Глава 22. Катер был аккуратненький, закрытый со всех сторон
Катер был аккуратненький, закрытый со всех сторон. В переднем салоне размещалось с полдюжины рядов по пять мест с каждой стороны прохода. Когда затарахтели двигатели, и судно медленно отошло от причала, из широких окон открылась панорама обоих берегов Дуная. Старинный город очень быстро остался позади, и лишь охотничьи и рыбацкие хижины напоминали о присутствии человека, да и те вскоре пропали, и только лес тянулся вдоль берегов.
Кейт заглянула в расписание "Дунайского общества судоходства" и, увидев, что плавание до Будапешта займет пять часов, сказала О'Рурку:
- Может быть, нам надо было сразу полететь?
Священник повернулся к ней. Он был одет в джинсы, хлопчатобумажную рубашку и авиационную куртку из хорошо задубленной кожи.
- Сразу в Бухарест?
Кейт отрицательно качнула головой.
- Мне все кажется, что меня не пустят в страну. Но можно было полететь в Будапешт.
- Да, но цыгане все равно не будут с нами встречаться раньше сегодняшнего вечера. - О'Рурк окинул взглядом южный берег. Судно разогналось до тридцати пяти узлов и поднялось на передних крыльях. Шло оно удивительно ровно. - Так мы хоть рассмотрим здешние красоты.
Теплые солнечные лучи нагрели салон, Кейт почти задремала, а судно тем временем несло их к северо-востоку по излучине Дуная в районе Братиславы. Молодой женский голос объявил по громкоговорителю, что справа от них уже венгерский берег, а Чехословакия остается слева. Осень, казалось, оставила более заметный след на здешних прибрежных лесах, и многие деревья стояли уже без листьев. Когда они повернули к югу, небо начало заволакивать тучами, и падавший на Кейт солнечный свет сначала потускнел, а потом и вовсе пропал. В салон стал нагнетаться теплый воздух, чтобы не пустить снаружи внезапный холод.
О'Рурк позаботился о том, чтобы в отеле им приготовили еду в дорогу, и теперь они открыли запечатанные коробочки и набросились на салат и ростбиф. А Дунай уже описал петлю и тек на юг, углубляясь в венгерскую территорию. Когда они перекусили, О'Рурк заметил:
- Эти места известны под названием Дунайский Поворот. Он имеет огромное значение еще со времен римлян... Вдоль этих берегов у многих из них были летние дома. Много веков здесь проходила граница империи.
Кейт посмотрела на поросшую лесом равнину и без труда представила северо-восточный берег пределом познанного мира. Холодный ветер кружил листья и бросал их на серую, подернутую зыбью поверхность реки.
- Смотрите, - сказал О'Рурк и показал направо. - Вышеград. Эту крепость построили венгерские короли в тринадцатом или четырнадцатом веке. Ее занял король Матиаш на излете пятнадцатого века.
Повернув голову, Кейт увидела древние крепостные сооружения на холме и широкую стену, спускавшуюся к реке от башни еще более древнего вида.
- Здесь сидел в заточении с 1462 по 1474 год наш общий друг Влад Дракула, - сказал священник. - Король Матиаш держал его под домашним арестом большую часть последних лет его жизни.
Кейт развернулась, чтобы осмотреть старинную стену и башню на уплывающем назад правом берегу. Она продолжала смотреть и после того, как укрепления пропали из виду, затем опять повернулась к своему спутнику.
- Так вы считаете, что я не совсем свихнулась, интересуясь семейством Дракулы? Скажите честно, мистер О'Рурк.
- Я не думаю, что вы окончательно сошли с ума, - ответил он. - Не совсем. Кейт изобразила улыбку.
- Скажите мне одну вещь.
- Пожалуйста.
- Откуда вы столько всего знаете? Вы всегда были таким смышленым?
Священник поскреб короткую бородку и расхохотался. Кейт вдруг обнаружила, что ей приятно слышать этот простой, искренний смех.
- Эх, Кейт.., если бы вы только знали... Он бросил взгляд в окно.
