Я снова в бригаде
Наслаждение, роскошь - вот, что вы называете счастьем,
а я думаю, что ничего не желать – это блаженство богов.
А потому, нуждаться лишь в небольшом,
есть приближение к высшему счастью.
Сократ
Когда я вернулся из Судака в Кизилташ, в нашем батальоне уже находился младший призыв. В нашей казарме находилось теперь порядка тридцати нормальных, сильных парней, вновь прибывших разведчиков, на пол призыва младше меня, а также человек двадцать новичков – матросов инженерно-десантной роты.
И бывало, скажет кто-то из них, - Шева, ты нам не дед!- но жить то, никто мне не мешал.
Я ходил в столовую без строя, по крайней мере, на ужин, когда на улице было уже темно, и можно было идти, не опасаясь никаких нюансов. Особенно любил я сесть самому за стол, взять казанчик пшеничной каши на шестерых, высыпать туда сахар на шестерых да все и съесть.
– Ты нам не дед, Шева! – Говорили разведчики. - У нас потом на батальон столов не хватает.
– Если вам что-то не нравиться я готов выйти на улицу с вами обоими, (иногда их было и трое) причем прямо сейчас, но потом не обижайтесь. – Говорил я. И на этом все прения прекращались.
На зарядку я бегал; иногда ходил на какие-то работы на природе; иногда кого-то бил.
Я вам забыл сказать, что серьезные перцы могут не вставать по команде «подъем», для чего выставляется сека, чтобы их не застал спящими дежурный по бригаде или по батальону офицер, соответственно им не нужно бежать на зарядку, куда после подъема выдвигается весь батальон. Перцы могут не ходить на камбуз, иногда им еду приносят, а иногда у них есть «гражданская» еда, вместо камбузного меню. Иногда самые серьезные перцы даже не выходят на общебригадное построение на плацу, там ведь надо стоять столбом несколько часов, а потом маршировать. Серьезно любой перец обязан относиться только к действиям по тревоге и стрельбам, он также не унизится до того, чтобы отказаться от полевого выхода или тактических учений на местности.
Однажды, помню, кинулся на меня явный лидер инженерно-десантной роты из вновь прибывших пехотинцев, другими словами младший призыв - дурашка. С ним видно кто-то пошутил, что он меня сможет заставить работать.
Вышли мы с ним в умывальник. А за спиной у него стоял ящик для мусора и железные грабли.
Бросился он на меня резво, но я развязал мешок с кулаками – левый, правый прямой в голову – он упал. Подхватывается, хватает железные грабли и опять на меня. А я то, что? Снова левый, правый прямой в голову – он снова упал и долго не поднимался.
Тарас Дубюк, буквально через пол часа, перед строем инженерно-десантной роты, в которую я был переведен в августе, сразу после приезда из дома отдыха, решил рассказать, какой этот, бросившийся на меня боец, крутой парень – единственный крутой в ИДР.
Я слушал спокойно без всякого особого интереса, «крутой» с опущенной головой.
Кто-то не забывал обо мне, и в частности не забывал поставить меня на место. Мне было все равно. Я нормальным пацаном потихонечку приближался к своему дембелю. Home, sweet home!
Моим крутым товарищам младший призыв в этот период уже начинал считать так называемую «стодневку» - сто дней до приказа об увольнении в запас очередного призыва военнослужащих.
В этот период деды не едят масло и обязаны отдавать его своим духам. Учитывая, что уважаемый дед имеет возможность, есть до пяти паек масла за один прием пищи, получается, что он отдает масло именно группе «своих» духов, каждому по пайке.
Духи обязаны класть дедушке вечером под подушку конфету, у нас клали чупачупс, и помнить, сколько дней осталось до приказа. Дед в любой момент и у любого духа может спросить:
- Сколько? – Этот вопрос не требует дополнительных уточнений. - И если дух не дай бог не знает правильного ответа, его после шутливых фраз вроде «что же ты мне дружок на неделю срок службы увеличил», все же ждет какое-нибудь достаточно неприятное наказание. Обычно за каждый лишний, равно как и недостающий, день дух получает десяток «пенициллинов». И в данном случае говорит не «спасибо доктор», а «спасибо дедушка».
