Каузальная атрибуция
Наконец, обратимся к третьей ситуации социального познания — механизму каузальной атрибуции. Ситуация совместной деятельности предполагает понимание партнерами друг друга. Без этого она просто не может быть успешной, а то и совсем состояться. Но не только необходимость объединить усилия запускает механизм причинного приписывания. Судя по многочисленным исследованиям, «познавать» причины поступков других людей и отвечать на вопрос: «Что за этим стоит?» — стойкое человеческое пристрастие.
«Меня не любят вещи. Мебель норовит подставить мне ножку. Какой-то лакированный угол однажды буквально укусил меня. С одеялом у меня всегда сложные взаимоотношения. Суп, поданный мне, никогда не остывает. Если какая-нибудь дрянь — монета или запонка — падает со стола, то обычно закатывается она под трудно отодвигаемую мебель. Я ползаю по полу и, поднимая голову, вижу, как буфет смеется» (Ю. Олеша, «Зависть»). Наверное, каждый из нас вспомнит не один эпизод из собственной жизни, когда вещи воспринимались одушевленно, по образу и подобию людей, то есть наделенными намерениями и смыслами. Но если в отношении неживых предметов такое восприятие и такая оценка их «действий», скорее, исключение, то при взаимодействии с настоящими людьми — это норма, правило, социально-психологическая закономерность. Данная удивительная способность толкования поведения присуща каждому человеку, она составляет багаж его житейской психологии. В любом общении мы каким-то образом, даже не задаваясь специальными вопросами, получаем представление о том, «почему» и «зачем» человек что-то сделал. Можно сказать, что человеку дано одновременно с восприятием поступка другого человека воспринимать и его «настоящую» причину.
В социальной психологии существует целый раздел, посвященный изучению закономерностей восприятия причин поступков, — каузальная атрибуция, по-простому — причинное приписывание. В этом разделе четко выделяются теоретическая и экспериментальная линии изучения процесса каузальной атрибуции. Теория пытается возвести в ранг научного анализа те неосознаваемые когнитивные процессы, которые происходят в голове у «наивного испытуемого», занимающегося причинным приписыванием. Наиболее известны схемы каузального анализа, созданные Э. Джонсом и К. Дэвисом, а также Г. Келли. Они отвечают на вопрос, как человек это делает и на основе чего.
Однако наиболее интересный и практически значимый раздел данной дисциплины — это изучение истинности совершаемых нами приписываний, происхождение закономерных ошибок и искажений.
Мысленно проведем небольшой эксперимент. Вы договорились с друзьями встретиться в метро в конкретном месте. Все собрались, нет только одного. Так или иначе общий разговор и мысли каждого возвращаются к причинам его отсутствия. Один думает: «Саша вечно опаздывает, никак не усвоит привычку выходить заранее». Другой размышляет: «Что-то задержало Сашу, видимо, транспорт подвел (или другая внешняя причина)». Наконец, тому, кто договаривался, может прийти в голову и такое объяснение: «Я неправильно указал Саше место встречи, он ждет нас в другом». Знакомые рассуждения? Какое из них пришло в голову первым лично вам? В различных тематических вариациях данные утверждения составляют три основные причинные схемы.
Иначе говоря — три привычных способа интерпретации причин поведения другого. Первая схема — приписывание причин случившегося себе (я договаривался) или автору ситуации (он договаривался, он и сказал неправильно). Это личностная атрибуция. Склонные к данной схеме люди всегда знают «автора» произошедшего события. Вторая схема — объектная атрибуция, приписывание ответственности тому, с кем нечто произошло. В нашем случае — опаздывающему. Наконец, третья схема — ситуационная атрибуция. «Виноватыми» оказываются обстоятельства.
