Право на зачатие
Прежде всего это проявляется в том, что инициатива зачатия переходит к женщине; к ней же переходит и исключительное право на него.
Реальное право существует только там, где сохраняется возможность принудить к исполнению его норм либо воспрепятствовать их нарушению. Право обеспечивается, охраняется, защищается всеми институтами государства. В идеале, над его установлениями нависает массив развитого аппарата принуждения, который следит за соблюдением возведенной в закон государственной воли и способен настоять на ее неукоснительном исполнении. В этом смысле нормы права носят общеобязательный, непререкаемый характер, и любой, кто нарушает ее, подлежит наказанию. Сегодня женщина может защитить зачатого ею ребенка всей мощью государства. Точно так же, всей мощью государства она может воспрепятствовать любому принуждению к зачатию. Но что стоит за правом мужчины на продолжение своего рода? Только культурная норма и ничего другого. Но если ни одна из всего множества дивизий, ни один из всей армады авианосцев и линкоров не сдвинется с места для его обеспечения, то существует ли это право на самом деле? Не забудем еще и о том, что не только норма права, но и культурная норма запрещают чрезмерную активность мужчины в отношениях с женщиной.
Можно сколь угодно иронизировать над сказанным, но сегодня отвечное право мужчины отнято у него и зачатие ребенка становится даром женщины. Даже брак не порождает никаких обязательств по отношению к нему — в том числе и обязательств совета. Наглядным свидетельством, если не сказать неопровержимым доказательством этому служит рождение в европейской культуре нового обряда, в котором она объявляет мужчине о зачатии и — требует от него благодарности. Появление этого обряда уже закрепляется в кинематографе, литературе, и, разумеется, в бесчисленном множестве графоманских подражаний. Как любая норма культуры, он начинает формировать поведение обоих полов. Вот одна из сильно сокращенных нами слащавых публикаций Интернета (по всей видимости, принадлежащая женщине):
«— Гарри, — ты обратилась к парню.
— Да, котёночек? — он тут же отложил книгу на тумбочку <…>
— Помнишь, мы с тобой примерно недели четыре назад ездили к твоей маме в гости, и мы там... — ты остановилась, немного растерявшись <…>
— И-и-и, и что же мы там? — он легко поцеловал тебя за ушком <…>
— И мы там... с тобой... — промямлила ты <…>
— Господи, ты не шутишь? — Гарри взял твоё лицо в свои руки и восторженно улыбнулся. — Ты не шутишь, девочка моя? Боже, Боже! — парень как маленький мальчик начал прыгать на софе. Спрыгнув на пол, он закричал, вскинув руки в воздух:
— У нас будет маленький! Маленький, маленький! — зеленоглазый обернулся к тебе, на его глазах были слёзы радости»[542].
Разумеется, и сегодня сохраняется компонента совета, но даже там, где зачатие ребенка происходит по взаимному согласию полов, момент объявления все чаще и чаще обставляется условностями нового церемониала, в котором мужчине надлежит играть роль не знающего, откуда берутся дети, олигофрена, впервые (!) узнающего о совершенно неожиданно (!!) свалившемся на него счастье (!!!) будущего отцовства.
Между тем дар и право — это совершенно разные вещи, в известной мере каждая из них исключает свою противоположность. Вспомним вердикты, когда-то выносившиеся трибуналами искушенных в казуистике любви женщин и поэтов: приносимое в дар и отдающееся по долгу — не одно и то же. Не случайно государство, «как маленький мальчик», со слезами радости на глазах не прыгает от радости всякий раз, когда его гражданин платит налог, но строго взыскивает, если он пытается скрыть свои доходы и уклониться от обложения. Поэтому формирующаяся на наших глазах традиция является формой декларации того, что право мужчины на отцовство обеспечено исключительно милостью женщины. Проще говоря, декларацией отсутствия этого права.
Складывание этого обряда, как, собственно, и все, что складывается между искренне любящими друг друга людьми, не вызывало бы никакой тревоги, когда бы не смещение формальных прав на зачатие в сторону одного пола. Известно, что не каждое соитие предполагает его. Более того, за исключением религиозных норм, ничто в европейской культуре не запрещает ни одному из партнеров уклониться от нежелательной беременности. Само существование развитой индустрии контрацепции — прямое тому доказательство. Однако мужчина не имеет никаких прав и там, где зачатие совершается без учета его воли или вопреки ей. Но еще ни одному мужчине не удалось вчинить регрессный иск на алименты фирме, изготовившей бракованный контрацептив, и уж тем более — заберемевшей без его согласия женщине.
Нормам европейской культуры не противоречит и уклонение холостого мужчины от последствий случайного романа. Фанфана-Тюльпана ведут в церковь под конвоем чуть ли не всей деревни, но и сюжет, и режиссер, и зритель сочувствуют именно ему. Конечно, и в старое время мужчина мог быть призван к ответу, но все же часть вины (как правило, бóльшая) падала и на женщину, ведь и для нее не являлись секретом действительные намерения кавалера. Сегодня закон не останется глухим к показаниям мужчины только в том случае, если его партнерша официально зарегистрирована в департаменте полиции как представительница древнейшей профессии. Во всех остальных он обрекается на содержание ребенка. При этом ему не разрешается даже удостовериться в том, что выплачиваемое содержание идет именно на него. Другими словами, право женщины на зачатие оборачивается для мужчины обязанностью, исполнение которой обеспечивается всеми родами войск его государства.