- Рос я в небольшом городке в центральном Иллинойсе, - сказал он наконец. - И некоторые из моих друзей детства были по-настоящему смышлеными.
- Если в числе тех ребятишек из захолустья сенатор Харлен и тот писатель, то этому нетрудно поверить. О'Рурк улыбнулся.
- Я бы мог вам рассказать кое-что о Харлене, но в общем-то вы правы, в нашей небольшой компании действительно имелось несколько довольно неглупых ребятишек. Был у меня один друг по имени Дюан, который.., впрочем, это другая история. Короче говоря, я считался дурачком в нашей компании.
Кейт изобразила сомнение.
- Нет, на полном серьезе, - сказал священник. - Сейчас я понимаю, что был неспособен к учебе - возможно, легкий случай дислексии, - но в результате я завалился в четвертом классе, отстал от друзей и много лет чувствовал себя полным идиотом. И учителя ко мне относились соответственно. - Он сложил руки, и его взгляд как бы обратился внутрь, в какие-то потаенные воспоминания - Ну, а в моей семье денег было недостаточно, чтобы отправить меня в колледж, но после Вьетнама - точнее, после госпиталя для ветеранов - я смог воспользоваться льготами и поступить в университет Брэдли, а потом - в семинарию. Вот, пожалуй, с тех пор я и читаю, чтобы восполнить пробелы, оставшиеся с детства.
- А почему семинария? - тихо спросила Кейт. - Почему вы стали священником?
Наступило продолжительное молчание.
- Трудно объяснить, - в конце концов произнес О'Рурк. - Я до сих пор не знаю, верю ли в Бога. Кейт удивленно захлопала глазами.
- Но я знаю, что зло существует, - продолжал священник. - Это я узнал давно. И мне кажется кто-то.., какая-то группа людей.., должна сделать все, чтобы остановить это зло. - Он снова усмехнулся. - Думаю, многие из нас, ирландцев, так считают. Поэтому-то мы и становимся полицейскими, священниками или гангстерами.
- Гангстерами?
- Если не можешь с кем-нибудь справиться, тогда вставай на его сторону.
Женский голос из динамика объявил, что они приближаются к Будапешту. Кейт разглядывала появившиеся крестьянские дома и особняки, сменявшиеся зданиями побольше, а потом показался и сам город. Судно сбавило скорость, подводные крылья опустились; их стало покачивать на волнах от барж и других речных судов.
Будапешт, пожалуй, с реки был красивее всех городов, только что увиденных Кейт. О'Рурк показал на шесть изящных мостов через Дунай, на лесистую громаду острова Маргит, рассекающего реку на две части, а потом - на предмет гордости самого города высоко поднимающийся над западным берегом старый Буда и молодой Пешт, раскинувшийся на восточном берегу. О'Рурк обратил внимание Кейт на прекрасное здание парламента со стороны Пешта и как раз рассказывал о Крепостной горе, когда на Кейт вдруг нахлынуло чувство полной опустошенности и смятения. Она на секунду прикрыла глаза, ошеломленная бессмысленностью всего происходящего и отчетливым осознанием затерянности во времени и пространстве.
О'Рурк тут же замолчал и слегка коснулся ее руки. Двигатели судна урчали, пока оно замедляло ход, подходя к пирсу со стороны Пешта.
- Когда мы встречаемся с представителем цыган? - спросила она с закрытыми глазами.
- В семь вечера, - ответил О'Рурк, не отнимая руки. Кейт вздохнула, постаралась скинуть с себя путы безнадежности, чтобы спокойно дышать, и взглянула на священника.
- Жаль, что не раньше, - сказала она. - Я не хочу останавливаться. Я хочу туда.
О'Рурк кивнул и больше ничего не говорил, пока судно, пыхтя, заканчивало свой путь на этом отрезке их маршрута.
