НАСИЛЬСТВЕННЫЙ ХАРАКТЕР ВОТЧИННОГО ПРАВЛЕНИЯ

Собственническая философия русской монархии принесла немалые бедствия российскому обществу. Советская теория права сильно затемняла головы наших юристов, трактуя собственность как отношения владения, пользования и употребления. Два последних аспекта были просто неразделимы. Классическая же триада обладания собственностью включает право владения, пользования и злоупотребления. Первый атрибут означает монопольное отношение (я и только я имею доступ к этому объекту); второй атрибут — предметный (мой хлеб я ем, а мои ботинки обуваю себе на ноги). Третий же атрибут устанавливает, что мои границы взаимодействия с предметом не могут быть определены кем-то другим. Мое употребление может считаться нерациональным или просто вздорным, а значит, злоупотреблением; но из этого не следует, что кто-то может вмешаться в мои отношения с моей собственностью. Тем самым несобственник моей вещи, кто бы он ни был, не может лишить меня собственности по причине моего неправильного с ней обращения.

Первоначально такие рассуждения могут показаться игрой слов, но при внимательном взгляде открывается возможность увидеть и нечто существенное. Собственник имеет право на злоупотребление. А русский монарх является собственником своих подданных, ибо получил власть над ними по праву наследования от отца — как «отчину», впоследствии ставшую называться вотчиной. Поэтому любые действия царя по отношению к своим «людишкам» являются правомочными. В переписке с Андреем Курбским царь Иван Грозный высказал эту мысль без каких бы то ни было экивоков. Обвинение самодержцем беглого боярина было столь всеобъемлющим, что простиралось до границ царствия небесного. Грозный утверждал, что еще предки Курбского были даны «в работу» правившему сто лет назад Ивану III, из чего следовало, что и потомок остается «в работе» (то есть, в полном услужении) здравствующему «белому царю». И своей «собацкой» изменой Курбский-де нанес ущерб душам своих умерших предков.

Историки до сих пор не могут найти документов, ограничивших права подданных русского царя. Например, не известен акт закрепощения крестьянства. Но такой акт должен был бы отнимать некое ранее существовавшее право. В России же действовал другой механизм. Обычное право собственника, его власть над своими «холопами» не нуждалась ни в каком установлении. Дальнейшие же акты лишь вносили необходимые царю уточнения: в XV веке закон ограничил перемещение крестьян осенним Юрьевым днем, а в XVI веке отменил и его. Из-за такого собственнического отношения к своим подданным со временем больше половины русского населения вообще оказалась вне поля действия закона. Она была бесправна в полном смысле этого слова. В России до времен Николая I не было государственных крестьян, они были государевы. И государь что хотел, то и делал с ними.

Пусть уважаемый читатель представит себе следующую картину. Он приходит на экзамен и узнает, что весь студенческий состав вуза передан в полное владение ректору. Все студенты стали крепостными ректора по воле высшего правителя страны. Кошмар! Но ведь такое случалось с русскими крестьянами на протяжении четырех столетий. Черносошный крестьянин, плативший налог государю, одним прекрасным утром мог обнаружить, что по высочайшей воле обрел себе на шею барина. Одна Екатерина II раздала более 800 тысяч крестьян в помещичьи руки. И могла она это сделать только потому, что крестьян считала своей собственностью. Беда в том, что и крестьянство считало себя собственностью царя, но при этом уповало на то, что монарх не будет злоупотреблять своей властью владельца.

К сожалению, вотчинный дух не выветрился и в 1917 г. Коммунистическая власть распорядилась построить Беломоро-Балтийский канал, раскулачить крестьян, изъять хлеб и выморить несколько миллионов украинцев в 1932 г. С хозяйственной, или социальной, или гуманистической точки зрения эти действия были нерациональны. Их можно назвать злоупотреблениями. Но злоупотреблять может только собственник; в противном случае другой собственник не позволит портить свое имущество распоясавшемуся нахалу со стороны. Безжалостное отношение власти к населению, к «человеческим потерям» и при самодержавии, и при социалистическом правлении было возможно именно потому, что жители страны признавались собственностью правящей группировки. Ленин неоднократно говорил, что он и его соратники «наломали дров» и еще «наломают», но это никак не располагало его задуматься об ответственности перед реальным населением завоеванной большевиками страны. Он искренне — по праву завоевателя — отстаивал за собой и своей властью собственника право на злоупотребление. Иначе пришлось бы держать ответ за любое конкретное бесчеловечное действие. Объявив себя выразителем воли пролетариата и власти в виде диктатуры пролетариата, Ленин недвусмысленно сформулировал характер своего правления: «Понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не осененную, непосредственно на насилие опирающуюся власть»[116]. Примерно так мог бы охарактеризовать свое отношение к покоренному русскому населению хан Батый и его наследник, бывший сборщик податей для него — московский великий князь. Из изучения русского законодательства сдавший университетский экзамен па юриста Ленин вынес и соединил с марксизмом лишь дух самодержавного беззакония как наиболее удобное умонастроение политического собственника, а короче — диктатора. Трудно найти большего консерватора, который бы размахивал знаменем прогрессиста.

Поддерживать бесправие подчиненного населения можно, только используя последовательное насилие.