Хочу рассказать вам еще несколько самых ярких эпизодов этого периода моей службы. Слушайте.
Из младшего призыва выделялся крутизной крепко сбитый разведчик среднего роста по прозвищу Кузя. Иногда его друзья очень метко называли его Кузя носорог.
В тот день мы построились идти в столовую, когда через нашу территорию пытался шустро прошмыгнуть воин из соседней роты моего призыва.
- А ну-ка стукни его, Кузя! – Обратился к Кузе, Колбаса.
После минимальных сомнений Кузя подошел навстречу лошку из старшего призыва и нанес ему короткий плотный левый прямой. Тот пошатнулся, растерялся и пошел к своей казарме в обход.
Чуть позже я узнал, что у Кузи есть дружок, такой же крепкий, среднего роста паренек, по прозвищу Беца, который сейчас находился на лечении в госпитале.
Когда Кузя звонил в госпиталь, находящийся почти в часе ходьбы от нашего батальона, это стоило послушать.
– Як там мiй друг? Мерзота! Не дай бог виникнуть якiсь проблеми! Прийду повбиваю усiх, на хер!
Хочу, к слову сказать, что в бригаде морской пехоты вообще встречается три типа разговора по телефону. Первый, обычный, после того как трубку взял твой товарищ. Второй, некоторые умудряются находить себе подружек и подолгу щебечут с ними. Третий, когда трубку берет дневальный, накрученный каждым своим перцем на то, чтобы спрашивать, кто ему звонит. Дневальный и интересуется:
- А кто его спрашивает?
И тогда ему, звонящий перчик, как правило, начинает орать.
- А ну, сука, быстро нашел такого-то и дал ему трубку в ухо, а то я приду, объясню, кто звонит! И только иногда дневальному говорят: - Скажи, это Юра Колбаса, или его хочет слышать Тарас Дубюк.
В какой-то момент Кузя увидел, что с ним вежливо разговаривает и Яша, и Колбаса, и Косик, и перестал границы поля различать, посчитав, что для перцев старшего призыва он стал своим, из-за чего и получилось следующее.
Колбасюк обратился к Кузе.
– Пойди, принеси мне обувную щетку из каптерки.
Кузя, ответил вялым голосом, не спеша, отходя.
– Ну, зараз, найду якесь тело.
Колбаса, не задумываясь, нанес ему длинный боксерский правый прямой средней силы в челюсть.
– Я сказал бегом! Ты сам пока еще тело!
Как-то Юра Колбасюк построил младший призыв на центральном проходе и долго им вправлял мозги за какую-то провинность. После этого он уверенно сказал следующее:
- А теперь слушайте меня внимательно. Кто сейчас станет передо мной на колени, тот может идти отдыхать. Кто нет – будет стоять еще. - Колбаса посмотрел на часы - два часа.
Не долго думая подавляющее большинство морских пехотинцев стали на колени.
- Кто стоит на коленях, продолжаем стоять еще две минуты, - сказал Колбаса – остальные разойтись! Я вам не господь бог! Глупое стадо баранов.
В тот же период Колбаса показал «крутым дембелям» нашего призыва, что для него не составит проблем при желании построить и их.
Началось, все, кажется, с того, что кто-то из комендантского взвода заявил Колбасюку, что он для нас никто, и пусть командует своей инженерно-десантной ротой. За Колбасу, вроде бы, сразу потянул мазу Яша, сказав кому-то пару ласковых. Я к этой завязке не имел никакого отношения, а только услышал команду - Комендантский взвод, построиться на улице!
