Глава 13. Точки соприкосновения: богословие и наука
"Счастлив тот, кто в сегодняшнем труде может рассмотреть частицу труда всей своей жизни и воплощение труда в вечности" КЛАРК МАКСВЕЛЛ
В обращении 1880 года к студентам Йельской школы богословия видный гарвардский ботаник профессор Аса Грей сказал: "У нас, ученых, занимающихся естественными науками и богословием, сходные задачи. Природа - это сложная система, исследуя которую, чело-век узнает все больше и больше о ее сути и пользе. Писание - это тоже сложная система, собрание многих книг, которые исследователю предстоит правильно понять" (1) .
Пока мы говорили о различиях между библейским и научным взглядами на природу. Книги Библии и книга природы написаны каждая на своем языке. Их объяснения сути вселенной служат разным, хотя и взаимодополняющим целям. Но есть и точки соприкосновения. Как же согласуются эти два взгляда?
Личное знание
До последнего времени преобладало мнение об объективности ученых. Считалось, что ученый-исследователь - это человек, отстраненный от мира, не подверженный эмоциональным всплескам, который методично разрешает научные проблемы и совершает открытия с помощью логики и наблюдений. Но на самом деле картина совершенно иная. Михаил Поляный - известный специалист по физической химии и философии науки - убедительно доказал, что всякое знание - личностно. Всякое человеческое знание рождается в рамках необоснованных привязанностей (структуры верований), которые дают познающему мотивацию к труду и направление поисков (2) . Структура верований каждого человека включает в себя множество элементов от высших посылок (все во вселенной упорядочено) до чисто обывательской уверенности в том, что завтра утром встанет Солнце. Посылки высшего порядка проверить невозможно, уверенность в очевидном основана на данных органов чувств. Важно и то, каково "молчаливое знание" человека, невидимое и невыразимое, которое формирует основу для накопления остальных знаний. Отсутствие формальных доказательств (уверенности) не означает, что вера не основывается на свидетельствах. Так бывает и в богословии, и в науке. О чем бы ни шла речь - о высших посылках или обывательской уверенности, - вера никогда не бывает слепа. Она происходит из свидетельств, которые мы обрели опытным путем (3) . Главное состоит в том, что для всех людей, занятых в любых областях человеческой деятельности, включая и научную, вера - это движущий и объединяющий элемент в приобретении знаний.
Более того, подобное знание - это не просто работа разума, разработка той или иной идеи. В этом труде задействовано все человеческое естество. Другими словами, не только интеллектульное, но эмоциональное, волевое, духовное и физическое начала нашего естества участвуют в процессе получения знаний. В круг наших познаний входят исторические события, правила взаимоотношений с людьми, наблюдения за природными явлениями. В этом отношении научные знания носят очень личный характер, а отношение к ним исследователя никак нельзя назвать отстраненным или равнодушным. "Любовь к науке" - вот о чем очень часто упоминает Поляный. На основании собственного опыта он утверждает, что ученый работает сознательно, понимая лежащую на нем ответственность. "Ученые, которые внезапно теряют интерес к науке и начинают заниматься разведением борзых, сразу же выходят из разряда ученых" (4) .
Структура верований ученого оказывает влияние на каждый этап его работы. Невозможно заниматься наукой без веры в то, что научный метод и его посылки верны и могут быть приняты без сомнений. Поляный приходит к выводу: "В данном случае речь идет именно о том процессе, который отцы церкви описывали словами "fides quaerens intellectum" (вера ищет разумения)" (5) .
Например, ученый озадачен той или иной проблемой, которую никто до него так и не смог разрешить. Вера в то, что решение может быть найдено, дает ему мотивацию к труду и силу на многие месяцы, даже годы, позволяя переносить безрезультатные эксперименты и не унывать, зайдя в тупик. Так происходило с Кеплером, когда он бился над проблемой орбиты Марса, и с Галилеем, который никак не мог понять механизма ускорения свободного падения. Но, наконец, "он видит проблеск истины, свет которой становится все ярче, и чем больше ученый размышляет и экспериментирует, тем яснее видится ему эта истина" (6) . Поляный выделяет четыре этапа в любом роде деятельности: подготовка, инкубационный период, озарение и проверка. К Копернику и Ньютону озарение пришло достаточно рано, но для проверки теорий им понадобилось очень много времени.
Ученые твердо верят в то, что, в конечном итоге, весь научный мир признает их труд: хотя каждое открытие совершается каким-то конкретным человеком, научный мир решает, признать его или нет.
Научное сообщество
И ученые, и богословы трудятся не на "пустом месте". Занятия наукой или богословием требуют верности традициям и авторитетам. В самом начале своего пути молодой ученый является как бы подмастерьем, который впитывает в себя традиции науки. Поляный отмечает, что научное открытие совершают по определенным правилам, но эти правила - всего лишь законы искусства: применить их без творческого подхода невозможно. По точному описанию можно произвести какой-то предмет, но произведением искусства он не станет. "Так как невозможно дать точного определения искусству, представление о нем можно получить, лишь увидев произведение искусства. Подмастерье учится у художника, наблюдая за его работой. Он признает ценность того вида искусства, которому хочет научиться, и авторитет художника, у которого учится" (7) .
