ИЗ ИСТОРИИ МЕТОДОЛОГИИ ПСИХОЛОГИИ 4 страница

Классическая эмпирическая психология

Необходимо, хотя бы в нескольких словах, охарактеризовать эмпирическую психологию, которая представляла доминирующее направление в психологии первой половины XIX столетия. Напомним, что основателем эмпиризма был Д. Локк (1690). Представляется полезным напомнить современному читателю, что эмпирическая была вовсе не то, что ассоциируется со словом «эмпирический» сегодня. Эмпирическая психология настаивала на том, что идеи возникают в опыте. В этом смысле и использовалось название – эмпирическая, опытная психология. Эмпирическая психология утверждала, что необходим переход от рассуждений о душе к изучению душевных явлений. Но было бы большим заблуждением полагать, будто эмпирическая психология занималась эмпирическим изучением психических явлений. Этого, разумеется, не было. И поэтому чрезвычайно широко распространенное убеждение, согласно которому в эмпирической психологии использовалась интроспекция как метод добывания эмпирических фактов, оказывается мифом. Эмпирическая психология как разновидность психологии философской не нуждалась в опытных исследованиях: данные, полученные с помощью самонаблюдения (эпизодического, бессистемного, неконтролируемого), использовались как подтверждающие примеры, не более того. Это была, повторим, классическая философская психология. На это проницательно указал в блестящем очерке «Развитие экспериментальной психологии» П. Фресс: «Оставаясь эмпирической в отношении источника идей, вся эта школа развивает психологию своим анализом психической жизни, который всем еще обязан проницательности философа, склонного к созданию стройных систем» (Фресс, 1966, c. 18). Итак, констатируем, что эмпирическая психология вовсе не была эмпирической наукой в современном смысле слова.

Разумеется, здесь нет возможности дать анализ эмпирической психологии. Остановимся лишь на некоторых моментах, имеющих, на наш взгляд, непосредственное отношение к превращению психологии в науку. «XIX век является веком триумфа ассоцианизма. Закон ассоциаций рассматривался как основное явление душевной жизни. В ассоцианизме видели теорию, которую можно применить к вопросам политики, морали, воспитания» (Ждан, 1990, с. 135). Ассоциативная эмпирическая психология в Англии была представлена такими именами, как Томас Браун, Джеймс Милль, Джон Стюарт Милль, Герберт Спенсер, Александер Бэн. Важно подчеркнуть, что в работах Д.С. Милля и Г. Спенсера произошло соединение ассоциационизма с позитивизмом.

В доктрине ассоциационизма предполагалось, что единственным методом исследования духа (напомним, книга Т. Брауна называлась «Лекции по философии человеческого духа», а главный труд Джеймса Милля «Анализ явлений человеческого духа») полагалось самонаблюдение. Т. Браун выдвинул аналогию, которая использовалась многими исследователями, разрабатывавшими психологию. В начале XIX столетия бурно развивалась химия. Если в предшествующих исследованиях пытались строить «механику» ассоциаций, то Браун предложил в качестве модели химию. Брауном была предложена идея виртуального анализа в психологии. «Как в химии качества отдельных ингредиентов сложного тела не узнаются нами в качествах самого сложного тела, так и в своеобразной химии духа сложное чувство, происходящее от первичных чувств через ассоциацию, на первый взгляд имеет мало сходства с составными его частями как существующими первоначально в элементарном состоянии, так что требуется напряженная сосредоточенность мысли, чтобы разложить и разделить на части совокупность, которая могла составиться раньше в продолжение нескольких лет. Что делает химик по отношению к материи, то же самое делает интеллектуальный аналитик по отношению к духу. В отличие от анализа в других науках, которые имеют дело с веществом, анализ в отношении духа не может дать реального расчленения психических явлений: самое сложное чувство есть всегда одно чувство, нет половины чувства радости или скорби» (Ждан, 1990, с. 137). Джеймс Милль в 1829 году публикует книгу «Анализ явлений человеческого духа», которая оценивается «как наиболее прямолинейная и бескомпромиссная реализация механистического подхода к психике с позиций “жесткого” ассоцианизма» (Ярошевский, 1985, с. 181). Дж. Милль, как и Браун, считает интроспекцию единственным средством, позволяющим исследовать сознание. В отличие от Т. Брауна, Дж. Милль строит не умственную химию, а механику. Ментальные образования представляют собой соединения по типу механики. Сын Дж. Милля, Джон Стюарт Милль вернулся к идеям Брауна о ментальной химии (на работах Д.С. Милля мы остановимся особо, т. к. работы Д.С. Милля – в первую очередь «Система логики» – оказали на формирование психологии как науки значительное методологическое влияние.

