Практическое пособие по охоте за счастьем 13 страница
И значит, миллион вполне адекватная цифра.
А кто-то скажет: мне — с милым рай и в шалаше. Что ничего не стоит. Так как материал на шалаш бесплатно и милый тоже бесплатно.
Кому-то не хватает для счастья пустяка — всего двадцатки. Потому что бутылка в ближайшем ларьке стоит двадцатку. А после вчерашнего… это было бы таким счастьем!
У каждого свое представление о счастье.
И своя смета.
• Не продавайте свое счастье за просто деньги.
Но и не отказывайтесь от денег, которыми можно прикормить ваше счастье.
Не берите больше нужного.
Не берите меньше необходимого.
• Берите в самый раз.
• В самый раз для счастья.
А деньги… деньги — это бумага, это железо, это презренный металл. Презренный, а не обожаемый.
Потому что обожаемой может быть только жизнь.
И должна быть только жизнь.
Счастливая жизнь!
Глава 32. Об умении поставить себя в коллективе, или Как защитить свое «я» от посягательств чужих «мы»
А защищать надо. Просто необходимо. Иначе вас быстро и незаметно для вас собьют с пути истинного.
Как сбивали других.
Как сбивали очень и очень многих.
Ненужной дружбой.
Сиюминутной любовью.
Бутылкой.
Дозой.
Шальными деньгами.
Гулянкой…
— Но я не такая! Я никогда и ни с кем! И не с ним! Это все он. Он сам.
— Что он сам?
— Приходит, сидит, отвлекает. У меня, может быть, сессия, а он сидит! Чего он ко мне привязался?
— А может, вы дали повод?
— Я?! Ничего я ему не давала. Это он все сам, без спросу.
А вот так не бывает, чтобы без спросу. Не спрашивают вслух — спрашивают взглядами. Вздохами. Намеками. Полунамеками.
А вы соглашаетесь — взглядом, вздохом, полунамеком.
Или не соглашаетесь, но они считают, что соглашаетесь, потому что раньше соглашались. И раз тогда, то должны и теперь!..
И все, и как говорится — без меня меня женили.
И вас хотят, хотя вы не хотите.
И к вам, вас не спросясь, вваливаются в гости и уходят за полночь.
И у вас, хотя вы против, требуют списать.
Требуют деньги в долг.
Требуют куда-то пойти и что-то сделать.
И приходится уступать. Потому что рыльце в пушку. Потому что раньше пускали, соглашались и давали.
А вот если бы сразу не пускали и не давали…
Сразу, а не потом!
Это все равно как деньги в долг ссужать.
Пришел к вам приятель, попросил взаймы до будущей пятницы, вы без лишних слов выдали требуемую сумму.
Доброе дело сделали.
Через пятницу он снова пришел. Вы снова дали.
И еще раз.
И еще.
И еще…
А потом отказали. Не оказалось у вас лишних денег.
И ваш приятель на вас обиделся. Потому что привык, что если надо — то в любой момент. И на эти деньги рассчитывал и уже все покупки распланировал. А вы его обломали. В самый последний момент…
Ну не сволочь вы после этого?
Конечно, сволочь!
Вот как интересно получается — вы его выручали и за все за это стали почти врагом, а тот, кто денег не давал, сразу и категорически, так и остался ему приятелем. Верно говорят — хочешь потерять друга — займи ему деньги.
А если не хочешь, то сразу не давай.
И сразу не уступай.
Не соглашайся.
Не допускай…
А лучше всего в самом начале отойди на дистанцию вытянутой руки. Чтобы не достали. И чтобы не доставали.
Я — сам по себе.
Вы — сами по себе.
Я понимаю, что это как-то не очень, не по-нашему, не по-товарищески. Что хочется наоборот. Хочется протянуть друг другу руки и взяться за руки, чтобы не пропасть поодиночке.
Только, я думаю, тут руками не обойдется. Кому-то захочется взяться за что-нибудь еще. Кому-то это не понравится. Кому-то, наоборот, очень сильно понравится…
И пошло-поехало.
И учиться, работать, защищаться, строить карьеру, получать государственные премии будет некогда. Тут дай бог, кто, кому, чего, за что должен, разобраться, и кто кого первый обидел!
И отстаньте вы со своей дурацкой премией…
А если сразу за руки не браться, то можно и потом руки не давать. Тому, кому не хочешь давать.
