Глава 9. Сегодня утром я проснулась в ужасе от самой себя

 

Сегодня утром я проснулась в ужасе от самой себя. Идиотка! Дура психованная! Пожалуйста, забудьте все, что я вчера наговорила. Похоже, совсем потеряла контроль над гормонами. Зато теперь они снова в норме, и я звоню маме: падаю в ноги, вымаливая прощение за то, что заставила ее поволноваться. Победитель милостив, особенно когда я сообщаю, что Мел, кажется, без ума от Тони.

– Я позвоню ему сразу же, как доберусь до работы, – добавляю я.

– Он на совещании, – отрезает его секретарша: неизменный ответ, когда бы ты ни позвонил. – К одиннадцати должен освободиться.

В двенадцать, так и не дождавшись звонка, набираю номер сама. Зная, что от фразы «передайте, что звонит его сестра» пользы будет ровно столько же, сколько от картонного ледореза, прошу секретаршу передать, что «звонит его сестра по поводу балерины». Не проходит и пяти секунд, как Тони снимает трубку.

– Йо, – говорит он.

– Привет, – начинаю я весело, но моментально перехожу на формальный тон, сообразив, что Тони на громкой связи. – Слушай, я по поводу Мел. Э‑э, нас еще кто‑нибудь слышит? У нее вечерние спектакли сегодня и в четверг, а в субботу – дневной. Я тут подумала: можно пригласить Криса и вместе посмотреть ее выступление. Балет называется «Коппелия» – очень миленькое шоу; ну, знаешь, когда селяне танцуют вокруг телег с сеном, и все такое; и вы бы с Крисом заодно познакомились; а потом можно взять Мел и вместе пойти послушать «Монстров»: они сейчас как раз тоже выступают…

– Киска, – говорит Тони. – Идея нормальная, но в эти два дня я точно никак. Работы по горло. Можешь прислать все, что сейчас говорила, по факсу?

– Превосходная мысль, – отвечаю я. Но, поскольку сарказмом я блещу редко, да и Тони в этом плане все равно непробиваем, он просто грохочет в ответ:

– Ладно, давай, пока, – и отключается.

 

– Тони может в четверг, – сообщаю я Крису после того, как секретарша брата перезванивает мне во вторник после обеда.

– Супер! – отвечает Крис. – Ребята как раз играют в «Монархе». – Однако когда я добавляю, что прежде, чем ехать в «Монарх» на «Монстров», мы поедем смотреть на балет, «Супер!» он уже не говорит. – Вот черт! Мне, скорее всего, придется смыться пораньше: надо помочь парням с аппаратурой. Там начало в десять, – поясняет он.

– О, да, конечно, – говорю я, не желая признаваться, что в наши дни вообще‑то не так просто достать бесплатные контрамарки. Когда я попросила у Мэтта три штуки, он весьма сухо осведомился: «Надеюсь, не для прессы?». Думаю, Мэтт страшно переживает насчет статьи в «Сан», которая должна появиться в эту пятницу. («Я ни в коем случае не сомневаюсь в тебе, Наталия, но все же как‑то не верится, чтобы „Балетная полиция“ все это санкционировала».)

Однако, в конце концов, Мэтт уступает, и ровно в 19:10, в четверг, в фойе «Колизея» решительной походкой появляется Крис, а через десять минут подходит Тони. Крис выглядит совсем не так, как обычно, и я с гордостью отмечаю, что он гладко выбрит. Тони, который каждое Рождество выигрывает в своей компании титул «Пижон года», умудряется смотреться экстравагантно даже в костюме от Хельмута Ланга.

– Два моих фаворита! – томно вздыхаю я, беря обоих под руку.

– Ах, ты, бедняжка, – говорит Тони с приятной теплотой в голосе.

Он выдает мне пятьдесят фунтов – взять всем по бокалу «Боллянже»,[20] – и я пулей несусь к бару и обратно, чтобы успеть предупредить любой возможный конфликт. Облегченно вздыхаю, слыша, как Тони говорит:

– Вот он и подписывает всем карманные расходы, и так каждый месяц, все к нему ходят, просят «на новую рубашку к презентации», а он все никак не может взять в толк, почему это все рубашки нынче тянут ровно на шестьдесят фунтов!