Отметим, что в английском ассоциационизме сложилось устойчивое представление (а английская эмпирическая психология имела высокий авторитет – Д.С. Милль и Г. Спенсер были «властителями дум» в первой половине девятнадцатого столетия), что психология может развиваться по образцу какой-то из естественных наук: физики, механики, химии. Образец дает общую схему, эскиз, а конкретные данные дает самонаблюдение. Самонаблюдение «контролирует» и «сцепление» психологических понятий (для того, чтобы полученная картина была достоверной): метод, использованный Вольфом, продолжает работать в психологии.

Обратим внимание на одну особенность ассоциационизма, подмеченную М.Г. Ярошевским. Речь идет об афизиологизме. «Ассоциативное направление, включая примыкавшие к нему концепции Гербарта (и другого немецкого философа – Бенеке), выступило в первой половине прошлого века как афизиологическое. Этим оно существенно отличалось от ассоцианизма XVII–XVIII вв., пафос которого состоял в том, чтобы объяснить связь и смену психических явлений объективной динамикой телесных процессов, понимавшейся сперва по типу механики, затем акустики (учения о вибрациях)» (Ярошевский, 1985, с. 183). Заметим, кстати, что Гербарт анализирует возможность обоснования психологии через физиологию, но поскольку физиология в то время была недостаточно развита, эту возможность отвергает (Мазилов, 1998). Ассоциации стали пониматься в психологии первой половины XIX века как имманентный принцип сознания. То, что в английской психологии и у И. Гербарта выступила проблема закономерностей душевной деятельности (которые не могли сводиться к физиологическим, в силу упоминавшейся афизиологичности концепций), явилось важнейшей предпосылкой выделения психологии. Наличие собственных законов – обязательное условие самостоятельности науки. Методологический анализ этого вопроса, как мы увидим, был осуществлен Д.С. Миллем.