И можно по рукам бить, кого надо бить.
Так что не спешите с этим делом. В смысле с многообразием человеческих отношений. Это такой лес, такие дебри!.. Что без фонаря лучше не соваться. И с фонарем тоже. Тут лучше не спешить, лучше подождать, пока все само собой утрясется. Пока станет ясно, кто есть ху, а кто не по этому делу. И тогда выбирать. Уже наверняка.
А пока — ни-ни!
Пока — я сам по себе.
А вы — с кем хотите.
Если, конечно, вас интересует биография, а не отношения.
Если отношения — тогда флагшток вам в руки! Хоть три флагштока сразу! Вы сами этого хотели.
Сами за себя отвечаете.
И если что не так, сами — себе — на себя жалуйтесь…
Но даже в этом случае флагштоки лучше подбирать на стороне и, следуя той самой пословице, — как можно дальше от того места, где живешь. Просто на всякий случай, на случай, если впоследствии кто-нибудь из вашего окружения вам приглянется, а вы в том окружении имеете не лучшую славу.
— А если, допустим, я ничего не хочу, повода не даю, а они все равно?
Что ж, и такое бывает. Бывает, что кому-то не дает покоя ваша обособленность, ваше отклонение от стандарта. Что вы не как все. И вас начинают подгонять под общий шаблон.
Все пьют — и ты пей!
Все прогуливают — и ты прогуливай.
Все ни черта не делают — и ты…
Все воруют, а ты хочешь чистеньким остаться?..
Тогда просто отойти в сторону не удастся. Тогда ничего не остается, как сыграть отрицательный образ. С которым никто водиться не захочет.
Сыграть фанатика.
Или сыграть чудака.
Или такого дебила…
В общем, создать наиболее удобный, который защитит вас от сторонних посягательств, образ.
Рекомендую. Мне в свое время очень пригодилось.
Например, в армии. Где каждый день надо бегать кроссы, а не хочется.
И никак не сачканешь.
Нигде не спрячешься.
И справку липовую от врача не принесешь.
Разве только…
И чтобы не бегать кроссы, я стал… бегать кроссы. Но уже добровольно. В порядке, так сказать, личной инициативы и в свободное от несения службы время.
Ну вроде спортсмен я такой отчаянный.
Скажете — сумасшествие избавляться от кросса — кроссом?
А я так подумал, что лучше вначале побольше побегать, чтобы потом совсем не бегать.
И стал бегать!
Все лежат на травке, а я руки к груди и…
— Ну псих! Ну придурок!
Это так все обо мне думали и промеж себя говорили.
— Ему бы полежать, пока время есть, покурить, а он!..
Ну полный псих!
Тут идет старшина.
— А где этот…? — спрашивает.
— Так вон он, бегает.
— Кончай мне мозги… ну где-то напрягать! Мы только что отбегали. В полной выкладке.
— Так сами поглядите.
Глядит. Точно — бегает. Ну, блин, рядовой, вместе со своей мамою…
— Ко мне! Ты чего бегаешь?
— Я не бегаю, я тренируюсь.
— Зачем?
— Форму боюсь потерять.
— Я те потеряю! Если хоть одну-единственную пуговицу, твою…!
И так все постепенно к моим чудачествам привыкли.
— А где этот…?
— Не знаю. Наверное, бегает. Где еще?
— А, ну да, точно, бегает, придурок. Ладно, пусть бегает. А всем остальным: — Стройся! И шаго-ом марш! Тоже бегать будем.
А я вовсе даже не бегаю. Я в ближайших кустах сплю. Или не в этих кустах, а других. Или не в кустах и не сплю. Но все равно меня никто не ищет, потому что все считают — да куда он денется. Ну максимум — на пять-шесть километров.
Вот что значит правильно подобранный образ!
Впрочем, кто не хочет ничего изображать — может не изображать. Может быть. На самом деле.
Кем-то быть — это лучше, чем кого-то изображать. Это во всех отношениях лучше.
Если вы слесарь-ремонтник, а по совместительству мастер спорта по прыжкам с парашютом — вы за себя можете быть спокойны. Никто вам ничего навязывать не станет.
Тем более если это не парашют, а секция карате.
Или, допустим, сам вы начинающий математик, а увлекаетесь стрельбой по тарелочкам. Хоть даже по их тарелочкам в их сервантах, если они вам как-нибудь не угодили.
