ГИМАЛАЙСКОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО 2 страница

 

Неподалеку от моей пещеры жил один мистик-затворник из Египта. Время от времени мы беседовали с ним на духовные темы. У него был смуглое правильное лицо, крупный нос, тонкие губы и давно не стриженная бородка клинышком. Взгляд его задумчивых темных глаз был столь глубок, что, казалось, он всматривается в иной мир. При всем внешнем спокойствии ум его находился в постоянной работе, ища недостающие крупицы мудрости в мозаике жизни. Будучи знатоком древней египетской техники гадания Meту Нетер, напоминающей Таро, он как-то раз предложил мне прочитать мою судьбу. Я согласился. Тщательно перетасовав колоду и aккуратно разложив карты ровными рядами на бирюзовой скатерти, он совершил древнеегипетские оккультные ритуалы. Затем он помог мне пройти через довольно сложную медитацию, которая завершилась выбором карты. Яркие разноцветные карты размером примерно пятнадцать на семь сантиметров были покрыты мистическими символами и мифологическими фигурами. С добрых полчаса он разглядывал расклад карт, прежде чем нарушить тишину. Медленно поднявшись со стула и опершись руками о стол, он огласил свое пророчество. «Ни умом, ни разумом ты не сможешь определить тот духовный путь, который ты ищешь. Но очень скоро Провидение сам поведет тебя. Словно лист, подхваченный ветром, ты будешь выведен на путь, уготованный тебе». Мне показалось, что карты знаю обо мне всё, а он является их глашатаем. Дотронувшись до одной из карт, он вдруг замолчал, а потом с закрытыми глазами прошептал: «Терпеливо продолжай свои поиски. Высшие силы помогут тебе распознать того, кого ты ищешь. Верь мне. Это судьба. Твой учитель обязательно придет к тебе».

 

 

И вот пришло время проститься с этой обителью спокойствия — Маклеод Ганжем. Я никогда не забуду доброту, которой меня обогрели там, но другие святые места Индии звали меня к себе. Я хотел познакомиться с иными духовными практиками и традициями в надежде на то, что мое предназначение откроется мне.

В Патханкоте я сел в поезд, направлявшийся на юг, в штат Хирьяна, и сошел в Курукшетре — одном из самых святых мест в Индии, где была поведана Бхагавад-гита. Со мной, как всегда, была только котомка с грузом духовных книг. Стоило мне немного отойти от вокзала, как я услышал стихи Бхагавад-гиты на санскрите, доносящиеся из похрипывающего динамика на храме неподалеку.

На Курукшетре я погрузился в изучение наставлений Кришны Его ученику Арджуне, который перед лицом непреодолимых препятствий уже собирался изменить своему долгу. Гита потому была поведана Арджуне на поле битвы, что жизнь — это непрерывная борьба добра и зла, в которой наши ценности и идеалы постоянно подвергаются жестоким испытаниям. Все мы рано или поздно сталкиваемся со смертельной опасностью или с демонами внутри себя и снаружи. И готовность вступить с ними в схватку, не утратив при этом достоинство и веру, дает нам очень многое.

Неподвластное времени учение Кришны подводит человека к бескорыстной преданности, самоотверженности и духовной сосредоточенности, которые помогают познать могущество любви Бога, побеждающей любые страхи.

В этом святом месте я почувствовал, что слова Бхагавад-гиты проникают мне в самое сердце, как если бы Кришна Сам обращался ко мне с ее страниц. У меня была карманная Бхагавад-гита издательства «Гита Пресс» — на дешевой бумаге, с белой картонной обложкой, — и я каждый день читал из нее по нескольку глав. За время своих странствий я прочитал много духовных книг, но именно Бхагавад-гита поразила меня своей необычайной практичностью.