***
О'Рурк заказал номера в "Новотеле" в Буде, и Кейт поразилась этому островку западного комфорта в бывшей коммунистической стране. При виде Будапешта Кейт представила себе Бухарест лет через двадцать пять, если капитализм проложит там себе дорогу. Она никогда особенно не интересовалась экономическими теориями, но сейчас на нее вдруг нашло, пусть наивное, озарение, интуитивное понимание того, что капитализм (по крайней мере одна из его составляющих - частная инициатива) напоминает некоторые формы жизни, которые находят себе точку опоры даже при самых неблагоприятных условиях, что в конечном итоге приводит к усилению жизнестойкости. В этом случае, как она понимала, прогресс будет идти, пока не поколеблется равновесие между старым и новым, между эстетически прекрасным и стандартизированной усредненностью, тогда Будапешт захлестнут навязчивые, приводящие под общий уровень побочные продукты капитализма, и город станет похожим на все прочие города мира.
Но теперь Будапешт казался воплощением гармонии между уважением к старине и интересом к Всемогущему Доллару - или Форинту, в зависимости от обстоятельств. Си-Эн-Эн и Герц, как и прочие записные пионеры капитализма, уже застолбили здесь места, но даже при взгляде мельком на город из окошка такси можно было видеть, как густо здесь перемешалось старое и новое. О'Рурк заметил, что многие мосты и дворец на Крепостной горе были взорваны немцами или разрушены в ходе боев во время войны, но венгры все любовно восстановили.
Уже в номере, глядя из окна на участок шоссе, вполне достойный сравнения с магистралью федерального значения в Штатах, Кейт потерла лоб и поняла, что весь этот деланный интерес к дорожным мелочам был лишь способом отвлечься от захлестывавшего ее эмоции черного прилива. А кроме того, еще и способом отогнать от себя тревоги, связанные с предстоящей поездкой в Румынию.
Ее удивило, что она, оказывается, боится того, что ждет ее впереди - боится трансильванской тьмы, которой она насмотрелась из больниц и приютов той холодной страны, - и в этом внезапном, обостренном осознании страха она ощутила и мимолетный проблеск надежды на то, что есть путь, по которому она выйдет туда, где царят не только скорбь, потрясение, безысходность и отчаянная решимость восстановить невосстановимое.
Раздался стук в дверь.
- Готовы? - спросил О'Рурк.
Его летная куртка потрескалась и вытерлась от долгой носки, и Кейт впервые заметила небольшие шрамы в сеточке морщин вокруг глаз священника.
- Я полагаю, что мы успеем слегка перекусить здесь, в отеле, а потом отправимся прямо на встречу.
Кейт глубоко вздохнула, взяла в охапку пальто и накинула ремешок сумочки на плечо.
- Готова, - сказала она.
***
Они не разговаривали во время недолгой поездки на такси до площади Адама Кларка, через кольцевую развязку на западной стороне от Цепного моста и до подножия стен Крепостной горы. Затем они поднялись на фуникулере по крутому склону до укреплений самого королевского дворца.
- Давайте осмотрим окрестности, - негромко сказал О'Рурк, когда они отошли от зубчатых рельсов. Взяв Кейт под руку, он повел ее мимо горящих уличных фонарей к огромной конной статуе на южной стороне террасы.
Из схемы города Кейт помнила, что церковь Матиаша находится в противоположном направлении, и не имела ни малейшего желания осматривать какие бы то ни было достопримечательности, но по голосу О'Рурка, его напряженной руке она поняла: что-то не так и беспрекословно пошла за ним.
- Это принц Евгений Савойский, - объяснил он, обведя рукой громадную скульптуру семнадцатого века.
За парапетом открывался восхитительный вид. Было около половины седьмого вечера, но Пешт переливался огнями улиц, домов и машин, вверх и вниз по Дунаю неторопливо плыли ярко освещенные суда, а очерчивающие контуры Цепного моста бесчисленные лампочки отражались в речной воде.
- За нами следит тот человек возле лестницы, - шепнул О'Рурк, когда они зашли за памятник.
