Оплата психотерапии
В разных странах – по-разному. Есть страховая психотерапия, разные страховые системы. Все это постоянно меняется. В Европе оплачивается курс до 80 сессий.
Здесь методов – от 20 до 30. Одна из самых адекватных картин психотерапевтического пространства.
В энциклопедии Карвасарского указано 400 методов.
Все это обрисовывает сложную, каждый день меняющуюся картину в области психотерапии. В России тоже готовится закон о психотерапии. Главная «непонятность» – это то, что психотерапия не требует каких-то значительных материальных средств обеспечения (в отличие, например, от медицины).
В Германии немного методов признано научно проверенными и подлежащими оплате через страховую кассу. Но есть много методов с краткосрочным обучением, они «записываются» как поведенческие, а они подлежат страховой оплате. Для страховой медицины важно, чтобы клинический случай был из разряда тех, что подлежат оплате (должно быть что-то клиническое, какое-то нарушение).
В странах с развитым психотерапевтическим делом клиенты могут выбирать себе терапевта. Можно пойти на пробный сеанс к разным психотерапевтам. В США когнитивная терапия заняла преобладающие позиции, т. е. у когнитивистов много исследований.
Профессиональная этика: после 3-5 лет по завершению психотерапии можно устанавливать дружеские отношения с тем, с кем ты работал (если была краткосрочная работа). Если был длительный процесс психотерапии – то никогда не следует вступать в дружеские отношения.
До 90-х гг. у нас был гипноз, аутотренинг и рациональная терапия. И только в начале 90-х гг. к нам стали приезжать лекторы из различных стран, образовалось много обучающих программ.
Сейчас у нас много маленьких школ со слабым контролем. В них профессиональная этика нарушается часто. Чем ближе к полюсу практик с измененным состоянием сознания, тем больше нарушения профессиональной этики.
Что еще очень важно. Всегда психотерапевт всегда был чем-то большим, чем просто психотерапевт. Психотерапия встроена во все мыслимые гуманитарные науки и практики и производит собственную идеологию, собственные мировоззренческие смыслы, собственные философские и культурологические концепции. Мы часто претендуем на то, чтобы быть «учителями» человечества, отбивая хлеб у своих коллег-философов тем, что можем порекомендовать некоторые принципы устройства общества, принципы отношения к власти. Т. е. на нас лежит еще одна ответственность – производство общих смыслов, касающихся больших масштабов общественного устройства.
Существует такой проект, как «популярная психология». Мы склонны давать советы, думаем, что знания, которые получены в психотерапевтическом кабинете, можно распространить на все общество. Используем популярные журналы, семинары, конференции и т. д. Все, что имеет отношение к таким вещам, как мотивационные лекции, имеющие общественный резонанс (пример: Ник Вуйчич).
Важный момент. Клиент очень слабо отличает нас от представителей смежный психопрофессий. Долго нужно объяснять, чем психотерапевт отличается от психолога, от психиатра. И в этой ситуации неразличения находятся даже продвинутые интеллектуально клиенты. Периодически нас путают с экстрасенсами. Фильм «Похабовск. Обратная сторона Сибири» -- о шамане-психотерапевте. Мы всегда сталкиваемся с тем, что нас в быту неоднозначно воспринимают. Статья «Психология восприятия …» Все это имеет сильное отношение к нашей практике. Многие думают, что мы за один сеанс устраним все проблемы клиента.
На нас проецируют много отрицательных коннотаций, связанных с нашими коллегами – клиническими психиатрами. Деятельность последних часто носит репрессивный характер. Нас упрекают, что мы людей лишаем индивидуальности, творческого порыва и «глушим». Существует распространенное опасение про психоанализ – что он «глушит» творчество.
Существуют определенные опасения в том смысле, что эти отношения требуют очень высокого уровня доверительности, и что мы слишком грубо вторгаемся в интимное жизненное пространство наших клиентов. Вопрос: придет ли клиент к нам на консультацию или побоится что мы слишком проникнем в его мир, внедримся в его «святая святых», чем он ни с кем не хочет делиться. Все, что связано с нашей практикой, упирается в этот момент решения.
