Глава 5 ХАРЛОУ
Даже не могу представить, как я бы себя чувствовала, если три дня назад мне удалили грудь, такую важную часть моего тела. Но, наверное, я вела бы себя так же, как и моя мама, начиная с понедельника: спала и плакала. И никто из нас ничем – буквально – не может ей помочь. Мама никогда не была тщеславной, но очевидно, что ее карьера зависит от того, как она выглядит. Даже в свои сорок пять лет она без проблем могла показаться в бикини, если того требовала роль. Конечно, все журналы восхищались ее силой и храбростью, но она сильно сожалела, что теперь лишилась своей пары, надо признать, шикарнейших сисек. К тому же она долго и болезненно восстанавливается после операции.
Из больницы ее выписали в среду утром, и папа, Беллами и я большую часть времени проводили возле ее кровати, смотря повторы «Закона и Порядок»[8], пока она спит. К обеду четверга все мы были уставшие, немытые и озлобленные друг на друга.
Теперь-то я знаю, что бы с нами случилось, окажись мы запертыми в каком-нибудь бомбоубежище: мы поубивали бы друг друга. Папа бесился от постоянно трезвонящего телефона Беллами. Беллами жаловалась, что в комнате очень душно. А мама заявила:
– Извини, конечно, милая, но если ты еще хоть раз предложишь мне поесть, то я запущу пультом от телевизора тебе в голову.
Для семьи, в которой обычно никто не ругается, сейчас мы слишком вспыльчивые.
Наконец папа выводит нас обоих в коридор.
– Девочки, я вас люблю, – говорит он и кладет руки нам на плечи. – Но, пожалуйста, выметайтесь из дома. Вернитесь на пару дней к своей жизни. Я позвоню, если понадобитесь.
Проблема в том, что это не так легко. Еще после разговора с Финном во вторник во мне засело болезненное надоедливое чувство, что моя мама может умереть. Я ни с кем не могу это обсуждать, а даже если бы и могла, то озвучив, допустила бы саму возможность этой мысли и – что хуже – реальность. У меня было слишком много времени для размышлений. Моя работа на полставки не особо меня загружала. Я могла бы бегать или проводить кучу времени на пляже, ведь большинство моих друзей были весь день зяняты. Все, кроме Финна.
Когда Беллами уехала, я осталась стоять у дороги возле родительского дома и все пыталась взять себя в руки, буквально собраться по кусочкам. И вот я выпрямляю спину. Собираю все еще мокрые волосы в небрежный пучок. Разглаживаю руками футболку и джинсы. Надеваю фирменную улыбочку. Готова.
Я зову всех встретиться в кафе у Фреда, и без каких-либо возражений.
***
– Я не могу, – отвечает Лола, и я слышу громкий лязг на заднем фоне. – Сегодня не получится. Мне нужно закончить работу с панно. А Миа останется дома с Анселем, потому что он завтра улетает на несколько недель.
– Я едва могу это пережить это дерьмо, Лорелей Луиза Кастл.
– Ого, ты собираешься называть меня полным именем?
– Я не расчесала волосы после душа, на мне старая футболка Беллами с рисунком Hello Kitty, потому что я забыла всю одежду дома, а наш Латино-машина любви… – девочки знают, что я так называю папу, – вышвырнул меня из дома. Так что тащи свою задницу в «Царскую гончую». [9]
Она вздыхает.
– Хорошо.
Фред Фёрли открыл свой бар «У Фреда» в 1969 году, когда ему было всего двадцать семь. Сейчас ему семьдесят два, он был женат и разведен шесть раз, любит мою маму почти так же, как мой папа. Здесь я отмечала свой двадцать первый день рождения, и мистер Фёрли разрешил выпить всего две стопки. Я возвращалась тогда домой одна и единственная трезвая. Он поумерил свой характер, но все еще любит играть роль моего отца, из-за чего, вероятно, мне очень комфортно тут бывать. К тому же, лучше собраться здесь, чем в кофейне – из-за выпивки, конечно же.
У него ушло семь лет, чтобы понять, почему мой папа его бар называет Царская гончая, но название прижилось, хотя мистер Фёрли и не выглядит, как аристократ. Он спокойный, загорелый, подтянутый и всегда дает мне то, что нужно.
А сегодня как раз тематическая ночь для девочек.
Ансель и Миа по дороге подхватили Лолу и Финна и приехали почти в одно время с НеДжо, который припарковал свой скутер с другой стороны здания.
– А где Оллс, Олли, Олзифер? – с глупой улыбкой спрашиваю я.
Лола чуть отходит, оглядывая меня.
– Ты что, уже пьяная?
– Нет. Просто… Настроение странное, – и это правда. Я была немного выбитой из колеи, словно перестань я двигаться, и тут же рассыплюсь или растекусь лужицей масла по всей улице. – Хотя мне, наверное, лучше напиться.
– Оливер приедет сюда сам, – говорит Ансель. Он единственный, кто не смотрит на меня так, словно мои волосы горят, а в руках я держу взрывчатку.
Финн наблюдает за мной, его глаза спрятаны под козырьком бейсболки.