В жизни мы время от времени пользуемся всеми тремя схемами, но тяготеем, испытываем личную симпатию к одной-двум. Причем что очень важно: используемая схема представляется нам самим не субъективным психологическим пристрастием, а отражением объективной реальности, так сказать, истиной в последней инстанции: именно так и есть, я же знаю. Увы, «...люди склонны думать, что их реакции на реальные вещи основаны на точном восприятии этих вещей. Вместо того, чтобы скромно считать свои впечатления о мире всего лишь его интерпретациями, мы рассматриваем их в качестве объяснений мира или правильных представлений о нем» (Э. Пайнс, К. Маслач). Часто наши дети, наши ученики и воспитанники становятся заложниками каузальных схем взрослых. Ведь одну и ту же поведенческую реакцию взрослый может расценить как «нечто, сделанное назло», «спровоцированное обстоятельствами», «непосредственную детскую реакцию на неудачный комментарий» и др.
Конечно, наши атрибуции не могут быть сплошь ошибочны. Психика, среди прочего, — адаптивный инструмент и, естественно, порождаемые ею сентенции должны соотноситься с реальностью. Но в мире социальных отношений не стоит уповать на безошибочность наших психических построений. Мир этот настолько сложен, перегружен случайностями, индивидуальными смыслами различных людей, что применение любых интуитивных или неосознаваемых шаблонных схем чревато смешными и трагическими ошибками. Пример тому — ошибки каузальной атрибуции.
«Позиционные ошибки, или Смотря откуда смотреть»
Действительно, взгляд на ситуацию «изнутри» или «снаружи» существенно влияет на толкование причин происходящего. Человек, находящийся «внутри» ситуации, тем более автор, больше склонен видеть причины произошедшего в обстоятельствах (таковы были требования ситуации), а внешний наблюдатель — в замыслах и «умыслах» деятеля. Из-за этой ошибки наблюдатели часто склонны переоценивать роль и ответственность личности в происходящем. Э. Джонс и Р. Нисбет в своем обширном труде по данному вопросу приходят к выводу, что причина различий во взглядах деятеля и наблюдателя кроется в апелляции того и другого к различным аспектам информации. Для наблюдателя внешняя среда постоянна и устойчива, а действия автора изменчивы, непонятны, поэтому на них он и обращает внимание прежде всего. Для автора его действия спланированы и простроены, а среда непостоянна, поэтому концентрирует на себе его внимание. В результате деятель воспринимает свои поступки как реакцию на внешние сигналы (ситуационная атрибуция), а наблюдатель видит активность автора, изменяющего постоянную среду (личностная атрибуция).
«Иллюзорные корреляции»
Увы, люди склонны придавать решающее значение одним факторам, совершенно игнорируя другие, не менее значимые. «...Сущее будет для них таковым, каким они его будут считать» (Анаксагор). Иллюзорные корреляции появляются у человека в силу прошлого опыта, семейных сценариев, профессиональных или иных стереотипов, возраста, пола... Причин много, результат один: искаженное восприятие некоторой социальной ситуации и действующих в ней людей.
«Ошибка ложного согласия»
Принцип прост: если другой поступает так же, как поступил бы я в данной ситуации, — его поведение нормально, если склонен к противоположным реакциям — что-то с ним самим не то, видимо, какие-то личностные особенности. Ошибка ложного согласия проявляется и в тех случаях, когда в поступки другого человека вкладываются собственные смыслы: если бы я так поступал, то только по причине...
Описанные выше ошибки и причинные искажения имеют место быть в нашей жизни, но значительно больший вес имеют предубеждения и ошибки интерпретации, проистекающие из мотивации человека. Начнем с простых закономерностей.
«Смотря о ком речь»
Если речь лично обо мне, то успех — результат моих личных титанических усилий и способностей, а неудача (со всеми случается!) — следствие неудачно сложившихся обстоятельств. Если речь о другом, то незначительный успех можно приписать лично ему — заслужил, а большой успех — стечение обстоятельств, везение... Лишь в том случае, если известно, как много усилий потратил человек для достижения результата, тенденция может слегка измениться.
«Смотря о чем речь»
Если последствия случившегося негативного события незначительны, можно и не возлагать вину на человека: все бывает. Но если последствия серьезны, опасны, разрушительны, общественное мнение практически единодушно: виноват конкретный человек.
«Вера в справедливый мир»
А вот это уже серьезнее. Выявлено, что если человек наблюдает страдания другого, его реакция на них и объяснение причин, почему такое с ним случилось, зависит от тяжести страданий, но совсем не так, как вы сейчас подумали. Наоборот. То есть чем больше страдает человек, тем в большей степени он представляется постороннему наблюдателю неприятным и заслуживающим того, что с ним происходит.