Так что хорошо подобранное хобби — это тоже очень хорошо. Для защиты своего суверенитета. Потому что если вы хоть чуть-чуть другой, то уже не их.
Какая-нибудь доктор наук или популярная поэтесса может, простите за грубый пример, опуститься до самой неформальной молодежной тусовки, где со всеми неформалами вступить в самые неформальные отношения. А потом поправить прическу, сказать:
— Спасибо, мальчики. Было неплохо. Но, к сожалению, у меня кое-какие неотложные дела.
И уйти.
Спокойно уйти.
Гарантированно уйти.
Пусть то же самое попробует сделать оказавшаяся в той же тусовке девочка. Просто девочка. Примерно такая же, как оказавшиеся там мальчики.
Пусть попробует уйти.
А лучше пусть даже не пробует. Кто же ее пустит? Равную. А ну — иди сюда. И только попробуй вякнуть!..
Такая разница.
Занимайтесь спортом.
Наукой.
Зарабатыванием денег.
• Занимайтесь чем угодно, только не тем, чем занимаются все прочие. Отличайтесь от прочих. И тогда вы будете от них защищены.
А защищаться надо. Я вам точно говорю — надо.
• Потому что ваша жизнь принадлежит вам.
А не им. И не ему. И никому другому.
И значит, вы имеете право жить так, как вы хотите жить, где бы вы ни жили.
И не бойтесь обвинений в карьеризме. Тем более что это так и есть. Да вы собираетесь делать карьеру. Или вы пришли сюда учиться и работать, чтобы двадцатилетней непорочной службой выслужить должность конюха?
Нет?
Тогда не давайте себя сбивать. Тогда идите к цели самой прямой дорогой. Через все эти путающиеся под ногами тернии — к звездам.
Да не к этим «звездам». А к звездам, к настоящим!
А то я знал отдельных «карьеристок», которые слегка путали эти понятия и таки прорывались к «звездам». А потом рассказывали:
— Я вчера в Ленкоме целовалась. С половиной Ленкома…
И месяц спустя рассказывала.
И пять лет после этого.
И всю оставшуюся жизнь.
Как она однажды миловалась с актером, фамилию которого теперь никто не знает, но тогда он был довольно-таки известен и даже сыграл в одной рекламе роль глухонемого попугая.
А все потому, что в том месте, где она жила, все обожали Ленком. Ходили в Ленком. И мечтали о романе с актером Ленкома.
Она не смогла дистанцироваться от этой мечты. Потому что не смогла дистанцироваться от своего окружения.
И угробила свою жизнь на такую ерунду…
А если бы делом занялась, могла стать режиссером того театра. Или завотделом культуры. Или министром культуры. И тогда бы могла не одного того актера, а всю труппу, во главе с ее художественным руководителем и хоть каждый день…
Если бы вовремя сообразила.
И отошла немного в сторону.
Совсем чуть-чуть. Но ровно настолько, чтобы получить право самой распоряжаться своей жизнью. То есть делать то, что считаешь нужным делать. А не то, что все вокруг делают, отчего тебе кажется, что и ты должна делать то же самое.
Хотя — не надо.
Этого как раз и не надо!
Потому что если начнешь… То уже не остановишься. Не затормозишь. И покатишься…
Глава 33, рассказывающая о подмене понятий, или Как мы докатываемся до жизни такой (посвящается тем, кому кажется, что они многого уже добились и поэтому пора отдохнуть)
А ведь докатываемся. Черт знает до чего докатываемся! Причем, что обидно, когда уже практически победили. Когда ухватили птицу счастья за хвост.
Ухватили, а удержать не смогли.
Ослабили хватку.
Выпорхнула птичка.
Большой привет!
А почему? Потому, что не смогли своим счастьем распорядиться. Карабкались, пыхтели, ноготки срывали… А как добрались — расслабились.
Подумали — а что это я как в казарме?
Как в монастыре каком? Может, пора немного…
И пошло-поехало…
Так это и происходит. Почти у всех происходит. Почти у всех лимитчиков.
Приезжает юный или уже не юный энтузиаст в столицу, снимает комнатку полтора квадратных метра с тараканами и совмещенным с кухней санузлом, недосыпает, недоедает, недоразвлекается.
Но терпит, не уезжает.
Месяц терпит. Другой.
Помаленьку закрепляется. Находит работу. И… И распускается. Ослабляет узду.