Огюст Конт

Огюст Конт (1798–1857), как хорошо известно, не только не был психологом, но и скептически относился к возможностям психологии как науки. Именно контовская критика, как можно полагать, стимулировала выделение психологии в самостоятельную науку. О. Конт сформулировал «закон интеллектуальной эволюции человечества, или закон трех стадий»: «Согласно моей основной доктрине все наши умозрения, как индивидуальные, так и родовые, должны неизбежно пройти, последовательно, через три различные теоретические стадии, которые смогут быть здесь достаточно определены обыкновенными наименованиями теологическая, метафизическая и научная... Первая стадия, хотя сначала необходимая во всех отношениях, должна отныне всегда рассматриваться как чисто предварительная; вторая представляет собой в действительности только видоизменение разрушительного характера, имеющее лишь временное назначение – постепенно привести к третьей; именно на этой последней, единственно вполне нормальной стадии, строй человеческого мышления является в полном смысле окончательным» (Конт, 1910, с. 10). Итак, научность в первой половине XIX столетия наполняется новым содержанием. О. Конт едко, остроумно критикует теологическую и метафизическую философию. В качестве основного признака положительной, позитивной стадии развития формулируется «закон постоянного подчинения воображения наблюдению». «Умозрительная логика до сих пор представляла собой искусство более или менее ловко рассуждать согласно смутным принципам, которые будучи недоступными сколько-нибудь удовлетворительному доказательству, возбуждали постоянно бесконечные споры. Отныне она признает, как основное правило, что всякое предложение, которое недоступно точному превращению в простое изъяснение частного или общего факта, не может представлять никакого реального и понятного смысла. Принципы, которыми она пользуется, являются сами не чем иным, как действительными фактами, но более общими и более отвлеченными, чем те, связь которых они должны образовать. Каков бы ни был, сверх того, рациональный или экспериментальный метод их открытия, их научная сила постоянно вытекает исключительно из их прямого или косвенного соответствия с наблюдаемыми явлениями. Чистое воображение теряет тогда безвозвратно свое былое первенство в области мысли и неизбежно подчиняется наблюдению (таким путем создается вполне нормальное логическое состояние), не переставая, тем не менее, выполнять в положительных умозрениях столь же важную, как и неисчерпаемую, функцию в смысле создания или совершенствования средств как окончательной, так и предварительной связи идей. Одним словом, основной переворот, характеризующий состояние возмужалости нашего ума, по существу, заключается в повсеместной замене недоступного определения причин в собственном смысле слова – простым исследованием законов, т.е. постоянных отношений, существующих между наблюдаемыми явлениями. О чем бы ни шла речь, о малейших или важнейших следствиях... мы можем действительно знать только различные взаимные связи, свойственные их проявлению, не будучи никогда в состоянии проникнуть в тайну их образования» (Конт, 1910, с. 17). О. Конт выступал, что важно подчеркнуть, против абсолютизации роли опыта: «После того, как подчинение воображения наблюдению было единодушно признано, как первое основное условие всякого здорового научного умозрения, неправильное толкование часто приводило к тому, что стали слишком злоупотреблять этим великим логическим принципом, превращая реальную науку в своего рода бесплодное накопление несогласованных фактов, присущее которому достоинство могло бы состоять только в его частичной точности. Важно, таким образом, хорошо понять, что истинный положительный дух, в основе, не менее далек от эмпиризма, чем от мистицизма; именно между этими двумя одинаково гибельными ложными путями он должен всегда прокладывать себе дорогу...» (Конт, 1910, с. 19). Наука, согласно Конту, заключается именно в законах: факты, как бы точны и многочисленны они ни были, являются лишь сырым материалом. Предвидение возможно лишь на основе знания законов. Основные положения позитивизма быстро распространились благодаря трудам самого Конта и его сподвижников – Джона Стюарта Милля и Герберта Спенсера.

Остановимся на взглядах Конта на психологию. Во-первых, Конт отвергает возможность интроспекции. Наблюдение человека за своими умственными процессами уподобляется Контом «человеку, который в окно пытается увидеть себя, идущим по улице». Как писал об этом Д.С. Милль, Конт «полагал, что наш ум в состоянии наблюдать все другое, кроме себя самого, что мы не в силах наблюдать свое наблюдение и рассуждение во время самих процессов; и если бы захотели сделать это, то внимание к самому рефлексу уничтожило бы его объект, остановив собою наблюдаемый процесс» (Милль, 1857, с. 59). Во-вторых, о психологии Конт везде высказывается с явным пренебрежением. Оно вызвано тем, что, согласно вышеприведенному закону трех стадий, психология явно находится на второй, метафизической стадии. Следовательно, на звание позитивной науки претендовать не может. В-третьих, в классификации наук, разработанной Контом, психологии вообще не находится места. «Изучение умственных явлений или, как он выражается, интеллектуальных и нравственных отправлений, помещено у него под рубрикой биологии, но и то как ветвь физиологии» (Милль, 1857, с. 58). Примечательно, на наш взгляд, что для исследования «интеллектуальных и нравственных отправлений» Конт предлагал френологию. Как об этом писал Джон Стюарт Милль: «Стыдно сказать: – френологию!» (Милль, 1857, с. 60). Примечательно, собственно говоря, то обстоятельство, что Конт чувствовал: психологии необходима естественнонаучная «привязка». Конт увидел ее в анатомии мозга.