Изучая Гиту под древним баньяном — свидетелем беседы Кришны с Арджуной, — я поражался тому, как глубоко раскрывала эта книга науку познания себя в самом чистом виде, вне исторического и религиозного контекста. Она освещала сложные темы: взаимоотношения души с Богом, влияние материальной природы на бессмертную душу, зависимость человека от кармы (вселенского закона, в соответствии с которым ни одно наше действие не остается без последствий) и неуловимая власть времени, распространяющаяся на все мироздание. Подобно одинокому скитальцу, который ищет истину в мире, полном опасностей, соблазнов и страхов, я черпал утешение и решимость в бессмертных словах Бхагавад-гиты. Там, на Курукшетре, она стала моей настольной книгой, с которой я не расстаюсь всю жизнь.

Несколько дней спустя я покинул Харьяну. Когда поезд, петлявший по индийским равнинам, остановился на какой-то станции, я стал свидетелем одной безобразной сцены: на платформе мужчина осыпал бранью и избивал своего слугу-подростка. Тот даже не пытался защищаться и не проронил в ответ ни слова, пока его не оттащили прочь. Я попросил у соседа-студента объяснить, что произошло. Покачав головой, тот ответил: «Это подросток из низшей касты, он — все равно что раб. Вряд ли он когда-нибудь получит хорошее образование и сможет жениться на ком-то, кроме девушки из своей же угнетенной касты. Всю жизнь ему придется заниматься рабским трудом. Я знаю об этом не понаслышке — сам из такой же касты. Просто мне, в отличие от него, повезло. Правительство борется с подобной несправедливостью, и не только оно: большинство образованных и культурных людей, обеспокоенных состоянием общества, тоже выступают против такой несправедливости. Однако кастовые предрассудки слишком глубоко сидят в сознании людей». Студент объяснил мне, что кастовая система на самом деле является грубым извращением ведической варнашрамы — древней духовной системы общественного устройства. Как голова, руки, живот и ноги человека работают на благо всего тела, так и в человеческом обществе разные сословия должны сообща выполнять свой долг, к соответствии со своими естественными склонностями и способностями. Таково учение Вед. Это принесет пользу как им самим, так и всему обществу. Ведическая системы варнашрамы должна была воодушевлять, уполномочивать и объединять всех членов общества. «Однако, — заключил мой попутчик, — когда люди решили, что каста человека определяется его происхождением и стали нещадно эксплуатировать низшие касты, вся система была разрушена и извращена».

Я вспомнил о расовой и религиозной дискриминации в Америке и Европе и погрузился в печальные размышления о том, сколь многолика и неистребима в человеке склонность демонстрировать окружающим свое превосходство и эксплуатировать других. Склонность эта нашла свое отражение в социальном устройстве, политике, философии и даже религии. Я все более отчетливо понимал, что если я действительно хочу понять Бога, то мне придется выбрать какой-то один духовный путь. Однако меня пугало, что, сделав подобный выбор, я утрачу широту мышления. Поскольку меня привлекала одна из основных религий Индии — индуизм, — я был рад услышать, что истинная философия индуизма вовсе не поощряет угнетение человека из-за его цвета кожи, касты, пола или происхождения. Да и самому мне никогда не приходилось сталкиваться с подобными предубеждениями за все время моего общения с йогами и святыми людьми Индии.

 

Я шел по долине Кулу в штате Химачал-Прадеш, наслаждаясь красотой природы. В таком естественном окружении я чувствовал особую близость к Богу. Всего двумя днями раньше я увидел на стене железнодорожной станции плакат с фотографией долины Кулу. Этого было достаточно, чтобы я заскочил в кузов грузовика, державшего путь в Кулу. Одним прекрасным днем, гуляя по лесу и дыша чистым горным воздухом, напоенным хвойным ароматом, я встретил путешественника из Колорадо, с которым познакомился в Иране. Там он сказал мне, что направляется в Индию изучать тибетский буддизм. «Увенчались ли успехом твои поиски?» — поинтересовался я у него.