– Ты в порядке, Имбирная печенька?
Я киваю:
– Нет, – я беру его за руку, пользуясь возможностью ухватиться за его упругие горячие бицепсы. – Или да? Не знаю, день сегодня странный.
– Ага, это я уже слышал, – говорит он и провожает меня внутрь.
Мистер Фёрли делал ремонт пару лет назад, но по настоянию моей мамы оставил почти все без изменения, только поставил новые столы, стулья, немного подкрасил и поменял полы. Как я говорила, Фред любит мою маму. Но главный плюс этого заведения в том, что у нас есть свой диванчик в углу, и там постоянно стоит табличка «Забронировано», даже когда нас нет. Конечно, бар редко бывает заполненным, чтобы народ претендовал на наш столик, но все же это позволяет почувствовать себя по-настоящему крутыми.
Мы приветствуем Мистера Фёрли, заказываем напитки и топаем к столику. Финн неуверенно следует за нами.
– По-моему, это похоже на традицию, – говорит он, решив облокотиться на спинку дивана, а не садиться рядом со мной.
– Ты пробудешь тут достаточно долго и поймешь принцип. Он не совсем простой, – я начинаю загибать пальцы, пошагово объясняя: – Ты идешь к бару. Заказываешь у Фреда любой напиток. А затем возвращаешься к столику.
Он медленно кивает.
– Подошел, заказал, ушел.
– Хороший мальчик, все понял.
Финн меня немного удивляет, когда касается большим и указательным пальцами моего подбородка и с нежностью смотрит на меня, прежде чем повернуться к Анселю.
Вот нам приносят напитки, и все решают заказать что-нибудь из еды, а мы с Лолой немного болтаем. Она недавно подписала контракт с фирмой Dark Horse на серию комиксов, и моя первая реакция до изучения гугла была: «О-о, я так рада за тебя».
После того как погуглила, мне захотелось себя ударить. Все это произошло сразу после нашего возвращения из Вегаса, и мне все еще трудно принять все эти изменения. За пару месяцев она стала популярной, раздавала интервью, посетила несколько небольших магазинчиков, и, наконец, ее детище, Рыбка Рэйзор (она рисовала этот персонаж с тех самых пор, как начала держать карандаш), выйдет в свет.
Пока мы разговариваем, возвращается Финн, снова облокачивается на спинку дивана и ждет, когда мы закончим.
Я смотрю на него через плечо.
– У тебя пустой стакан.
Он покачивает своим стаканом, глядя на жидкость со льдом.
– Нет, у меня еще есть немного.
– Ой, значит у меня пустой, – протягиваю свой и смотрю самым невинным взглядом.
Он смеется и берет его.
– Скажи, чтобы записали на мой счет, – кричу ему, когда он подходит к бару.
Он посылает мне хулиганистый взгляд через плечо.
– Я понял.
– Полегче, Госпожа Вега, – приподнимая бровь, говорит Лола.
– Тебя зовут Харлоу Вега? – спрашивает НеДжо, изогнув светлые брови.
Я киваю, закидываю оливку себе рот и повторяю:
– Харлоу Вега.
– А твои родители вообще хотели, чтобы ты училась в колледже, или решили, ты сразу пойдешь к шесту?
Я щелкаю языком и облизываю пальцы.
– Аккуратней, НеДжо, а то стояк уже виден.
– О! – НеДжо поворачивается к Лоле. – Кстати о стояках. Я так хочу, чтобы твою книгу напечатали и чтобы она продавалась с бешеной скоростью. Тогда на Comic Con [легендарный международный фестиваль, проходящий в Сан-Диего с 1970г., на котором представлены новинки поп-культуры: комиксы, научно-популярная литература, фэнтези, анимэ, видеоигры и т.д. – прим. редактора] будет что-то невероятное. Ты была бы цыпочка-автор, в сексуальной маске и костюме из спан…
– Ты что, под кайфом? – спрашивает Лола.
Понимая, что вопрос чисто риторический, тем не менее, НеДжо отвечает:
– Вообще-то да.
– Я не собираюсь демонстрировать глубокую глотку на корн-догах [10], облизываться с сисястыми девчонками в костюмах женщины-кошки, просто чтобы показать, что могу повеселиться с любителями комиксов.
Именно в тот момент к столику подходит Оливер, он выглядит ошеломленным с округленными глазами за его очками с широкой оправой. Он пристально смотрит на нее, но потом его взгляд смягчается и становится очень похожим на восхищение. Его реакция наталкивает меня на мысль. Наш тихий и милый Оливер увлечен Лолой? Я смотрю на Миа и понимаю, что ей в голову пришла точно такая же идея. Богом клянусь, если бы моя голова не была забита проблемами, я уже давно бы свела этих двоих вместе.
– А ты позволишь приударить за собой парню любителю комиксов в костюме женщины-кошки, умеющему заглатывающей корн-доги? – спрашивает ее Ансель, кивком показывая на Оливера. – Ну так, чисто теоретически.
– Предположу, что фанаты будут ошеломлены, независимо от того… – парирует Оливер, собираясь с мыслями, – глубоко ли в горле корн-доги или нет.
