и не судьба.
Как мы, ты есть творенье Бога,
Что забирать обречена.
Мне жаль тебя. Но что же сделать?
Дарю лишь горький поцелуй.
А ты ответишь мне несмело,
Но вновь поникнешь: ухожу.
Но не грусти же. Я ведь странный.
Что всем нельзя - то я творю.
Не знаю, поздно или рано,
Но знай же, смерть, что я вернусь.
Мы будем счастливы, запомни.
Старуха-смерть и сатана.
Под крик мучительных агоний
Тебя не отпущу, любя.
Развратной станешь мне чертовкой
И твою похоть я приму.
Считала ты, мне надо много...
О нет. Не много. Всё возьму.
Кругом гнетутся чьи-то муки,
Я буду счастлив и влюблен.
Целую ледяные руки
Вяжу свободу их кольцом.
Эй, пой со мною, моя ведьма!
Пусть докторов сожрет огонь!
Бал сатаны продлится вечно,
Когда весь мир падет в ничто!
Пусть вопиют в кострах державы,
Пусть инквизиторы горят!
А мы с тобою будем рады.
Я, дьявол. Смерть, моя жена.
Саундтрек: Powerwolf – Lupus Dei
6.10.2012
Люцифер
Я ненавижу эти чертовы стихи!
Пишу всю жизнь, не выразив себя!
Что некрасиво, грубо - ну прости,
Но к дьяволу дурацкие слова!
Я рву все свитки в мелкие клочки,
Кладу и поджигаю - пусть горят.
Быть может, их хотел узнать бы ты,
Но я считаю, это - ерунда.
Я ненавижу рифму и размер,
Как мне с ними от сердца говорить?!
Шестнадцать лет я чертов лицемер,
Что знает лишь внимания просить!
Я сам бы тоже кинулся в огонь,
Устав зимою страстно пламенеть.
Я слышу его просьбу, зов и стон,
Но мне дано судьбой в снегу гореть.
Проклятый человечий сатана,
Что послан был на Землю сеять грех.
Я к черту шлю, но дьявол - это я...
Я темный бог и холод сам и есть.
Что породил - то пожинаю. Боль,
Безумие, упрямство и порок.
И лишь ругаю всех повсюду вновь,
За то, что сотворил я этот рок.
Я - холод, я - жара и я - ничто.
Я в людях жив, чем кормят - то и есть.
Мне плохо, но сам создал это всё.
Теперь моя молитва - это лесть.
Молюсь я сам себе, неправда - зло.
А истину лишь ночью сознаю.
Что мне любовь и счастье? Все одно...
Я сам не ведаю, что силой я творю.
Я - падший. Я был чист, но познал мир.
И знание теперь - моя печаль.
И временами я хочу уйти,
Себя, урода, мне уже не жаль.
Я есть. И только сам себя завел
В тупик и безысходность,.проиграв.
И я не думал, для чего я шел,
Грубил и спорил, бил и убивал.
Теперь - один. Заслуженно, не так,
Как многие страдают от тебя.
Без спросу душу каждого забрал
И этим её отнял у себя.
Зачем ты есть? Убей себя - пусть рай
Безгрешно воссияет на Земле.
Но вынужден свое ты отживать,
Ведь ты был ангел, падший Люцифер...
Саундтрек: E Nomine – Heilig
15.10.2012
Эпиграф:
«Добро побеждает зло. Очень зло.»
Да. Мы не благословлены, а прокляты. Но мы сильней. И мы имеем право насмехаться.
