И БАТЮШКА НИКОЛАЙ
Однажды во время тихого созерцания и молитвенной возвышенности дорогого Батюшки Николая, почувствовала особенную минуту расположенности его к беседе и простому разговору. Имея милость Божию бывать рядом, видела, как Старец часто в молитвах обращается к Преподобному Серафиму, и решила спросить: «Отче, простите, если вопрос мой покажется Вам странным: кого Вы больше почитаете, Святителя Николая или Батюшку Серафима?» Старец принял вопрос серьезно и ответил дословно так: «Матушка, хотя я крещен с именем Святителя Николая и чту его, и молюсь ему, и он слышит мои недостойные просьбы, но Батюшка Серафим мне ближе, мы. с ним родные. Знаете, как-то часто с Батюшкой Серафимом о России говорим»... Разговор наш состоялся давно, лет двенадцать назад. Потом Господь сподобил еще несколько раз почувствовать молитвенную связь двух русских святых.
К Батюшке Николаю приехал на исповедь отец игумен, он служил в то время во Псковской Епархии. По каким-то причинам он очень спешил, его ждала лодка на берегу и духовные чада, с которыми он приехал; отец игумен даже поторапливал Батюшку, извиняясь отсутствием времени. Старец, приняв его в келлии, поспешил в Храм, дабы исповедовать в Алтаре, как это было в чину у Батюшки. Одеваясь, он попросил меня взять очки со стола и подать ему. Поскольку все почти летели до Храма, а мне еще нужно было закрыть келлию, я отстала от бегущих и догнала лишь через какое-то время. Старец стремительно вошел в Храм, а отец игумен остановил меня на паперти и не благословил войти в церковь. Я осталась у входа с очками Батюшки в руках. Немного переживала, так как последнее время Старец без очков хуже видел, а молитвы в требнике были напечатаны маленькими буквами. Размышляла, войти или нет, потом не решилась, «связанная неблагословением» отца игумена; села на ступеньки и стала ждать.
Окрест царствовали мир и покой, была летняя, тихая пора, все смиренно и благодатно; возле Храма играли дети, ворковали голуби, крутом томилась скошенная трава, которую на лодках привозили с противоположного берега; деревца шелестели листвой и играли с облаками, задерживая их бег своими зелеными вершинами. От озера веяло прохладой и странствиями, душа стремилась то ввысь, к Небесам, то в покойную пристань тихих вод: где-то рядом вскрикивали чайки и белыми всполохами проносились в синеве неба, почти задевая мягко сияющие кресты церкви... Ласточки нотками расселись на проводах и умиляли своими звуками... Тогда Батюшка служил один, все на Острове было мирно и спокойно. Никто никого не обижал, а если и случались искушения, то Батюшка покрывал все мудрой любовию. Не было вражды... Нам думалось, что так будет всегда...
Через некоторое время Батюшка вышел из Храма и спросил, почему я не вошла... За Старцем следовал смущенный игумен. Он подозвал меня, попросил прощения и рассказал, что когда Батюшка Николай в Алтаре не обнаружил в карманах своего подрясника очков, то строго посмотрел на него, а затем протянул руку и сказал: «Батюшка Серафим, дай мне очки, они ведь спешат очень». Вдруг на ладони у Старца неизвестно откуда появились очки.
Другой чудесный случай поведали паломники с Кавказа, два Николая...
Это было тем же летом. Старец отдыхал, он благословил закрыть его на замочек, которым прикрывали маленькую дверь в зеленую обитель Батюшки. Тогда его часто закрывала матушка Анастасия, прислуживавшая Батюшке в Алтаре и бывшая в течение двадцати шести лет его помощницей. Жила она подле Храма в маленькой вросшей в землю сторожке. Все местные жители и те, кто бывали не раз у Старца, знали этот обычай: раз на дверях замок, то Батюшка или «физически» отдыхает, или молитвенно. Редко кто дерзал стучать в двери и окна; проходило время, в назначенный Батюшкой час, его открывали, и жизнь продолжалась; наша Никольская обитель жила по послушанию... В тот день дверь закрывала матушка Анастасия. Она уже сильно болела и очень тихо и медленно передвигалась: у нее был туберкулез почек, боли она не очень ощущала за молитвы угодника Божия Батюшки Николая. Мы, не спеша, приближались к домику Старца, на улице были зной и духота. Анастасия все время останавливалась и подвязывала большой теплый платок, при взгляде на который становилось еще жарче.
