НАПИСАНО С ЛЮБОВЬЮ
М.А.Колпакчи
Дружеские встречи с английским языком
Ленинград 1978
ОТ ВЕБМАСТЕРА
Книга Марии Адольфовны Колпакчи "Дружеские встречи с английским языком" является просто уникальной и аналогов ей не существует. В этой небольшой книге простым русским языком четко и доходчиво изложены почти все основы английского языка. Изучение языка по этой книге становится легким и приятным занятием, не остается такого чувства, что чего-то непонятно или неясно. После того как я прочитал и изучил эту книгу ко мне пришло ощущение, что я знаю английский язык!
Читайте и наслаждайтесь изучением английского языка!
Мне хотелось бы низко поклониться Светлой памяти Автора этого Произведения!
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
НА АНГЛО-РУССКИХ ПЕРЕКРЕСТКАХ
МЕСТОИМЕНИЕ – ИНТЕРЕСНЕЙШАЯ ЧАСТЬ РЕЧИ
БРАТЬЯ-АРТИКЛИ
ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ГЛАГОЛЬНЫХ ФОРМ И ОДНА ЛЯГУШКА
ВОПРОС О ТОМ, КАК ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ
«ЦИФЕРБЛАТНЫЕ» СХЕМЫ
КОЕ-ЧТО ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК АВТОРА
ПРЕДИСЛОВИЕ
НАПИСАНО С ЛЮБОВЬЮ
Лев Успенский Предисловие ко 2-му изданию
Свой отзыв о первом издании книги М. А. Колпакчи «Дружеские встречи с английским языком» я пять лет назад озаглавил так: «Неожиданная книга». Неожиданность была в необычном построении и в своеобразной манере, в которой написано это «учебное пособие», скорее напоминающее доверительную беседу автора с читателями на темы, связанные с изучением языка. Все это было решительно не похоже на ту литературу этого жанра, которая попадалась мне на глаза до тех пор.
Второе издание «Дружеских встреч» уже не может быть названо «неожиданным». Скорее ему подошло бы определение «долгожданное»: успех книги был велик, отзывы превосходны, спрос на нее превзошел все ожидания, и тиража не хватило и на малую долю претендентов. Судя о работе М. А. Колпакчи в первую очередь не с позиций филолога-профессионала, а с точки зрения человека, много работающего в области так называемого занимательного языкознания, я полагаю, что лучше всего впечатление от нее могут выразить слова «Написано с любовью». Их я и поставил над этим предисловием.
Можно пожать плечами: каждый учебник должен быть написан с любовью! Да, разумеется; но далеко не всегда автору удается не только зримо выразить эту любовь, но и сделать ее «заразительной», передать ее читателю.
Очень много лет назад я впервые столкнулся с таким зримым выражением этого чувства к преподаваемому предмету. Мой учитель математики, изобразив мелом на доске ход доказательства одной геометрической теоремы из учебника А. Киселева, внезапно, отойдя от доски, оглядел чертеж с теплой, чисто отеческой улыбкой. «Вот... Видите эти маленькие треугольнички... Как крылышки у летучей мышки! - с нежностью проговорил он. - Вот они-то и решают дело». Нет, я не сделался математиком, но его отношение к геометрии передалось мне. Я полюбил решать «задачи на построение». Передо мною открылась красота ее логики. А ту теорему я и сейчас могу доказать без труда. Вот эта форма убедительной и убеждающей действенной любви к своему предмету в высокой степени свойственна и автору «Дружеских встреч».
Я допускаю, что, листая впервые страницы этой книги и наткнувшись на слова: «Если... сначала идет длинное описание одного артикля, а затем так же пространно рассказывается о втором, то оба артикля остаются мертвыми... Не возникает понимания того, чего хочет каждый артикль...» (с. 16), - вы можете подумать, что перед вами искусственный стилистический прием, не очень обязательная антропоморфная метафора. И прочтя утверждение: «Сдружиться с артиклями совершенно необходимо... », вы, вероятно, ощутите его тоже как «манеру выражаться».