Крис смеется так сильно, что лицо его становится багровым.

– Ну да, в аккурат на дозняк! Это мне напомнило, как мы ходили в «Сохо‑Хаус»[21]с ребятами из «Урана». – Замечаю, как Тони морщится при упоминании о фирме‑конкурентке. – Так вот, после ужина, когда принесли счет, все вытащили кредитки, ну я взял, просто для прикола, и потер каждую ребром о скатерть, а скатерти там темно‑синие, и, прикинь, после каждой осталась белая полоска!

Нервно жду реакции Тони, но тот лишь фыркает:

– Разыгрываешь меня, да? Я точь‑в‑точь такую же басню слышал от одного из наших ребят…

Перевожу взгляд на Криса. Его шея начинает наливаться кровью, поэтому поспешно втискиваюсь в разговор:

– Спектакль вот‑вот начнется. Может, пойдем на свои места?

Мы вступаем в голубое с золотом великолепие зала. В воздухе, словно споры одуванчиков, благопристойно витает гул светской беседы; приглушенный фон зрительских туалетов то там, то здесь прорывается блеском диадемы на детской головке или изумрудно‑бархатным нарядом какой‑нибудь шикарной дамы; шелестят программки; хлопают сиденья под теми, кто поспешно вскакивет, давая возможность задержавшимся протиснуться к своим креслам. Механический голос предупреждает о необходимости выключить мобильные телефоны.

На лицах Тони и Криса читается неподдельный ужас.

Свет постепенно гаснет, зал затихает, и при первых же звуках оркестра Крис принимается шипеть мне в самое ухо:

– Слушай, эта бодяга вообще надолго?

Пять минут спустя Тони объявляет, что не может разобраться в сюжете. Чувствую себя нянечкой, приглядывающей за двумя непоседливыми подростками‑близнецами.

– Все очень просто, – шепчу я. – Доктор Коппелиус – игрушечных дел мастер, Коппелия – его механическая кукла…

– Ого, – говорит Тони. – Полная лажа.

А когда я спрашиваю у Криса: «Как считаешь, у Мел получается изображать Коппелию?», он отвечает:

– Только без обид. По‑моему, она пляшет как на костылях!

В антракте оба мои мужчины ненадолго оживляются. Тони, умирающий от кофеинового голодания, свистом подзывает билетершу вместо того, чтобы пройти два шага к первому ряду; а Крис верещит с издевкой:

– Интересно, сколько ваты было в трусах у того педрилы‑плясуна? Такое впечатление, что он туда подушку целиком запихал!

В результате Крис так и не уезжает помогать ребятам с аппаратурой, поскольку засыпает в самом начале третьего акта и приходит в себя лишь под занавес.

– Я сказала Мел, что мы встречаемся в фойе, у служебного входа, – говорю я и тут же добавляю, заметив, как Крис поглядывает на часы: – Парни без тебя точно справятся?

– Без проблем, – отвечает он. – Они – профи, звук мы уже проверяли, и потом – ребята в курсе, что у меня встре… э‑э, я думаю, поедем на моей тачке, если Тони хочется выпить пару банок. Ну, долго она там еще?

– А вот и Мел, – радостно объявляю я, заметив, как звезда сегодняшнего вечера резво скачет в нашу сторону: на ней коротенькое серебристое платье и розовые туфельки на неустойчивых шпильках. Глаза Тони выпрыгивают из орбит.

– Привет, Тони! – кричит Мел. – Привет, Натали, ой! А это кто? Как вам спектакль? По‑моему, я была просто ужасна! А Оскар – еще ужаснее! Видели, как он завалил поддержку?

– Это Крис, помнишь, я тебе говорила? – вставляю я поспешно. – Это его группу мы едем слушать. И не говори глупостей: ты была великолепна. Ты была просто потрясающая, и спектакль получился потрясающий!

Крис улыбается Мел, – которая в этот момент всасывает в себя восхваления, будто смерч в церковном храме, – и тихим голосом говорит:

– Это были два с половиной часа захватывающего развлечения.

Мел хлопает в ладоши со словами:

– Ой, как здорово, а тебе понравилось, Тони?

Тони кричит:

– Детка, ты была как ветер, как буря, как стихийное бедствие! Ты была гигантом!