В строю не было Косика, Тараса Дубюка, Сергея Погорельского и, естественно, Яши. Зато были в строю и Коля Гарбар, и Комар, и Саня Иванов, и другие почти перчики, в строю находился и я. Я не испытывал никаких особых эмоций, кроме интереса. Я никогда не был перцем в бригаде, и мне было абсолютно не в напряг чем-то там заняться.
Юра Колбасюк повел строй на плац, маршировать. Могу сказать, что ни один перчик не отказался маршировать, но маршировали они, ну очень вяло. Я шел сзади строя обычным шагом, я не умел маршировать и не хотел даже стараться, но вскоре понял, что мне Колбаса не настроен делать никаких замечаний.
- Гарбар, Комар, Иванов, ножку выше, тянем носочек! - Негодовал Колбаса. – Вы, что маршировать разучились! Прослужили год и почувствовали себя дембелями! Будете маршировать, пока не научитесь!
Маршировали мы долго, перчики нехотя, вынужденно начинали тянуть носочек.
- Так, Шева, выйди из строя! – В какой-то момент, заявил Колбаса. – Ты все равно не маршируешь, а прогуливаешься по Монмартру. Пойди лучше спортом позанимайся!
- Остальные, не расслабляемся, тянем носочек, мне спешить некуда, будете до вечерней проверки у меня тут маршировать! Это всех касается! - Продолжал воспитательную работу Колбаса.
Где-то, через час, взвод закончил маршировки и вернулся в казарму.
В описанном эпизоде, а также эпизоде, который я вам опишу немного ниже, Колбаса и Яша показывали, что у них есть небольшой коллектив друзей, а остальным не позволено наглеть или расслабляться. Это всех касается!
Что касается меня, то как моя проигранная драка лидеру училища на гражданке стала намного более плюсовой и со временем резонансной, чем множество легких побед над слабаками и середнячками. Так и в армии, я не стал перцем в бригаде, но я уже и не пытался лишний раз кому-то что-то доказывать. А если доказывал, то знал, что я в споре прав и, действуя наверняка, практически никогда не сомневался в своей победе. Я не стал тихоней, просто имея возможность побить восемьдесят процентов батальона, я бил только пятьдесят, и из них только пять процентов я бил там, где меня особо не задели и можно было бы не бить, если бы не профилактика и обязательная показуха. Короче говоря, я старался брать ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Но лидеры помнили мои амбиции в начале службы и нашу борьбу за власть, и поэтому часто делали мне какие-то поблажки. Были и такие морские пехотинцы, как Косик, слабее меня, которые в бригаде стояли на порядок круче.
Нередко Косик дерзко забавлялся, и мог ради забавы прокусить кому-то ухо до крови или уверенно провести ребрами ладоней по сонной артерии, и когда «тело» падало, как подкошенное, спокойно пойти дальше. Косика боялись и уважали. Я, когда мы были духами, жестко ударил его по бороде, от моего удара он упал как подкошенный и с десяток секунд оставался без движения, но в процессе службы он никогда не сделал мне ничего плохого.
Помню, я сидел на тумбочке в спальном расположении, когда Косик шел по казарме и масса морпехов разлетались кто куда, пытаясь провалиться под землю. Косик был не в духе, он подзывал бойцов, и никто не смел не подойти, кусал за уши, сдавливал рукой шеи, просил поднять руки выше головы, после чего наносил точные прямые удары в солнечное сплетение.
- Как дела, Шева? – Обратился ко мне Косик. – Сидишь, дембель приближаешь.
- Солдат спит, служба идет, - философски, заявляю я.
- А ты видел, как у меня тела, как подкошенные падают? – Спросил меня Косик.
- Так они косят, ножки подкосились и ты его оставил в покое. - Отвечаю я.
- Нет, Шева, я тоже не верил, мне самому этот прикол Колбаса сделал, и я ушел.
- Ну, хорошо, давай попробуем на мне.- Сказал я, в полной уверенности, что от легкого проведения ребрами ладони по шее нельзя потерять сознание.
