ВЕРБАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ 4 страница

Вероятно, в этом же ключе онтогенетической детерминации агрессии следу­ет интерпретировать и относительно недавно полученные данные (А. А. Реан) о высоком уровне агрессии в группе внешне вполне благополучных старше­классников. Как оказалось, высокие показатели по параметру спонтанная аг­рессия имеют 53 % обследованных, а достоверно низкие — только 9 %. У ос­тальных показатели на уровне средней нормы. Что же понимается здесь под «спонтанной агрессией»? Спонтанная агрессия — это подсознательная радость, которую испытывает личность, наблюдая трудности у других. Такому человеку доставляет удовольствие демонстрировать окружающим их ошибки. Это спон­танно возникающее, немотивированное желание испортить кому-то настроение, досадить, разозлить, поставить в тупик своим вопросом или ответом. Высокие показатели по другому параметру — реактивная агрессия — имеют 47 % об­следованных, а низкие — только 4 %. Это — проявление агрессивности при взаимодействии, при общении, возникающее в качестве типичной реакции. Таких людей отличает недоверчивость. Обид они просто так, как правило, не прощают и долго их помнят. Бросаются в глаза конфликтность личности, яркая агрессивность в отстаивании своих интересов. Наконец, на все это накладываются показатели раздражительности — 56 % высоких и только 4 % низких. Как известно, раз­дражительность — это эмоциональная неустойчивость, вспыльчивость, быстрая потеря самообладания. Неадекватно резкую реакцию часто вызывают даже мелочи.

Нельзя назвать эти данные отрадными. Общество, больное агрессией и нетер­пимостью, заражает и свое молодое поколение. Опасность состоит в том. что у нового поколения болезнь может стать врожденной и массовой, превратиться из социальной патологии в социальную норму. Кстати, мы намеренно не заключаем термин заражение в кавычки, так как это не метафора, а обозначение объективно существующего психологического механизма.

Мы полагаем, что было бы целесообразно различать типы ординарной и парадоксальной социализации агрессии. Ординарная социализация агрессии — это непосредственное усвоение навыков агрессивного поведения и развития аг­рессивной готовности личности либо в результате прямого, деятельного опыта, либо как следствие наблюдения агрессии. Заметим попутно: имеется множество экспериментальных данных, из которых следует, что научение посредством на­блюдения оказывает на личность даже большее влияние, чем непосредственный деятельный опыт. При парадоксальной социализации агрессии соответствующие изменения личности происходят вне зависимости от наличия непосредственного опыта агрессивного взаимодействия или наблюдения агрессии. Агрессивность как устойчивая личностная характеристика в данном случае формируется вследствие значительного опыта подавления возможностей самореализации. Причем имеет­ся в виду, что это подавление осуществляется вне агрессивного контекста, без проявления физической или вербальной агрессии или враждебности (в значении этого термина по A. Buss). Напротив, блокирование актуальных личностных по-

требностей чаще всего связано с излишней «заботой» о личности, о <<ее инте­ресах», как это имеет место, например, при социализации личности в рамках воспитательной стратегии, описываемой как «гиперопека». Таким образом, па­радоксальную социализацию агрессии можно рассматривать как фобически-агрессивный след социального опыта, лишающего личность самостоятельности. Косвенным подтверждением предлагаемого подхода являются полученные нами (А. А. Реан, 1994) нетривиальные данные о наличии вполне определенной, прямой связи между такими личностными качествами, как «застенчивость» и «спонтанная агрессивность».

АГРЕССИЯ АДАПТИВНАЯ И НЕАДАПТИВНАЯ

Как наука естественная, психология могла бы отказаться от оценки агрессии по принципу «плохо или хорошо». Но, являясь одновременно и гуманитарной отрас­лью, психология не может игнорировать проблему оценки агрессии. В этом вопро­се, как было показано нами ранее (А. А. Реан, 1996), эволюционно-генетический и этико-гуманистический подходы занимают прямо противоположные позиции. В целом отдавая предпочтение этико-гуманистической концепции, нельзя не при­знать, хотя бы в определенной мере, обоснованности представлений об адаптив­ной функции агрессии.