Американский исследователь Лернер, посвятивший почти два десятилетия изучению феномена умаления заслуг и мотивации справедливости, предложил исходить из гипотезы «веры в справедливый мир». Люди испытывают потребность считать, что живут в контролируемом ими мире, где можно заслужить лучшую долю и ценой усилий избежать наказания и страданий. А если таковые случаются — виноват сам человек. Без подобной веры в справедливость, считает автор, трудно было бы ставить цели, строить планы на будущее. Отсюда — необходимость определенного истолкования событий, происходящих с другими людьми: компенсация за невинное страдание, если для этого есть возможность, и умаление достоинств страдающего, когда нет возможности изменить ситуацию.
«Собственные страдания»
Да, действительно, а как работают каузальные схемы, что происходит с верой в справедливый мир, если страдания коснулись самого человека? Как показали исследования, люди, реально пострадавшие от несчастного случая, лучше справляются со своими психологическими проблемами, быстрее выздоравливают, если обвиняют в произошедшем самих себя, но определенным образом. Необходимо различать поведенческое и характерологическое самообвинение. В первом случае пострадавший низко оценивает свое поведение в ситуации, во втором — винит себя в том, что он «такой человек». Лучше справляются с недугами те, кто использует поведенческую самокритику, не затрагивая и не принижая свое «Я»: характер, воспитание, черты личности, моральные принципы и т.д.
Есть на свете род деятельности, эффективность которой непосредственно зависит от того, как будут профессионалы в этой области осуществлять процесс социального познания и дознания. Это — юридические органы. Обратимся к известному вопросу: «А судьи кто?».
Судьи — люди, «человеки», а следовательно, наши каузальные склонности им не чужды. Иногда даже наоборот — особенно присущи. Кстати, давайте рассмотрим понятие «судья» широко. Пусть это будут все, кто судит и оценивает наши поступки, личность, перспективы развития. То есть присяжные, юристы, педагоги, родители. Пусть о проблеме говорят только факты. Воспитательницам детских садов предъявлялась фотография ребенка, и от имени молодой неопытной воспитательницы просили дать совет по поводу конкретного случая с данным ребенком. Далее всем участницам (они тестировались один на один с исследователем) рассказывалась одна и та же история про вызывающее поведение ребенка в определенной ситуации. Различие было только в одном: половине женщин показывали портрет симпатичного ребенка, а второй — скажем так, неудачный потрет. Несимпатичному ребенку давались значительно более резкие оценки, предлагались более серьезные методы воздействия и наказания.
На оценку, даваемую ученику, влияет даже тот факт, нравится или нет педагогу его... имя. В специальных экспериментах учителям давались на экспертную оценку выпускные сочинения. Так вот, оценка зависела в том числе от того, каким именем была подписана работа — приятным или неприятным эксперту.
В другом эксперименте судьям на экспертную оценку давалось дело об умышленном убийстве. Более мягкое наказание давалось в том случае, если преступник (по досье) придерживался общих с судьей политических взглядов.
В свое время меня почему-то очень задела фраза, прочитанная в одном из детективов Р. Стаута: «Вас, с вашей красотой, ни один суд присяжных не посадит на электрический стул». А позже я нашла документальное подтверждение этому факту. Известный судебный юрист К. Дарроу еще в 1933 году заявил, что присяжные редко осуждают человека, который им нравится, или оправдывают того, кто им не нравится. Главная задача адвоката — вызвать у присяжных симпатию к своему подзащитному. Среди факторов, искажающих восприятие картины преступления в глазах присяжных, — физическая привлекательность обвиняемого, его сходство с присяжным, давление судьи, показания свидетелей. Особое значение все это имеет в тех ситуациях, когда конкретных фактов, относящихся к делу, недостаточно для формирования однозначного мнения.
Можно ли избавиться от атрибуций? Идея в чем-то очень привлекательная, но, во-первых, античеловечная, так как атрибуция — механизм адаптации человека к меняющемуся миру, а во-вторых, практически невыполнимая. Любой физический закон есть не что иное, как выверенная, часто срабатывающая в реальности, способствующая адаптации атрибуция. Симфония — атрибуция. Радуга — атрибуция. Отмени их — и что останется?