Кейт медленно повернулась. Здесь было не так уж много парочек, осмелившихся бросить вызов пронизывающему вечернему ветру. Человек, на которого указал О'Рурк, стоял у подножия лестницы, ведущей на террасу возле рельсов фуникулера. Она разглядела длинную черную куртку, очки и бороду под тирольской шляпой. Мужчина усердно любовался панорамой за ограждением.
Кейт сделала вид, что разглядывает план города.
- Вы уверены? - тихо спросила она.
Священник погладил бороду.
- Мне так кажется. Я видел, как он ловил такси позади нас возле "Новотеля". Кроме того, он очень торопился занять место на фуникулере сразу за нами.
Кейт подошла к широкому ограждению и облокотилась на него. Осенний ветер доносил сюда запах реки, умирающей листвы и выхлопных газов.
- Он один?
О'Рурк пожал плечами.
- Не знаю. Я священник, а не шпион. - Он мотнул головой в сторону пожилой четы, прогуливавшейся с таксой возле дворца. - Может быть, и они следят за нами.., откуда мне знать.
Кейт улыбнулась.
- И собака тоже?
Буксир, толкающий вверх по реке длинную баржу, приветствовал город тремя длинными гудками. Внизу, на площади Адама Кларка, под аккомпанемент какофонии сигналов крутилась масса машин, выезжающих затем на Цепной мост, а их габаритные огни сливались с красной неоновой рекламой на зданиях за рекой.
Улыбка Кейт погасла.
- Что будем делать?
О'Рурк облокотился на перила рядом с ней и потер руки.
- Продолжать наш путь, я полагаю. Вы не догадываетесь, кто бы мог за нами следить?
Кейт прикусила губу. Голова у нее сегодня болела меньше, но рука под небольшой гипсовой повязкой зудела. Она так устала, что сосредоточиться ей удавалось с трудом - все равно что вести машину по темному льду - медленно и неуверенно.
- Румынская Секуритатя? - шепнула она. - Цыгане? Американское ФБР? Какие-нибудь местные головорезы хотят нас выпотрошить? Почему бы не подойти к нему и не спросить?
О'Рурк пожал плечами, улыбнулся и повел ее к верхней террасе. Человек в черной кожанке держался поодаль от них, продолжая любоваться видом Пешта и реки.
Они прошли под ручку ("ну прямо парочка туристов", - мелькнула у Кейт игривая мысль) мимо фуникулерной станции, через широкое пространство, обозначенное табличкой "Disz ter", и вышли на улицу которая, как сказал О'Рурк, называлась "Таток utsa". Маленькие магазинчики обрамляли булыжную мостовую; большинство из них были закрыты по случаю воскресного вечера, но в некоторых сквозь нарядные витрины виднелся желтоватый свет. От газовых уличных фонарей исходило мягкое свечение.
- Сюда, - сказал О'Рурк, увлекая ее вправо. Кейт глянула через плечо, но, даже если человек в черной кожанке и шел за ними, сейчас он скрылся в тени. Они вышли на небольшую площадь, где по краю выстроились коляски, и в холодном воздухе отчетливо были слышны звуки, издаваемые лошадьми, покусывавшими удила и переступавшими подкованными копытами. Кейт подняла голову, чтобы посмотреть на неоготическую башню миниатюрного собора, когда О'Рурк вел ее к боковой двери.
- Этот храм называется церковью Богородицы в Буде, - сказал он, придерживая для нее массивную дверь, - но все называют ее церковью Матиаша. Старый король Матиаш из легенд, пожалуй, гораздо популярней, чем был на самом деле.
Кейт вошла под сень собора как раз в тот момент, когда зазвучал молчавший до этого орган. Она остановилась и на секунду затаила дыхание, прислушиваясь к вступительным аккордам "Токкаты и фуги до минор", заполнившим пропитанную запахом ладана темноту.
Внутри старинная церковь освещалась лишь обетными свечами на стойке справа от двери и одной большой, отсвечивающей красным, на алтаре. Кейт обдало ощущением древности: покрытые полосами копоти массивные каменные колонны, хотя копоть могла оказаться лишь тенями, неоготический витраж возле алтаря, освещаемый кроваво-красным светом свечи, темные гобелены, вертикально свисающие над рядами, и не больше десяти-двенадцати человек, в молчании сидящих на скамейках при раскатах и отзвуках органной музыки.