Миа морщит носик и покачивает головой, глядя на Олиера. Они практически никогда не может понять его австралийский акцент, и это забавно, ведь она замужем за парнем, у кого английский язык не родной.
– Фанаты будут рады, не смотря ни на что, – переводит для нее Лола.
Я вспоминаю тот первый вечер, когда мы зависали с Оливером. Миа как раз исчезла с Анселем в коридоре, и мы с Лолой остались с двумя пьяными незнакомцами. Внимательно его рассмотрев, мы поняли, что у Оливера на щеке несмывающимся маркером нарисован цветок.
– Любопытно узнать про цветочек, – сказала Лола, когда он подсел к ней поближе. На нем, как всегда, были его очки, черные прямые джинсы и футболка. Я была почти уверена, что это не татуировка… Почти.
– Простое, – загадочно ответил он и замолчал. Через пару секунд до меня дошло, что он сказал «Проспорил».
– Хочу подробности, – сказала Лола.
И Финн с удовольствием все рассказал. Оказывается, они только что закончили свой велопробег по Штатам, во время подобного и познакомились шесть лет назад.
– Спор был такой: у кого будут самые стертые шины, тот и получает рисунок перманентным маркером на лице. А Оливер не мог удержаться и использовал свой велик как горный. Я вообще удивлен, что они не превратились в месиво.
Оливер пожал плечами и стало ясно, что его абсолютно не беспокоил этот цветок на лице. Он тут был определенно не с целью кого-то впечатлить.
– Тебя все называют Олли? – спросила Лола.
Оливер посмотрел на нее в шоке от того, что это может быть его именем. С таким же успехом она могла спросить, не называют ли его Гартом, Эндрю или Тимоти.
– Нет, – категорично ответил он, и самое очаровательное, что его акцент слышался даже в одном слоге. Лола вскинула бровь – этот жест говорил о ее легком раздражении – и продолжила пить свой переливающий огоньками коктейль.
Лола почти всегда в черном, включая черные блестящие волосы и камушек пирсинга на губе. Но все же она никогда полностью не проявляла физическую агрессию и не подходила для «Бунтарских девчонок». С ее идеальной фарфоровой кожей и, пожалуй, самыми длинными ресницами в мире, она была очень деликатной. Но уж если она решила, что ты мудак, ей не важно, что ты об этом думаешь. Она начнет издеваться.
– А цветочек тебе идет, – она наклонила голову, изучая его. – И у тебя красивые руки, кажутся такими мягкими. Может, нам стоит называть тебя Оливка.
У него вырвался смешок.
– А еще действительно красивый рот, – добавила я. – Нежный, как у женщины.
– Ой, да отъебитесь вы! – засмеялся он.
И вот так от незнакомцев мы перешли к пьяным лучшим друзьям, а под конец вечера превратились в супружеские пары. Но, в отличие от нас, Лола и Оливер не закрепили сексом свой брак. Лола была уверена, что Оливер в этом не заинтересован.
А теперь я понимаю, что она ошибалась.
– А где Финн? – спрашивает Оливер, усаживаясь на диван. – Привет, Джо. – обратился он к НеДжо.
– Обслуживает мисс Харлоу, – говорю я.
Он смотрит на меня с изумлением.
– Пошел за напитком для Харлоу, – снова переводит Лола.
Оливер кивает, смотрит на бар, а потом на меня.
– Будь милой с моим мальчиком, – подмигивает он мне, но по его тону я понимаю, что он не шутит.
– Потому что он неженка? Я тебя умоляю, – глумлюсь я. – Я всего лишь использую его огромный член и поразительное умение обращаться с веревкой. Не волнуйся о его задетых чувствах.
Закрывая руками лицо, Оливер стонет.
– Это больше, чем мне положено знать, – заявляет он, и как раз в тот же момент Лола кричит: «Слишком много информации!»
– Будешь знать, как меня поучать, – с ухмылкой отвечаю я. – Как дела в магазине?
– Хорошо. Много работы. Надеюсь, так будет и дальше.
Я вижу, как Миа наклоняется к Анселю, пока он, смеясь, медленно повторяет сказанное Оливером.
– Мне что, нужно говорить помедленнее, Ми-и-а-а-а? – спрашивает Оливер, изображая американский акцент.
– Да! – кричит она.
– А как зона для чтения? – спрашивая я. – Помогает привлечь новых покупателей?
– Кажется, да, – говорит он и ворует нетронутую бутылку пива у Миа. – Остается только узнать, кто из них станет постоянным покупателем.
– Так, скажи мне, друг, а ты уже кого-нибудь поимел после закрытия? – подперев руками подбородок, спрашиваю я.
Он смеется, покачивая головой.
– Знаешь, окно в магазине мало что скрывает, поэтому пока никак.
– Некоторым девушкам именно такое и нравится.
Он пожимает плечами и, ухмыляясь, опускает взгляд на пробку в своих руках, не глядя при этом на Лолу.
Нет, я точно сломаю этого парнишку, даже если мне будет плохо.