Преодоление этого противоречия невозможно в рамках рассмотрения аг­рессии вообще, вне выделения ее структуры или видов. Однако здесь возникают новые проблемы, связанные с выбором критериев структурирования. Возмож­ным подходом может быть, например, выделение уровневой структуры агрессии, где основанием различения является количественный критерий силы агрессив­ных действий или степени агрессивности личности. Логика такого подхода не нуждается в особом разъяснении ввиду своей очевидности. По существу это известная психометрическая логика выделения нормы и отклонений от нее влево (заниженные показатели) и вправо (завышенные показатели). Такой теоретиче­ский подход был бы удобен еще и тем, что он легко «переводится» на язык прак­тической психологии. В сущности он и применяется в многочисленных тестах измерения агрессивности. Однако на пути этого подхода имеются серьезные труд­ности, своего рода теоретические «подводные камни», незаметные на первый взгляд. Главная трудность состоит в ответе на вопрос, что считать нормой Каза­лось бы, ответ может быть найден в рамках распространенной в психологии парадигмы статистической нормы. Однако это не лучший путь применительно к проблеме агрессии. Социоонтогенетическая обусловленность агрессивности на­кладывает серьезные ограничения на использование статистической нормы, ибо в определенных социумах или в определенные периоды их существования («состо­яние социума») «нормальной агрессивностью» может быть признан уровень, явля­ющийся функционально деструктивным, разрушительным и для самой личности-

ЛИЧНОСТЬ УЧАЩЕГОСЯ

Агрессия адаптивная и неадаптивная

носителя. А кроме того, как в рамках статистической парадигмы интерпретиро­вать неизбежно возникающее понятие «недостаточный уровень агрессивности личности»? «Ненормальная» агрессивность (гипо- или гипервыраженная), в конце концов, требует разработки психокоррекционных и воспитательных программ, на­правленных на ее доведение до нормального уровня (будь то понижение или повышение). В теоретическом плане при описании уровневой структуры агрес­сии более адекватным может оказаться понятие не статистической, а функцио­нальной нормы. Однако в психологии личности опыт ее практического примене­ния реально отсутствует.

Шагом вперед в решении проблем, связанных с оценкой агрессии, можно считать фроммовскую модель структуры агрессии. В ней предлагается разли­чать два вида агрессии: доброкачественную и злокачественную (Э. Фромм, 1994). Доброкачественная агрессия является биологически адаптивной, способ­ствует поддержанию жизни и представляет собой реакцию на угрозу виталь­ным интересам. Злокачественная агрессия не является биологически адаптив­ной, не связана с сохранением жизни, не сопряжена с защитой витальных инте­ресов.

Классификация Э. Фромма не уровневая. так как иерархия этих видов агрес­сии не задается. В основе такой классификации лежит функциональный подход. В данном случае он связан с дифференцирующим критерием: необходимо (полез­но] — не нужно (вредно). Злокачественная агрессия действительно рассматрива­ется как вредная, а ее синонимом является «деструктивность и жестокость». Та­ким образом, подход Э. Фромма дает прямые основания для преодоления «нераз­решимого» противоречия в оценке агрессии между этико-гуманистической и эво-люци он но-генетической концепциями.

Восхищаясь красотой найденного Э. Фроммом решения и основательностью его построений, хотелось бы верить, что противоречия и неопределенность в про­блеме оценки агрессии разрешены и сняты. Однако, к сожалению, и в этом под­ходе существуют трудности, которые пока не позволяют сделать столь категори­чески оптимистичного вывода.