Во дворике у Старца стояли трое: двое высоких мужчин с длинными бородами, в черных под горло застегнутых рубахах, и сапогах. С ними ребенок, мальчик лет восьми. Они были изумленными и радостными, чувствовалось, что произошло что-то особенное. Мы поздоровались, матушка, открывая дверь, сказала, что сейчас она спросит Батюшку, сможет ли он их принять. Паломники загадочно улыбались и ничего не ответили. Алтарница вошла в келлию, а я осталась во дворе, на скамеечке. Это любимое место всех Батюшкиных чад: там легко и тихо молится, мысли как-то собираются, внутренней собранности способствует сама намоленность келлии Старца и его благодатного, как он говорил, райского, дворика. Скамейка всегда мне представлялась ладьей, на которой наши души переправлялись из житейского мира в иные обители — духовные... Эта скамья была подобна притвору в храме, где проходит исповедь. Здесь мы ждали, примет ли Старец, молились, иногда сидели рядом с ним. Мы познакомились с ожидавшими Старца.
Оба Николая, так звали паломников, приехали с Кавказа. У них там большое Братство Царя-Мученика Николая, которое выпускало монархическую газету «За Веру, Царя и Отечество», печатало и распространяло иконы Царственных Мучеников, они же проводили крестные ходы и молебны в местах боевых действий. Отцы рассказали, как по молитвам к Батюшке Царю Николаю спасалось русское население. Глубокое почитание Царской Семьи и упование на Их небесное заступничество сроднило нас. Родные сердца и души! Николаи поведали о случаях благодатных исцелений от икон Царственных угодников Божиих. Братство благословил Батюшка Николай, и они уже не первый раз были у него. Мы вспомнили, как Старец говорил, что молитва к Царю Николаю — это духовный щит России. Радостно было видеть плоды трудов Батюшки в горах Кавказа, которые охранялись святыми молитвами пустынников, исихастов, ушедших от мира и очищавших его своим покаянным плачем. Искренность и открытость свойственна русскому человеку, и Николаи, после малого совета между собой, поведали мне о произошедшем чуде.
Когда они подошли к келлии Старца и увидели, что она на замочке, конечно же, не стали стучать ни в дверь, ни в окна, а тихо расположились на скамеечке напротив. Сколько времени прошло, они не заметили, один из Николаев читал Акафист Царю Искупителю, а второй тянул четку, готовясь к беседе с Батюшкой. Вдруг занавеска на оконце приоткрылась — и все трое увидели яркий ослепительный свет, исходивший из келлии Старца. В глубине этого сияния они ясно узрели Преподобного Серафима Саровского, который благословил их через окно. Это видение длилось несколько минут, они осознавали, что пред ними угодник Божий Серафим, оба Николая чувствовали, как по лицу потекли слезы, сердца умилились, в душе воцарились тишина и покой. Лик богоносного Серафима запечатлелся в их памяти навсегда и стал неотделим от Батюшки Николая.
Мы не дерзали размышлять вслух, но каждый из нас с этого момента испытывал еще большую теплоту к родному отцу духовному, служившему страждущему миру своей любовию и состраданием. Батюшка Николай был истинный пастырь, ведший путников в Вечность. Не только в наших сердцах, но и в благодатном дворике Старца, ощущалась такая тишина и покой, что выразить словами было невозможно.
И действительно, в духовной жизни все сверхъестественно, и неразумно нам размышлять над состояниями святых или же стараться описать их чувства. Святой Симеон Богослов говорит, что святых могут понять только святые, мы же лишь можем несколько приблизиться к пониманию, да и то — с благоговением и страхам Божиим.
Через некоторое время случилось спросить Старца об этом необыкновенном дне. Батюшка ответил не сразу, после долгого молчания... Он сказал: «Это был Преподобный Серафим, мы ведь родственники, он навещал меня, вот и благословил странников. Только прежде моей кончины не рассказывай никому, а тогда воля Божия откроет, когда сказать». На этом мы и окончим воспоминания, предоставив все Господу и молитвенной тишине...