Взаимосвязь теории Дж. Роттера с другими концепциями

Как мы уже отмечали, все проанализированные конструкты: «экстраверсия-интроверсия», «полезависимость-поленезависимость», «внутренняя-внешняя атрибуция», «внутренняя-внешняя мотивационная направленность» – описывают закономерности лич­ностной регуляции поведения с точки зрения внутренней и внеш­ней детерминации. Если каждая из этих теорий выявляет данные закономерности в какой-то конкретной, специфической области человеческого бытия, то теория «воспринимаемого управле­ния (контроля)» претендует на глобальность описания. С этой точки зрения интересно рассмотреть экспериментальные данные о взаимосвязи теории ЛК с каждой из этих концепций.

Сразу же отметим, что и в данном случае результаты мно­гих работ не проясняют существа проблемы, примером чему явля­ется исследование связи между шкалами «экстраверсии» и «нейротиз­ма» личностного опросника Айзенка и I-Е шкалой ЛК. По дан­ным L.W. Morris (1981), не было обнаружено значимых корреляций между степенью экстравертированности и какой-либо из ориен­тации ЛК, в то время как по шкале нейротизма данные противо­речивы. Так, в работах Hwany Chien-Hou (1979) и L.W. Morris (1981) пока­зано, что нейротизм положительно коррелирован с экстернальностью и отрицательно с интернальностью; но, с другой сторо­ны, по результатам работы
G. Morell, интернальность зна­чимо связана с нейротизмом.

Далее, исследуя атрибуцию успеха и неудачи у субъектов с интернальной и экстернальной ориентацией, многие авторы, в том числе W.L. Davis,
L. Davis (1972) и Dudley-Marling Curtis C. et al. (1982), приходят к заключению, что приписывание успеха или неудачи внутренним факторам, таким, как «способности» или «усилия», есть характеристика интернального ЛК.
В то же время приписывание успеха или неудачи внешним фак­торам – «удаче», «случайности» – характеризует экстернальность ЛК. Исследования Fitch G. и Lugenbuhl M.Е., Crowe D.L., Holmes C. обнаружи­ли, однако, что субъективное восприятие «места расположения управления» не связано с причинными атрибутами.

Как следует из теоретических и эмпирических предпосы­лок, «интернальность-экстернальность» и «полезависимость-поленезависимость» также должны быть связаны друг с другом. Исход­ный тезис, которым оба конструкта описывают закономерности личностной регуляции поведения индивида, основан на том, будут ли индивиды при выборе того или иного способа поведения больше полагаться на свои внутренние убеждения (внутреннюю систему «самоуказаний») или же они предпочтут строить свое поведение на системе внешних указаний, получаемых от персоны, которая обычно руководит ими. Эти два конструкта также опи­сывают целый ряд похожих критериев и стилей поведения.

Например, Phares E.J. (1976) и Wittkin H.A. et al. (1962, 1977) обнаружили, что индивидуальные тенденции к конформизму, креативности и поведению, на­правленному на достижение, связаны как с осознанием той или иной ориентации ЛК, так и с уровнем зависимости-независимо­сти от поля. В сущности, интернальность должна была бы ассоциироваться с поленезависимостью, а экстернальность – с полезависимостью. Однако, несмотря на теоретиче­скую созвучность этих гипотез, все попытки эмпирически под­твердить данную предсказываемую взаимосвязь окончились неуда­чей. Большое количество исследований показало отсутствие вза­имосвязи между I-Е шкалой и разными мерами «полезависимости-поленезависимости» (Chance, Goldstein, 1971; Feather, 1967; Gorman, Wessman, 1974; Lefcourt, Telegdi, 1971; McIntire, Dreyer, 1973); причем, как правило, нет и удовлетворительных объяснений этого факта.

Упрощенное понимание меры ориентации ЛК может быть од­ним из факторов, ответственным за неудачу обнаружить положительную взаимосвязь между этими двумя конструктами. Удачным, на наш взгляд, исключением из этих работ явилось исследова­ние, в котором авторы (Lau Sing et al., 1981) исходили из понимания конструкта осознанности управления (ЛК) как многомерной вели­чины. В этом исследовании приняло участие 187 американ­ских и 90 филиппинских студентов. Та или иная ориентация осо­знанности управления измерялась трехфакторной шкалой H. Levenson, J. Miller, а «зависимость-независимость от поля» – тестом скрытых фигур (Wittkin et al., 1962).

Хотя линейной взаимосвязи также не было обнаружено, но по всем трем показателям меры ЛК были получены значимые криволинейные корреляции с «полезависимостью-поленезависимостью». Испытуемые с высокой полезависимостью и вы­сокой поленезависимостью оказались более экстернальны, чем испытуемые со средними показателями «зависимости-независимости от поля». Такая закономерность была обнаружена как у аме­риканских, так и у филиппинских студентов (Lau Sing et al., 1981). Как отмеча­ется в данной работе, подобная взаимосвязь между этими кон­структами была выявлена ранее Lefcourt H.M. и его сотрудниками (неопубликованные данные).

Основываясь на теоретической рациональности и в соот­ветствии с полученными данными, авторы классифицировали всех испытуемых по двум группам: конгруэнтная группа и не конгруэнтная группа. В первую вошли испытуемые интернальные – поленезависимые и экстернальные – полезависимые, а вторую группу составили испытуемые интернальные – полезависимые и экстернальные – поленезависимые. Авторы пытались объяснить найденную ими взаимосвязь следующим образом.

Индивидуальная способность видеть вещи независимо (то есть аналитически) может в опре­деленной степени способствовать развитию чувства интернальности управления, но только до определенных пределов, так как чрезмерно развитая аналитическая способность может порож­дать также чувство скептицизма и преувеличения важности экстернально управляемых сил. Очевидно, что такое объясне­ние носит чисто умозрительный характер, по- этому оно нуждает­ся в дальнейшей экспериментальной проверке.

