Нидерхоффер, викторианский джентльмен

Стоит отметить, что финансы имеют своего Фрэнсиса Бэкона (БЭКОН Фрэнсис (1561-1626), английский философ, родоначальник английского материализма. В трактате «Новый органон» (1620) он провозгласил целью науки увеличение власти человека над природой, предложил реформу научного метода очищения разума от заблуждений («идолов», или «признаков»), обращение к опыту и обработка его посредством индукции, основа которой эксперимент. Автор утопии «Новая Атлантида») в лице Виктора Нидерхоффера. Он был самый первый, кто противостоял паутине изучения Чикагского университета и религии эффективного рынка 1960-ых, когда она была в самом зените. В отличие от схоластики финансовых теоретиков, он искал в информационных данных аномалии – и нашел их достаточное количество, чтобы сделать успешную карьеру в случайности и написать проницательную книгу «Университеты биржевого спекулянта». С тех пор, целая отрасль таких операторов, называемых "статистическими арбитражерами", процветала, а основные и наиболее успешные из них, были первоначально его стажерами. В то время как Нидерхоффер писал книгу, некоторые из его стажеров хорошо поживали потому, что они добавили строгость и методологию к своим статистическим выводам. Другими словами, эмпиризму Нидерхоффера недоставало лишь капельки методологии.

Я должен признать, что при всех моих интеллектуальных разногласиях с ним, я был вдохновлен его эмпиризмом и обязан ему большой долей моего интеллектуального роста. Я испытал скачок в моем стиле торговли в 1996, когда Виктор сказал мне, что любое "проверяемое" утверждение должно быть проверено (это было настолько очевидно, но я не делал этого до тех пор). Его совет попал прямо в цель. Проверяемое утверждение может быть разделено на количественные компоненты и подвергнуто статистической экспертизе. Например, утверждение в стиле обычной мудрости подобное:

 

несчастные случаи случаются ближе к дому

 

может быть проверено, определением среднего расстояния между местом несчастного случая и постоянным местом жительства водителя (если, допустим, приблизительно 20% несчастных случаев случаются в пределах 12мильного радиуса). Однако вывод, что вы с большей вероятностью, попадете в аварию, если водите машину по соседству, чем в более отдаленных местах, является примером наивного эмпиризма. Почему? Несчастные случаи случаются ближе к дому просто потому, что люди проводят больше времени, управляя машиной в его окрестностях (если люди проводят 20% своего времени, двигаясь в 12-мильном радиусе).

 

Начиная с того самого дня, я не делал никаких проверяемых суждений без того, чтобы проверить их, спасибо компьютеру, который я редко использую для невычислительных задач. Однако различия между Виктором Нидерхоффером и мной остаются огромными. Я могу использовать данные, чтобы опровергнуть суждение, но никогда, чтобы доказать его. Я могу использовать историю, чтобы опровергнуть догадку, но никогда, чтобы подтвердить её. Например, утверждение: рынок никогда не опускается на 20% в данном 3-месячном периоде, может быть проверено, но полностью бессмысленно в случае своей истинности. Я могу количественно отклонить суждение, находя противоположные примеры, но для меня невозможно принять его просто потому, что в прошлых данных рынок никогда не опускался на 20% в любом 3-месячном периоде.

 

Возвращаясь к проблеме черного лебедя, рассмотрим следующие утверждения:

Утверждение А: Нет никакого черного лебедя потому, что я просмотрел 4000 лебедей и не нашел ни одного

Утверждение В: Не все лебеди белые

 

Логически, я не могу сделать утверждение А, независимо от того, сколько белых лебедей я, возможно последовательно, наблюдал в моей жизни и смогу наблюдать в будущем (кроме, конечно, случая, когда у меня есть привилегия уверенного наблюдения всех доступных лебедей). Однако, возможно сделать утверждение В, просто найдя одного-единственного черного лебедя. Так и случилось с открытием Австралии, поскольку это вело к обнаружению сообщества лебедей, которые были черными как копоть! После того, как закончим с моим полунаставником Виктором, мы увидим из тезиса Поппера, что есть сильная асимметрия между этими двумя утверждениями. Такая асимметрия находится в основании знания. А также в ядре моего обращения со случайностью в качестве трейдера.

 

Следующее индуктивное утверждение иллюстрирует проблему интерпретации прошлых данных без логического метода: «Я только что закончил тщательную статистическую экспертизу жизни Президента Буша. В течение 55 лет, около 16,000 наблюдений он не умирал ни разу. Я могу, следовательно, объявлять его бессмертным, с высокой степенью статистической значимости».

 

Хотя Виктор и я торгуем в противоположной манере, я глубоко его уважаю. Он продает опционы "без денег" чтобы заработать; я покупаю их, чтобы заработать (продающий опцион "без денег", ставит на то, что событие не произойдет; покупая, такой опцион я просто держу пари, что оно может произойти). Он пытается делать устойчивый доход, я предпочитаю неуловимое и редкое вознаграждение. Хотя мы кажемся диаметрально противоположными трейдерами, мы имеет много общих личных черт. Возможно, их стоит указать здесь потому, что мы оба делаем наши личные черты частью нашей торговли и почти не делаем различий между тем, что обыватели называют "работой" и тем, что они называют "досуг". Мы оба - трейдеры, работающие как бы в научной лаборатории. Мы окружаем себя знатоками и учеными, а не бизнесменами (разговор с успешными учеными – хорошее упражнение для вычленения прозаизма в нашем собственном мышлении). Мы ведем жизнь скорее викторианского ученого джентльмена, окруженного книгами, избегая многих популярных увлечений двадцатого столетия. Мы пестуем свои идиосинкразии, чтобы избежать толпы, пусть даже с претензией на интеллектуальность. Мы оба ежедневно занимаемся спортом, (но он любит конкуренцию, а меня спортивные соревнования не привлекают). Модель Виктора, кажется соответствует викторианскому джентльмену (подобно его герою, Фрэнсису Галтону, несерьезному кузену Чарльза Дарвина, который является подлинным вдохновением для всех прикладных статистиков), в то время как я, подобно истинному викторианцу, первый и последний классицист и остаюсь погруженным в греко-римскую культуру, в которой я вырос (мои герои - довольно литературные фигуры). Мы оба избегаем средств информации, телевидения, газет, хотя Виктор гораздо более энергичен в высказывании резкой критики. Мы оба избегаем болтовни и светских бесед как чумы (слишком много шума из левой колонки).