- Ну, хорошо, Шева, присаживайся поудобнее, чтобы не упал.- Косик уверенно, мягко провел ребрами ладони по моей сонной артерии, и уже теряя сознания, я услышал его крик.- Педигрипалы, воды! Бегом! – Косик давал мне пощечины, приводя меня в чувства.
Придя в себя, я увидел перед собой обеспокоенное лицо Косика, - Вот видишь, Шева, а ты говоришь, косят.
- Теперь вижу. – Только и смог сказать я.
Был один случай, который имел резонанс в масштабе всей бригады, и поднимал авторитет Косика на небывалую высоту.
Прослужили мы тогда где-то год, ефрейтор, или другими словами старший матрос Косик был у нас почтальоном и имел свободный выход в городок на почту, которая находилась возле штаба бригады. И вот, идя как-то с почты, по городку, Косик увидел спешащего куда-то матроса младшего призыва, не из нашего батальона, а из ДШБ. Матрос, находясь далеко от своей казармы, чувствовал себя неуверенно. Может офицер, если встретит, за что-то наедет, но хуже, если какой-то «чужой» перец. Поэтому, и пытался боец, как можно шустрее вернуться к себе в расположение, но в тот день ему не повезло.
- А ну-ка боец ко мне бегом марш, - позвал его Косик.
Бледнея и краснея, боец подбежал к Косику, на последних шагах маршируя, отдавая честь и представляясь:
- Матрос Пупкин!
- Ты откуда и куда путь держишь, боец? – Спросил Косик.
- Да… я из госпиталя. – Заикаясь, отвечал морпех, зубы его начинали стучать.
- В казарму, значит. Ну, в казарму успеешь. – Начал как бы рассуждать Косик. - Ты знаешь кто я?
- Так точно! – Громко и четко отвечал боец. – Вы ефрейтор Косик!
- Так вот, боец Пупкин, есть у меня для тебя ответственное задание. – Говорит Косик. – Будешь держать это дерево, чтобы не упало. – Косик указал на какую-то липу, растущую возле дороги. – Я приду и разрешу тебе его отпустить! Если без моей команды отпустишь, мне все равно шакал, или кто там тебе даст команду! Я приду к вам в казарму, найду тебя, и тогда тебе писец присниться! Ты меня хорошо понял?!
- Хорошо, - вяло и грустно отвечает боец. - а когда вы придете, мне еще там в санчасть надо зайти?
- Когда у меня будет настроение и время. - Бросает морскому пехотинцу Косик и уходит.
От казарм морских пехотинцев или батальона, через военный городок, к многоэтажным домам, в которых живут офицеры, и, соответственно, к штабу бригады, а дальше и к стрельбищу тянуться две параллельные асфальтные дороги. По дорогам почти не ездит транспорт, а ходят офицеры из дому, или из штаба бригады, к себе в батальон. Ну, еще есть штук пять, идущих через лес параллельных тропинок, по которым не ходят офицеры. Так как им не нужно не от кого прятаться, им там ходить унизительно. Да и вообще, это тропы бывалых морпехов, а не офицеров, слабые офицеры ходить там боялись, а сильные понимали, что нужна пацанам какая-то свобода.
В тот день, Косик, идя с почты, и соответственно имея возможность ответить любому шакалу, откуда он идет, шел по асфальтной дороге. Матрос не зная, не о каких тропах в лесах, тоже шел по дороге. Там они и встретились. У дороги, где ходит куча шакалов, матрос Пупкин остался стоять, упираясь руками в дерево, то есть держать дерево. Зная авторитет Косика, матроса просто парализовало от страха, и он не додумался обождать, пока Косик отойдет подальше, отпустить дерево и идти по своим делам. Матрос остался стоять и ждать пока Косик ему разрешит уйти. Косик же знал, что эта ситуация теперь и без него как-то разрешиться, а как - ему было уже абсолютно все равно.
Через пол часа матроса, упирающегося руками в дерево, обнаружил какой-то майор.
– Ты что делаешь матрос? – Обратился майор к Пупкину.