– Я думаю, первый магазинный перепихон Оливера будет у него в подсобке, – присоединяется Ансель, и – ох! – я обожаю этого парня.
Миа облокачивается на Анселя, и он наклоняется сказать ей что-то на ушко. Ее счастье – это лучшее отвлечение от моих забот. Хотя, может быть, помогает и алкоголь. Я так рада, что ее парень здесь больше чем на полтора дня. Он старается приезжать каждые две недели, но каждый раз у нас смешанные чувства – головокружительная радость от его приезда и вечный страх перед отъездом.
– А вы, ребята, так хорошо смотритесь вместе, – говорю я и наклоняюсь поцеловать Миа в щеку.
– Представь только, как мы смотримся, когда занимаемся сексом, – кричит через весь стол Ансель. – Просто нереально!
Я сминаю салфетку и бросаю в него.
– Нет уж, спасибо.
– Это моя суперсила.
– А тогда какая моя? – спрашиваю я.
Ансель складывает руки у рта, чтобы перекричать музыку:
– Напиваться?
Он показывает на принесенную Финном стопку. За исключением нашей дикой ночки у Лолы и Лондон и захватывающего дух пьянства в Вегасе, я редко пью больше пары коктейлей. Но, думаю, Ансель прав: уж если я начала, меня не остановить. Я осушаю свою стопку, чувствуя, как сладость, тепло и алкоголь растекаются в моем желудке.
Я громко рычу, встаю из-за стола и объявляю:
– Я напилась и иду танцевать, – указывая на Финна, говорю: – Ты. За мной.
Он отрицательно качает головой.
– Ой, да ладно, – вздыхаю я и пробегаюсь руками по его груди. Господи, до чего же приятно – он такой крепкий и твердый, мышцы напрягаются от моих прикосновений, и я чувствую, что уже завожусь.
Вечер четверга у Фреда – это вечер для девочек, поэтому играет клубная музыка, чтобы дамы могли потанцевать. И вот я пьяная. А Пьяная Я живет без проблем. Трезвая Харлоу может быть слишком гордой, чтобы умолять, и вести себя, как капризная девочка. Но добавьте в нее немного алкоголя – и начинается шоу.
– Ну пожалуйста, – шепчу я и поднимаюсь на носочки, чтобы целовать его шею. – Пожалуйста, красавчик, потом получишь Харлоу голой.
– Она что, всегда такая? – спрашивает Финн у девочек, не отводя от меня взгляда.
Он смотрит на мой рот, словно готов перекинуть меня через плечо и пройти так все пять миль до дома Оливера.
– Почти с каждым встречным чертовым парнем, – врет ему Лола. – Я уже устала забирать ее из паршивых мотелей в Тихуане[11].
Финн хмурит брови. Я начинаю царапать ногтями его грудь именно так, как ему нравится. И чувствую, как он вздрагивает от моих прикосновений. Он отворачивается и смотрит на танцпол.
– Ну, тогда я уверен, что найдется другой парень, желающий с тобой потанцевать.
Я изучаю его немного и надеюсь, что мое разочарование на лице не такое явное.
– Конечно, найдется.
Я жестом зову Миа, а она тянет за собой Анселя. Мы втроем идем на по большей части пустующий танцпол, где – несмотря на предположение Финна – танцует всего пара людей: пожилая пара в медленном ритме под быструю музыку и группа девчонок, чьи документы срочно нужно проверить.
Мне все нравится в этом баре: теплые замшевые сиденья, интересные люстры, но больше всего я люблю здешнюю музыку. Когда мы выходим, диджей – и по совместительству недавно переехавший сюда двадцати однолетний внук Фреда Кайл – включает песню с тяжелыми басами и кивает мне.
Я могу танцевать и одна, мне нужно только двигаться. Я поднимаю руки вверх, покачиваюсь в ритме и закрываю глаза. Я чертовски обожаю эту песню, этот пульсирующий бас и откровенно сексуальный текст. Ансель и Миа пытаются танцевать, окружив меня, но, думаю, они понимают, что мне все равно – одна я или с кем-то. Поэтому они поворачиваются и танцуют вместе, прижавшись бедрами, размахивая руками и улыбаясь.
Боже, они и правда замечательная пара. Конечно, Миа изумительная танцовщица, она словно рождена для этого, а Ансель прекрасно владеет каждой клеточкой своего тела. Я довольная, но в тоже время несчастная. На самом деле, я не несчастна. У меня легкая, дикая и насыщенная приключениями жизнь. Но почему мне кажется, что моя грудь словно заполнена ледяной водой?
Теплые руки движутся по моим бедрам к животу и прижимают к сильному твердому телу за мной.
– Привет, – тихо выдыхает Финн.
Он словно выдергивает пробку, холод из-под ребер уходит, и я окружена только его нереальным теплом. Он прижимается ко мне, едва двигаясь под музыку. Я разворачиваюсь в его руках и начинаю танцевать около него, позволяя держать меня. И я ощущаю просто первобытное желание секса. Соединиться. Ощутить его внутри себя.
– Ты меня с ума сводишь, вот так танцуя, – он наклоняется, прикасаясь губами к уху. – Господи, ты прекрасно выглядишь.