1. Первый вопрос состоит в определении того, какие именно интересы объек­тивно относятся к витальным. а какие — уже не являются витальными. Воп­рос, принципиальный, так как «защита витальных интересов» есть критерии разли­чения доброкачественной и злокачественной агрессии. Однако круг витальных интересов достаточно широк. Сам Э. Фромм констатирует, что сфера, витальных интересов у человека значительно шире, чем у животного, и включает в себя не только физические, но и психические условия. К сожалению, современная наука (в том числе и психологическая) не дает бесспорного перечня витальных интере­сов человека. Потребность в свободе и самоактуализации, в психическом ком­форте и социальном успехе, в уважении, признании, любви и в сохранении своей системы ценностей — все это относится к витальным интересам личности. Без объективизации сферы витальных интересов человека практическое применение доброкачественной и злокачественной агрессии невозможно.

2. Второй вопрос состоит в определении того, какой именно уровень агрес­
сивных действий достаточен для защиты витальных интересов, а какой —
уже избыточен. Этот вопрос, который ставится здесь с точки зрения объективного
критерия достаточности, еще более сложен для решения, чем первый.

3. Проблемы свойственны не только сфере объективно-научного знания
(а точнее — нашего незнания). Необходимо возникает вопрос о субъективности
восприятия витальных интересов, иными словами, о субъективном отнесении
тех или иных интересов к витальным. В связи с этой проблемой, так же как и в
предыдущих случаях, возникают трудности с практической дифференциацией доб­
рокачественной и злокачественной агрессии. Преодоление этих трудностей з
рамках «усредненной» типологической психологии личности принципиально не­
возможно. Проблема субъективного понимания витальных интересов должна
всякий раз решаться индивидуально, то есть путем экспертно-пенхологического
оценивания.

4. К этому же кругу вопросов относится и субъективная интерпретация
внешних действий как угрожающих витальным интересам личности. Эта про­
блема также привносит свои трудности в различение доброкачественной и злока­
чественной агрессии. Разработка данной проблемы связана, конечно, с исследова­
нием социально-перцептивных механизмов агрессии. Но, как и в предыдущем
случае, конкретные выводы могут быть сделаны лишь на основе экспертно-психо-
логического исследования личности. Продолжает оставаться вопрос, является ли
достаточным основанием для интерпретации агрессии как доброкачественной то.
что субъект воспринимал чьи-то действия как угрожающие его витальным инте­
ресам, хотя в действительности они таковыми не являлись.

5. С предыдущим вопросом связана также проблема антиципации угрозы. У человека в отличие от животного механизм оборонительной агрессии срабаты­вает и в случае отсутствия явной \грозы. С одной стороны, она может присут­ствовать неявно, с другой — может оказаться ошибкой антиципации. Как же я этом случае квалифицировать агрессию: как оборонительную или как злокаче­ственную? Ответ на этот вопрос неочевиден. Правда, что в данном случае «чело­век выдает агрессивную реакцию на свой собственный прогноз» [Э. Фромм, 1994, с. 171]. Но в то же время он убежден в адекватности своего прогноза и в том, что его витальные интересы находятся в потенциальной опасности. Однако бо­лее принципиально, пожалуй, другое. Ошибка антиципации — это: а) проблема агрессивной готовности личности или б) проблема интеллекта? То есть стоит ли за такой ошибкой готовность личности воспринимать ситуацию как потенциаль­но угрожающую и соответственно готовность к оборонительной агрессии, или же за ней стоит недостаточная способность к «просчитыванию ситуации», анализу ее развития и прогнозу возможных последствий?