– Я была… гигантом ? – переспрашивает Мел, не веря своим ушам.

– Он имеет в виду «замечательной», – взвизгиваю я, не давая ситуации выйти из‑под контроля, – а не в физическом смысле слова.

– Так мы едем или нет? – говорит Крис.

Пять минут спустя мы все стоим перед здоровенной, потрепанной «вольво» цвета «бургунди» (за исключением крыла, выкрашенного в «беж»). Крис с усилием дергает за ручку задней двери, хитро подмигивает мне и, шутливо растягивая слова, приглашает:

– Дааамочки, паапрррашу вас.

Я с трудом протискиваюсь внутрь, следом влезает Мел.

– Концерт сегодня должен быть классный, – заявляет Крис Тони, разгоняя движок. – «Нью Мьюзикл Экспресс» собирались дать репортаж о группе, и еще должна подъехать пара ребят из «Эй энд Ар»…

Пара ? – усмехается Тони. – Да они же, как овцы: парами не ходят. С этими ребятами всегда так: или уж всем стадом, или никого.

– Да я знаю. Кстати, между нами: три серьезных конторы уже интересовались группой, но я пока делаю вид, что мне это не интересно…

– Слушай, Крис, что за фигню ты поставил? Да еще на полную! Выключи, а? Будь другом. А то у меня голова раньше времени треснет.

Поскольку «фигня» – это нечто иное, как демокассета «Монстров» (мне ли не знать – я прослушала ее как минимум раз пятьдесят за эти две недели), я вжимаюсь поглубже в кресло. Крис вдавливает палец в кнопку на панели магнитолы так, будто это глаз Мел, и аппарат с треском выплевывает кассету. Крис запихивает ее в карман.

– Слава тебе господи, – говорит Тони. – Полный отстой. Что это за хрень? Кто они? Впрочем, кто бы они ни были, им сто процентов не светит продать ни одной долбаной песни.

– Э‑э, да так, никто, в общем‑то, кучка дилетантов, просто сейчас столько шума вокруг «Вено…», кха‑кха, «Монстров», и этим тоже захотелось, чтоб я взял их под себя. Да, так!

– Значит, – встреваю я, – ты говоришь, сегодня там будет не протолкнуться? Вот здорово!

– Кстати, Натали, хорошо, что напомнила. Помнишь, ты дала мне кучу бесплатных билетов на сегодняшний концерт? Они ведь так и валяются у меня в сумочке. Я предлагала всем нашим, но желающих не оказалось. Сказали: название какое‑то примитивное. Грубое какое‑то: «Венозные монстры».

В машине повисает гробовая тишина, нарушаемая лишь жалобным стоном мотора, находящегося, похоже, на последнем издыхании.

И тут Тони вдруг взрывается оглушительным смехом.

– Мел, – говорит он, – ты прелесть! Выйдешь за меня замуж?

Мел хихикает.

– Это зависит от того, – отвечает она, – пообещаешь ли ты мне во всем повиноваться.

Тони поворачивается к ней, улыбаясь во весь рот.

– С тебя – плеточка, с меня – наручники, дорогая.

Мел притворно смущается.

– Фу, как не стыдно! Я совсем не это имела в виду, – говорит она. – Ой, Натали, твой брат такой испорченный!

– Приехали, – неожиданно объявляет Крис. – Честное слово, – в смысле, я фигею, – вы только посмотрите, какие толпы! Реально – давка ! Последний, блин, день Помпеи! И – фотографы!

В самом деле, перед клубом собралась огромная толпа фанатов и фотографов, и Крис настолько потрясен, что чуть было не врезается прямо в них. Тони посматривает на Криса с уважением.

– Похоже, тут и правда тусня намечается неслабая, – говорит он как бы мимоходом. Пауза. – Любительского уровня, естественно.