Закатив глаза, словно в трансе, он изрек: «Сам Бог воплотился на Земле!» Его веки затрепетали, и голос дрогнул: «Я был ослеплен Божественным Светом от одного прикосновения к его пальцу. Волны экстаза пробежали по моему телу. Божественная музыка зазвучала в моих ушах. Ноздрями я вдыхал аромат амброзии и ощущал на языке вкус нектара. Сам Господь Вселенной сошел на Землю. Не мешкая отправляйся к нему».

Словно врач, дающий лекарство умирающему пациенту, он настаивал: «Цель твоего долгого путешествия в Индию ждет тебя в Харидваре. Езжай сейчас же, брат, не теряй времени. В ближайшее время Верховный Господь отправляется за границу».

Заинтригованный, я отправился на юг, в расположенный в Харидваре ашрам. Когда я вошел в храм, меня озадачила большая фотография на алтаре. На ней был запечатлен юный гуру в короне с павлиньим пером. Он стоял в позе Кришны и играл на флейте. Однако он был совсем не похож на Кришну с картины, которую я купил в Дели. Как и мой знакомый из Колорадо, ученики этого гуру, окружив меня, стали наперебой восторженно говорить: «Всемилостивый Господь уже приходил прежде как Рама и как Кришна, и теперь Он явился вновь. Когда Гуру Махараджи (так называли его ученики) наделяет человека знанием, он дает ему божественное зрение, благодаря которому человек может увидеть в нем Господа Вселенной». Поскольку Гуру Махараджи собирался в свою первую зарубежную поездку, его ученики уговорили меня скорее ехать в Нью-Дели.

Добравшись на автобусе до Дели, я увидел во дворе ашрама сотни учеников Гуру Махараджи, ожидавших возможности хотя бы краем глаза увидеть его. Я сел в уголке и стал наблюдать. Один пожилой ученик завел со мной разговор, а затем представил меня группе махатм — учеников, уполномоченных давать знание от имени Гуру Махараджи. Махатмы решили, что я должен встретиться со Шри Матаджи — святой матерью их Бога. Она восседала на кушетке в окружении почитателей, которые обмахивали ее опахалами из хвоста яка и ловили каждое ее слово. К моему удивлению, она решила, что мне необходима личная встреча с ее сыном, пока он не уехал, и один из махатм проводил меня в его покои. Гуру Махараджи оказался немного полноватым подростком лет тринадцати, с волосами, аккуратно зачесанными на пробор. Он представился мне как Прем Рават и пояснил, что является преемником своего отца — Шри Хансджи Махараджа. Гуру Махараджи провел меня на крышу, где мы, наконец, остались одни. Там, вдали от толпы восторженных последователей, мы стали прогуливаться С ним и беседовать. Гуру Махараджи расспрашивал меня о моей жизни и рассказывал о предстоящей ему первой заграничной поездке. Когда он спросил, хочу ли я получить посвящение в знание, я объяснил ему, как я уже объяснял другим учителям до него, что с большой осторожностью отношусь к принятию на себя подобных обязательств. Пока мы беседовали с Гуру Махараджи на крыше, толпа во дворе с нетерпением ожидала его появления. В какой-то момент один из махатм высунул голову на крышу и сказал, что пришло время ехать в аэропорт. Гуру Махараджи заторопился: «Мне пора. Если ты когда-нибудь захочешь получить от меня знание, — сказал он, — можешь обратиться ко мне лично в Индии, Америке или Лондоне». Под взглядами тысяч людей мы спустились по ступеням. Я сразу отошел в сторону, а Гуру Махараджи, к восторгу своих последователей, благословил их, а потом отбыл на машине. Наблюдая издалека, я чувствовал признательность ему за проявленное ко мне внимание. Было очевидно, что он достиг высот в йоге — вероятно, еще в прошлой жизни. Однако, заглянув в свое сердце, я понял, что у меня нет никакого желания принимать его за Кришну, Верховного Господа Вселенной. «Вопрос о том, кто есть Бог, — размышлял я, — слишком серьезен, чтобы относиться к нему легкомысленно».

