То для вас Апостол, ибо печать моего

СОДЕРЖАНИЕ

 

«Если для других я не Апостол, то для вас Апостол, ибо печать моего апостольства — вы в Господе»
Остров святой любви
Благоуханный крин Царицы Небесной
Монах
Святые молчат
Наставниче монахов
Ризы смирения
Горнее Епископство
Небесное послушание Царского избранника
Праведный Николай в Царских Вратах
Праведный Николай, свято почитающий Царя
Старец Николай, собирающий Царскую Русь
Ростки любви
Плод смирения
Священный собор 1917—1918 года
Плач Царского Архиерея
Наша вера
Слезы Старца
Царелюбивые молитвенники Преподобный Серафим и Батюшка Николай
Духовное видение мученической кончины Небесных Царских избранников девятилетним отроком Николаем
Царский молитвенный колокол Праведный Николай
«Не спите, православные!»
Причины духовной болезни России
Жертвенные цветы покаяния
Царская харизма
Белая стая
«Царь Николай — самый великий, он за Вечерей всех ближе к Христу»
«Стыдно глядеть в Царские Очи»
Праведный Старец Николай о грехе осуждения Царей и Царской власти
«Он должен быть на Престоле»
Крест Церкви Христовой
Смиренный Епископ
Источники
     

«Если для других я не Апостол,

то для вас Апостол, ибо печать моего

апостольства — вы в Господе»

(1 Кор. 9,2-3)

 

Сегодня нашими устами говорит боль русского сердца...

В эти Николаевские дни мы молитвенно вспомина­ем трех Николаев...

Все мы, любящие Николаевскую Русь... Государя Императора Царя-Мученика Николая (19 мая), Свя­тителя Николая (22 мая) и незабвенного Батюшку Ни­колая Псковоезерского (схиепископа Нектария, 24 мая).

Батюшка Николай был нашей жизнью, каждого из нас, и никто не сможет заменить его, как нельзя заме­нить отца... Наше отношение к Батюшке исходит из святоотеческих заповедей: действенно стяжавший лю­бовь и веру к отцу своему духовному по Богу, верует несомненно со Христом быть и Ему последовать (Си­меон Новый Богослов). Последовавшие ради Христа в духовной любви за пастырем, не отступают от него, даже если будут мучимы до крови, особенно если по­лучили от него исцеление своих язв. Если же ученики не последовали исповеднически за отцом, не утверди­лись, не прилепились, то таковые тщетно пребывали с ним, будучи соединены притворным и ложным пови­новением (Иоанн Лествичник).

Должно быть не судией дел отца твоего, но испол­нителем его заповедей.

Одной из заповедей Праведного Старца Николая была заповедь любви к Богу и Царю и почитание Са­модержавной, Царской, Богом данной, власти. Потому о Батюшке мы всегда говорим как о Царственном Священстве, Царском Архиерее, верном служителе Царя Небесного и Царя Земного.

О Царском служении Батюшки Николая наше слово памяти...

Некоторые удивляются, почему Батюшка не от­крыл всем свой епископский сан и почему Бог утаивал его звание.

Старец Николай поступал так по своему велико­му смирению.

На это есть и святоотеческий ответ: как некогда было сказано великому Авве Антонию Великому: «это судьбы Божий, и ты не можешь уразуметь их», — так должно и нам смиренно относиться к тому, что откры­вает, либо приоткрывает, либо утаивает от нас Господь. Ибо «человек, — учит Варсонофий Великий, — не дол­жен исследовать непостижимое, но всякую мысль и всякое благое дело возлагать на Имеющего власть, да будет по воле Его».

Блаженный Старец Николай говорил: «Что каса­ется моей внутренней жизни — жизни моей души и келлии — это далеко не всем можно знать. Я хочу, чтобы все ушло со мной»... Сокрыто Господом до на­значенного времени не только епископство Старца... Богодухновенный молитвенник наших дней, Архи­мандрит Кирилл (Павлов), хранитель Святого Пра­вославия и Церкви Русской, взирая на фотографию Старца Николая, сказал: «Никто не знает, кто он!» Старец Кирилл говорил о Старце Николае... О его

О жизни, сокровенной во Христе. Эти слова он произнес дважды, с молитвенной силой и глубиной: «Никто не знает, кто он!»...