Так тут, оказывается, не одни только фирмы по трудоустройству, пьяные соседи и привязчивые участковые есть, но еще и дискотеки! И бары! И ночные клубы! И мальчики! И девочки!
Э-эх!..
И начинается жизнь!
И кончаются перспективы.
— Сколько денег накопил? — спрашиваю я очередного прорвавшегося не без моей помощи в Москву провинциала.
— Пока нисколько.
— Как так? Ты же в Москве уже чуть не полгода!
— Да как-то все не получается…
А я меж тем замечаю на столе новый музцентр. И рядом плеер. И подальше телевизор.
— Гляжу, телевизор купил?
— Ну да. Скучно без телевизора.
И телевизор, между прочим, диагональю полтора метра.
— А почему такой большой? Мог бы бэушный по объявлению, за копейки…
Не хочет бэушный. Хочет дорогой, навороченный. Которого у него никогда не было.
И еще хочет в ночном клубе, сидя за стойкой, виски выпить. Потому что никогда не пил.
И прокатиться на такси, а не в трамвае…
Привычки появляются аристократические — сигареты только дорогие импортные, бумажник крокодиловой кожи, кофе лучших сортов в постель. Хотя на самом деле кофе «левый», а постель — хозяйская раскладушка с позапрошлогодним нестираным бельем и клопами.
В общем, дорвался провинциал. Гуляй, лимита!
В Москве. В Англии. В Германии. Да где угодно. Но все равно одинаково.
— Зачем тебе снимать четырехкомнатную квартиру? Это же тысячи полторы!
— Затем, что надоело жить по-свински. Хочу по-человечески. Хочу как немцы.
— А мебель для чего покупал, если можно было взять на шпермюле? Причем совершенно бесплатно взять?
— Я больше на шпермюль не хожу! Я не бедняк!
Хотя на самом деле…
А нет чтобы потерпеть и рублик к рублику, марку к марке — и, глядишь, комнату купить. В комнату — мебелишку какую-никакую. И стать полноценным москвичом. Или полноценным немцем.
А потом, если уж так приспичило, можно и… Можно наверстать. Это дело нехитрое. Но уже безопасное. Потому что из своей жилплощади за сто первый километр с Ярославского вокзала не попросят.
Да за год-полтора — запросто!
— Надо только побольше работать и предпочитать «Беломор» «Мальборо». И не снимать четырехкомнатные квартиры.
Всего лишь!
Ладно, на комнату средств не хватает, соглашусь, хотя и не поверю. Но на средства производства — компьютеры, инструмент, швейные машинки… Представительскую одежду, наконец, без которой высокооплачиваемую работу получить затруднительно. Это-то возможно.
Но нет компьютеров.
И одежды, кроме самопальных «адидасов», нет.
Не может остановиться лимита.
Несет лимиту.
— Но ты хоть учишься? Ты же хотел!
— Да когда мне? Может быть, на следующий год.
— Новую, более выгодную работу ищешь?
— Да!..
Хотя не ищет, а сидит на одном месте, как прирос. И еще пять лет сидеть будет. Потому что некогда о будущем думать. Максимум о завтрашнем дне.
— А чем же ты тогда занимаешься, если не учишься, не подрабатываешь?
— Ну, я…
Да знаю чем. Личной жизнью занимается. Причем на работе. Почему-то всегда на работе. А если не на работе, если познакомились на танцах, то это наверняка будет свой брат-лимитчик из Твери или Воронежа, только не сразу сказал.
Впрочем, может, и москвич. Но тогда женатый москвич. С которым приходится встречаться на рабочем месте, на офисном столе, между компьютером и факсом, до конца обеденного перерыва, изображая, что именно об этом вы у себя в Ивановской области и мечтали.
А если вас такое положение тел, простите — дел, не устроит и вы попытаетесь выторговать другое место и время, вас вежливо поменяют на другую. Которая из Уфы…
• Человек — стадное животное. Это спасает его как вид. И губит как индивидуальность. Мы не можем противостоять напору себе подобных.
Мы курим, если курят все.
Пьем, если все пьют.
Живем так, а не иначе, потому что все живут так.
Попав в чужую среду, мы быстро начинаем менять наш колер под цвет фона.
Ходить в ночные клубы — если все ходят в ночные клубы.
Курить «Мальборо», потому что все курят «Мальборо». А если бы все курили махорку, то и мы бы — махорку.