 

Во время своих путешествий я развил довольно сильную привязанность к духовным книгам, которые всегда носил с собой. Постепенно в моей полотняной котомке собралась целая библиотека. Помимо тяжелой котомки с книгами, мое имущество сводилось к чаше для подаяний и посоху из ветви дерева. Я неоднократно порывался облегчить свою ношу, но всякий раз, пытаясь отказаться от книг, которые мне больше не были нужны, приходил к выводу, что не способен расстаться ни с одной из них. В моей коллекции были Бхагавад-гита, Библия, Упанишады, «Автобиография йога», книги о буддизме, трактат Шанкарачарьи и книга «Кришна», полученная из рук Шрилы Прабхупады. Каждая из этих книг была для меня особенной, и я боялся, что не смогу найти их, если они мне понадобятся, и потому таскал с собой эту котомку книг повсюду, зачастую изнемогая под ее весом. Я стоял на перекрестке возле Коннот-плейс в Дели, и котомка с книгами лежала у моих ног. Мимо, чадя, проезжали моторикши. Улица была запружена автомобилями, и каждый из них пытался вырваться вперед остальных. Велорикши, торговцы с тележками и воловьи повозки лавировали в потоке между видавшими виды грузовиками, которые громко сигналили и изрыгали облака угарного газа. Стоя на тротуаре, я ждал зеленого света.

Вдруг на меня сзади прыгнул какой-то человек. Мертвой хваткой он вцепился мне в затылок и сунул в мое ухо какую-то железку. Глубоко вставив ее в ушное отверстие, он принялся больно скрести там. Я задрожал от страха. Кто это и что он делает? Не проткнет ли он мне барабанную перепонку? Незнакомец тем временем продолжал скрести мне ухо, и я, полностью находясь в его власти, боялся даже пошевелиться. Затем он отпустил мою шею, вынул железку из уха и поднес ее к моим глазам, показывая большой комок ушной серы. Я очень обрадовался, поскольку стал слышать гораздо лучше — по крайней мере, одним ухом. За то, чтобы прочистить второе ухо, незнакомец затребовал рупию. Но у меня не было денег. Он попытался было торговаться со мной, но, поняв, что у меня нет ни гроша, ушел, оставив меня с забитым вторым ухом. Я не мог поверить в то, что произошло. Я даже не подозревал, сколько грязи скопилось в моем ухе, пока его не прочистили. Особенно это было заметно по контрасту с другим ухом. Страдальчески улыбаясь, я мысленно провел параллель между случившимся и моими духовными поисками:

 

Скверна эгоизма, скопившаяся в нашем сердце, не дает нам явственно услышать голос Бога внутри себя. Вооруженный знанием, гуру очищает наше сердце. То, что выходит из нашего сердца наружу, может выглядеть отталкивающе, но если набраться терпения и следовать по этому пути до конца, то можно полностью очиститься.

 

И еще один урок извлек я из этого происшествия:

 

Иногда Бог посылает нам «бесплатный образец» религиозного опыта, но, чтобы получить нечто большее, нужно заплатить требуемую цену, и платой этой является искренняя готовность идти по пути очищения.

 

Теперь мой слуховой аппарат напоминал разбалансированную стереосистему. Я понимал, что мне необходимо очищение, причем на многих уровнях. Я все еще стоял на перекрестке в ожидании зеленого света, и, когда он загорелся, протянул руку к котомке с книгами... Но ее не было! Мне показалось, что я схожу с ума. Я стал искать ее повсюду, бегать взад и вперед и расспрашивать прохожих, по все напрасно. Мало-помалу мне пришлось смириться с мыслью о том, что мои книги украли. Так и оставшись стоять на перекрестке, я оплакивал свою утрату.

 

В этих бесценных книгах черпал я знание и вдохновение. Они были для меня самым большим сокровищем. Я получил их из милосердных рук своих учителей. И теперь от моего несметного богатства не осталось и следа.