Нам представляется верным вывод Д.С. Милля: «Поэтому, не отрицая той помощи, какую изучение мозга и нервов в состоянии оказать психологии (а оно принесло и принесет еще большую помощь), мы можем утверждать, что Конт не сделал ничего для установки положительного метода в науке духа» (Милль, 1857, с. 61). Вместе с тем, мы можем утверждать, что косвенно Конт повлиял на психологию, причем очень сильно. В первую очередь тем, что, фактически, из контовской критики психологии вытекала задача разработки позитивного метода в психологии. Конт оставил «на долю своих преемников – Бэна и Спенсера, отнесшихся к предмету с двоякой точки зрения: психологической и физиологической – развитие психологической ветви положительного метода, равно как и самой психологии» (Милль, 1857, с. 61).

У психологии, «обиженной» О. Контом, должны были найтись защитники. И они, конечно, нашлись.

Джон Стюарт Милль

Джон Стюарт Милль (1806–1873), сын Джеймса Милля, оказал огромное влияние на развитие психологической науки своей «Системой логики». Д.С. Миллем была разработана методология «индуктивных наук», которой так или иначе руководствовались не только современники, но и представители следующего поколения, которым и было суждено сделать психологию самостоятельной наукой.

Знаменитое сочинение Д.С. Милля «Система логики силлогистической и индуктивной: Изложение принципов доказательства в связи с методами научного исследования» (Первое английское издание 1843) действительно изменило интеллектуальный климат XIX столетия. Как писал Г. Риккерт, «Д.С. Милль первый сделал попытку создать систематическую логику наук о духе» (Риккерт, 1904, с. 193). «Изучая приемы исследования в области точных наук, Милль хотел узнать не столько то, как совершались научные открытия в этих областях науки, сколько то, каким образом исследователи сами приходили к убеждению и убеждали других в том, что их заключения правильны. Изучив, в чем видят здесь критерий истинности и каковы принципы доказательства, Милль и задался целью формулировать их так, чтобы они могли прилагаться к положениям политики, этики, истории, психологии... В действительности у Милля обзор научных методов должен был служить всего лишь введением к шестой книге его “Системы логики” – к логике нравственных наук» (Минто, 1905, с. 311–312). К сожалению, здесь нет возможности хотя бы обозначить те методологические положения, которые без преувеличения составили «руководство для желающих преуспеть в науках». В качестве примера сошлемся лишь на то, что Г.Т. Фехнер, разработавший в своих «Основах психофизики» специальные психофизические методы (метод истинных и ложных случаев, метод границ, метод минимальных изменений), явно руководствовался миллевским описанием четырех «методов опытного исследования». Можно сказать, что «Система логики» открыла новую эру в науке, когда философские соображения о методах и средствах научного исследования выделились в специальную дисциплину – предшественницу научной методологии.

В шестой книге, о которой уже упоминалось, как нам представляется, сделан еще один необходимый шаг, без совершения которого выделение психологии в качестве самостоятельной науки произойти не могло. Д.С. Милль, полемизируя с Контом, приходит к очень важному выводу: «остается бесспорным, что между духовными состояниями существуют единообразия последовательностей и что единообразия эти можно устанавливать при помощи наблюдения и опыта» (Милль, 1914, с. 774). Милль отмечает, что предметом психологии служат единообразные последовательности – законы духа, одни из которых имеют более общий характер, другие более частный. Милль признает связь психических явлений с нервными, физиологическими состояниями. И делает вывод, имеющий, на наш взгляд, решающее значение: «Таким образом, последовательностей психических явлений нельзя вывести из физиологических законов нервной системы; а потому за всяким действительным знанием последовательностей психических явлений мы должны и впредь (если не всегда, то, несомненно, еще долгое время) обращаться к их прямому изучению путем наблюдения и опыта. Так как, таким образом, порядок наших психических явлений приходится изучать на них самих, а не выводить из законов каких-либо более общих явлений, то существует, следовательно, отдельная и особая наука о духе» (Милль, 1914, с. 774–775).