Мы становимся подобны тем, на кого хотим походить, но при одном коренном различии. Они есть такие, какие есть, а мы такие, какими хотим казаться. На что уходят все наши силы и все наши средства. Потому что поддержание иллюзии благополучной жизни требует гораздо больших усилий, чем просто благополучная жизнь.
Мы подстраиваемся, но остаемся непохожими, остаемся чужаками и закономерно возвращаемся туда, откуда пришли.
А чтобы не возвращаться, надо перестать изображать свою принадлежность к элите, выкуривая в чужой постели по три пачки «Кэмела», втыкая окурки в банку из-под выпитого пива, а надо встать, засучить рукава и… стать этой элитой.
И, наверное, продолжать курить. Но в своей постели.
Не исключено, под пиво. Но купленное на свои.
И вполне вероятно, не одной. Но у себя дома.
Что совсем другое дело!
И иного пути нет. Иной путь — это торговля собой. Чаще всего телом. Так как уходить из этой престижной компании не хочется, а предложить ей, кроме себя, нечего. Тогда даже если вас никто домогаться не будет… Тогда вы домогаться будете. За право прийти послезавтра.
Се-ля-ви. Что в переводе с французского означает — такова жизнь лимитчика. Где угодно, не только в Москве. Москву я взял просто так, для примера. Мог любой другой населенный пункт. Вернее, два населенных пункта А и Б, как в арифметической задаче. Где из пункта А в пункт Б вышел человек… И там остался. И ни в какую!..
Спрашивается, как долго он там может оставаться, если известно, что он ничего не делает, чтобы остаться.
Ответ известен.
Ответ печален.
Так, может, имеет смысл ограничить свои инстинкты и комплексы? Побольше работать, поменьше есть, пить и спать не одной… И изжить наконец порочную лимитную психологию, которая заставляет торопиться. Потому что в любой момент… Ну да. Ярославский вокзал, и привет, малая родина.
А уже не хочется.
В Ярославль не хочется.
В Пермь.
В Улан-Удэ.
В Москву…
Да, в том числе и в Москву. Москвичам — не хочется в Москву. Если они живут где-нибудь в Риме или Копенгагене. Потому что в Риме и Копенгагене они такая же лимита, как пензяки в Москве. И живут плюс-минус так же.
Так что эта глава касается и их тоже.
Касается — всех.
Потому что, если по гамбургскому счету, все мы лимитчики. Вне зависимости от места земной прописки. Лимитчики господа бога на этом свете.
И если растеряться в Москве…
И если растеряться в Риме…
И если растеряться в жизни…
То потом, когда будет поздно, придется подсчитывать упущенные возможности.
Упущенные в Москве…
В Риме…
В жизни…
Не хочется упускать? Тогда все те телевизоры, ночные клубы, личную жизнь и прочие соблазны — побоку. Тогда придется сконцентрировать все усилия на достижении главной цели. И бить в одну точку, и бить, бить, бить…
И рано или поздно чего-то добиться.
Обязательно добиться.
Часть пятая. Подвергай свою жизнь сомнению, или Лучше может быть не только когда плохо, но и когда хорошо
Эта часть книги для тех, кто уже чего-то достиг в этой жизни.
Для тех, кому кажется, что он чего-то достиг в жизни.
И для тех, кому кажется, что он уже ничего не достигнет в этой жизни.
Но которые на вопрос:
— Как живешь?
Отвечают одинаково:
— Нормально живу. Не хуже других.
— А другие — это кто?
— В каком смысле?
— Ну кто эти другие? Которых не хуже? Разведенные, лишенные родительских прав, безработные, больные, безногие, спившиеся дворники? На их фоне ты действительно будешь выглядеть неплохо. Или пышущие здоровьем мировые светила, лауреаты и, между делом, миллионеры?
— Конечно, не лауреаты и не…
— А почему?
— Что — почему?
— Почему не лауреаты и не…?
— Потому что не всем быть лауреатами.
— Не всем — допускаю. Но почему не тебе?
— Мне?! Ну не знаю… Наверное, потому, что поздно…
— Да? Тогда прости. Я не знал, что тебе немного осталось…
— Что немного?
— Жить немного. Что случай неоперабельный.
— Да тьфу на тебя! Все у меня в порядке! Здоров я.
— Так почему ты говоришь, что все поздно?!
— Я в другом смысле. В смысле что возраст…
— Так тебе девяносто лет?
— Нет, тридцать два.