 

Разбитый горем и потерявший всякую надежду на возвращение книг, я поплелся прочь.

Но, пройдя всего несколько шагов, я вдруг почувствовал, насколько легко мне стало идти. Тяжкий груз, который я так долго таскал на плече, исчез. Чувство освобождения, такое же внезапное, как и недавнее отчаяние, целиком захватило меня. Едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости, я размышлял:

 

Нашему уму свойственно считать малозначимые вещи значимыми. Ум создает искусственные потребности и убеждает нас, что без них невозможно жить. Так мы проносим через всю свою жизнь тяжкую ношу наших привязанностей. Привязанностьтяжелое бремя для ума. И до тех пор, пока мы не освободимся от этого бремени, как в случае с моими книгами или ушной пробкой, мы не поймем, какое тяжкое бремя мы взвалили на себя. Но если мы научимся черпать радость внутри себя, то сможем вести простую жизнь, свободную от бесконечных проблем.

 

За время моих странствий у меня развилась привязанность к тому, чтобы найти верный путь и учителя своими силами. Но теперь я понял одну парадоксальную истину: чтобы действительно найти то, что я ищу, мне нужно отказаться от привязанности к достижению своей цели и просто искренне продолжать поиски. Какие бы препятствия ни ждали меня на этом пути, я понимал, что они в конце концов помогут мне достичь полной свободы.

 

 

Айодхья — город, где родился Господь Рама, — с незапамятных времен привлекает к себе миллионы паломников, и мне тоже захотелось побывать там. Давным-давно неотразимо прекрасный Господь явился здесь в образе человека, чтобы учить людей Своим примером. Как сын Он с радостным сердцем исполнил волю отца, отправившись в изгнание в лес и отказавшись от царского трона, и сделал это, только чтобы защитить отцовскую честь. Как муж Он нежно любил и оберегал Свою жену, Ситу, а когда она попала в плен, Он ради ее спасения начал войну. Как ученик Он усердно обучался под руководством Своих наставников и служил им, не гнушаясь черной работы. Как друг Он всегда был готов оказать помощь и поддержку нуждающимся. Как брат Он с честью выдержал испытание и устоял перед соблазнами, доказав Свою любовь и верность. А позже, играя роль царя, Господь Рама заботился о Своих подданных, как о собственных детях, и обращался с ними по справедливости, ни к кому не питая особых пристрастий. Он делал это, чтобы подать пример безукоризненного исполнения своих обязанностей и пробудить в наших сердцах любовь к Богу.

Когда я шел по широкой улице между величественных храмов и дворцов и видел повсюду огромные толпы паломников, мне показалось, что я попал в сказочное царство.

Ночевал я прямо на земле на берегу реки Сараю. Однажды утром, после омовения, предвкушая встречу со святыней, я отправился посмотреть на место рождения Господа Рамы. Я даже не подозревал, что попаду в одну из самых горячих точек мира.

Я стоял и не верил своим глазам. В священном месте рождения Господа Рамы, месте паломничества, которому поклоняются сотни миллионов индусов, стояла заброшенная мечеть, огороженная многими рядами колючей проволоки. Территорию мечети патрулировали солдаты, вооруженные гранатами и винтовками со штыками. Снаружи ограждения на деревянном помосте человек десять садху пели святое имя Господа Рамы. В растерянности я попытался выяснить у садху, что здесь происходит, однако никто из них не говорил по-английски. В конце концов мне дали брошюру на английском. В ней говорилось, что некогда в Джанма-Бхуми, священном месте рождения Господа Рамы, стоял посвященный Ему величественный храм. Позже захватчик из династии Великих Моголов выстроил на месте храма мечеть, и с тех пор индусы и мусульмане борются за эту землю. В конце концов, чтобы погасить кровавый конфликт между индусами и мусульманами, в ситуацию вмешалось правительство. «Сейчас зона конфликта охраняется вооруженными силами, и вход на территорию строго запрещен, — гласила брошюра. — Поэтому садху дали обет безостановочно петь святые имена Рамы до тех пор, пока индусам не откроют доступ к святыне».