6. Далее проблема состоит в субъективной оценке достаточности или недостаточности действий для защиты своих витальных интересов. Определенный уровень агрессивных действий, направленных на устранение реальной

42

Личность учащегося

ЛИЧНОСТЬ И ДЕФОРМАЦИЯ ЕЕ ЯДРА ПРИ ДЕЛИНК8ЕНТНОМ ПОВЕДЕНИИ

43

угрозы, может быть объективно избыточным, тогда как субъективно он восприни­мается личностью как необходимый и адекватный. Является ли в данном случае агрессия доброкачественной, а если является, то может ли она оцениваться так же, как и более адекватные варианты этого вида реагирования⁰

7. Более частным по сравнению с другими является вопрос об опенке такой формы поведения, как мщение. Эту форму поведения Э. Фромм относит к де­структивной и считает ее проявлением злокачественной агрессии. Мщение, по Фромму, не выполняет функции защиты от угрозы, так как всегда осуществляется уже после того, как нанесен вред. Однако проблема состоит здесь в том, что часто мщение как раз и направлено на нейтрализацию того вреда, который был нанесен. Дело в том, что сфера витальных интересов человека чрезвычайно широка (мы уже говорили об этом достаточно подробно) и вовсе не сводится к одним биоло­гическим интересам. В большинстве культур сфера витальных интересов вклю­чает, в частности, социальное признание, уважение в микросоциуме и любовь близких. Также известно, что в тех культурах, где распространен обычай кровной мести, отказ от ее осуществления представляет прямую угрозу всем вышеназван­ным пунктам. При этом угроза потерять уважение и признание, стать изгоем нависает не только над самим уклоняющимся от мести, но и над его семьей, родом. Отсюда можно ли считать местью антиципацию такой угрозы и агрессию как реакцию на это предвидение или это следует обозначать иным понятием? Может быть, дальнейшие исследования феноменологии мести покажут, что отсроченная агрессия может носить как оборонительный, доброкачественный характер, так иметь и деструктивную, злокачественную природу. По крайней мере, само поня­тие «месть» нуждается в серьезном уточнении.

Более всего, пожалуй, трудно согласиться с тем, что вообще все формы наказа­ния (в том числе и определенные законом) есть выражение деструктивной мес­ти. То, что наказание следует по времени за нанесением вреда, то есть «опаздыва­ет», вовсе не является доказательством его деструктивной природы. Адекватное наказание есть фактор, ориентирующий, а не дезориентирующий личность. Допол­нительно к этому правовое наказание (без чего невозможно правовое регулирова­ние) является фактором обеспечения стабильности общества и безопасности его граждан. Потенциальная возможность наказания, выполняя ориентирующую фун­кцию, играет роль превентивного механизма относительно контрнормативного, асоциального поведения личности и в том числе предупреждает проявление зло­качественной агрессии. Предвидение правовых последствий не может не воздей­ствовать на индивидуальное сознание и требует от человека более внимательно задумываться о последствиях своих поступков; отсутствие же правовой идеи на­казания ослабляет это внимание. Необходимость отчета, как показывают экспери­ментальные данные, повышая индивидуальную ответственность личности, снижа­ет проявление агрессивности, даже при групповых формах агрессии.

Наличие этих трудностей не предполагает, однако, отказа от фроммовской кон­цепции доброкачественной и злокачественной агрессии. Преодоление этих труд­ностей, так же как и перспективы решения общих проблем психологии агрессии,

как мы полагаем., в значительной степени связаны с дальнейшим развитием концепции адаптивной и неадаптивной агрессии. В методологическом плане раз­витие этой теории, очевидно, должно быть связано с гуманистической парадигмой.

ЛИЧНОСТЬ И ДЕФОРМАЦИЯ ЕЕ «ЯДРА> ПРИ ДЕАИНКВЕНТНОМ ПОВЕДЕНИИ

Стратегия психоконсультационной и психокоррекционной работы в этой облас­ти практической психологии в существенной мере зависит от ответа на вопрос о том, что стоит за понятием «криминальная (делинквентная) личность». Это некая метафора или же определенная психологическая реальность? Поэтому прежде всего необходимо определиться с двумя следующими тезисами, встречающимися в психологической и криминологической литературе.