— И ты считаешь, что в тридцать два все уже позади?
— Ну-у, наверное…
Значит, у тебя — да, позади. Раз ты капитулировал…
А на самом деле не позади. В тридцать-то с небольшим лет!.. В тридцать с небольшим все еще впереди. И в сорок — впереди! Это я вам точно говорю!
Все — впереди!..
Глава 34. О смысле и бессмысленности жизни, или Чем раньше понял, тем больше успел
— Так, значит, вы уверены, что у вас все хорошо?
— Лучше всех.
— Должность, зарплата, жена, дети, перспективы вас устраивают?
— Вполне. Дети у жены, жена — у тещи, зарплата двести — хрен ей, а не алименты! Так что у меня все очень хорошо.
И может быть, даже и хорошо. Если смотреть из дня сегодняшнего. А если из завтрашнего. А лучше из вчерашнего…
Предложу простейший для оценки своего благополучия тест.
• Возьмите свои старые дневники, перечитайте.
Нет дневников? Переберите фотографии.
Вспомните себя шестнадцати-семнадцатилетнего. Полного оптимизма и надежд на будущее.
Вспомнили?
Теперь представьте, что вы встретились — вы тот, шестнадцатилетний, и вы этот, нынешний. Встретились, пожали друг другу руки, поговорили по душам.
— Ну как ты там живешь, в моем будущем?
— Хорошо живу. Бригадиром стал!
— Бригадиром? Каким бригадиром?!
— Газоэлектросварщиков в СМУ-5. У нас хорошее СМУ. Даже зарплату платят. За позапрошлый год. Мне все завидуют…
И как вы, интересно знать, оцените себя сорокалетнего из вашего почти детства? Поди, обрадуетесь должности бригадира?
Нет? Почему?
Ах вы хотели стать космонавтом? Ну а что, очень похоже — там огонь и здесь огонь, там из сопла и здесь… Опять же сжатый кислород в баллонах.
Нет, даже слышать не хочет.
А может, правильно, что не хочет. Может, тот шестнадцатилетний мальчик прав? И должность бригадира газоэлектросварщиков — это не совсем то, о чем мечталось?
Не думали?
А вы подумайте.
Ведь в космонавты можно попытаться и в тридцать пять. Ну не в космонавты, но хотя бы в Центр подготовки космонавтов испытателем скафандров. Все-таки ближе.
Ну решайтесь же, ну!..
Пусть вы не станете испытателем, но если сдвинетесь, хотя бы работу на более интересную поменяете.
Ведь не все же потеряно!
Мне не верите, у себя шестнадцатилетнего спросите. Он будет — за. И против бригадирства. Категорически против…
А у вас все в порядке? Хотели в детстве продавать мороженое и продаете? И с удовольствием лопаете?
Рад за вас. И не советую ничего в жизни менять.
А вы, вы что-то погрустнели? Видно, не понравились вы нынешний — себе молодому.
Значит, надо задуматься, значит, возможно, не все в вашей биографии благополучно, раз вы споткнулись на этом немудреном тесте. И надо попытаться…
Да возможно, все возможно!
Писатель Гончаров написал первый роман в тридцать пять лет! И тем не менее успел стать классиком.
Говорите, это давно было? Но все равно правда!
Впрочем, могу привести более свежие примеры.
Мадлен Олбрайт знаете? Ну та что госсекретарь США? Так вот, она начала свою карьеру в сорок лет, а до того была в политическом смысле никем, с тремя детьми на руках. Была никем, а стала всем. Всем известна.
Не убеждает вас пример Мадлен Олбрайт?
Ах вы о такой не слышали, потому что «Новости» по телевизору не смотрите.
А что тогда смотрите? Исключительно MTV?
Хорошо, тогда пример из их хит-парадов.
Имя Тины Тернер вам ни о чем не говорит? Ну вот видите…
А она, между прочим, тоже не из ранних. То есть начала она относительно рано, но в сорок лет начала заново. С нуля! Без продюсера, со стартовым капиталом, составлявшим тридцать шесть центов.
И ничего, прорвалась. В высшие строчки мировых хит-парадов прорвалась. Одна. Без поддержки. В возрасте, в котором другие считают, что пора отправляться на покой.
Что вы на это скажете?
Так это у них там, а у нас здесь…
А что — здесь? Здесь можно в пример ставить целые поколения. Которые вначале двадцать лет махали кайлом в лагерях, а потом, в сороковник выйдя на волю, двадцатилетних потеснили! И тоже прорвались и стали именами!