Мне вспомнилось, что похожий конфликт назревает на Храмовой Горе в Иерусалиме, где расположена мечеть Скалы. Я подошел к воротам, запертым на огромный стальной замок, и погрузился в размышления о том, как повсюду в мире политические интриги приводят к кровопролитию. За время своих путешествий и поисков любви к Богу я научился ценить неповторимую красоту всех мировых религий. Но ненависть и насилие, творимые «во имя Бога», тоже являются одной из прискорбных реалий этого мира. Путем ненависти к иноверцам идут те, кто привязан к внешней форме и не понимает глубинной сути религии. Суть всех религий — бескорыстная любовь к Богу. Вот почему любому истинно религиозному человеку, к какой бы традиции он ни принадлежал, всегда присущи такие добродетели, как твердая вера в Бога, самообладание, любовь к ближнему и сострадание.

Через колючую проволоку я заметил у входа в заброшенную мечеть дощечку с изображением Господа Рамы. Мимо меня к ней прошел солдат в полном снаряжении, поднимая пыль кожаными ботинками. За плечом у него висела винтовка со штыком, а грудь перепоясывали патронные ленты. Преклонив колени перед изображением и вознеся молитву, он аккуратно повесил на него гирлянду из бархатцев. В этих непростых обстоятельствах он выполнял обязанности храмового священнослужителя. Я стоял и с удивлением смотрел на происходящее.

Именно здесь, в Айодхье, мне в руки попал английский перевод Рамаяны, и я читал его каждый день, сидя на берегу Сараю. В этом древнем священном писании рассказывается о жизни и учении Господа Рамы. Хотя в то время у меня еще оставалась склонность к медитации на всепроникающий безличный Абсолют, постепенно в моем сердце зарождалась неодолимая привязанность к личностным качествам Господа. Когда я читал о полных любви взаимоотношениях Рамы и Его верных слуг, меня начинал все больше и больше привлекать путь служения Богу. Господь Рама — это замечательный образец для подражания. Он учит нас, как жить духовной жизнью в этом мире и одновременно служить семье и обществу. Когда пришло мое время покинуть эти места, я поблагодарил святой город Айодхью и помолился о том, чтобы никогда не забыть о драгоценных дарах, обретенных здесь.

 

Далее мой путь лежал на юго-восток, в Праяг. В этом месте, которое считается лучшим из всех святых мест, раз в двенадцать лет проходит Кумбха-мела — крупнейший религиозный праздник, на который собирается до двадцати миллионов паломников. Они приезжают специально, чтобы увидеть святых людей и совершить очистительный обряд омовения в месте слияния трех рек: Ганги, Ямуны и Сарасвати. За полгода до этого я отклонил несколько приглашений приехать на Кумбха-мелу, так как планировал провести время на Ганге, в Гималаях, однако в глубине души я давно хотел побывать в Праяге. Прибыв туда душным летним утром, я спросил у встретившегося мне местного жителя, как пройти к слиянию рек, и тот жестом указал мне дорогу.

Дойдя до Ганги, я сел на песчаном берегу и погрузился в воспоминания о первых днях, проведенных в Индии. Я вспоминал, как сидел на камне в Ришикеше и как мать-Ганга преподавала мне уроки, перевернувшие мою жизнь. Еще мне вспомнилось, как, внимая неумолкающей песни ее волн, я услышал в ней звуки мантры Харе Кришна, навечно запечатлевшейся в моем сердце. Сейчас, сидя на песчаном берегу Ганги в Праяге, я понял, что если просто пойти вниз по течению, то можно будет добраться до места ее слияния с Ямуной и Сарасвати. Именно место слияния трех рек Веды называют самым святым из всех мест паломничества в Индии. Я поднялся и пошел в этом направлении. Был полдень, и мелкий белый песок обжигал мои босые ноги, ослепительно искрясь на солнце. С тех пор как я невольно нанес оскорбление Нагам, приблизившись к священному костру в сандалиях, я отказался от обуви и ходил босиком. Но в тот день песок так раскалился, что идти по нему было невозможно. Мне казалось, что я никогда не дойду до цели. Наконец, по прошествии часа, моим глазам предстала чудесная картина: река Ямуна, сбегающая с гималайских вершин и пересекающая равнины Северной Индии, сливалась, как будто после долгой разлуки, в объятиях с Гангой. Так и текли они в одном русле: темно-синяя Ямуна, белесая Ганга и, где-то под ними, невидимая глазу Сарасвати.