На нас проецируются и другие представления, имеющие отношения к психиатрам. А именно то, что нам приходится так много работать с душевнобольными, что мы уже сами стали уже немного в этом роде. Либо так долго работаешь, и от душевного перенапряжения ты немного стал сам душевнобольным. Это проекция на нашу работу, как на представление о том, что наши клиенты зачастую могут быть опасны (как же ты с ними работаешь, они же психи…) Тут надо успокаивать друзей, говоря от том, что большинство наших клиентов реальной опасности не представляют.
Психотерапия не существует в отдельно взятом профессиональном пространстве. Мы – открытая дисциплина. Мы учимся у наших клиентов, друзей, из газет и журналов. Все эти факторы оказывают решающее влияние на нашу практику. То, как нас воспринимают, боятся или нет. Многие постиндустриальные общества уже обозначаются как психологические общества. Обращаются к психологам по любому поводу, большое количество психологических передач. Все это делает нас больше, чем психотерапевтами.
Далее лекция – соотношение психотерапии со смежными дисциплинами.
5 страниц 14 шрифтом. Отдельные психотерапевтические школы. К последней лекции. 28 сентября (9, 14, 16, 23, 28).
Лекция 2 (16.09.15)
Когда мы говорим об истории психотерапии, имеем ли мы в виду только одну историю психотерапии? Конечно, нет. Это еще и история многих смежных дисциплин. Это, например, история психотерапии и клинической психиатрии.
Сделаем обзор этих смежных тем. История психотерапии и академической психологии – не одно и то же. Преподавание психотерапии на психологических факультетах появилось относительно недавно. Это имеет ряд последствий, связанных с тем, какие методы стали преобладать в психотерапевтическом пространстве.
Психотерапия и религия. В психотерапии многое из того, что у наших коллег-священников «отнимает кусок хлеба». История психотерапии и техники. Как развиваются технические средства в наши дни, и как это меняет проблематику, связанную с психотерапией.
Психотерапия и экономика, деньги, уровень благосостояния. Для многих наших контекстов – это важные вещи. История психотерапии вне истории денег не может быть понята правильно.
Все это сводится к тому, что разбираться с психотерапией, только занимаясь ей как чистой наукой, вне культурной ситуации бессмысленно. Один из важнейших аспектов – психотерапия и философия. Философия влияет иногда даже сильнее, чем академическая психология. И другие науки, связанные с языком, с лингвистикой и т. д.
Начнем с клинической психиатрии. Психотерапевт – своего рода культурный герой. Он вырос в определенной исторической перспективе. С этой точки зрения он неповторим. «Рождение психоаналитика» (де Соссюр и др. автор). Психиатр вырос из совершенно других источников. Книга Мишеля Фуко «История безумия в классический век» Психиатрия выросла из системы призрения людей, находящихся в некоторой маргинальной ситуации. У душевнобольных ранее был статус маргиналов. Они содержались вместе с ворами, убийцами и др. Это было одной из форм заключения. Они лежали там по многу лет в чудовищных гигиенических условиях (цепи, солома), просто для того, чтобы быть изолированными от «нормального» общества. Это были места с нечетким статусом, что-то среднее между больницей и тюрьмой.
Фуко пишет о том, как в средневековой живописи был популярен мотив «Корабля дураков». Это тоже был способ изолировать. Они плавали от пристани к пристани, им давали какие-то продукты, и они ехали по реке дальше. На кораблях изначально отделяли от общества людей, больных проказой. Но к 14-му веку проказа в значительно степени ушла из Европы. На освободившиеся корабли стали помещать душевнобольных. Душевная болезнь имела противоречивый статус с точки зрения религиозных представлений в разные эпохи в разных странах. Например, в России существовал целый институт юродивых. (Книги Сергея Иванова «Блаженные похабы»). Юродивые – это были люди с особым статусом. С одной стороны, они очень почитались. И это вело к тому, что у них были особые привилегии. Юродивый, в отличие от обычного человека, мог вести себя на улице абсолютно непристойно. Они могли игнорировать все социальные нормы. Они находились в некотором состоянии (сейчас оно определяется как транс), главный сюжет которого был – разговор с божественными сущностями (с Богом, с ангелами). Они общались с источниками абсолютной истины непосредственно, тогда как обычным людям нужен был посредник (священнослужитель). Они жили при храмах, получали стол для пожертвований. Их привилегии исчезли только при Петре Первом. По-прежнему юродивые могли появляться на улицах, вещать некие истины от имени Бога, но уже никаких привилегий у них не было. Остался тип поведения, исчезли статусные рамки. Все это связано с неким особым домедицинским отношениям к душевнобольным.