Я дотягиваюсь до его уха губами, и мой голос немного срывается:
– Поехали ко мне.
***
Как хорошо, что Финн трезвый и может вести мою машину. Я показываю, куда ехать, и мы молча смотрим на дорогу. Я рада, что мы не разговариваем. Это бы отвлекало меня от ощущений, что дарит его рука на моей ноге – основание его ладони лежит на бедре, а пальцы гуляют по самой нежной и чувствительной внутренней стороне. Такое чувство, словно он бросил свой якорь, и я замерла.
– Ты в порядке, Имбирная Печенька?
Мне нравится, когда он так меня называет, словно только у него есть на это право.
Я киваю.
– Все хорошо, только…
– Переживаешь кризис четверти жизни? – он улыбается, но не насмешливо. Видимо, я выгляжу такой же отчаянно желающей отвлечься, как и чувствую себя.
– Ага.
– Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало… – он убирает от меня руку, чтобы провести ею по своему лицу, оставляя на коже моего бедра призрачный след от каждого пальца. Но когда рука возвращается на место, я снова могу дышать. – Я не хочу, чтобы это звучало снисходительно. Помню, как и сам бесился, когда мне было чуть за двадцать, и хотел, чтобы все было понятней.
Я киваю, боясь заговорить, ведь тогда мой голос выдаст все мои эмоции.
– Как раз в это время папа и Колт уговорили меня принять участие в велопробеге.
– Ты рад, что послушал их?
Он молча кивает, и я указываю на поворот направо, вдоль по Eads Avenue. Мы находим место перед моим домом, и он заглушает двигатель.
– Ага, – глядя на меня, говорит он и протягивает мне ключи. – Я рад. Но жизнь всегда сложная штука. С возрастом просто смотришь на все по-другому.
Он идет за мной до лифта по коридору, приподнимая брови, но ничего не говоря. Держит руки глубоко в карманах джинсов, бейсболка низко натянута на глаза.
– Ты сильно пьяная?
Я пожимаю плечами.
– Достаточно.
Я вижу, что ему не нравится мой ответ, но он по-прежнему молчит, заходит со мной в лифт и наблюдает, когда я нажимаю кнопку четвертого этажа.
– То, что мы идем ко мне – это ничего не значит, – говорю я. – Мы могли бы поехать к Оливеру, сюда просто ближе.
Он игнорирует мои слова.
– Ты же живешь одна, да?
– Да.
– Тебе понравилось, чем мы с тобой тогда занимались?
– Когда именно? – я прислоняюсь к стене лифта и могу поклясться, что чувствую тепло его тела даже на расстоянии. – С веревкой или без?
Облизывая губы, он улыбается.
– Оба раза. Но я спрашиваю про веревку.
– А почему спрашиваешь?
Двери лифта открываются, и он пропускает меня первой. Стоя сзади, он начинает объяснять.
– Давно не делал этого с девушками, – я хотела было ответить, меня просто распирало от любопытства и от желания, чтобы он пояснил, но он продолжает: – А ты после этого так быстро убежала… что мне сложно было понять.
– Боже мой, Финн, – я останавливаюсь около двери и поворачиваюсь к нему. – У нас просто интрижка, верно? Тут нечего понимать.
Я хотела произнести это весело и легкомысленно, но вместо этого мой пьяный голос звучит медленно и невнятно. Он хмурится, забирает у меня ключи и открывает дверь ко мне в квартиру.
Войдя внутрь, Финн кладет ключи на столик у двери и оглядывается. У меня двухкомнатная комнатная квартира с большим балконом и видом на городские кварталы и океан.
– Ого, – тихо говорит он. – Неплохая инвестиция.
Я смеюсь и подталкиваю его сзади в плечо, чтобы он проходил в гостиную.
– Можно, я кое-что у тебя спрошу, и прости, если буду выглядеть полным мудаком, – предупреждает он, оглядываясь через плечо.
– Только один вопрос.
С легкой ухмылкой он спрашивает:
– Скажи, каково это – расти и не задумываться о деньгах?
Я улыбаюсь Финну и позволяю ему самому осмыслить только что сказанное. Потому что… он серьезно?
– А почему ты думаешь, у нас всегда было много денег?
Пробежавшись взглядом по квартире, он выразительно смотрит на меня.
– Когда мама только начинала работать на телевидении, я помню, как родители едва сводили концы с концами, – говорю я ему. – Она много работала, а папа снимал малобюджетные фильмы практически на заднем дворе у своих друзей. Нам стало полегче, когда я перешла в старшие классы, – глядя на него, я пожимаю плечами. – Когда папа получил свой первый Оскар, стало лучше, но разбогатели мы, только когда я уже училась в колледже.
Он кивает, и повисает немая пауза, но затем он нарушает молчание:
– Я хочу воспользоваться твоим туалетом, – он выглядывает в коридор, потом осматривает меня с головы до пят. – А ты, пожалуйста, выпей большой стакан воды, съешь кусочек тоста и выпей пару таблеток ибупрофена или еще чего-нибудь. Я не собираюсь трахать тебя, пока ты не придешь в себя.