Необходимо коснуться еще одного важного вопроса. Речь идет о взаимоотношениях нарождающейся психологии и исследований в области физиологии ощущений и психофизики. Часто отмечается, что возникновению психологии как самостоятельной науки предшествовали успехи физиологии органов чувств и психофизики. Действительно, физиология ощущений и психофизика способствовали выделению психологии. Но это влияние было косвенным. Ни Гельмгольц, ни Вебер, ни Фехнер психологией не занимались. Они много сделали для разработки методов и методик в смежных для психологии областях. Каждый из прекрасных ученых и тонких исследователей решал свои научные задачи. Психология позаимствовала, «аннексировала» эти научные проблемы и методы их решения, переосмыслив результаты в свете предмета научной психологии. Психофизика Фехнера находилась «в другой плоскости», нежели психология как наука. Уильям Джемс очень ярко описал отношение фехнеровской психофизики к психологии: «Книга Фехнера была отправной точкой новой литературы, которая по тонкости и доскональности не имеет себе равных, но психологический выход которой, по скромному мнению автора, пишущего эти строки, равен нулю».

Г. Фехнер, которого часто называют создателем экспериментальной психологии (Фресс, 1966 и др.), на самом деле психологом не был, поэтому создание психологии как самостоятельной дисциплины его не занимало. Г. Фехнер использовал психофизические измерения как средство обнаружения уравнения, верно отражающего отношения между душой и телом. Психофизика, обоснованная Фехнером как средство решения глобальной философской проблемы, была переосмыслена Вундтом (фехнеровское разделение на внутреннюю и внешнюю психофизику было отброшено, сама психофизика стала интерпретироваться в духе психофизиологического параллелизма, тогда как Фехнер придерживался концепции тождества). Последнее обстоятельство служит убедительным доказательством того, что психофизика была включена Вундтом в состав физиологической психологии, а психофизические методы применены к исследованию другого научного предмета. Заслуга Фехнера (перед научной психологией) в том, что психофизические методы были использованы как средство измерения определенных психических явлений. Такое использование эксперимента было продолжено Г. Эббингаузом (Ebbinghaus, 1885). Традиционно считается, что важнейшим этапом в развитии экспериментальной психологии являются исследования Г. Эббингауза о памяти. Иногда полагают, что Эббингауз даже явился создателем собственно психологического эксперимента, поскольку впервые он оказался примененным для изучения памяти как психической функции (Ярошевский, 1985). В значительной степени это так, хотя стоит обратить внимание на то, что сам Эббингауз придавал измерению и эксперименту вспомогательное значение. Эббингауз полагал, что психология как дисциплина создается самонаблюдением и наблюдением, в более поздней работе (Ebbinghaus, 1902) изложение экспериментальных результатов попадает в раздел «О частностях» и получают интерпретацию с позиции общих представлений о сознании. В исследовании памяти (Ebbinghaus, 1885) метод эксперимента используется для решения конкретного вопроса, а именно выполняет функцию измерения поведенческих характеристик. Таким образом, мы видим, что в данном случае следует различать предмет исследования и предмет науки.

Другим предшественником экспериментальной психологии был Г. Гельмгольц. Гельмгольц также не был психологом, вопросы собственно психологии его мало интересовали (что, на наш взгляд, было основной причиной, объясняющей, почему у Гельмгольца и Вундта не сложились взаимоотношения), но он для решения конкретно-научных физиологических задач использовал технику функционального эксперимента: установление зависимости какого-либо явления от определенного фактора, т. е. выяснение функциональной связи переменных. Изменение восприятий выступало в качестве индикатора. Техника функционального эксперимента в научной психологии также использовалась впоследствии применительно к другому предмету.

Вильгельм Вундт

Вильгельм-Макс Вундт (1832–1920) «был одновременно первым психологом и первым мэтром этой новой дисциплины» (Фресс, 1966, c. 31). Причем «первым психологом» В. Вундт оказался вполне осознанно. В предисловии к первому изданию «Оснований физиологической психологии» Вундт в марте 1874 года писал: «Предлагаемый публике труд имеет целью ограничение новой области в науке. Я хорошо сознаю, что моя попытка может быть сочтена преждевременною. В самом деле, даже анатомо-физиологические основания излагаемой науки еще не достаточно утверждены, а экспериментальная разработка психологических вопросов едва лишь начата. Но известно, что ориентировка в действительном состоянии науки, хотя бы только возникающей, есть лучшее средство для выполнения существующих в ней пробелов. Чем несовершеннее будет в этом отношении моя попытка, попытка, надо сказать, первая, тем скорее она вызовет труды ее дополняющие и исправляющие. Кроме того, именно в этой области решение многих проблем существенно зависит от связи их с фактами, которые на первый взгляд часто кажутся не имеющими сюда никакого отношения, так что только ближайшее рассмотрение этих проблем может показать верный путь к их разрешению» (Вундт, 1880, с. 111).