Чтобы придать статус душевнобольным, их нужно было обозначить как таковых. И первый шаг к этому был сделан в годы великой французской революции врачом-гуманистом Пинелем (освобождение душевнобольных от цепей в клинике Сент-Петриер). Этот жест был связан с признанием их статуса как не тех, кто ворует и бродяжничает. Они другие – они не преступники, они больные. Со времен Пинеля выделяются собственно психиатрические клиники.
Потребовалось много лет, чтобы прийти к осознанию статуса душевнобольных. Лидеры французской революции, которые отправились в Сент-Петриер, подумали, что освобожденные от оков душевнобольные станут дополнительной нагрузкой. Тема нестеснения душевно больных актуальна вплоть до наших дней.
Терапевтических возможностей лечения психических больных в те времена было немного. Нейролептики изобрели после 2-й мировой войны. Шоковые электрические методы и др. – незадолго до 2-й мировой войны. Т. е. в 19 веке и в первой трети 20 в. эффективных методов терапии не было. Психиатры наблюдали, описывали и классифицировали. 19-й век – это век огромного количества классификаций. У каждого профессора была своя отдельная классификация. Все это привело в конце 19-начале 20 века к созданию классификации, которая в общих чертах принята и сегодня. Ее создал Эмиль Крепелин.
Он отделил психозы (полная потеря контроля над собой) от неврозов (неуправляемые переживания, но критика к ним сохраняется) и вместе с другими коллегами ввел термин психопатии (особое развитие личности, которое мешает встроиться в социум и в нем адаптироваться). Проведено различие между эндогенными психозами и экзогенными психозами (источники – например, инфекции, например, в конце 19 века популярной психотической болезнью был прогрессивный паралич, форма нейросифилиса, с бредом величия). Перед первой мировой войной появились антибиотики, и нейросифилис стали лечить.
Эндогенные психозы были разделены на два лагеря: раннее слабоумие (сейчас – шизофрения) и маниакально-депрессивный психоз. Между ними много переходных форм.
Дальнейший шаг был сделан швейцарским психиатром Блейером, который ввел понятие шизофрения вместо раннего слабоумия (1911г.). Если Крепелин считал, что все формы шизофрении имеют один исход в тяжелое конечное состояние (основание классификации – исход болезни), то Блейер показал, что далеко не все формы шизофрении завершаются так. Есть много скрытых и мягких форм, пограничных состояний (то, что сейчас называется шизотипические состояния). Вялотекущая, скрытая, латентная шизофрения. Блейер положил в основу создания классификации не принцип исхода (что случается в конце), а принцип основного расстройства (в шизофрении – схизис, расщепление), оно пронизывает все симптомы.
Конец 60-х гг. – мощное антипсихиатрическое движение. Говорило о том, что психиатры не могут объяснить, за что они изолируют людей, которые просто по-другому себя ведут. Это движение есть и в наши дни. Отмена всей психиатрии как социального института. В фильме Андрея Тарковского «Ностальгия» один из героев живет в бараках, о нем говорят, что он душевнобольной, отпущенный из клиники, которая закрылась под влиянием движения антипсихиатров. Это движение вело себя очень агрессивно. Радикальная молодежь занимала клиники, освобождала больных. Но вскоре стало понятно, что многие из больных не могут удержаться на свободе. Жизнь в клиниках восстановилась. Но это имело большие последствия для системы психиатрической помощи в сторону ее либерализации. Появилось много промежуточных форм госпитализации, таких, как коммуны для душевнобольных, с высоким уровнем самоуправления. Дневные стационары. Отдельные квартиры в городе, которые будут переходным пунктом между жизнью в стационаре и обычной жизнью, под контролем социальных работников.