Тезис первый. Говорить о «криминальной (делинквентной) личности» НЕЛЬЗЯ В ПРИНЦИПЕ, так как не существует таких личностных особенностей, которые бы отличали преступника от правопослушного гражданина.

Тезис второй. Говорить о «криминальной (делинквентной) личности») НЕ ИМЕ­ЕТ СМЫСЛА, так как поведение человека полностью или почти полностью обус­ловлено ситуацией; поведение ситуативно, а не трансситуативно (не личностно-устойчиво).

Итак, тезис первый. Сторонники этого тезиса полагают, что не существует личностных особенностей, «которые отличали бы преступников от честных лю­дей» (Ю. В. Кудрявцев. 1989). При этом, аргументируя данное положение, его сторонники часто странным образом сбиваются на утверждения типа:

1) нет такого единственного свойства личности, которое отличало бы антисо­
циальных лиц от правопослушных;

2) нет таких черт, которые фатально предопределяли бы социальные откло­
нения.

В принципе, с этим-то никто и не спорит. Вместе с тем само по себе это ничего и не доказывает. Когда мы говорим «криминальная личность», конечно, никто не имеет в виду, что этот тип личности отличается от других каким-то единственным личностным качеством. Ясно, что на деле речь должна идти и идет в реальности о симптомокомплексе личностных особенностей.

Точно так же, когда мы говорим «криминальная личность», никто не имеет в виду фатальную предопределенность социального отклонения некоторыми личностными чертами. Психология личности вообще — это не физиология, а тем более не механика, и в ней действуют принципиально иные вероятностные стати­стические закономерности. В психологии личности, следовательно, вообще нет и

Личность учащегося

ЛИЧНОСТЬ И ДЕФОРМАЦИЯ ЕЕ ЯДРА ПРИ ДЕПИНКВЕНТНОМ ПОВЕДЕНИИ

45

не может быть ничего фатально определенного. С другой стороны, можно со всей уверенностью говорить о некоторых личностных особенностях как о мощ­ных факторах, повышающих вероятность риска противоправного поведения, как об особенностях, повышающих вероятность такого поведения.

Итак, нельзя согласиться с тем. что термин «криминальная личность» является ошибочным и что не существует никаких личностных образований, отличающих антисоциальную личность от правопослушного гражданина. Нам определенно ясно представляется, что понятие «криминальная личность» — это не абстракция, а отражение объективно существующей реальности. Множество эксперименталь­ных исследований убедительно показывают различия между криминальной и не­криминальной личностью. Центральные, определяющие различия лежат в сфере отношений личности к действительности, в системе ее социальных установок и ценностей. Кроме этого, обнаруживаются некоторые дополнительные отличия даже на уровне характерологических особенностей. Например, некоторые виды акцентуации характера определенно могут рассматриваться в качестве фактора риска делинквентного поведения.

Второй из вышеназванных нами вначале тезисов имеет принципиально иную основу. Он ставит под сомнение понятие «криминальная личность» в связи с идеей о ситуативной (а не личностно-устойчивой) обусловленности поведения человека.

Дело в том. что в последнее время интенсивно обсуждается вопрос об устойчи­вости (трансситуативности) поведения человека. Высказываются полярные точки зрения о его детерминации поведения устойчивыми характерологическими осо­бенностями, с одной стороны, и ситуативными факторами, с другой стороны. В основе этих дискуссий лежат не только различные теоретические платформы авторов их участников, но и результаты экспериментальных исследований. Уста­новлено, например, что существует так называемая фундаментальная ошибка атри­буции, которая состоит в завышении оценок трансситуативности поведения и недооценке влияющих на него ситуативных факторов (R. Nisbett. L. Ross, 1982). На основе этого делаются радикальные выводы об отсутствии личностной обус­ловленности поведения человека. Однако такой вывод является как слишком ра­дикальным, так и мало обоснованным. Конечно, совсем не учитывать влияния ситу­ативных факторов на поведение некорректно. Но разве более корректно не учиты­вать обусловленности поведения личностными особенностями!-¹ То, что трансситуа-тивность. устойчивость поведения существует в объективной реальности (а не является лишь одним из теоретических подходов), подтверждено сотнями эмпи­рических исследований как в классической, так и в современной психологии личности. Да собственно и сама фундаментальная ошибка атрибуции состоит лишь в констатации завышениия значения трансситуативности поведения и недо­оценке ситуативных факторов. Речь, таким образом, не идет об отказе от рассмот­рения устойчивых особенностей личности.