- Держу дерево, товарищ майор, мне приказал старший по званию, ефрейтор Косик.
- Ты что охренел, боец! - Взревел майор. – Представься, отдай честь!
- Матрос Пупкин! - Матрос убрал руки от дерева, отдал честь и представился.
- Ты куда направлялся, матрос?
- Я направляюсь из госпиталя в казарму, вот больничный лист.- Матрос протянул бумагу.
- Ну и все. Двигай в свое расположение. Шагом марш!
- Я не могу. – Отвечает матрос. – Ефрейтор Косик приказал мне держать дерево!
- Да ты что издеваешься боец! Я майор, приказываю тебе идти в казарму!
- Я не могу нарушить приказ, - говорил глупый дух. – Я знаю, что мне за это будет!
- Будет! Да я тебя на гауптвахту отправлю!
Вскоре, по той же дороге шел и комбат ДШБ, который сумел уговорить бойца бросить дерево и идти в батальон.
Когда наш комбат шутливо спросил Косика об этом эпизоде. Косик с улыбкой, ответил:
- Не було такого, товарищ майор. – Нашего комбата мы уважали.
В этот период со мной произошло два заметных эпизода, где в обоих фигурировал, к тому времени ста двадцати килограммовый, Яша Левченко.
В то время сержант комендантского взвода Яша Левченко стал каптерщиком. И вот сидел он как-то после одиннадцати вечера сам в каптерке, его друзья, которые обычно составляли ему компанию пошли спать. В батальоне был объявлен отбой. И решил, видимо, Яша доказать самому себе, что ведь он таки крутой.
- Батальон, строиться на центральном проходе! - Проорал дневальный. Морские пехотинцы мухой начали слетать с кроватей.
Через секунды дневального поправили, и команда изменилась. - Комендантский взвод собраться в бытовке! Батальон отбой!
Изначально друзей Яши – Косика и Погорельского в бытовке не наблюдалось, но Яша лично проорал - Все! – И прибыли все.
Обращаясь к каждому, Яша указывал, на его так называемые бока, с точки зрения его службы в морской пехоте, но основной тезис Яши был следующий.
- Вы думаете вы крутые, да? Да никто из вас по-настоящему в жизни пизды не получал!
Я был спокоен, я теперь всегда был спокоен, но меня удивляло, что он построил и своих друзей. Я не думал о драке с Яшей, хотя в другой ситуации уже легко допускал, что могу нанести ему правый прямой в подбородок либо в кадык. Даже, когда Яша начал сбивать кого-то с ног, он делал это как-то любя, я это искренне чувствовал. А кроме этого я знал, плохие ли хорошие были, связывающие нас с Яшей события, но отношения между нами в данный момент были неплохие.
- Та даже боец – Шева, никогда не попадал, под настоящую раздачу! – Комментировал Яша, поднимая меня двумя руками в воздух за китель, одна его рука находилась в районе моего пупа, другой он удерживал меня за воротник. Я не сопротивлялся, доверившись ему. Яша сделал мной оборот в воздухе на 360 градусов и, вроде бы, бросал меня на спину. Но незаметно придержал, в нескольких сантиметрах от земли, и мягко опустил на пол. Я подыграл Яше, скривившись от плотного удара спиной об пол. Яша переключился на следующего пехотинца.
Вскоре после этого случая, произошел очередной интересный эпизод.
Я сидел на улице на ступеньках, греясь на солнышке, в составе разношерстной группы бойцов. Рядом со мной сидел земляк Коля Коростылев. Ну, и я заикнулся этому Коле, без задней мысли, что, мол, давненько я не спарринговал. Скоро на улице появился Яша Левченко, и Коля уверенно пошел к нему. В разговоре Коля постоянно указывал на меня, и я понял, что скоро мне придется поработать. За что боролись на то и напоролись, просили, получите.