Одновременно шли процессы освобождения в психиатрических клиниках. Изобретались новые психотропные препараты. Время госпитализации сокращалось. Это начало 50-х гг. Препараты имели все меньше побочных последствий и становились более эффективными. Например, аминозин и галоперидол нельзя принимать без корректоров (экстрапирамидный синдром – дрожь, тремор рук). Многие больные стали годами жить в обычной жизни, работать. Драматизм диагноза «душевная болезнь» сейчас гораздо меньше, чем в начале 20 века.
Частная система психиатрической помощи вывела таких больных из режима ограничений. Например, при советской власти душевнобольной был невыездным. Он не мог получить права.
Лечатся ли душевные болезни психотерапией? Влияют ли как-то психотерапевтические методы работы на течение, исход серьезных душевных болезней или можно ограничиться только эффективными психотропными лекарствами? Психотерапия при душевных болезнях показала свою высокую эффективность, разумеется, только с психотропными препаратами. Если лечить только психотропными препаратами, эффективность значительно снижается.
Ряд исследований показал, что если после первого приступа человек попадает в среду сильного эмоционального дискомфорта, где он подвергается давлению, критике, шанс, что он вскоре повторит свой приступ на фоне лечения психотропными препаратами, гораздо более высокий, чем у тех, кто попадает в более благоприятную среду.
Клинический психиатр как культурный герой вырос из тех, кто занимался изоляцией, и только совсем недавно стал заниматься лечением. Для психиатров характерен терапевтический нигилизм и пессимизм. Критическое отношение к результатам психотерапии.
Откуда вырос культурный герой под названием психотерапевт? В Средние Века одной из важных форм пограничной психопатологии были эпидемии бесоодержимости. Книга по истории психиатрии Юрия Каннабиха, написана как прекрасный роман. «История психиатрии». Эти эпидемии бесоодержимости чаще встречались в тех местах, которые Фуко обозначал как дисциплинарные пространства. Это те места, в которых человек заточен, где он под контролем. Основная идея психиатрических клиник и тюрем: человек всегда мог быть кем-то увиден. Окошки, глазки. Это принцип контролируемого пространства Фуко обозначил как паноптизм (ты всюду заметен). Ты не можешь нигде и никак укрыться от чужих глаз. Наиболее часто такие эпидемии случались в женских монастырях. Они начинались по одному и тому же сценарию. Некая монахиня, занимавшая не самый нижний уровень в монастырской иерархии, объясняла себя одержимой бесом, который в нее вселился, заставляет ее сквернословить и «корежит» ее тело. Она изгибается («мостик»), пытается обнажиться, говорит на непристойные темы или хулит все святое. Часто другие послушницы начинали ей подражать. В них тоже вселялись бесы. Они говорили разными голосами, назывались именами, известными из Священного писания. Для избавления от бесов вызывалась комиссия, производился обряд экзорцизма (изгнания бесов). Если бесы не изгонялись, то несчастная подвергалась другим экзекуциям. Фильм «Мать Иоанна от ангелов», знаменитый польский фильм в 60-е гг., это иллюстрирует.
Вскоре выяснилось, что одни священники изгоняют бесов существенно лучше, чем другие. К ним съезжались со всех сторон, приводили пациентов. Бесоодержимость могла проявляться в том числе и в параличах, конвульсиях. Все болезни – от бесов. В ходе лечения «бес» изгоняется – болезнь проходит. Когда есть концепция, уже легче лечить. Экзорцизм начинают изучать. Создаются смешанные комиссии. Так происходит и сейчас. Сначала формируется некий метод, потом он подвергается экспертизе. Те, кто изобрели метод, как правило, в конфликте с теми, кто проверяет.