Вы ошибаетесь: это - не «прием» и не «манера». Именно так автор ощущает то, чем он занят, и о чем намеревается рассказать вам. Английская грамматика и те грамматические категории, которые ее составляют, воспринимаются им как живой мирок, как сцена, на которой разыгрывают трагические и комические пьесы своеобразные персонажи - глаголы, существительные, восхитительные местоимения, загадочные артикли, и он хочет передать это свое прямое ощущение вам.
Вот, например, автор говорит о «легкостях» (есть и «трудности») английского языка, и он имеет право на такую стилистическую вольность, ибо вся книга является свободным, живым, «с души на душу» собеседованием о языке, и как раз эта доверительная «легкость» и устанавливает между ним и читателями новый тип связей прямых и обратных - не обычно-учебниковый, а, допустим, «занимательно-» или «увлекательно-учебный», почти исследовательский:
«Какое устрашающее наименование: Future Perfect Continuous in the Past! Но стоит несколько раз подряд сознательно заполнить 16 клеточек действительного залога (речь идет о „схеме-решетке". - Л. У. ), и самая трудная форма начнет вам мило улыбаться, - вот увидите!».
Странно: вы уже не чувствуете себя шокированным таким удивительным очеловечиванием глагольного времени. Вы почувствовали, что это - не претенциозная выдумка, не авторская поза, а действительное отношение человека, преподающего английский язык, к его живым, странным для того, кто им не владеет, и многозначительным явлениям. Он сам видит их такими и мало-помалу своей убежденной любовью заставляет и вас рассмотреть в изменениях и сочетаниях пока еще чуждых вам слов незнакомой речи что-то близкое, привлекательное, заманчивое...
«Оглядываясь на пройденное, хочется думать, что учащиеся увидели в английских глаголах не скопище никому не нужных форм, а живую многочленную семью, состоящую из выразительных, деятельных, очень разнохарактерных персонажей. Автор, надеется на это, и, надо признать, читатель оправдывает его надежды. Именно эта, я бы сказал, беззаветная любовь к английскому языку и позволила М. А. Колпакчи добиваться в ее педагогической практике тех чрезвычайных результатов, о которых я уже имел удовольствие сообщать в послесловии к первому изданию «Дружеских встреч».
Все дело в том, что для данного автора бесчисленные "tenses" и "voices" английского глагола, все синтаксические конструкции суть не сухие абстракции из сухих курсов грамматики, а как бы живые существа, наподобие гномов и эльфов из шекспировского «Сна в летнюю ночь».
Вот пример: объемистая глава, посвященная даже не полноценным значимым словам, а всего лишь двум артиклям - определенному и неопределенному, имеет заголовок: «Братья-артикли». Да: автор разъясняет нам (с. 77), что, называя артикли «братьями», он имеет в виду лишь их способность составлять в совокупности как бы одно целое, дополняя и подменяя друг друга.
Но, грешным делом, доходя до этого места, я невольно начинаю думать, что М. А. Колпакчи с полной убежденностью ощущает все слова и формы английской речи своими живыми подопечными, наподобие Франциска Ассизского, обращавшегося в своих «Фиоретти» то к «братцу-огню», то к «сестрице-воде». Она относится к ним с благодарностью, удивлением и с добрым намерением передать эти свои чувства вам, ее ученику-читателю.
На моем веку мне пришлось перечитать множество педагогических трудов, в частности и филологических. Скажу прямо: едва ли не у одних только биологов (и это объяснялось тем, что они-то имеют дело с живой природой) случалось мне сталкиваться примерно с таким же ощущением теплой любви авторов к изучаемым или «объектам» - животным и растениям. Приятно наблюдать это же в языкознании, хоть и огорчительно, что проявляется оно тут реже, чем хотелось бы.