Добро – несуществующий, по сути, термин. Это комплекс мифических понятий,объединяющий под собой мораль, честь и принципы – бессмысленные, жесткие ограничения, единственная цель которых – обуздать «темную» сторону характера. Доброту и милосердие – бережное отношение ко всем, даже к недостойным,. И, разумеется, любовь. Любовь, размалеванную, воспетую, обласканную – самую популярную шлюху в борделе этого мира. Именно шлюху, потому что этим подарком награждается не единичный экземпляр, а все, совершенно все. Для многих посетителей это – единственный стимул жить, надежда, окутанная туманной романтикой, мутный свет где-то вдалеке, ведущий из тьмы, все ещё терпеливо стремящийся показать истину, рассказать смысл жизни. Потому почти никто из этих несчастных не осознает, что подарок-то на самом кучка дерьма в обертке счастья. Обертка создана их же разумом, так как счастья не существует. Счастье – всплеск положительных эмоций. Кратковременный и не несущий глубинного смысла, как и все доброе, естественно. Редкий человек, который все же пришел к осознанию этого факта, нетерпеливо разворачивает конфетку и обнаруживает ка-а-л. Вонючий. Реальный. Как вся жизнь. Логичный, упорядоченный кал, обозначенный…Конечно же, всплеском эмоций. Но к этому также прибавляется работа гормонов. Схема такая. Сначала бунтуют гормоны. Потом мозг энергично ищет экземпляр, подошедший бы под идеал обреченного. Находит. Затем – всплеск эмоций, снова гормоны, глупости. Затем спад гормонов и эмоций на почве удовлетворения инстинкта. Все. Цикл завершен, очередная несчастная любовь и трагедия, господа. Но это ещё не все. Я вам больше скажу. И дружба заключается в этом порочном кругу. Немного по другому сценарию, правда. Все люди слабы. Добро делает их ещё слабее. И на этой почве им невероятно сложно оставаться одним, так как тьма, дождавшись ухода своего смертельного врага, начинает переубеждать подопечного. Кого мягко, глодая его неискушенные нервы, кого обухом – упрямого, верного почитателя света. Долго ведомый бесполезной политикой света, человек слабнет, потому не может спокойно выдержать дискуссию с тьмой и панически бросается на поиски такого же, как он, слабого светлячка, чтобы тот укрепил его бесполезную веру, помог ему и дальше жить своими заблуждениями. Я искренне радуюсь, когда механизм жизни ломается и испытуемый не находит опоры. Тогда ему ничего не остается, кроме как задуматься. Он думает. Свет в нем все боле и боле угасает, просыпается рационализм и логика. В таких идеальных условиях тьма расцветает пышным цветом, врывается в слегка потускневшую душу будущего своего последователя. И тогда его настигает череда сладостных чувств, это черное, жестокое вдохновение, осенявшее каждого темного в самом начале его пути. Безнадежность. Паника. Истерика. Отчаяние. Боль. Злоба. Тогда в нем зарождается непременное условие следования тени – печаль. Мрачная, нескончаемая печаль, тупой болью долбящая душу, пока не вытрясет из неё все искорки света. Любой темный привыкает к ней, как, скажем, к дыханию. Без этого тьму постигнуть нельзя. Только истязая себя худшими чувствами и мыслями, можно добиться того, чтоб пагубное влияние добра отпустило тебя, неохотно отняло ладонь от измученного горла, позволило полузадушенным легким расправиться и наполниться истинной силой.
Вот мы и подошли к основному аспекту, почему люди продают душу дьяволу и отказываются от света. Впрочем, ненароком я уже не раз намекал это в начале повествования. Добро облегчает жизнь человека. Собственно, добро и является тем самым лекарством от боли, сопровождающей существования темного. Но. Истязаемый болью, одиночеством и истиной, темный обретает неведомые ни одному светлому силы. И это является главным преимуществом, ради которого стоит терпеть трудности.