На заре эпохи Просвещения в философской среде преобладают концепции, связанные с натурфилософией, физикой. В том числе и концепции об электричестве. Требуется особое осмысление того, что кусок янтаря, если его потереть, притягивает шерсть – явления магнетизма. Многие богатые люди оборудуют собственные лаборатории, где пытаются создать некое новое знание, основанное на эксперименте, на объяснении этого эксперимента. Наука того времени – применение сил богатых, образованных, но дилетантов. Существенная часть психотерапии идет из города Вена. Многое случается на рубеже 18-19 века в Вене и связано с именем Мессмера Франца Антона. Концепция «животного магнетизма» и практика, с этим связанная – прообраз того, что имеет отношение к психотерапии. Одни авторы психотерапии предлагают считать историю от Мессмера, другие от Фрейда.
История Мессмера. Он был очень хорош собой. Харизматичная личность. Он был богат, удачно женился в свое время. Был врачом с широкой практикой, любителем-экспериментатором и заметным человеком в городе. Музицировал. Любитель всего нового. Увлеченный опытами по магнетизму, решил использовать магнит в терапевтических целей, в частности, стал прикладывать магнит к болезненным частям тела (фильм «Мессмер») и имеет потрясающий терапевтический эффект. У него рождается теория. Если психотерапевт делает что-то, что приносит успех, он тут же начинает создавать теорию (механизм сверхобобщения).
Мессмер создает теорию, что в организме человека есть некое магнитное поле, которое в случае болезни меняется. А в случае наложения магнитов оно может быть приведено в порядок. Любые магнетические воздействия могут привести к исцелению. Ввел термин «магнетизм анималь». Это жизненный магнетизм, то, что происходит в живом организме. Он начинает этим лечить все.
Его коллеги, занимающиеся опытами с электричеством, вскоре обнаруживают, что не только магниты притягивают к себе, но янтарь. Это упростило практику, так как янтарная палка весит меньше, чем металл, и в ней есть все равно магнитные свойства. Мессмер полностью игнорирует тот факт, что его личность в определенных кругах начинает обожествляться. Многие экзальтированные особы (чаще женщины) с трепетом ждут его появления. Он позволяет собой восхищаться.
Случай. Слепая девушка (девица Парадиз), обладающая одаренностью (пианистка) попадает к нему на терапию, и он поселяет ее у себя в доме. Через какое-то время она начинает видеть. Возникает сексуальный скандал. Создается комиссия из недоброжелательных коллег. Ему приходится из Вены уехать, он отправляется в Париж. Париж переполнен в те годы людьми, склонными к оккультизму. Он встраивается в эту среду. Тут его практика оформляется в нечто почти законченное.
Описывает феномен, который он называет «кризис». Накладывая магниты или действуя янтарной палочкой, он наблюдает некоторые спонтанные явления, связанные с энергичными телодвижениями, иногда похожими на припадок. После этого кризиса наступает существенное улучшение. Переживание кризиса клиентом становится решающим для его терапии. В терапию вводится временное измерение (есть такой-то период, а есть другой), впервые терапия разделяется на разные стадии.
Вскоре обнаруживается еще одна вещь. Если лечить одновременно несколько клиентов, то «кризис» происходит быстрее и переживается интенсивнее, а гонорара можно и не снижать. Он становится терапевтом всех «сливок» общества. Его популярность растет. Они изобретает такой элемент своего терапевтического действия, как «чан здоровья». Все рассаживаются, держатся за руки, формируя некую цепь, и по этой цепи элементы кризиса распространяются интенсивнее. Мессмер входит в сиреневом плаще с капюшоном. Перед тем, как войти, играет музыка. Немного разговаривает с каждым и потом начинает осуществлять свои манипуляции. Дотрагивается янтарной палочкой. Все участники настроены, что с ними что-то случится. В цепи возникают конвульсии, приступы, крики, дрожания, спонтанные движения, вопли. Долго делать это утомительно, и они через какое-то время стихают. У многих облегчение симптоматики, у многих многолетние симптомы проходят сразу. Параличные начинают ходить, например.