«Каждый артикль в любой фразе, если предоставить ему слово, мог бы произнести целый монолог, в точности разъяснив, почему он сюда попал, что именно обозначает... и как ошибочно прозвучала бы фраза, окажись на его месте другой артикль».
Никакой волшебник не возьмется «предоставить слово артиклю», и вот М. А. Колпакчи, взяв на себя труд изъясниться за этих «братьев», выполняет это с завидной находчивостью и изяществом.
В пропаганде научных знаний допустим широкий ассортимент средств, в том числе и использование наглядности ради условных образов, ежели они помогают аудитории через, конкретные представления прийти к сложным абстракциям. Некогда Дж. Клерк Максвелл не постеснялся ввести в свои глубочайшие физико-математические рассуждения совершенно фантастический образ крошечного существа. Он посадил его у заслонки, разделяющей надвое некоторый «объем», и заставил то открывать, то закрывать ее, пропуская или преграждая путь молекулам газа. Такой вымышленный человечек из сказки, введенный в самую сердцевину, в святая святых строжайших и точнейших теорий, что же, он помешал развитию мыслей великого физика или скомпрометировал их в глазах его коллег? Ничуть не бывало: я сам в 30-е годы слышал, как один из крупнейших советских физиков с удовольствием и почтением вспоминал как-то «демона Клерка Максвелла» и ставил находчивость великого ученого в пример своим ученикам.
Думается, составителям школьных учебников давно бы пора начать всерьез ориентироваться не на идущие из глуби времен традиции, а на опыт признанных ученых, мастеров популяризации и научной пропаганды. Ведь не без причин же в печати неоднократно высказывались слова осуждения, вызванные удручающим схоластическим косноязычием многих учебных пособий наших - увы, даже трактующих вопросы языка и литературы...
В послесловии к первому изданию «Дружеских встреч» я цитировал печальной памяти «маргообразные» примеры из учебников времен моего детства: «Этот цветок обладает приятным запахом, но имеет отвратительный вид»; «Моя лошадь больше и умнее, нежели ваш осел», и тому подобное...
М. А. Колпакчи нельзя упрекнуть ни в тривиальности и скуке подобранных ею иллюстративных примеров, ни в тоскливой монотонии их интонаций.
Вот глава с заголовком, как бы взятым напрокат у Льюиса Кэррола: «Двадцать шесть форм глагола и одна лягушка». Тут трактуются достаточно сложные и тонкие вопросы семантики и употребления английских глагольных форм.
Автор не поколебалась здесь в качестве одной из первых литературных иллюстраций предложить читателям эпизод из криминального романа А. Кристи. Пять или семь лет назад, когда книга писалась, такой пример выглядел весьма смелым. А ведь детективная история эта взята не ради бравады: приведенный текст блещет калейдоскопически пестрым разнообразием глагольных времен: в нем их пять, и все разные. А одна форма повторяется четырежды (с. 125). Так, приключенческий сюжет с подозрительным мистером Джонсом, то ли несчастным вдовцом, то ли свирепым женоубийцей, служит отличным полем для исследования тех самых "voices" и "tenses", которым посвящена глава.
Не следует думать, однако, что М. А. Колпакчи идет в этом на поводу у современных любителей Кристи, Сименона и им подобных мастеров детективного жанра. На с. 131-132 роль глагола shall в 3-м лице разъясняет цитата из стихотворения А. Теннисона о короле Кофетуа, пожелавшем взять в жены красавицу-нищенку, а еще через страничку тонкости употребления глагола will автор демонстрирует на примерах из «Короля Лира» и «Макбета». Нет смысла перечислять все случаи обращения автора к классикам современной прозы, и даже к переводной (на английский язык) литературе, Вот имена, промелькнувшие передо мной при беглом перелистывании рукописи: Дж. Джером, Дж. Лондон, О. Уайльд, В. Ирвинг, Э. Дикинсон, Э. Хемингуэй, Дж. Байрон, А. Конан-Дойль, Б. Шоу, А. Мердок, Дж. Голсуорси, У. Теккерей, Р. Киплинг, Ч. Диккенс, Э. Уильяме, Л. Хатчинсон, Т. Драйзер, Т. Брэндон, Д. Осборн, Д. Честертон и великое множество других мастеров английского слова.