Если Батюшка Николай, имевший великий дар мо­литвы и чудотворений, говорил, что он Архиерей Бо­жий, Епископ, Владыка, как можно было помышлять, что это не так, и какие могли быть сомнения? Мы не дерзали и не дерзаем исследовать сказанное Старцем, отцом духовным, о его Архиерейском достоинстве, но сразу, не сомневаясь, приняли верою его слова, верою и благодарною любовию... Только враг может заставлять человека исследовать и испытывать эту тайну духоносного праведника. Истинное сыновство не слушает и не принимает наущений врага даже в помыслах, но про­являет сыновнюю доверчивость. Батюшка со всей искренностию, со страхом Божиим всегда говорил Исти­ну. Неправду он не сказал ни разу! Внемлем тому, что говорят нам отцы, не сомневаясь: «... не испытуй, не лу­кавь, не совопросничай... сомнение всегда убивает ду­шу, вера к сказанному духовником всегда животво­рит... не нужны доказательства внешние» (Праведный Иоанн Кронштадтский)... Приди и виждь! Апостол Павел пишет, что никто и никогда не должен относить епископскую честь на свой счет, а считать лишь, что он призван к этому Богом, Который являет Свое избра­ние через Духа Святого.

На Праведного Николая указал перст Божий, ко­торым и были вручены Старцу Божественные харизмы. Духовный отец Старца, Свяшенномученик Ми­трополит Вениамин Петроградский и Гдовский, про­зрел в отроке Николае будущий светильник Церкви и благословил его святительским, епископским Крестом, не по своей воле, а по Божию извещению. Старец часто вспоминал, как это было...

С раннего детства он прислуживал алтарником в Храме Архангела Михаила на погосте Кобылье Городи­ще, Гдовского уезда, Ремедской волости, где часто люби­ли молиться Русские Благочестивые Цари. Особое по­читание оказывали Храму Благоверные Государи Алек­сандр I, Александр II и Александр III, ибо Святой Их предок Великий Князь Александр Невский в 1242 году одержал здесь, на берегу залива Чудского озера, победу над рыцарями Ливонского ордена (Тевтонского и орде­на Меченосцев). Предстоял пред Престолом в этом Храме Митрополит Вениамин (Казанский), бывший с 1910 года Епископом Гдовским, викарием С.-Петер­бургским, у которого Батюшка носил на Богослужении посох, был посошником святителя-мученика.

По воспоминаниям Батюшки Николая и свиде­тельствам людей, бывших при Владыке, можно ска­зать, что Митрополит Вениамин пользовался большой любовию простого народа, его очень почитали: «наш Батюшка Вениамин», «наш Вениамин». Он был избран на кафедру самим народом. «Простое, кроткое лицо, тихий свет прекрасных голубых глаз, тихий голос, свет­лая улыбка, все освещавшая, полная таинственного ве­селия, и вместе — постоянной грусти. Весь его облик так действовал на душу, что невозможно было сопро­тивляться его духовной силе. У него была огромная ду­ша, огромная светлая вера и огромное спокойствие. «Страшно, боишься, — говорили те, кто встречались с ним, — подойдешь к Владыке, успокоишься, страх и сомнение куда-то ушли»... Говорил он коротенько и все как будто простые слова, а на его проповеди соби­рались тысячи людей. Каждое слово светилось, трепе­тало, в нем отражалась вся сила духа Митрополита, и слушавшие падали к его ногам, целовали края его одежды.

Митрополит обладал выразительной, редкостной, абсолютной аполитичностью. Это не значило, что его не трогало все, совершающееся кругом. Он очень лю­бил Родину, свой народ, но это не колебало его аполи­тичности. Все слабы, все грешны; большевики, совер­шающие так много зла, еще более слабы и грешны; их следует особенно пожалеть, так можно неполно выра­зить основное настроение Владыки. Доброта, кро­тость, понимание человеческой души, как бы грешна она ни была, принятие ее в самых глубинах падения — таков был Митрополит Вениамин в отношении к че­ловеку. Он верил в искру Божию в человеке. Настолько все в нем было необычно, что сейчас иногда кажется, что это было что-то нереальное, какое-то светлое ви­дение другой действительности. Пришло, коснулось души и ушло» 1...