Мне было отобрано четыре соперника: первый, середнячок из инженерно-десантной роты, вторым был, уже упоминавшийся мной выше Корова – перчик Судака, третьим, хороший боец – разведчик Филоник, по прозвищу Фил и четвертым, классный боец разведчик, по прозвищу Лящ – суперперец младшего призыва. Все эти бойцы были младшего призыва.
Все перцы занимали лучшие места на кроватях, в предвкушении супер шоу. Большинство матросов младшего призыва, выгнанные на улицу, прижимались к окнам, надеясь все же увидеть что-то интересное. Спарринги проходили в боксерских перчатках.
С первым соперником из ИДР, у меня не возникло не малейших проблем. Я нанес ему с десяток ударов точно в подбородок или в висок, из которых только один или два были достаточно акцентированными. Моего соперника всячески подбадривали.
- Ну же, не бойся его, бей! – Барабаш так орал, что Яше пришлось грозно посмотреть на него, чтобы тот затих. Но этому сопернику было уже не до атак, и он был снят.
С Коровой проблем у меня возникло не намного больше. Корова упирался, выходя в импровизированный ринг:
- Я не хочу! Шева же боксер! Не надо! Помогите! – Но его все же выпихали на ринг. Я успел нанести ему четыре, пять жестких ударов, резко срезав угол и, преграждая ему путь, попытался максимально задержать его ударами в ринге, но Корове удалось сбежать.
Филоник был хорошим боксером. Я это сразу увидел и попытался в зародыше задушить его боевой пыл. Когда он уверенно наносил правый прямой мне в голову, я, уклоняясь влево, нанес ему жесткий правый в голову навстречу. От этого удара правой на правую соперник был потрясен, хотя и не сломлен.
– Следующий! - Скомандовал Яша.
С дзюдоистом и универсальным бойцом Лящем, бой получился интересным.
При моей первой же атаке справа Лящ сделал уклон влево с шагом вперед, затем последовала подножка и, проведя прием, он положил меня на лопатки.
- Правила оговаривали, без борьбы! – Обратился я к Яше.
- С борьбой! – Категорично заявил Яша.
Ну, с борьбой, так с борьбой. Мы снова с Лящом пошли навстречу друг другу.
После нескольких пропущенных ударов Лящ вошел в клинч, и мы покатились по полу. Боролись мы долго, в частности я не один раз пытался произвести удушения Ляща за шею. Когда Лящ, снова положил меня, абсолютно измотанного на лопатки, я смеялся от души.
Когда в нашей казарме появился друг Ляща, по прозвищу Горшок, Лящ обратился к нему, указывая на меня:
-Ты знаешь, кто это?
- Конечно! - Уверенно ответил Горшок. – Это Шева.
- Не хуйово єбашиться, я тобі скажу. - Просто констатировал Лящ.
Вскоре, у сержанта Шаманского появиться новое развлечение. Он будет находить жертву Лящу. А Лящ будет, не без удовольствия, часами эту жертву бороть, проводя различные приемы. В этих играх я не видел, чтобы кто-то из соперников хотя бы раз поборол Ляща.
Однажды, выдвигаясь в наряд на штаб бригады, я застал проводы домой Мели и Шамана. Как говориться, дембель в маю, все по ручью. Свою причастность к этому событию хотели показать все мало-мальски заметные пехотинцы, хотя, наверное, только для Яши, Колбасы, Косика да Погорельского действительно уезжали их старшие друзья. У меня, при ставших на тот момент никакими отношениях с Шаманом, сформировались к тому моменту неплохие отношения с Мелей. Я стоял в стороне от множества лезущих обниматься, когда ко мне подошел Меля, пожал мне руку и сказал следующую фразу:
- Раскумаривай людей за морпех, Шева, у тебя для этого есть все возможности!
Я почему-то ее запомнил.
На пути домой у меня, по сути, оставался дембельский аккорд под Симферополем, где я буду служить дважды, в двух разных казармах. И откуда я и уезжал домой. Да еще одна, на этот раз короткая, поездка в дом отдыха «Судак».