Среди этих бесспорных имен удивляет имя Ювенала. Но, поразмыслив, приходишь к убеждению, что автор привлекает совершенно законно и такие образцы: почему бы читателю не ознакомиться и со словесным искусством английских мастеров перевода? Ведь все эти литераторы, и великие и рангом пониже, мобилизованы тут для того, чтобы вы, читатель, усвоили на безукоризненных образцах смысл и правила применения, предположим, формы Present Indefinite, и выполняют эту задачу как нельзя лучше. Мало того: благодаря такой свободе и широте выбора источников для иллюстрации читатель слышит не искусственный лепет благонамеренных сочинителей подходящих для курса грамматики диалогов и монологов, а живой гул самого живого английского языка, языка великой нации и великой литературы - классической и современной.
Полюбопытствуйте, как поступает автор «Дружеских встреч»; доказывая сугубую важность и многозначительность той роли, которую играют в английском артикли.
Здесь используется не литературный пример, а самое обиходное английское предложение:
1) Не knocked at the door and a voice answered. Переведя эту фразу на русский язык без оглядки на тайный смысл скрытых в артиклях оттенков, получим:
Он постучал в дверь, и голос ответил. Переставим артикли и скажем:
2) Не knocked at a door and the voice answered. Переводчик с «глухим умом» повторит то же самое:
Он постучал... голос ответил. Но стоит вслушаться в то, что подсказывают артикли.
Первый вариант. Определенный артикль перед словом «дверь» может значить, что человек стоял у известной ему двери, или что на пути его была только одна дверь, или, наконец, что постучал он в ту самую дверь, к которой шел, но ответил ему какой-то незнакомый голос.
Второй вариант. Картина резко меняется. Человек кого-то ищет, идет наугад, натыкается на какую-то дверь, стучит и из-за нее - о, радость! - слышит знакомый голос. Может, впрочем, быть и так: человек скрывается, ищет убежища, стучит в в первую попавшуюся дверь, но нежелательный голос отвечает ему из-за закрытой двери.
Третий вариант. Можно представить себе, что и перед «дверью» и перед «голосом» стоят неопределенные артикли. Тогда все становится неясным: какой-то голос, какая-то дверь - прелюдия к каким-то событиям в будущем. Начало приключенческого рассказа.
Четвертый вариант. Вот, если в обоих случаях мы видим определенные артикли, тогда, значит, и человек постучал в нужную ему дверь, и голос ответил ему желанный, и можно порадоваться за обе стороны. Может быть, это вернулся после долгой разлуки любимый, или внезапно прибыл спасшийся от катастрофы муж или отец. «А может быть раскаявшийся сын?» - спросила на одном занятии учащаяся, мать двоих взрослых детей, полностью включившись в «эпизод с дверью». М. А. Колпакчи сообщает об этом вопросе-реплике мимоходом. А ведь такое включение учащихся в сложную педагогическую и художественную игру - наилучшее доказательство правильности найденных решений, и учебных и стилевых. И я недаром позволил себе привести длинную выписку из книги, как бы предваряя ознакомление с ней: то, что автор построил на простом вопросе о двух артиклях, заслуживает демонстрации.
Остается радоваться той ненасильственности, той легкости и естественности, с какой автор «Дружеских встреч» находит нужную форму для своих уроков. Это искусство удивляет, даже когда прием всплывает на поверхность, переставая быть «секретом фирмы».
Главу, посвященную своим фаворитам - артиклям, М, А. Колпакчи заканчивает отлично рассчитанным «пуантом», который призван убедить даже самых мрачных скептиков.