Крис, у которого уже голова идет кругом – с одной стороны, от видений о персональных авиалайнерах, с другой – от того, где бы запарковать «вольво», – бормочет себе под нос:

– Я знал! Я всегда говорил: мы им еще покажем! Да, старик, это что‑то – я тебе говорю: от них все тащатся – подростки‑металлисты, фанаты в сорочках с рюшами, все, кому нет пятидесяти и кто не работает в банке, скейтбордисты, – я тебе говорю: их первый сингл, там такая тема – просто отпад! – сам услышишь, – обкончаться можно! – а как они на сцене смотрятся – чистый, блин, театр! – надо еще пошустрить насчет фотографий – я уже вижу: матовые, зернистые, черно‑белые, парни на фоне заброшенного дома, – или лучше так: вся группа на лестнице, смотрят в небо, – нет, все, я понял: ребята разбрелись по полю, Тарки, наш лидер, ближе всех к камере, и корова, нет, коза! нет, корова, да, точно, корова – джерсейская! Или фризийская? Нет, все, джерсейская! Фризийская – это отстой, на заднем плане, и еще, думаю, видеоклип: парни, в мексиканской пустыне, красный «кадиллак», MTV просто обделаются от восторга…

Я сижу, онемевшая от счастья за Криса, что в общем‑то совсем не проблема, так как он все равно не дает вставить слово, продолжая тарахтеть без остановки. Но вот «вольво» наконец запаркована, и мы вступаем в бой с давящейся массой у дверей «Монарха».

Крис протискивается сквозь густую толпу и выныривает перед охранником со словами:

– Крис Помрой, менеджер группы. Все в порядке?

Охранник – эдакий примат в смокинге – ворчливо бормочет:

– Гостевой список закрыт.

Крис кричит:

– Этого не может быть. Я их менеджер!

Левая ноздря охранника слегка приподнимается.

– Ты менеджер «Маник Стрит Причерз»?

Это даже не вопрос.

Челюсть Криса захлопывается, словно мышеловка, и он начинает заикаться:

– Ма… Ма… Маники ?

Спустя семь минут, после текстового сообщения нужному человеку с мобильника Тони, мой брат, Мел, Крис и я попадаем в «Монарх»: туда, где уже вовсю идет импровизированная тусовка, – закрытый разогревочный сейшн, что‑то вроде разминки перед завтрашним мегашоу на большой арене, – одной из крутейших рок‑групп на планете. На сцену за девяносто минут до этого были в спешном порядке вытолканы «Монстры», так и не дождавшиеся прибытия своей группы поддержки (т. е. своих мамаш) и напрочь проигнорированные элитной аудиторией.

Тони моментально вычисляет в толпе дюжину «старых друзей» и исчезает в спертой духоте, крепко прижимая к себе Мел. Он так хорошо сложен, а она вся такая маленькая и хрупкая, что в паре они напоминают Лорел и Харди, только гораздо шикарнее. В ту же самую пикосекунду, когда Тони обнаружил, что весь фурор затеян в честь «Маник Стрит Причерз», рейтинг Криса упал, словно булыжник со скалы. Я втягиваю голову в плечи в бессмысленной попытке защитить барабанные перепонки и зажечь сигарету, хотя воздух вокруг и без того пропитан дымом так густо, что мне совершенно незачем этого делать. Все мои внутренности грохочут в такт ударнику, словно кастрюли в посудном шкафу. Я всерьез опасаюсь, как бы не оторвалась одна из почек.

– Вы были на разогреве у самих «Маников»! – ору я в ухо Крису, который уже оправился от презрительных издевок охранника и впал в безумный восторг.

– Прикинь, теперь я могу пойти к любому агенту, – кричит он, – и говорить, что мои парни были на разогреве у самих «Маников»!

После чего исчезает в туалете, вслед за кучкой выбивающихся из общей толпы «эй‑энд‑арщиков». Назад он выходит с таким жалким видом, будто кошка, которую только что обмакнули в ведро с водой.

– Что?! – ору я ему с громкостью ядерного фугаса, кажущейся беззвучной на фоне общего грохота.

Выясняется, что «эй‑энд‑арщики» подвалили в «Монарх», когда «Монстры» практически допевали свою последнюю песню. И их коллективное мнение оказалось далеко от идеала. Наиболее конструктивный комментарий: «Группы вроде этой – позавчерашний день». Менее конструктивный: «У групп вроде этой будущего нет». И, наконец, наименее конструктивный: «На глаз и на слух это похоже на хор пердящих бородавочников».

Пытаюсь найти позитив в последнем вердикте, но мне это не удается.