О'Рурк прошел вперед через открытое пространство в тыльную часть церкви, спустился по каменным ступенькам и остановился в тени у последнего ряда скамеек слева от мест для прихожан в нефе. Кейт села на одну из скамеек. О'Рурк же привычно преклонил колени, перекрестился, затем присоединился к ней. Музыка Баха продолжала вибрировать в теплом, пропитанном ладаном воздухе. Мгновение спустя священник спросил:
- Вы знаете, почему Бах написал "Токкату и фугу"? Кейт отрицательно покачала головой. Она могла лишь предполагать, что эта вещь написана к вящей славе Господней.
- Для проверки труб в новых органах, - шепнул О'Рурк.
Кейт разглядела его улыбку при тусклом, красноватом свете.
- И в старых тоже, - продолжал он. - Если в одной из труб совьет гнездо птица, Бах знал, что эта вещь вынесет ее оттуда.
Тут музыка достигла точки, когда у Кейт, казалось, завибрировали зубы и кости. В наступившей вдруг тишине она застыла на некоторое время, пытаясь перевести дыхание. Находившиеся тут же несколько человек, преимущественно пожилые, поднялись, преклонили колени и вышли через боковую дверь. Кейт увидела через плечо, как седобородый священник в длинной черной сутане закрывает дверь на тяжелый засов.
О'Рурк коснулся ее руки, и они пошли обратно в заднюю часть нефа. Седобородый священник, раскрыв объятия, приблизился к ним, и они с О'Рурком обнялись. Кейт во все глаза смотрела на эту сцену, современный священник в летной куртке и джинсах и пожилой в сутане, доходившей до пят, с тяжелым распятием на груди.
- Отец Янош, - обратился О'Рурк, - позвольте представить моего близкого друга, доктора Кейт Нойман.
Доктор Нойман - мой старинный друг, отец Янош Петофи.
- Очень приятно, - сказала Кейт.
С аккуратной седой бородкой, розовыми щеками и яркими глазами отец Янош Петофи показался Кейт немного похожим на Санта-Клауса, но, когда он склонился, чтобы поцеловать ей руку, она нашла, что его манеры не имеют ничего общего с повадками рождественского Деда.
- Весьма рад знакомству, мадемуазель, - произнес он. Акцент у него был скорее французский, чем венгерский.
И поцелуй, и обращение, поставившее ее в положение молодой незамужней женщины, вызвали у Кейт улыбку.
Отец Янош хлопнул О'Рурка по спине.
- Майкл, наш.., э-э-э.., цыганский друг ждет. Они последовали за отцом Яношем в глубь собора, прошли через заменяющий дверь тяжелый занавес и поднялись по винтовой каменной лестнице.
- Вы, как всегда, играли великолепно, - сказал О'Рурк священнику.
Отец Янош улыбнулся через плечо. Его сутана шуршала по каменному полу.
- А-а.., это просто репетиция к завтрашнему концерту для туристов. Туристы любят Баха. По-моему, даже больше, чем вы, органисты.
Они поднялись на хоры, футов на тридцать выше затемненного свода церкви. В конце скамейки сидел крупный мужчина. Между низко надвинутой шерстяной шапочкой и застегнутым до подбородка овчинным тулупом Кейт заметила выразительное лицо с густыми усами.
- Если нужно, я останусь, - предложил отец Янош. О'Рурк прикоснулся к его плечу.
- Нет необходимости, Янош. Мы с тобой потом поговорим.
Пожилой священник кивнул, поклонился Кейт и ушел вниз по лестнице.
Вслед за О'Рурком Кейт приблизилась к скамье, где их ждал смуглолицый. Несмотря на то что глаза ее уже успели привыкнуть к тусклому освещению церкви, здесь было очень темно.