«Диккенс вложил речь без артиклей в уста одного из самых своих отвратительных созданий - Альфреда Джингля (помните „Записки Пиквикского клуба"?), человека без чести и самолюбия, мелкого жулика, нахала и лизоблюда. Чтобы ярче индивидуализировать Джингля, противопоставив его как деклассированного пройдоху бесконечной галерее образов, доброй старой Англии", Диккенс использует отрывочные, лишенные артиклей, восклицания: „Conquests? Thousands. Don Bolaro Fizzgig - Grandee - only daughter - Donna Kristina-splendid creature - loved me to distraction - jealous father - high souled daughter... "». Я (а, возможно, и вы) много раз читал в русском переводе и по-английски эту неистовую рацею прохвоста, но мне ни разу не приходило в голову то дополнительное свойство этой речи, какое имеет она в восприятии англичанина благодаря «обезартикливанью»: «Побед? Тысячи. Дон Болеро Фицгиг - гранд - единственная дочь - донна Христина - прелестное создание - любила меня до безумия - ревнивый отец - великодушная дочь... ». «На русского читателя, - разъясняет автор, - речь Джингля в переводе производит впечатление нервозности, истеричности человека, который к тому же спешит, между тем как английским джентльменам безартикльные восклицания, намеренно нарушающие основы родного языка, должны казаться „наплевизмом", характерным для облика всего персонажа в целом».
Выяснив, какие секретные пружины заложены в этой тираде, волей-неволей начнешь осмотрительно обращаться с такими простыми на вид и такими сложными по своей работе деталями удивительного «конструктора» - грамматики изучаемого языка, какими являются и эти «два брата» - английские артикли (определенный и неопределенный). Автор не жалеет усилий, чтобы доказать нам, как существенна их роль в языке Шекспира и Диккенса, и, надо сказать, поставленной цели добивается.
В заключение главы о глаголах автор отмечает, что в английском языке имеется: 1) шесть форм инфинитива; 2) пять форм причастия; 3) четыре формы герундия. «Ознакомление с ними в будущем... наверняка доставит читателям немало удовольствия... ».
Да, вот именно так считает автор, и, по-моему, как раз в этой, из глубины души идущей вере, в убеждении, что изучение еще одного десятка английских грамматических правил обязательно принесет каждому учащемуся «немало удовольствия», и коренится та своеобразная магия убеждения, которая, несомненно, разлита по страницам этой книги. Главный секрет ее автора заключается как раз в том, что она сама именно так относится к интересующим ее явлениям языка, испытывает от изучения их радость и от всей души желает передать ее вам.
Мне хочется во второй раз сказать о том, о чем уже был разговор в послесловии к первому изданию книги. Как и тогда, я считаю одним из ее существенных достоинств то, что, оставаясь работой, знакомство с которой будет полезно самому широкому кругу лиц, уже знакомых с английским языком и уже занимающихся им (хотя бы тем, что она пробудит в них множество живых мыслей - и выражающих согласие, и являющихся возражением на те или иные мысли автора), она нацелена все-таки на очень определенного, предпочтительного и главного адресата и потребителя. Им является каждый, перед кем встает задача от тех скромных начатков знания языка, которые он получил в школе или дома, в короткий срок перейти к удовлетворительному практическому овладению английской разговорной речью, научиться говорить и понимать то, что отвечают собеседники.
Инженер, которому предстоит скорая командировка в англоязычную страну, юноша или девушка, намеренные не позже будущей весны сдать кандидатский минимум по языку, - все, для кого язык этот - не прихоть, а необходимость, и притом необходимость срочная, - вот эти-то товарищи и составляют основную заботу автора «Дружеских встреч».