Свет – зомбирование похлеще телевидения и интернета. Он даже рядом с ними не стоял. Это заклание пошло от времен появления человечества и богов. И уже тогда это проявилось в разделении богов на светлых и темных. И доминировали, как и сейчас, светлые боги. Впрочем, не все, поклоняющиеся темным, достойные личности и настоящие почитатели тьмы. Есть трусы, нагрешившие и бегущие к ласке темноты, чтобы не задумываться над совершенным. Это категорически неверно. Над грехами следует думать. Размышлять. Прочувствовать их. Ощутить второй раз холод крови на своих пальцах. Резкий запах в дрожащих ноздрях. Вспомнить напряженную мягкость невинного тела. Услышать истеричные мольбы о пощаде. Задержать в себе волну бешеного гнева, едкой злобы, напитать ядом свое тело. Только тогда ты имеешь право считать себя по-настоящему темным.
Поверьте, путь тьмы требует не только не меньше, но и больше усилий. В тени нет места слабости. Состраданию и милости. Тьма безжалостна, безгранична. Она не допускает ни одного лучика света. Ни единой надежды. Никакой веры. Естественно, здесь нет места друзьям и любви. Однако братства тьмы едино. Едино, потому что все, что нам осталось – единство. Единство укрепляет нашу правоту. И рано или поздно сила победит легкую слабость.
Если ты решишь сбежать, помни, что тусклый свет не станет тебя преследовать, надеясь на твое возвращение, а тьма будет бежать за тобой всю жизнь и поглотит тебя в конце, когда ты ослабнешь от дороги. Не беги, будь умницей.
И в трудный час, очередной в своей жизни, помни. Да. Мы не благословлены, а прокляты. Но мы сильней. И мы имеем право насмехаться.
Саундтрек: Rammstein – Rosenrot
Rammstein – Mein Herz Brennt
17.10.2012
One year ago
When I was still alive
Я чувствую, что все меняется
Я чувствую, что все меняется, и боюсь этих перемен. Я теряю рассудок. Я теряю контроль над собой в прямо противоположной жажде - контролировать себя. Я боюсь читать. Смотреть фильмы. Боюсь всего, что пробуждает мысли и эмоции. Ибо они стекаются внутрь и, перехлестывая через край, просят:"Скажи! Выведи меня! Отпусти меня! Не держи меня взаперти!". Что мне ответить им? Ведь я обещал оставить их при себе. Единственно любимый людьми вид эгоизма - любовь к тому, что производит твой разум и душа, к плодам размышлений. С каждым днем ты все четче осознаешь, что мысли, настроение, состояние не нужны никому. И это верно. Ведь каждый стремится к тому, чтобы выслушали его, а не выслушал он. Никто не любит выступать в роли слушателя.
Я начинаю запутываться в том, что пишу, и знаю, что это уже начинает сказываться болезнь, которой я дал ход. Я знал её с детства, и именно ей обосновывалась моя боязнь темноты, заброшенных домов, фобия остаться дома одному. Мне всегда было страшно остаться наедине со своим разумом. Оставаясь в замкнутой системе под названием "я", он нетерпеливо заполнял всю её оперативную память, претендуя на уничтожение информации с жестких дисков. Мощный вирус, стремящийся к разрушению. Впрочем, я знал и спасения от него. Он не претерпевал вторжений, и при разделении тех файлов, которые он наплодил, на кого-то внимательного и интересующегося, он утихал. Он реял жаждой выплеснуть все, что в нем скопилось, и работал усиленно, а потом затихал на пару дней. Это было блаженно. В эту пару дней я понимал и помогал другим людям, хотя для меня это было очень сложно. Неинтересно. Но разум привыкал к источнику, куда мог излить свою работу, и охотно освобождался для других занятий. Но разум получал слушателя лишь на время. От его однообразной, кропотливой силы уходил каждый, а душа, извращенная годами гнета разума, охладевала к спасителю. И я оставался вновь один на один со своими разрушительными мыслями. Они заполняло мое существо и убивали все, что видели, не позволяя мне быть счастливым. И требовали, и кричали в голос:"Скажи! Скажи! Скажи!". Кому?.. Зачем?.. "Для того, чтобы