Как-то раз у дерева, что растет у дома Мессмера, обнаруживают цепь из простолюдинов, которые держатся за дерево и ждут кризиса – и он приходит.
Итак, Мессмер – терапевтическая звезда. Многие пытаются ему подражать, но он не преподает. Часто он замечает, но не придает значения, что если он где-то забывает или теряет янтарную палочку, это никак плохо не сказывается на результате терапии. Все зафиксированы на его персоне.
Французская академия создает комиссию. В ней есть, например, изобретатель громоотвода Бенджамин Франклин, химик Лавуазье. Все обследуют его клиентов и приходят к выводу, что у них имеет место только психологическое улучшение. Явных следов излечения соматических заболеваний не находят. Запрет не вводят, так как вреда от такого «лечения» тоже нет. «Психотерапия – лучше, чем совсем ничего».
Мессмер вплоть до великой французской революции процветает. Он – врач аристократов. И вместе с ними он теряет все состояние, бежит из Парижа. Поселяется в горах в Швейцарии. Долгое время работает простым врачом. «Животный магнетизм» распространяется без него по Европе с огромной скоростью. Когда его ученикам присуждают премию, вспоминают о нем и отряжают экспедицию, чтобы вручить ему премию. Но он уже пожилой человек, которому премия не нужна. Через какое-то время он умирает в старости, тихо и спокойно.
Что мы видим здесь и что типично для многих последующих психотерапевтических школ.
1. Мы после Мессмера уже никогда не будем просто лекарями. Нам нужно сочинить большой теоретический проект. Это не просто некий интеллектуальный ход, исследование. Мы с ним себя отождествляем. Наша личность встроена в этот проект. Отсюда такая косность в том, что связано с критическим пересмотром. В этом принято обвинять Фрейда, что он был слабо склонен пересматривать свои теоретические взгляды. Но это болезнь всех. Отождествившись с какой-либо концепцией, соединив с ней свою личность, мы превращаем ее (теорию) в некую нашу ценность. «Ценностное переживание» (Василюк). Меняться мы не хотим. И только следующие поколения могут внести существенные изменения в нашу теорию. Это хорошо проследить на истории психоаналитического движения (каким ригидным был Фрейд, и как все изменили его последователи). Итак, некая большая теория.
2. Вместе с теорией нужна и техника. И Мессмер осуществляет синтез теории и техники. «Жизненный магнитизм» и работа с магнитами и янтарем. Различение между индивидуальной и групповой терапией. Единственный вывод, к которому он не пришел – это то, что главное в его лечении – его личность. Он не верил, что меняет ситуацию он сам, а не металл и не янтарь. Он до конца жизни думал, что все меняет янтарная палочка. Отождествление с собственным учением. Оно тем сильнее, чем ближе мы к позиции основателя. Особенно, если мы основатели, тем больше риск быть негибкими и упрямыми.
Итак, все в его практике говорило за то, что действует некая психология, связная с личностью терапевта – он же остался при магнитной теории. При ней же остались многие из тех, кто шел по его пути. Даже отложив в сторону магнит или янтарь, они продолжали считать, что их свойства переселились в их тело, и накладывая руки на человека, они продолжают действовать через эти вещи.
Первый, кто доказал, что это не нужно, было Оман де Пьюисегюр. Он был одним из трех (четырех) одаренных братьев, с хорошим денежным состоянием и склонностью к любительскому экспериментированию. Воспринял идеи Мессмера и в то же время мог экспериментировать у себя в поместье с обычными крестьянами. Это первый шаг в сторону демократизации психотерапии. Среди тех, кого он магнитизировал, оказался крестьянин Виктор. Последний в процессе магнитизирования, которое шло уже без посредников (металла и янтаря), а только через разговор (в котором людям внушалось максимально комфортное состояние и обсуждалась та проблема, с которой человек пришел – после чего внушить (жестко), что она проходит) Виктор стал впадать в странное состояние. Он как будто бы не чувствовал, что происходит вокруг, был в странном состоянии отрешенности, и только говорил с Пьюисегюром. Выходя из этого состояния, Виктор не помнил, что было при этом состоянии. Пьюисегюр обозначил это состояние как сомнамбулическое. Люди в этом состоянии люди могли совершать действия, о котором они потом забывали. Не удавалось внушить только то, что шло против личности человека (например, украсть или убить). Если человек впадал в такое состояние, чем больше времени он в нем проводил, тем больше был терапевтический эффект.