Не дождавшись моей реакции на свой властный тон, он разворачивается, идет по коридору, заглядывает в ванную и с тихим щелчком закрывает дверь. Это хорошая мысль, и не потому что Финн мне так сказал, я и сама хочу немного успокоиться, поэтому иду на кухню в поисках воды, еды и ибупрофена.
Я слышу, как открывается дверь ванной, и он кричит:
– А где ты хранишь спортивные принадлежности или всякую хрень для серфинга?
– Мои что? – с набитым ртом спрашиваю я.
– Я не про доску спрашиваю, – я слышу, как он шарит по шкафам в прихожей и бормочет: – А, все, нашел.
Я залпом допиваю воду и смотрю, как он идет по коридору. Мое сердце замирает. Он стоит в дверном проеме, и я чувствую себя странно, немного напуганной. И особенно странно, что мне это нравится. Мне нравится мысль, что он такой – немного пугающий, не поддающийся влиянию. Нравится, что он может ворваться в мою жизнь, вытесняя из нее все остальное.
Он держит в руках моток эластичного шнура.
– И откуда мне было знать, что ты искал именно это? – спрашиваю я.
– Могла бы догадаться, я ведь намекал про тот раз с веревкой, – он берет меня под руку и ведет в гостиную. Я немного спотыкаюсь, и он смотрит на меня, снимает свою бейсболку, взъерошив волосы другой рукой. – Надеюсь, ты не забудешь об этом.
Меня беспокоит воздействие его голоса. Он хриплый и напоминает мне дорогое виски, что стекает по горлу и горячит кровь. Думаю, что больше не могу притворяться: я полностью одержима Финном Робертсом.
– Я постараюсь, – шепчу я, приподнимаясь на носочках и целуя линию его челюсти.
– Не могу дождаться, когда ты начнешь умолять меня кончить, – он чуть приподнимает подбородок и облизывает свою нижнюю губу. – И не могу дождаться, когда ты будешь умолять меня не останавливаться.
Я мгновенно трезвею от предвкушения невероятного кайфа, когда он будет у меня внутри.
Кивком указывая на мою одежду, он бормочет:
– Сними все.
Я снимаю футболку, скидываю туфли и стягиваю джинсы. Он наблюдает за каждым моим движением, неторопливо разматывая шнур. Я купила его пару недель назад, чтобы закреплять вещи при перевозке, когда предыдущий перетерся, но блин. Такое использование тоже подойдет.
– В этот раз будет намного грубее, – говорит он, показывая на шнур, но, я надеюсь, он говорит не только о веревке, но и о том, как собирается меня трахнуть.
Я уже голая, и он подходит ближе, наклоняется и целует меня. Мне нравится его вкус – сегодня он как смесь пива и мяты; он издает довольное «М-м-м» и тихо спрашивает:
– Скажи мне, что тоже этого хочешь.
– Совершенно точно хочу.
Он очень осторожно обвязывает шнур вокруг моей грудной клетки, по груди и спине. Поднимает вверх по плечам и опять вниз по груди. Заводит мои руки за спину, так что я обхватываю свои локти руками, и закрепляет оставшийся шнур у позвоночника, прямо между лопатками.
Моя грудь обрисована шнуром, перекрещенном на грудине, а руки закреплены сзади. И как Финн сейчас на меня смотрит…
Я ощущаю себя гребаной королевой.
Он прижимает руку к моей груди, разведя пальцы в стороны, и только сейчас я по-настоящему замечаю, какие у него большие руки. Я словно вырвана из жизни и теперь умираю от голода. Я еще ни с кем не чувствовала себя такой неуправляемой, как с ним.
Он проводит кончиком языка по моей нижней губе и, будто читая мои мысли, спрашивает:
– Тебе же нравится, когда я немного грубый, правда?
Я киваю. Я сейчас так нуждаюсь во многом. Я словно стою на краю, еще один шаг – и я получу все, чего так жажду, и он даст мне все это. Но так же знаю, что он заставит меня ждать, и это предвкушение заставляет меня дрожать.
– Ты хочешь, чтобы я был лишь немного грубым? – спрашивает он, и его руки немного дрожат, когда он прикасается к моему лицу. – Или хочешь бешеного траха?
– Бешеного.
Он глубоко выдыхает через ноздри, и воздух обжигает меня, как огонь.
Финн тянется рукой назад и снимает футболку через голову, быстро расстегивает джинсы и опускает вниз их вместе с боксерами. Он смотрит на мое лицо, грудь, изучая мою реакцию на его обнажение. Затем отступает, садится на диван и подзывает меня пальцем.
– Садись ко мне на колени.
Я подхожу к нему, сажусь, оседлав его бедра, и неустойчиво покачиваюсь, но он удерживает меня за талию.
– Тебе удобно? – с тихим хрипом спрашивает он.
Когда я киваю, он руками проводит по моим бокам и обхватывает грудь, глядя на меня, начинает сосать, лизать и поигрывать пальцами. Его язык расслабленный, дразнящий.