Все вышеизложенные противоречия и неясности вытекают, на наш взгляд, из того, что данной теории присущ, прежде все­го, методологический недостаток. Несмотря на верную гипотезу, выдвинутую J.B. Rotter, о том, что воспринимаемые различными людьми одинаковые подкрепления и награды по-разному влияют на их последующую произвольную регуляцию поведения, вся тео­рия социального научения в целом не выходит за рамки соци­ального бихевиоризма. Не случайно H.M. Lefcourt (1966) отмечает, что основное понятие «обобщенного ожидания» может в равной степени относиться как к людям, так и к животным. Также вызы­вает сомнение правомерность роттеровской классификации чело­веческих потребностей.

Другой существенный недостаток концепции J.B. Rotter состо­ит в том, что он попытался вывести все закономерности соци­ального поведения индивида из конструкта «обобщенного ожида­ния», который, по сути дела, является личным опытом субъек­та. Но, как известно, понятие «опыт» используется в психоло­гии чрезвычайно широко, так как содержание опыта может толко­ваться с разных (методологических) позиций. В связи с этим возникает следующий вопрос: можно ли тестировать многомерный личный опыт одно-шкальным опросником – I-Е шкалой?

Как спра­ведливо отмечает V.C. Joe (1971), полученные эксперимен­тальные данные наводят на мысль, что значительной доработки требует не только I-Е шкала, как мера внутренней (внешней) ориентации в управлении, но и сам теоретический конструкт локуса контроля.

На наш взгляд, основные причины таких противоречий в результатах исследований каждой рассмотренной теории и их «нестыковки» меж­ду собой заключаются в следующем. Во-первых, авторы теорий «атрибуции», «зависимости-независимости от поля» и других теорий исходят, по существу, из основных положений социаль­ного бихевиоризма, где формула ортодоксального бихевиоризма «стимул – реакция» заменена парадигмой «среда – индивид». Даже тогда, когда бихевиористическая модель регуляции чело­веческого поведения уступает место когнитивной (как в теории Wittkin), ставящей в центр внимания сознание как систему зна­ний (познавательных схем, представлений), то и в этом случае проявляется «мотивационная стерильность» данной модели чело­века (Шихирев, 1979).

Во-вторых, как нами уже отмечалось, все рассмотренные теории построены только на использовании дихотомии «внешнее – внутреннее». Подобная ограниченность подхода к изучению про­блемы личностной регуляции с точки зрения ее детерминации привела к тому, что авторы этих концепций остались на пози­циях принципиального противопоставления внешних и внутренних факторов, детерминирующих процессы личностной регуляции, и не смогли показать их действительное единство и взаимосвязь.

Здесь уместно привести точку зрения А.Г. Асмолова (2001), который отмечает, что вследствие антропоцентризма мышление в науках о человеке часто представлено бинарными оппозициями: «организм – среда», «биологическое – социальное» и т.д. «В связи с этим попытки дать характеристику человека в психологии либо как организма, либо как индивида (биологического или социального), либо как личности без указаний той системы, к которой он принадлежит, лишены смысла» [2001, с. 77].

Иначе говоря, частичность, неполнота, неадекватность рассмотренных теоретических моделей че­ловека (и его поведения), каждая из которых абсолютизирует лишь один из аспектов психики, считая его основным для постижения сущности человека и его отношений с внешним миром, не понимание того, что «человек как «элемент» одновременно принадлежит к разным системам, взаимодействуя с которыми он проявляет или приобретает различные качества» [там же, с. 77], при­водит к таким же частичным и поэтому противоречивым экспери­ментальным данным.

Кроме того, следует обратить внимание на тот факт, что все эти теории описывают закономерности личностной регуляции индивида в какой-то определенной психологической сфере, например, теория «полезависимости-поленезависимости» Уиткина описывает когнитивную сферу личности, теория «группового давления» Аша, Шерифа – межличностные отношения, теория «социального научения» Дж. Роттера – «обобщенное» поведение индивида и т.д.

Вместе с тем следует отметить, что, изучая различные психические сферы, авторы оставили без должного внимания, по­жалуй, основной аспект активности личности – сферу реальной, конкретной деятельности человека.

Как отмечается Е.В. Шороховой, именно «деятельность личности выступает реальным звеном в соотношении человека и внешнего мира. Субъективная сторона деятельности принадлежит к существенным внутренним характе­ристикам личности, и вместе с тем деятельность выступает в качестве процесса, посредством которого происходит перевод внешнего во внутреннее, общественного в индивидуальное. А с другой стороны, в деятельности реализуются психологические особенности потребностей, способностей, ума и чувств челове­ка во всем многообразии проявления его общественной жизни» [1974, с. 33]. В этом плане одним из основных принципов, составляющих методологическую основу отечественной психологии и дающих возмож­ность найти адекватные пути к исследованию личностно-типологических особенностей регуляции субъектом его деятельности, является принцип единства сознания и деятельности, разработанный С.Л. Рубинштейном, со­гласно которому, личность и ее психические свойства яв­ляются одновременно и предпосылкой, и результатом ее практи­ческой деятельности; при этом субъект рассматривается как активный деятель, адекватно и осознанно отражающий действительность и использующий результаты отражения для осознанной регуляции своего поведения и деятельности.

А.В. Брушлинский писал: «Природное и социальное – это не два компонента психики человека, а единый субъект с его живым психическим процессом саморегуляции (выделено нами.— Г.П.) всех форм активности людей. Такова онтологическая очень общая основа для развития единой психоло­гической науки…» [1997, с. 560].