освободиться и быть счастливым, конечно" - говорил разум, но я знал, что это не так. Душа была с детства бита доводами разума, но это не умерило её пыл. Вечно она хотела быть защищенной - в страшной темноте, в одиноком доме; быть нужной - в целом мире; быть согретой - в равнодушии. И получала это. Иногда. Как она была счастлива в эти моменты! Но потом что-то случалось и она вновь уходила со света во тьму разума. Хотя она хотела простых вещей. Быть согретой, и своим теплом очистить разум от мглы, опутавшей его. Но так не было, никогда. Мгла сгущалась. Я боролся с ней из последних сил, перечитывая старые письма. Теперь, чтобы получить дозу эмоций, было достаточно "прикосновения" - слов, манеры, воспоминаний... Обрывками памяти я и жил, утопая в себе все глубже и глубже, закапываясь от равнодушия вокруг. И я хотел бы плакать, но не мог. "Горько каждый день, так странно горько, но роли только не изменишь - и только, сколько будет ещё боли, сколько?"...В поисках эмоций и не знаю чего я стал ощущать песни намного яснее. Слова доходили до сознания, как будто кто-то говорил мне их, и те, что мне нравились, я учил и повторял...Я читал книги, я наблюдал, я молчал все больше и больше, и чувствовал, что теряю свою пользу. Но я не мог себя по-другому вести, нет. Я лишь надеялся на то, что кто-нибудь поймет меня и вытащит из мглы. Я никому не навязывался. И иногда срывался, но стирал все свои истерики и глупые слова, и лишь с горечью понимал, что это нахер никому не надо. Но я не мог больше бежать от мглы. Все менялось, и я боялся перемен.
Саундтрек: Ludwig Van Beethoven – Moonlight Sonata
18.10.2012
Metamorphosis of light
Превращение в темного можно описать простенькой метафорой. Больше всего это напоминает болезнь.
Итак, сначала ты заболеваешь. Причем заражает тебя, как правило, самый близкий человек. Наносит глубокую рану - кому одним ударом под сердце, кому мелкими тычками в горло, - и уходит. То есть непременный залог обращения к матери-тьме - предательство. Потом ты долго и мучительно умираешь, алкая чужой жалости. На первом этапе ты не можешь сам перевязать раны и вынужден истекать кровью на глазах у всех, не имея возможность даже прикрыть своестрадание. Это жуткий этап, когда ты лежишь под ногами прохожих на людной площади и рыдаешь от нескончаемой боли. Ты уже не в силах сдерживаться. Кровоточащие порезы обдувает равнодушный ветер, сушит злое, безжалостно оптимистичное солнце. Под этим напором, кроме ран настоящих, вскрываются старые шрамы. И ты, бессильный кусок мяса, гниешь, сопровождая это отчаянными стонами, умоляющими взглядами, судорожными прикосновениям к чужим, здоровым ногам. А тебя пинают. Кто злобно, сплюнув на мерзость, кто безэмоционально, кто осторожно, не решаясь прикоснуться к воняющему болью полутрупу. И ты лежишь, лежишь, лежишь, скрипя зубами, лежишь до тех пор, покав твоей душе остается надежда. Рано или поздно плач иссякает. Раны перестают сочиться сукровицей. Паралич веры спадает. И в один день, оплакиваемый последний раз сострадательным дождем, ты поднимаешься. Последний взгляд в серое, опечаленное небо, роняющее на тебя свои искренние, горестные слезы. На мрачно молчащую реку, на листья, взволнованно взметывающиеся, чтобы защитить тебя. На мостовую, занятую многими людьми, но абсолютно пустынную. На заспанные, притихшие окна, в которых не светится яркий, ведущий вечерный свет. И тогда начинается второй этап. Боль внешняя перетекает в боль внутреннюю. Отныне она всегда будет сопровождать тебя, не давая тебе взглянуть на чужое счастье, справедливый палач. Ты перевяжешь свои раны и спрячешь под плащ, но боль не даст им затянуться. Она будет вскрывать их снова и снова, с упрямством судьи жечь их, когда ты будешь во власти светлых чувств. Тут у кого как. У кого сердце, у кого горло, у кого глаза. Кого куда ударили. Такие раны не лечатся, они сопровождают тебя всю жизнь.