Мои руки связаны, и он сам немного приподнимает меня, разворачивается и ложится на диван головой на подлокотник, вытянув ноги позади меня. Финн ставит меня так, чтобы мои ноги были раскрыты над его ртом, покачивает меня и стонет, прижимаясь к моей коже. Пока лижет меня, он продолжает говорить, как ему это нравится, какая я сладкая. Я слышу, как он произносит то, что мне так нравится, и я уже готова кончить. Я ощущаю жар, меня колотит. Он едва двигается, просто шепчет, целует и облизывает, и это так… Достаточно только его дыхания, тепла и прикосновения языка к клитору… И меня бросает в пот от напряжения, когда я пытаюсь удержать собственное тело в вертикальном положении. Его глаза горят, руки с груди перемещаются на шнур сзади, и он притягивает меня сильнее к себе.
Я не могу схватиться за диван. Не могу ухватиться за его. И не могу сосредоточится ни на чем, кроме всего этого, и это так хорошо, что я готова отпустить. Сдаться. Я извиваюсь от этого интенсивного удовольствия, широко расставив ноги и ощущая, как тело жаждет больше трения, больше влаги, больше его самого. Весь мой вес на его руках, и я кончаю так сильно, что мои ноги дрожат, спина резко выгибается, и я не сдерживаю крик. Может быть, это скорее визг – я не понимаю свои чувства, я взрываюсь, растекаюсь и собираюсь снова, а он все еще продолжает говорить:
Умница
Ох, блять, как хорошо
Тебе нравится?
Нравится?
Ты, как конфетка у меня во рту, блять, такая сладенькая
Мокрая и такая готовая
Хочешь, чтобы я тебя сейчас оттрахал?
Именно этот вопрос возвращает меня к действительности.
– Да, пожалуйста… сейчас.
Его руки держат меня за бедра, он поцелуями скользит по моему животу, груди, шее, пока сам поднимается и снова усаживает меня к себе на колени.
– Подожди, подожди, подожди, – рычит он, когда его член потирается у меня между ног. Я всхлипываю, хочу чувствовать его в себе, чтобы он потерял контроль и врезался в меня.
Он шепчет:
– Ш-ш-ш, я почти готов, уже почти, – Финн тянется к презервативу и разрывает упаковку. Я задыхаюсь, по шее и груди стекают капельки пота. Чувствую прохладный воздух на лбу и на животе. Я дрожу возле него, пытаюсь сосредоточится, но это бесполезно. Финн великолепен, гладкая сильная грудь, каждая мышца напряжена, кожа влажная от пота, и он надевает презерватив.
– О боже… – задыхаюсь я, когда он целует мою грудь, посасывает сосок и стонет.
Я еще никогда не чувствовала такого отчаяния – я связана, а он такой большой и может делать все, что пожелает, но… смотрите – как он заботлив и сосредоточен на мне, как он заставляет меня кончать, расхваливая, говорит со мной. И у меня в голове появляется маленькое сомнение, что это не просто мой способ сбежать от реальности.
Все дело в нем самом.
– Скорее, – заскулила я.
Он придерживает меня рукой за бедра, берет член в другую руку и шепчет:
– Хорошо, тише, тише. Все, я готов, готов. Иди ко мне, сейчас.
Финн помогает мне опуститься, и вот он во мне… О боже. Мне кажется, прошла целая вечность, прежде чем я почувствовала всю его длину в себе. Я дрожу, дико хочется двигаться и объездить его, но он держит меня сзади одной рукой за шнур, а другой за волосы. Он глубоко, так глубоко во мне – и я могу поклясться, что чувствую его пульс и его потребность раствориться во мне.
Он стонет, слегка покачивая бедрами.
– Не произноси ни звука, – бормочет он у моей шеи. – Твои маленькие стоны могут заставить меня кончить раньше времени.
Я прикусываю губу, чтобы замолчать, и он награждает меня за это поцелуем. Он держит меня за попу и поднимает и опускает меня, а когда снова приподнимает, то удерживает на весу и начинает быстрые безжалостные толчки снизу вверх. Он все это время что-то говорит, а я даже не понимаю и половины, потому что начинаю отключаться. Я воспринимаю только звук его голоса, его глубину и уверенность. Слова такие приятные, ведут за собой, и я теряюсь, да и черт с этим, я ничего не понимаю от удовольствия.
Это так хорошо. Так приятно.
Сейчас я могу думать только об одном, снова и снова. Он заставляет меня смотреть ему прямо в глаза, и мне кажется, я чувствую, что он хочет именно этого. Но как смотрит на меня он… Со всей силой, одержимостью, нежностью и обожанием. Я не могу отвести взгляд, да и не хочу.
Я не помню, чтобы кончала когда-нибудь так сильно, чтобы не могла понять, откуда все началось и как долго это продлится. Я стараюсь быть тихой, очень стараюсь, но с моих губ срывается крик, и я чувствую вкус крови на губах. Я сдаюсь, кричу и сопротивляюсь шнуру, словно меня разрывает на куски неистовое блаженство.
Финн рычит и двигается быстро и жестко, а когда он уже близко, натягивает узел шнура, глубоко входит и так сильно кончает, что мне кажется, я могу сломаться пополам.