Полезно тут еще раз напомнить рассказ, в котором М. А. Колпакчи скромно останавливается на полуслове. В годы Великой Отечественной войны ей было поручено в кратчайшие сроки подготовить к служебной поездке в Англию группу советских специалистов, не владевших английским языком. Сообщив об этом, М. А. Колпакчи умалчивает о главном: группа была подготовлена и отправлена в Англию, и выполнила там свое задание, общаясь с англичанами помимо переводчиков. В архиве Колпакчи найдется немало документов, свидетельствующих о таких же примерно «тур-де-форсах», выполненных под ее руководством.
Сверхзадачей автора «Дружеских встреч» и является как раз всемерная помощь учащимся такого типа. Она-то и заставила ее бесстрашно отойти от общепринятых планов и программ, по которым составляются обычные, несомненно, весьма доброкачественные в своем роде, учебники.
Смело отбрасывает М. А. Колпакчи все те разделы английской грамматики, Которые, по ее многолетним наблюдениям, не представляют затруднения для обучающихся. Зато тем скрупулезнее исследует она все, что, согласно ее педагогическому опыту, учащийся должен усвоить для быстрейшего овладения практикой английской живой речи.
Может быть, она станет отрекаться от приписываемой мною ей некоторой грамматической «нигилистичности». Но ее совет одному из учеников в беседе с англичанами выходить из затруднений, произнося сомнительные предложения как бог на душу положит, а затем с приятной улыбкой на безукоризненном английском языке пояснять: «Такова уж моя манера говорить по-английски!» - показывает, что я прав.
Повторю еще раз: сама новизна и своеобразие педагогических приемов и принципов автора «Дружеских встреч» стимулируют творческие мысли каждого, кто обратится к этой книге, будучи в таких «встречах» заинтересованным.
Еще два замечания. Мне представляется ценным, что в книге этой сосредоточен иллюстративный материал, почерпнутый из весьма широкого круга источников. Наряду с художественной литературой в ней используется и английская газета наших дней. Читатель-ученик принужден будет плавать не только в успокоенных водах отстоявшегося языка классической прозы, но и в бурных струях живой современной политической речи. Это наверняка избавит его от того искусственного академизма, в который нечувствительно впадают многие неофиты при изучении иностранных языков.
И вот еще что. Трактуя вопросы грамматики, стилистики, синтаксиса, семантики, автор нередко выводит читателя в область, лежащую за пределами чисто языкового круга вопросов, касаясь проблем английской общественной психологии и, если угодно, социологии. Примеров можно было бы привести много; ограничусь одним.
Демонстрируя группы существительных, употребляемых всегда без артикля, автор указывает и на такую: обед, тиф, футбол, дом, малярия. Естественно, это озадачивает русского читателя: что общего между «малярией» и «домом».
«Для объяснения этой авторской классификации, - пишет М. А. Колпакчи, - надо совершить небольшой экскурс в сторону и рассказать о том, что в числе издавна укоренившихся традиций английской семьи - большое уважение к общесемейным трапезам... Обед в будний день, завтрак и обед в праздники объединяют всех членов сколько-нибудь дружной английской семьи. Понятие dinner - это не сумма супа, котлет и компота, а сбор семьи, встреча двух или трех поколений, время, заполненное обменом мнений, - живой процесс, а не название предмета. Home - дом, домашний очаг, где человек вырастает и проводит свой досуг. Это - не здание, квартира или комната; это быт, заведенный распорядок, уклад жизни, сердце и символ семьи».Иначе говоря, и «дом» и «обед» рассматриваются в Англии как «процессы», и именно как процессы они и попадают в одну рубрику с болезнями и общественными играми. В кажущемся нелепым нагромождении немотивированных грамматических правил и исключений начинает брезжить нечто вроде скелета, и этот скелет языковых явлений оказывается лежащим в области социальных отношений. Между грамматикой и общественной психологией английского народа начинает означаться нерасторжимая и все объясняющая связь.