Владыка прибыл на Архангельский приход, его встречает причт церковный, и среди них — юный ал-тарник в стихаре, Николай... (По словам Батюшки, ему тогда было четыре-пять лет.) Владыка хорошо знал се­мью Гурьяновых, часто бывал у них в доме, останавли­вался на ночлег... Знал молитвенную настроенность ду­ши Николая, его тягу к уединенной жизни и сосредо­точенность, наблюдал недетскую собранность и цельность, не сокрыто было от мудрого пастыря избра­ние отроком иноческой стези. Он несказанно любил Господа и любил молиться. Владыка часто слышал, как он спрашивал мать: «Мама, а это не грешно? Это Гос­поду угодно?» Колю все звали «монах», он искренно не помышлял ни о чем, кроме Господа. Такое состояние обнаруживало в нем добрые начала духовного трезвения: он не прилагал сердца своего ни к чему, кроме Бо­га] Вопросы к матери указывали на то, что отрок стоял на страже своего сердца и уже приобретал искус борьбы со страстями самым верным, святоотеческим пу­тем: рассматривать свои мысли и чувства, куда они кло­нят — к угождению ли Богу, или к самоугодию. Влады­ка любил беседовать с ним: мысли отрока были особы­ми и духовными; многое, о чем они говорили, должно было быть непонятным ребенку его возраста, некото­рые слова Николая были иносказательными, но потом выяснялось, что так он предсказал будущие события. Истинно, на чаде сем почивала благодать избранниче­ства... Николай говорил о себе: «Я — священник, я ро­дился уже священником»...

Затем, рассказывал нам Старец Николай, с Влады­кой происходит что-то необычное, трепетное... Лицо Владыки просветляется, и он полностью отрешается от действительности, не видя ничего кругом...

Святому Владыке Вениамину было видение, в ко­тором он ясно, в один миг, молниеобразно, узрел Гос­пода, благословляющего юного отрока-избранника Своей Пречистой Десницей и возлагающего на него Архиерейский крест... Это видение длилось мгнове­ние... Владыка зрел, как Промысл Божий избрал из многих и многих священников, монахов, мирян эту благодатную, чистую душу. Господь любит всех и же­лает всем спастись, желает, чтобы все стали святыми, но сугубые блага Он дарует достойным, тем, кто обла­дает великими добродетелями: смирением, верой и любовию... Спустя некоторое время, Святитель при всех на паперти храма приподнял Николая, поцеловал в головку и сказал: «Какой ты счастливец, что с Гос­подом». Потом он благословил отрока и внимательно посмотрел в его глаза... Свет... Несказанный, всеобъем­лющий, чудодейственный, исходил от лица кроткого отрока, он весь был окружен снопами света... Углубив­шись в себя, Святитель стал молиться. Прошло некоторое время, никто не решался нарушить молитвен­ное созерцание Владыки... Кто-то тихо позвал его... Владыка обернулся к настоятелю, протоиерею Кон­стантину, и сказал: «Батюшка, я собирался подарить Вам на память свой Крест, к престольному дню, но вот, сейчас, этому мальчонке Бог благословил вру­чить», — и возложил юному отроку Николаю святи­тельский Крест на перси.

Крест Исповедника — Архиерея Божия, Старец пронес благоговейно и бережно сквозь мятежное мо­ре скорбей, трудов, болезней и испытаний, и предстал пред Господом со Святительским Крестом в руке... По благословению и избранию Божию, которое он принял со смирением. Праведный Старец неуклонно испол­нял последний завет Владыки Вениамина: «Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковию жертвовать ра­ди себя». От великого Святителя Старец Николай унаследовал исповедническую любовь к Церкви Хри­стовой. На беззаконном судилище, где Митрополита Вениамина приговорили к расстрелу, он произнес сло­во в свою защиту: «Что же могу о себе сказать ? Я не знаю, что вы мне скажете в своем приговоре: жизнь или смерть? Скажу кратко: здесь собрались те, кто против Христа, и те, кто со Христом. Я остаюсь со Христом] И что бы вы ни сказали, я осеню себя кре­стом и скажу — Слава Богу, за все!»...

После мученической кончины Святого Исповед­ника Святителя Вениамина — в 1922 году, четырна­дцатилетний духовный сын Николай напишет сугубую ектению, которую он возносил Господу всю свою жизнь, (мы зовем ее «батюшкина Господи, помилуй»), и которую сейчас поют все, кто бывал у Батюшки. В 1998 году Старец показал мне нотную тетрадь, где бы­ла записана эта ектения, над ней, рукой Батюшки: «Светлой памяти духовного отца Митрополита Вениа­мина. 1922 год».

Часто Батюшка вспоминал святые слова Мученика, написанные им на записке, обнаруженной в его клобу­ке после кончины: «Я умираю и возвращаю мой клобук незапятнанным»... «Незапятнанным оставляю мой клобук и я», —- сказал Старец Николай.