С социальными атрибуциями дело, конечно, обстоит по-другому, но без них тоже утонешь в море житейских бурь. Поступать с ними нужно деликатно и обходительно, относиться как к удивительным порождениям собственного разума, которые затейливым образом соотносятся с реальными причинами, мотивами и позициями других людей. Как художественный образ и оригинал, например. А иногда как слабая штамповка и произведение технического искусства. Как «Я» и «Не-Я», наконец.
Очень полезно изучить свой атрибутивный стиль, излюбленные ошибки, традиционные искажения, чтобы не видеть злого умысла за случайностью, закулисной игры за простым совпадением, отсутствия здравого смысла за самобытностью мышления отличного от вас человека. А так, в принципе... атрибутируйте себе на здоровье!
И пусть последняя фраза не кажется вам ироничной. Дело в том, что есть достаточно много оснований считать, что многие атрибутивные ошибки не просто выполняют адаптивную функцию в жизни человека и человеческого сообщества, но и являются непременным условием... психического здоровья человека. Так, по мнению Ш. Тейлор и Д. Брауна, психическое здоровье есть результат «чрезмерно позитивной самооценки, преувеличенного восприятия контроля или мастерства и нереалистичного оптимизма».
Очень показательны в этом отношении сравнительные исследования атрибутивных процессов у здорового человека и человека в состоянии депрессии. Депрессивное состояние, с одной стороны, смещает угол зрения на происходящие события в сторону трагизма. Скажем, в состоянии депрессии люди чаще приписывают неудачу глобальным, устойчивым и внутренним причинам. Что, понятно, не прибавляет жизнерадостности. Но интересно другое: в депрессивном состоянии не работают некоторые атрибутивные ошибки, отчего взгляд человека на жизнь становится более реалистичным, но, увы, печальным.
И хочется без купюр привести рассуждения Ш. Тейлор: «Нормальные люди преувеличивают то, насколько они компетентны и хорошо выглядят, а люди в состоянии депрессии — нет. Нормальные люди вспоминают свое прошлое в розовом свете. Люди в состоянии депрессии (если только она не тяжелая) более беспристрастно вспоминают свои успехи и неудачи. Нормальные люди описывают себя в основном позитивно. Люди в депрессии описывают свои и положительные и отрицательные качества. Нормальные люди принимают похвалу за успешный результат и имеют тенденцию не брать на себя ответственность за неудачи. Люди в депрессии принимают на себя ответственность и за успех и за неудачу. Нормальные люди преувеличивают контроль над тем, что происходит вокруг них. Люди в депрессии менее уязвимы к иллюзии контроля. Нормальные люди невероятно верят в то, что будущее преподнесет много хорошего и мало плохого. Люди в депрессии более реалистичны в оценке будущего. Фактически, в отличие от нормальных людей, люди в депрессии всегда свободны от предубеждений самоуважения, иллюзии контроля и нереалистичного видения будущего. Оказывается, высказывание «печальный, но мудрый» действительно применимо к депрессии».
Начиная разговор об атрибуции, мы отмечали, что существуют различные представления о роли и значении этого механизма в процессах социального познания. Многие зарубежные исследователи склонны рассматривать причинное приписывание как универсальный механизм познания и понимания людьми друг друга. В отечественной психологии существует, в частности, точка зрения Г.М. Андреевой, которая считает, что необходимость в приписывании возникает в нестандартных ситуациях, когда наблюдаемый демонстрирует необычное, непонятное поведение. Атрибуция — приведение такого поведения к привычным объяснительным схемам. Этот взгляд хорошо соотносится с идеей существования у каждого человека так называемых каузальных ожиданий. Представим себе, что любое наблюдаемое событие субъективно находится для человека-наблюдателя в пространстве двух координат: типическое — уникальное и социально желательное — социально нежелательное. Если событие попадает в область пересечения типического и социально желательного (для данного человека, это важно!), то оно не нуждается в причинном объяснении. Если в любую другую — актуализируется процесс поиска причин происшедшего.