Говоря о втором издании любопытной, полезной и притом приязненно оцененной уже и прессой и читателями книги, нельзя не порадоваться одному ее усовершенствованию, на сей раз уже не «авторскому», а «издательскому». Издательство Молдавской ССР «Лумина» сделало большое и смелое дело, выпустив несколько лет назад в свет новаторскую и «неожиданную» книгу М. А. Колпакчи. Не удивительно, что при этом тираж издания был невелик, и «Дружеские встречи» уже стали библиографической редкостью. Теперь они выходят в свет несравненно более «тиражно». Значительно увеличено число отличных иллюстраций остроумного ленинградского графика-сатирика Владимира Гальбы. «Дружеские встречи» идут под грифом: «Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Ленинградского университета».
Все это радует, потому что книга всего этого заслуживает.
КНИГА С «АНШЛОГОМ»
Лев Успенский Предисловие к третьему изданию
Послесловие к первому изданию «Дружеских встреч» я озаглавил «Неожиданная книга». Оно вышло тиражом 15 000 экземпляров. Честь и слава кишиневскому издательству «Лумина», выпустившему эту книгу в свет в 1971 году. Как бывают спектакли «с аншлагом», так с аншлагом проходят и некоторые, далеко не все, книги. В 1975 году Издательство Ленинградского университета им. А. А. Жданова переиздало «Дружеские встречи», и их тираж увеличился уже десятикратно. Но и 152 000 экземпляров оказалось мало: попробуйте достать эту книгу, совсем не напоминающую «приключенческий роман», и вы убедитесь, что это почти немыслимое предприятие.
Я пишу напутственные слова к третьему изданию «Встреч». Все, что было сказано в двух первых моих после- и предисловиях, я как бы выношу за скобки: я не отрекаюсь ни от одного слова в них, а слова эти были чрезвычайно одобрительными. Да и не приходится удивляться: авторов предисловий как-то не принято ни письменно, ни устно хвалить за «опредисловленную» ими книгу.
Однако я получил немало писем, одобрявших меня за «открытие» такой прекрасной книги. Десятки и десятки знакомых филологов, в том числе немало англистов, также горячо через меня хвалили «Дружеские встречи».
Мне представляется, что М. А. Колпакчи и в этот, третий, раз «потерпела удачу». Те добавления, которые сделаны ею к тексту книги 2-го издания, предназначены ввести уже овладевшего отчасти языком читателя в самые интимные тонкости чуждой нашему сознанию английской речи.
Она очень остроумно и интересно анализирует и сходства и различия между русским и английским языком, скажем, в употреблении разных групп глаголов, тех, которые она именует «глаголами речи, любви, движения, желания». На мой взгляд, даже не только «читатель-просто», но и «читатель-филолог» найдет над чем задуматься, рассматривая забавные «циферблатные схемы» этого раздела книги и вчитываясь в авторские пояснения к ним.
М. Колпакчи вдается в любопытнейший анализ сопоставительного рассмотрения специфически английских глаголов shall и will, не имеющих аналогов в других языках Европы, и отсутствия полноправной формы единственного числа для местоимения второго лица. Ведь только в Англии джентльмен, укушенный собакой соседа, заорет на нее: «Я убью Вас, мерзкая скотина!», и с тем же самым you, «Вы» обратится, если ему доведется получить аудиенцию, к «Ее Королевскому Величеству Елизавете II Английской».
Очень удачной представляется мне идея завести с читателем-самоучкой (ибо М. Колпакчи сильнее всего прикипела сердцем к тем, кто должен сам, собственными усилиями пробивать путь к языку Свифта и Шоу, Честертона и Уэллса, Диккенса и Голсуорси) полусерьезный разговор, полуазартную игру в английский юмор. Впрочем, мне уже хочется начать излагать содержание книги, а делать этого авторы предисловий не должны.
Я очень рад писать вводное слово к «Дружеским встречам» в третий раз, «Бог троицу любит», но ведь и «Без четырех углов изба не строится». Русские пословицы тоже дорогого стоят.