В чем революция такого метода? Не нужно никаких посредников, металлов и т. д. Терапевт непосредственно работает с пациентом. Это не хотел признать Мессмер. Чтобы добиться чего-то, нужно работать с состоянием клиента. Психотерапия – это в значительной степени управление состоянием. И в таком качестве она развивается весь 19 век.
Но мы помним о духовной ситуации той эпохи. Французская революция давно позади. В политике эпоха реакции, а в идеологии господствуют те настроения, которые противоположны той идеологии, которая обеспечила революцию. Революционную идеологию обеспечила вера во всесилие научного исследования, в разум, в демократию. В эпоху реакции преобладает идеология романтизма. Внимание чувствам, а не разуму, эмоциям, переживаниям. Всему иррациональному. Появляется огромный интерес к особым проявлениям духовной жизни. Появляются сомнамбулы, мистики и прорицатели. Первые элементы учения о неосознанных психических процессах. Первая концепция бессознательного создается Карлом Карусом в лоне романтической идеологии.
В этом атмосфере все, что связано с магнетизмом, с вызыванием духов, с мистическим воздействием в терапевтических целях, расцветает. Часто магнетизмом занимаются спириты. Пишут романы о мистических персонажах (Франкенштейн). Соединение мистики с консерватизмом привело к интересу к духовному наследию простого народа. Интерес к сказкам. Братья Гримм. Сказки, фантастические рассказы (Гофман). В США тоже начались такие тенденции. США были «большой деревней», где было тогда мало крупных городов. Клиентуры только в одном месте для терапевта было мало. И рождается тип странствующего магнетизера. Люди с мистическими практиками, разъезжающие по разным городам. Некоторые из них, впрочем, практиковали что-то вроде современной когнитивной терапии.
Все это привело к тому, что сформировался гипноз и практики подобного рода.
Несколько слов о генезисе нас (психотерапевтов) как своеобразных культурных героев и носителей определенных практических черт. В отличие от клинических психиатров, мы взялись из совершенно другого источника. Они запирали людей и наблюдали на них. Мы родились за стенами закрытых учреждений в режиме частной практики. С них за эффективность никто ничего не спрашивал. С нас – спрашивали. Для нас очень важным было эта действенность, то, что мы можем демонстрировать «чудесное» изменение. А там, где чудо, всегда скепсис. И на «чудесные исцеления» создаются научные комиссии. Мы не очень склонны к подробному научному анализу фактов (пусть это делают клинические психиатры). Мы продуцируем «красивые теории» через механизм сверхобобщения. Бесстрашная генерализация одного-двух случаев на все человечество.
Разная стратегия поведения в сообществе сохранилась и по сей день. Психотерапевты от своей теоретической и практической «лихости» стали отходить совсем недавно. И связано это с тем, что в профессию стали приходить не врачи, а психологи. В первую очередь, это были бихевиористы. Вся теория до эксперимента у них – только гипотеза. Нужен эксперимент. Они стали проверять психотерапию как экспериментальную науку. Сейчас это одна из важных сил в области психотерапии. Но психотерапия плохо поддается этим исследованиям. Традиции и практики, созданные внутри метода, продолжают оставаться важными и значимыми. А исследованиям просто приходится подчиниться. Конфликт между двумя типами знания, который складывался на протяжении веков, в каком-то виде живет и сегодня. У психотерапевтов есть нечто особенное, что отличает их от медиков и университетских психологов. У нас «легкое расщепление». К гуманитарной науке психотерапии все больше и больше требований, как если бы она была естественной. Но мы – гуманитарная наука. Многие критерии естественных наук в психотерапии работают плохо.