Вильгельм Вундт предпринял попытку построения физиологической психологии. Хотя Вундт является основателем научной психологии, что практически никем не оспаривается, вокруг имени ученого и его трудов существует много легенд, недоразумений, да и просто неправедных оценок. Безусловно, многочисленные исследования В. Вундта заслуживают специального историко-методологического анализа. Да и сам «отец научной психологии» давно заслуживает русскоязычной научной биографии... Остановимся (с нескрываемым сожалением) лишь на некоторых моментах деятельности Вундта, имеющих методологический характер.

Вундт подчеркивает, что его работа представляет собой опыт соединения двух наук, которые, имея общий предмет, достаточно долго шли различными путями. Физиология имеет задачей изучение жизненных явлений, которые воспринимаются нашими внешними чувствами. В психологии человек непосредственно рассматривает свой внутренний мир и старается привести в связь явления, представляемые этим внутренним опытом. «Мы называем нашу науку физиологическою психологией, потому что она есть психология, изучаемая с физиологической точки зрения» (Вундт, 1880, c. 2). В этой науке психологическое самонаблюдение идет «рука об руку» с методами экспериментальной физиологии. «Если иметь в виду главным образом самостоятельность метода, то нашу науку можно назвать экспериментальной психологией, в отличие от психологии, основанной исключительно на самонаблюдении» (Вундт, 1880, c. 2). Вундт указывает, что ядром новой науки послужили две области: ощущения, представляющие собой психологический факт, непосредственно зависящий от известных внешних условий, и произвольное движение, факт физиологический, причины которого могут быть познаны только самонаблюдением.

Необходимо сказать, что Вильгельм Вундт достаточно противоречивый, эклектический мыслитель. Поэтому легко выстраиваются упрощенные схемы, которые не оправдываются при знакомстве с другими текстами. Сам Вундт был проницательным психологом, отдававшим себе отчет в реальной сложности объекта психологии, поэтому сводить его взгляды к примитивной модели вряд ли правомерно. Да и 53735 страниц вундтовских трудов (по подсчетам Эдвина Боринга (Boring, 1950)) к этому не располагают.

Известно, что Вундт окончил медицинский факультет, отказался от карьеры практикующего врача, начал заниматься исследовательской деятельностью в области физиологии в Гейдельберге, где он работал в лаборатории Гельмгольца. Как мы уже отмечали, хотя Вундт и Гельмгольц относились друг к другу с уважением, «тесной дружбы» между ними не было. По нашему мнению, одной из причин такого положения вещей была различная научная мотивация их исследований: Гельмгольца интересовали конкретные научные вопросы физиологии ощущений, а Вундт пытается обосновать новую научную дисциплину – экспериментальную психологию. Уже в ранней вундтовской работе «Beitrage zur Theorie der Sinneswahrnehmung» (Wundt, 1862) он рассуждает об экспериментальной психологии, опираясь на результаты собственных экспериментов. Он, ссылаясь на Гербарта, также утверждает, что психология должна быть наукой, но основываясь на эксперименте. Курс лекций Вундта с 1862 года называется «Психология с точки зрения естественных наук». (С этим будут полемизировать многие: от Брентано, чей основной труд назывался «Психология с эмпирической точки зрения», до Уотсона, написавшего «Психологию с точки зрения бихевиориста»). В «Лекциях о душе человека и животных» (Wundt, 1863) Вундт излагает свою программу «двух психологий»: экспериментальной (позднее он будет называть ее физиологической), где допустимо экспериментирование, и культурно-исторической (впоследствии он даст ей название «психология народов»), где экспериментирование невозможно и где используются исторический и описательный методы.

