Протоиерей Артемий Владимиров, настоятель храма Всех Святых в Красном Селе бывшего Ново-Алексеевского женского монастыря, преподаватель ПСТГУ, член Союза писателей России
Отец Даниил — очень яркий священник. Он промелькнул между нами, пастырями Москвы, как комета. Он был подобен осенней звезде, рассекшей горизонт, которая, появившись, мгновенно скрылась, но оставила после себя световую траекторию...
Будучи молодым иереем, я часто посещал многодетную семью Сысоевых. Приятно было проводить у них время, хотя бы часок-другой. Даниил, старший из мальчиков, тогда заканчивал школу. Мы общались с родителем Алексием, художником и директором Радонежской гимназии, высоким романтиком и просто очень добрым человеком. Мама будущего священника — хлопотливая, заботливая, мягкосердечная. .. Подвижные, веселые и шумные дети, расположенные к шалостям и серьезным творческим трудам.
С отцом Даниилом мы впоследствии встречались «редко, но метко». Помню его радостную улыбку при нашей совершенно неожиданной встрече в Шарм-эль-Шейхе, курорте на Красном море. Столкнулись мы в мусульманском городке, наполненном мужчинами-торговцами, одетыми в бежевые и светло-зеленые длиннополые платья. Эти одежды были совершенно схожи с подрясниками, которые в России носит православное духовенство. Всегда общительный, отец Даниил сообщил с улыбкой во весь рот, что купил уже два «подрясника» у мусульман с намерением опробовать обнову на Родине. Затем, с присущей ему милой открытостью, готовый поделиться новостями, тотчас присоветовал рыбный ресторанчик, где можно было поесть вкусно и дешево. Матушка Юлия в подтверждение слов мужа скромно кивала головой и улыбалась. Я запомнил тогда его удивительно добрые глаза, лучившиеся радостью о Господе. «Вот таким и должен быть православный батюшка», — подумалось мне тогда. Плохо, когда мы, священники, выглядим озабоченными, хмурыми, когда проявляем душевную скупость, встречаясь с людьми, хотя бы и на минуту.
Вспоминаю Курскую семинарию, где мы вместе с отцом Даниилом выступали перед священнической аудиторией в присутствии владыки Германа. Батюшка, став за кафедру, рассказывал нам о миссионерстве. Мне он показался тогда всадником на боевом коне. Сама его жестикуляция напоминала удары, наносимые саблей. Батюшка рубил пространство рукой, акцентируя свою бодрую, четкую, богато интонированную речь. Говорил он с решимостью, убежденно, как будто предупреждая возражения предполагаемого оппонента. Я тогда обратил внимание на широту его кругозора и основательность богословских позиций. Удивило свободное цитирование ветхозаветных пророков, один из которых поделился с ним своим именем.
Отец Даниил не ведал духовных компромиссов, да и не хотел их знать. Для него сравнительное богословие было именно «обличительным», как оно именовалось в России два столетия тому назад. Или пан, или пропал;
или ты православный христианин, или пособник темной силы, попранной Христовым Воскресением! Вот духовная философия убиенного иерея Божия.
Уже тогда я знал и о бурной приходской деятельности батюшки, и о его миссионерской школе, и о бесстрашных диспутах с иноверными. Слышал и об угрозах, щедро расточаемых неизвестными лицами молодому настоятелю по телефону. Батюшке бы родиться в царской России, под крылом Самодержца всея Руси... А он жил в Москве третьего тысячелетия, давно забывшей о призвании Третьего Рима. Отец Даниил настолько любил Отечество горнее, что, по горячности, мало взирал на судьбы Отечества дольнего. Огонь, пылавший в его груди, звал его в небесные сферы, куда он и влек своих слушателей, желая поскорее вывести их за рамки земной истории. Многие чувствовали, что для него, как и для святого апостола Павла, смерть была бы приобретением: он жил мыслью о встрече со Христом, Сыном Бога Живого.
Кончина батюшки Даниила — что это, Божие попущение или промышление? Недостаток осторожности или благодетельный перст Божий? Лучше всего об этом сказал Святейший Патриарх Кирилл на отпевании иерея, собравшем несколько тысяч москвичей: «Самая красноречивая проповедь убиенного священника Даниила Сысоева — это его кровь, пролитая посреди вверенного ему храма. Кровь, забрызгавшая епитрахиль, только что снятую с главы кающегося грешника».
При этих словах Патриарха внезапно разошлись тучи, сплошь затянувшие небо, и сноп света пролился на храм, где завершалось отпевание...
Говорят, убийца, вошедший вечером в храм, спросил: «Где здесь отец Даниил?» Тот, выступив вперед, сказал: «Это я». И раздались выстрелы.
Некогда святой библейский отрок, спавший при скинии свидетельства, среди глубокой ночи услышал глас Божий: «Самуиле, Самуиле!» Тотчас встав пред лице Неведомого, он отвечал: «Се аз, Господи...»