Он замедляется и потом замирает, обнимает меня и тихо стонет у моей шеи с каждом выдохом: «Блять, блять, блять» – еще долго, после того как кончил. Меня обнимают его подрагивающие от напряжения руки, он мокрый от пота, и я еще никогда и ни с кем не чувствовала себя такой потрясенной.
Я понимаю, что сейчас разревусь, как раз за секунду до того как по моим щекам начинают литься слезы. Его лицо по-прежнему прижато к моей шее, дыхание понемногу выравнивается.
– Харлоу, пожалуйста, не двигайся, дай мне минутку.
Я не думаю, что смогла, даже если бы захотела. Я не хочу вставать с него.
Он губами прижимается к моим плечам и начинает медленно массировать мои бедра, попу, спину. Осторожно меня приподняв, он опускает руку между нами и снимает презерватив, завязывает и кладет его на диван рядом с нами.
А потом он начинает развязывать узел на моей спине.
– Нет, – почти задыхаюсь я.
Он смотрит на меня, видит слезы на щеках и, возможно, думает, что я не хочу, чтобы он меня освобождал. Я и сама не знаю, почему плачу. Я истощена, и если он не может больше быть во мне, мне нужно оставаться связанной. А если я не могу быть связанной, то мне нужен другой способ почувствовать, что я его, и он заботится обо мне. Что он обо всем позаботится и все исправит, потому что сама я не знаю, как это сделать.
Финн проводит большими пальцами по моему лицу.
– Милая, я должен, иначе останутся следы.
Просто мне кажется, это единственное, что удерживает меня целостной.
– Я знаю, – говорит он.
Боже мой. Я сказала это вслух.
– Ш-ш-ш, иди ко мне, – он разворачивает меня, как подарок, бережно поглаживая следы от шнура, поднимает меня, как пушинку, словно у меня нет костей и мышц – только кожа, кровь и похоть – и несет в спальню.
– Сюда? – указывая на дверь в конце коридора, спрашивает он.
Я киваю, и он заходит, одной рукой снимает покрывало и кладет меня на кровать. Я пугаюсь, что он сейчас уйдет, но он остается. Ложится позади меня, прижимаясь ближе, успокаивающе проводит рукой по бедру, через живот вверх к груди, мягко очерчивает ее своей грубой рукой и целует в шею.
– Скажи, что с тобой все в порядке, – хрипло просит он. – Что я не сделал тебе больно.
– Я в порядке, – я делаю глубокий вдох и срывающимся на выдохе голосом говорю: – Только не уходи.
– Я и не думал, да я и не смогу. Я… Это и для меня было так же интенсивно. Я… Ладно, забудь.
***
Обычно я сплю очень чутко, но сегодня даже не просыпалась среди ночи. Ни попить, ни в туалет, ни даже чтобы перевернуться и завернуться в прохладные простыни. Когда я открываю глаза, солнце уже высоко, а мы с Финном лежим в той же позе, в какой и заснули.
Он еще не проснулся, а вот его тело – уже. Я пообещала себе кучу вещей: новые туфли, мороженное на завтрак обед и ужин и послеобеденный заплыв, только бы иметь сейчас силы встать с кровати, а не перевернуть его на спину и не оседлать, чтобы еще раз увидеть тот взгляд, каким он вчера смотрел на меня.
Я встаю с постели, потому что ужасаюсь, ведь первое, о чем я должна была подумать – это мама, которую я должна отвезти на консультацию после обеда, и то, как она спала прошлой ночью. Ведь так на самом деле должно быть. Пусть не всегда, но, боже мой, как минимум последние пару недель, когда моя семья – смысл моей жизни, моя вселенная – нуждается во мне
Я варю кофе, когда на кухню входит Финн в одних трусах, которые он нашел на полу в гостиной. Я даже не заглядывала туда, так как знаю, что увижу небрежно валяющийся на ковре шнур.
Он потирает глаза, подходит ко мне и целует в шею. Из-за того, что я стараюсь не реагировать и немного напрягаюсь, я слышу его смешок у самой шеи.
– Мне тоже немного не по себе после вчерашнего, – заверяет меня он.
– Да я не то чтобы… – начинаю объяснять я. Он немного отклоняется и смотрит на меня, его взгляд невозможно прочесть, пока он слушает. – Мне просто нужно было отвлечься, но мне совершенно не нужна еще одна одержимость.
Молодец, Харлоу, прямо в лоб.
Но он уже понимающе кивает. И выглядит чуть более спокойным.
– Я уважаю это, – говорит он, убирая руки с моих бедер, и отходит. Именно это мне сейчас и нужно, но внутри… как-то не по себе. Финн добавляет: – Между прочим, мы с тобой в одной лодке. И прошлой ночью ты перестала быть просто легким трахом.
Я наливаю нам кофе, улыбаюсь и делаю глоток. Обманывая нас обоих, я продолжаю:
– У нас нет проблем, и мы может запросто вернуться к нашим пост-супружеским уже привычным отношениям.
Он приподнимает брови.
– Точно.