Или те, недавние, которым возраст не помешал превратиться из старых директоров в «новых русских». И, между прочим, многим не в сорок, многим в пятьдесят с хвостиком!
Почему они могли, а вы нет?
Почему они решились, а вы нет?
Убедил?
Нет? Ну хотя бы немного расшевелил?
Тогда начнем с начала.
С чего?
С того, с чего начинают молодые. Потому что методология строительства биографий не имеет возрастных ограничений.
Проверьте себя на наличие талантов и способностей.
Соберите информацию.
Убедитесь, что вы способны пахать…
Не способны пахать? Почему?
Уже смысла нет? Можно сказать, полжизни прожито.
Для вас, может быть, смысла и нет. А для детей? Вы спрашивали своих детей, каким они хотят вас видеть?
Не спрашивали?
Это нехорошо. Нехорошо, что вы забыли о своих детях. Эгоистично это.
— Да чего о них помнить? Они как сыр в масле! Сыты, одеты…
— А может, они хотят не в этом масле? Может, они хотят в другом масле? Как вы смеете брать на себя ответственность распоряжаться чужими жизнями? Жизнями небезразличных вам людей?
— Да я как-то… Я думал…
— Не о том думали — о себе думали!
Думали: зачем я пойду на эту, которая мне не нравится, работу?
Затем, что можете сделать там карьеру и через пяток лет пристроить к себе детей.
Не хочу я заниматься коммерцией, это грязь!..
А ваши дети хотят. Хотят, чтобы у них были деньги на образование, которых теперь у вас нет.
Чтобы была выгодная работа.
Был стартовый капитал.
Было налаженное дело, которое вы им передадите…
Впрочем, на ту нелюбимую работу можно не идти, но тогда надо решить проблему как-то иначе.
Но в любом случае решать надо!
Если, конечно, вы хотите обеспечить счастливое будущее детям. Хотите, чтобы они вам были благодарны и любили вас до гроба.
Хотите — действуйте.
Не хотите — не жалуйтесь.
В качестве иллюстрации расскажу одну историю. Нашу историю, случившуюся не у нас.
Не так давно во Франции я имел несколько длинных бесед с француженкой, которая, по неосторожности выйдя за русского, родила от него двух детей. Больше десяти лет она жила в Советском Союзе, совершив своеобразный, не оцененный современниками, подвиг. Потому что десять лет стоять в очередях за кефиром и в детсад, будучи иностранкой!..
Она победила. Хотя бы потому, что не сгинула в тех очередях, да еще подняла двух детей!
Которых впоследствии увезла с собой в Париж.
Ах, Париж, Париж!..
Да погодите вы. Это же не тот милый, экскурсионный Париж, о котором мечтает всякий русский. Это обычный, в котором надо жить, в том смысле, что где-то жить и на что-то жить, город.
Тот же Улан-Удэ, только в чем-то более жесткий, так как половину заработанных денег надо отдавать государству в виде налогов. И надо выкупать дом. Отдавать кредиты. И надо…
Вот вы, я вижу, кривитесь. Мол, что это он такое тут болтает! Как можно сравнивать их жизнь с нашей?! Да они там!.. Да мы здесь!.. Это же так… так по-разному!
Согласен, по-разному. Но не легко! И там не легко, и здесь. Просто у нас свои проблемы, а у них, не менее неразрешимые, свои. А так, чтобы вовсе без проблем, это даже у Билла Гейтса не бывает.
Опять не верите?
А представить такое, что, если вы не способны заплатить налоги и объявляете себя банкротом, государство может забрать ваших детей? От вас забрать. В детский дом забрать. При худшем раскладе — навсегда. На том основании, что, раз вы банкрот, вы не можете обеспечить им достойного содержания.
А, каково? Разве эта проблема мельче наших проблем?
Той моей француженке, когда юристы популярно объяснили процедуру отлучения ее от детей, так не показалось.
Впрочем, эта беда была не последняя. Были и другие. В том числе та, с которой пришлось разбираться мне.
Беда называлась — раздвоенность.
Мамы, которая, проведя десять лет в России, стала полурусской-полуфранцуженкой. И детей, которые по крови и воспитанию тоже были серединкой на половинку. В детсад ходили наш, в начальную школу тоже нашу. В среднюю — уже французскую.