В 1874 году, когда выходит труд Вундта «Основы физиологической психологии» (Wundt,1874) (русский перевод 1880 года (Вундт, 1880)), объем которого превышает тысячу страниц, становится ясно, что новая психология заявила о себе в полный голос. Каковы ее основные черты?

Вундт отвергает трактовку внутреннего опыта как субстанции. «Последние элементы, из которых самостоятельная психологическая теория выводит все сложные явления в области внутреннего опыта, суть не метафизические предположения относительно сущности души, но лишь непосредственно данные простые факты внутреннего опыта. Так как вся область внутренних явлений представляет характер непосредственности, то элементарные факты этой области тоже должны быть непосредственными. Итак, психология имеет то важное преимущество перед физическими науками, что ее теория совершенно не нуждается в метафизических гипотезах. Психология все более и более будет становиться чисто опытной наукой, тогда как физика, в известном смысле, получает характер гипотетичности» (Вундт, 1880, c. 1010–1011). Если психология теперь наука о непосредственном опыте, то, естественно, основным методом является метод внутреннего наблюдения. Эксперимент выполняет роль вспомогательного метода. Предмет и метод находятся в тесной взаимосвязи: раз теперь изучается непосредственный опыт, то самонаблюдение должно направляться на то, чтобы исследовать структуру этого опыта. Вундт указывает, что психология находится еще в зачатке: частично по причине сложности явлений внутреннего опыта и сложности их исследования, частично из за вредного влияния гипотез, перешедших в психологию из метафизики. Поэтому в настоящее время, считает Вундт, психология должна сосредоточиться на предварительной работе: «Путем внимательного анализа сложных фактов сознания, психология должна отыскать основные, элементарные явления внутреннего опыта; указав те соединения, в которые вступают эти элементы, и те изменения, которым они подвергаются, психология приготовит почву для будущего синтеза психологических фактов» (Вундт, 1880, c. 1011). Вундт называет элементы – первичные факты сознания: «На первый взгляд может показаться, что первичными фактами сознания являются различные элементы – ощущение, чувство, воля...» (Вундт, 1880, c. 1011). Заметим, что в нашей психологической литературе часто так и принято считать: Вундт расчленяет сознание на ощущения, чувства, волю. Между тем, Вундт иного мнения: «...действительным элементом всех душевных явлений мы должны признать ту деятельность, в которой первоначально соединены и ощущение и воля. Эта первичнейшая форма психической деятельности есть... побуждение» (Вундт, 1880, c. 1011). Действительно, мы помним, что Вундт называл себя волюнтаристом. Вундту, как выясняется, не чужды идеи развития. «Итак, путем исследования произвольных действий, мы нашли, что побуждение есть общий исходный пункт развития как для представления, так и для воли; после этого не трудно убедиться, что, в частности, представления и вообще все сложные явления сознания заключают в себе побуждение как первичный элемент» (Вундт, 1880, c. 1012). Вероятно, для тех, кто по-прежнему считает, что Вундт – «интроспекционист, изучающий замкнутое в себе сознание», трудно поверить, что он мог так высказываться: «В первичный синтез всегда входит, как содействующий фактор, движение; можно думать, что это движение обусловливается элементарным побуждением...» (Вундт, 1880, c. 1012). Иными словами, Вундт многолик, и внутри его системы есть положения, свидетельствующие, что к внутреннему опыту можно подходить по-разному: можно изучать структуру (с этого надо начинать), можно изучать его развитие или, вообще, рассматривать как процесс.

Словно предчувствуя, что его взгляды будут пониматься зачастую не вполне адекватно, Вундт писал: «Но мы нимало не выиграем в науке, если будем насильственно сводить сложные явления к какой-нибудь простой схеме. Единственная задача психологической теории, в которой можно рассчитывать на успех, – заключается в том, чтобы выработать, по синтетическому методу, психическую историю развития» (Вундт, 1880, c. 1012).