- Dobroy, доктор Нью.., ман? - обратился человек к О'Рурку голосом, вполне соответствовавшим его заостренному лицу. Зубы его странно блеснули. Он перевел взгляд на Кейт. - Оу... Рерк?
- Доктор Нойман - это я, - сказала Кейт. Отзвуки музыки Баха все еще вибрировали у нее в костях, пробиваясь сквозь слои усталости. Ей потребовалось сделать усилие над собой, чтобы вернуться к реальности. - А вы - Николо Чоаба?
Цыган улыбнулся, и Кейт увидела на всех его зубах золотые коронки.
- Воевода Чоаба, - довольно грубо поправил он. Кейт посмотрела на О'Рурка. Воевода. Это же слово было написано под венским портретом Влада Цепеша.
- Beszel Romany? - спросил воевода Чоаба. - Маgyarul?
- Nem, - ответил О'Рурк. - Sajnalom. Kerem beszel angolul ?
Золотые зубы сверкнули.
- Да.., да, я говорить английский.. Dobroy Добро пожаловать.
Акцент Чоабы напомнил Кейт старый фильм с Белой Лугоши. Чтобы немного встряхнуться, она потерла щеку.
- Воевода Чоаба, - начала Кейт, - отец Янош объяснил, чего мы хотим?
Цыган слегка нахмурился, глядя на нее, а потом снова вспыхнули золотые зубы.
- Хотим? Igen! Да.., вы хотеть попасть в Румыния. Вы приехать из... Egyesult Allamokba... Соединенные Штаты.., и ехать Румыния. Nem?
- Да, - ответила Кейт. - Завтра. - Воевода Чоаба нахмурился еще больше.
- Hetfo, - пояснил О'Рурк - Завтра. В ночь на понедельник.
- Ага.. hetfo , да-да, мы переходить завтра ночь., понедельник. Это есть это все как вы сказать? Договорились. - Цыган повертел пальцами перед своим лицом. - Sajnalom.., мой сын, Балан , он говорить английский очень хорошо, но он.., бизнес. Да? Кейт кивнула.
- О цене мы уже договорились?
Воевода Чоаба с прищуром посмотрел на нее.
- Kerem?
- Mennyibe kerul? - спросил О'Рурк, изобразив красноречивый жест пальцами. - Penz.
Цыган широко развел руки, как бы сметая что-то в воздухе. Потом поднял палец и показал его Кейт.
- Ezer.., вы. - Теперь он показал палец священнику. - Ezer.., вы.
- По тысяче с каждого, - сказал О'Рурк.
- Американские доллары США наличными, - добавил воевода Чоаба, тщательно выговаривая каждый слог.
Кейт кивнула. Именно такую сумму накануне называл отец Янош О'Рурку.
- Сейчас, - сказал цыган, сверкнув зубами. Кейт медленно покачала головой.
- Двести с каждого из нас сейчас, - сказала она. - Остальное - когда мы встретим нашего друга в Румынии. В глазах Чоабы зажегся огонек.
- Ketszaz ejszakat.., м-м-м.., сегодня ночью, - сказал О'Рурк. - Nyolcszaz on erkezes. О'кей?
Кейт протянула конверт с четырьмя сотнями. Цыган взял его ловкими пальцами и спрятал под тулуп, даже не заглянув внутрь. Блеснуло золото зубов.
- О'кей.
Затем он извлек из-под тулупа карту и разложил ее на скамье. Кейт и О'Рурк придвинулись ближе. Тупой палец цыгана ткнулся в Будапешт и пошел вдоль железной дороги в юго-восточном направлении. Его голос при перечислении населенных пунктов вдоль маршрута звучал гипнотически-ритмично, как молитва. Кейт закрыла глаза и прислушалась к этой молитве в пропитанной ладаном темноте собора.
- Будапешт... Уйсас... Сольнок... Бекешчаба... Лёкёшхаза .
Она почувствовала, как по ноге волной прошла дрожь, когда цыган ткнул пальцем в карту.
- Лёкёшхаза.