Мы полагаем, что продуктивным является подход, основанный на использо­вании принципа дополнительности: взаимодействие трансситуативных и ситу­ативных факторов. Причем в большинстве случаев детерминирующими факто-

рами являются личностные факторы, тогда как ситуативные играют роль моду­лятора (определяя вариативность проявления личностных факторов). В некото­рых, гораздо более редких на наш взгляд, случаях иерархия факторов может меняться.

В соответствии с концепцией социальной обусловленности противоправного поведения понятию «личность» принадлежит здесь совершенно особое место. Личность занимает центральное место в причинной цепочке: социальные причи­ны преступлений—личность преступника—преступное поведение (А. Р. Ратинов. 1988). Многочисленные экспериментальные исследования подтверждают наличие психологической реальности, соответствующей понятию «криминальная (делинк-вентная) личность» (М. М. Коченов, 1977; С. В. Кудрявцев, 1988; А. Р. Ратинов, 1988; А. А. Реан, 1991 и др.). При этом, конечно, не следует отрицать и значения ситуативных факторов. Не случайно поэтому вошло в профессиональный язык специалистов и такое понятие, как «криминогенная ситуация» — такая ситуа­ция, которая в силу своего фактического содержания способствует соверше­нию преступления. Однако в любом случае личностный фактор остается од­ним из важнейших, поскольку противоправному поведению предшествует отра­жение данной объективной ситуации субъектом правонарушения. Объективно одна и та же ситуация одну личность приводит к совершению правонарушения. а другую — нет.

Таким образом, и в случае с криминальным поведением справедлив обобща­ющий подход, который мы сформулировали ранее, учитывающий взаимодействие трансситуативных и ситуативных факторов (принцип дополнительности). При этом личностные факторы играют роль детерминирующих, а ситуативным при­надлежит роль выступать в функции модуляторов.

Заметим, что теоретическая позиция, связанная с ошибочным преувеличением роли ситуативных факторов и недооценкой личностных особенностей в их вли­янии на поведение, может привести к особо негативным последствиям именно в случае с делинквентным и криминальным поведением. Рассмотрение ситуатив­ных факторов в качестве основных причин, детерминант (а не модуляторов) де­линквентного поведения логически приводит к снятию ответственности с лично­сти за такое поведение. Практические негативные последствия такого подхода легко предсказать, но трудно представить. Совершенно очевидно, что предвидение правовых последствий санкций (или их отсутствия) не может не воздействовать на личность. Юридический контекст требует от человека более внимательно отно­ситься к последствиям своих поступков, и наоборот — его отсутствие ослабляет внимание (Ж. Карбонье, 1986). Психологические эксперименты в области детер­минации агрессивного поведения подтверждают это. По крайней мере, установле­но, что снятие анонимности поведения и необходимость отчета за свои агрессив­ные действия в какой-то мере снижают проявление агрессивности личности (J. Rabbie, Ch. Goldenbeld, 1989).

В качестве заключения рассмотрим следующую схему (табл. 1). Она пред­ставляет собой системно-структурное описание деформации центральных образо­ваний криминальной (делинквентной) личности.

Личность учащегося

Таблица 1. Характеристики центральных («ядерных») образований криминальной личности (по А. Реану)

• ⇐ Назад
• 1
• 2
• 345
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• Далее ⇒