Сидя на песчаном берегу, я глядел на безоблачное голубое небо. В нем, широко раскинув крылья, парил ястреб, и его рыжевато-коричневое оперение сверкало на солнце. Ястреб кругами опускался все ниже и ниже, пока не оказался всего в нескольких метрах от меня. Блестящими желтыми глазами он внимательно всматривался в реку и внезапно ринулся вниз, с головой погрузившись в Гангу. Под водой завязалась нешуточная битва, и вот ястреб вынырнул на поверхность с бьющейся в его когтях рыбой, сантиметров тридцати длиной, и, пролетев прямо надо мной, скрылся в ближайшем лесу. Наблюдая за этим, я размышлял:

 

Ничего не подозревающая рыба, не видевшая ничего, кроме своей реки, жила обычной жизнью, пока вдруг не оказалась вырванной из привычной среды обитания жестокой рукой смерти. Подобно этой рыбе, мы ведем обычную жизнь, даже не подозревая, что желтоглазый ястреб судьбы, приходящей к нам в обличье кризиса, трагедии или даже смерти, может неожиданно вырвать нас из привычного окружения.

Мы постоянно слышим об этих примерах в новостях и наблюдаем их сами, но редко когда задумываемся, что подобное может в любое мгновение произойти и с нами. Какой же урок я должен вынести из этого?

Никогда не позволять самоуспокоенности поселяться в моем сердце и не допускать того, чтобы повседневная суета заслонила от меня духовные цели. Плавай рыба поглубже, она оказалась бы недоступной ястребу.

Подобно этому, если мы будем углублять свои отношения с Богом, то сумеем увидеть внутреннюю реальность, столь глубокую и радостную, что благодаря соприкосновению с ней мы будем встречать любые повороты судьбы со спокойным и отрешенным умом.

 

Палило летнее солнце, и у слияния трех рек не было ни души. Я оставил свои нехитрые пожитки на берегу и вошел в воду. После купания меня охватило сильное желание задержаться в этом волшебном месте подольше, ведь я не знал, доведется ли мне побывать здесь еще раз. Я решил сплавать на другой берег, до которого было метров сто. Течение Ганги было сильным, а течение Ямуны — плавным и неторопливым. Когда я поплыл, Ганга вынесла меня к пустынному участку берега, на котором ничего не росло. Я вышел из воды, ступил на песчаный берег и, к своему ужасу, стал проваливаться под землю, как если бы меня засасывала неведомая сила.

Зыбучие пески! На первый взгляд они ничем не отличались от мягкого прибрежного песка, который часто служил мне ложем во время моих странствий. Однако внешнее сходство оказалось обманчивым. Я отчаянно боролся за жизнь, но, несмотря на все свои старания, погружался в песок все глубже и глубже. Я провалился уже по самые колени и продолжал опускаться еще глубже. Все мои попытки спастись были тщетны. Мать-земля в буквальном смысле слова проглатывала меня.

В поисках спасения я стал оглядываться по сторонам, но повсюду, сколько хватало глаз, был только песок. Вдруг мой взгляд упал на безлистый куст, росший слева от меня. Сделав отчаянный рывок, я ухватился за него, как утопающий хватается за соломинку. Это был колючий кустарник. Дотянувшись до ветки кустарника, я изо всех сил вцепился в нее и стал выдергивать ноги из песчаного плена, перехватывая ветку окровавленными руками.