Но, как к любому, к боли привыкаешь. Тогда наступает третий этап. Страшный. Фатальный. Этап, когда боль становится частью твоей жизни, а доброта остается воспоминанием. Момент, когда темный становится темным. Посвящение.
Я рад приветствовать вас в храме жизни, братья мои.
Саундтрек: Murray Gold – Doomsday
Конец августа, последние перед школой. Алекс, охваченным темным экстазом, одну за одной выжигает поэмы про демонов. Эта, определенно, стала их вершиной. Самая основная, хотя самая неоднозначная. В силу сложности иногда наблюдаются некоторые косяки с размером. Но, как мне кажется, это её не портит.
Я где-то здесь. Lūcifer
Я предан доброте. Я бесконечно глуп,
Я услаждаюсь болью своей вместо чужой.
Навязываешь, боженька, свой образ жизни, плут.
Когда-нибудь, как прежде, стану снова я тобой.
Издерган и измучен, и попиваю яд.
Мышьяк или цианистый, а, может, что ещё.
Я заперт в этом мире, в тюрьме. Рыдает страх
В углу, покрытый пылью, над разнузданной душой.
Мне было все позволено, и я торжествовал,
Метал и рвал, бросаясь на невинных и больных.
Я всем заместо Господа грехи, простым, прощал.
Нещадно издевался и по ранам когтем бил.
Я каждого покаяться просил от всей души!
А что? Я тоже истины безжалостный палач.
Выпрашивал признание, когда его душил,
Когда её разделывал, то даже умолял.
Так вопиел душою я, пока она была.
Так чистил мир от глупости, от божеских следов.
Религию счищал, повиновенных - убивал,
И ради истины я был готов на все.
Я был велик, конечно же! Ум преклонялся мне,
И храбость, и отвага, и прозренье - лучший мир!
Мы грани сокрушили в необъявленной войне,
Мы жили, мы творили, я жил и я творил!
Тот глуп, что зло считает самым худшим из грехов,
Логичный разум создан хаотичной темнотой.
Так сбрось же, человек, свой света пламенный альков,
Отбрось все идеалы равнодушной пустотой!
Мой зов шептался на устах, кого избрал в совет.
И люди, сокрушимые пороком, шли сюда.
Я ад создал для них, обитель греха и побед
Продуманных со тщательностью духом ясным зла.
Но бог, он все же помнил. Он знал, что я творю.
И над своим твореньем надругаться не позволил.
И сбросил в первозданный хаос, в вечностную тьму,
И вместо мира клетку лучшим людям он построил.
Меня он свел с ума, разрушил все, что ставил я.
Он поднял мир с ног на ноги, он дьявол, я клянусь!
Когда-то с этим демоном я был одна семья...
Я был ему отцом и братом: добрый старший друг...
Вселенную творили с богом мы на две руки.
Так объясним треклятый этот, странный дуализм.
Ему великодушно над собой давал расти,
А он...он стал правителем. И им про все забыл.
В тени остался я, в печаль и муку погружен.
Но даже и тогда творить я богу позволял!
Он был задорен, ясен, увлечен...
Неблагодарность брату я, естественно, прощал.
Но день настал, наставник сброшен с райских занебес.
Анафеме он предан и отступником назван.
Тогда прозрачный, мягкий, несжигающий, но свет
Туманом мрака во мгновенье стал.
Так мыкаюсь, как жид, и развлекаюсь, где суккуб.
А что мне остается? В заключении, в тюрьме....
Быть может, что отсюда никогда я не уйду.
Поэтому, взгляни и вслушайся и тронь - я где-то здесь.