Извиваясь под палящим солнцем, я отчаянно боролся за жизнь, Острые, как бритва, шипы впивались в ладони. Кровь текла из саднящих ран. Но что еще мне оставалось? Выбор был невелик: либо терпеть мучительную боль, либо отдаться на волю зыбучих песков, приняв позорную и жуткую смерть. Задыхаясь от усталости и обливаясь потом, я кое-как умудрился освободить из песка одну ногу, но ее тут же засосало обратно. От следующего моего рывка куст выскочил из песка вместе с прогнившими корнями. В отчаянии я закричал. Отпустив бесполезную ветку, я, утомленный бесплодной борьбой, глубоко вздохнул и расслабился. К своему удивлению, я обнаружил, что если вести себя спокойно, то зыбучие пески гораздо менее агрессивны. Я лег всем туловищем на песок и почувствовал, что он держит меня, почти как вода. Само по себе это не решало моей проблемы, но позволяло выиграть какое-то время. Сантиметр за сантиметром, двигаясь очень медленно, я стал осторожно высвобождать из песка ноги. Так, двигаясь со скоростью улитки, я выполз обратно к реке.

Я был свободен или, по крайней мере, думал так. Теперь мне оставалось преодолеть плавное течение Ямуны. Но для этого вначале нужно было справиться с могучим потоком Ганги. Я пустился в плавание, но сколько я ни греб, мать-Ганга упрямо возвращала меня обратно к зыбучим пескам. Силы мои были на исходе, и я понял, что больше не могу плыть против течения. Я лихорадочно работал руками и ногами, но течение все равно относило меня назад. От напряжения у меня сводило руки, казалось, еще немного, и меня парализует. Но я продолжал бороться за жизнь, хотя явно проигрывал эту битву. Другой берег был так далеко, что я едва мог его различить. В отчаянной попытке остаться в живых я стал молиться.

Внезапно забрезжила надежда. В полусотне метров я увидел рыбацкую лодку, в которой стоял белобородый морщинистый старик в красном тюрбане. Продолжая грести против течения я снова и снова звал на помощь. Услышит ли он меня? Я продолжал молиться, но силы мои уже были на исходе. Наконец рыбак заметил меня. Улыбнувшись, он махнул рукой, показав куда-то вперед, и, сохраняя все ту же милую улыбку, проплыл мимо, оставив меня на верную погибель.

Барахтаясь и захлебываясь водой, я понял, что потерял последнюю надежду. Но, даже лишившись надежды на спасение, я думал: Лучше уж утонуть в священной реке, чем задохнуться в зыбучих песках. Ведь это была та самая Ганга, которая в Ришикеше преподала мне так много драгоценных уроков и вскормила меня, словно мать. Это в ее воды я бросил свою гармонику, олицетворявшую мою любовь к самому себе, и это она своей песнью пробудила мою душу. Теперь я готовился отдать Ганге последнее, что у меня было, — свою жизнь. Нет, у меня оставалось еще что-то — моя молитва.

В этот миг произошло нечто удивительное. Тело мое уже скрылось под водой, и я готовился встретить смерть, как вдруг и глубине моего сердца зазвучала прекрасная песнь:

 

Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе/

Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе.

 

Несколько месяцев назад Ганга уже открыла мне эту мантру, и в час величайшей нужды она делала это вновь. Безмолвно повторяя мантру, я приготовился умереть в святом месте. Мантра погрузила меня в состояние полного умиротворения и свободы от страха. Тогда, подобно восходящему солнцу, в голове у меня сама собой всплыла мысль: Почему рыбак махнул рукой вперед? Что это значит? И тут меня осенило. Он показывал мне: «Не сопротивляйся матери-Ганге. Пересеки ее вместе с течением Ямуны». Поглощенный борьбой за жизнь, я даже не подумал об этом. Жест рыбака спас мне жизнь.