Итак, новички входят в научный мир, и начинается долгое и трудное познание научных методов и приемов. Перед тем, как стать независимыми, они должны достичь уровня своих учителей. На каждом этапе этого процесса подмастерье поддерживает вера в то, что природу можно познать, что непознанное истинно и ценно. Так что две основы научной подготовки - это вера в успех предприятия и верность авторитету руководителя.
И последний этап процесса ученый редко проходит в одиночестве. Даже если новое открытие первоначально не вызовет одобрения научного мира, ученый ждет окончательного решения: с самого начала и до самого конца он работает во взаимодействии с другими учеными. Обретя определенный авторитет, он принимает участие в оценке работы других.
Поляный проводит параллель между юридическим законом и христианством. И то и другое предполагает существование идеалов, признанных всеми членами общества. Общество становится воплощением этих идеалов и своей жизнью показывает их действенность. Эти принципы и этапы хорошо видны на примере жизни и творчества Коперника, жизни Моисея и тарсянина Савла (8) . У каждого из них был в жизни момент "обращения", обретения веры, которая потом шла с ними по жизни.
И, наконец, если работа ученого заслуживает доверия, то в ней будут семена новых еще не раскрытых истин. Теория или научный закон находится в постоянной связи с реальностью и указывает направление дальнейших исследований. Даже в сложнейшие теории можно внести поправки. Например, в своей новой модели Солнечной системы Коперник сохранил старое представление об орбитах сферической формы, а Кеплер заменил сферические орбиты на эллиптические, добавил к теории свои законы движения, проложив, таким образом, путь для открытия закона всемирного тяготения. Аналогично видения Моисея в пустыне и Савла на дороге в Дамаск не только показали им истинность Божьих целей, но и помогли их последователям совершить новые открытия.
Сходства и различия
На рис. 11 приведена схема сходств и различий богословского и научного взглядов на природу. Данная схема, как и вся книга, говорит лишь о естественных науках, таких как физика, биология, и не затрагивает общественные науки. Кроме того, мы рассматриваем лишь библейское богословие и не касаемся темы естественного богословия.
С учетом сходств и различий между научным и библейским взглядами на природу ответим на вопрос: что же их связывает? Существуют две наиболее популярные схемы ответа на этот вопрос: схема "двух сфер" и схема согласования, у каждой из которых есть несколько разновидностей.
1. "Две сферы". Чаще всего богословие и науку рассматривают как две совершенно различные области знаний. Хотя у каждой из них свои законы, неизменно встает вопрос о разделe территории между ними.
Рис. 11. Богословие и естественные науки
В XIII веке Фома Аквинский смог привязать естественные науки Аристотеля к разуму, а христианское богословие к вере. Согласно учению Аквината, здравый смысл и разум нужны ученому для того, чтобы изучать природу и объяснять ее механизмы. Так можно было вывести и доказательства существования Бога. Богослов верой принимает открытые ему истины христианства, такие как учение о Святой Троице и о воплощении, т.е. те истины, которые невозможно постичь разумом. К сожалению, в более поздние века модель Аквината стала служить для противопоставления разума и веры, о чем не забыто и в наши дни. Например, когда говорят "наука и вера", то чаще всего этими словами стараются противопоставить науку и богословие, хотя и там и там нужны "разумная вера" и "уповающий разум". И там и там полагаются на взаимодействие гипотезы с наблюдением: в одном случае - это научная теория и экспериментальные данные, а в другом - богословская доктрина и конкретные факты из Библии. Томизм породил идею о "Боге непознанного", Который вступает в действие, лишь когда в природе происходят необъяснимые явления или когда дело касается человеческих взаимоотношений.
В XIX веке либеральные богословы вслед за Фридрихом Шлейермахером и Альбрехтом Ритчлем придерживались мнения, что эти две области знания никак не соприкасаются. Конфликт или столкновение между ними невозможны, потому что природное и надприродное (бытие и действия) нигде не пересекаются. Эти богословы не шли ни на какие компромиссы, в отличие от Джеймса Маккоша, который считал, что богословие имеет право на метафизические суждения о природе. Они рассматривали христианство как этическое и социальное учение, порожденное чувствами и воздействующее на чувства, но не имеющее отношения к знанию (9) . Кто-то из них признавал, что наука не может обнаружить Бога и определить Его цели, а потому причинно-следственное объяснение сути природы должно быть подчинено религии. Тем не менее, данное ими определение христианства очень мало напоминало библейское учение о том, что нравственные и этические правила основываются на самооткровении Бога, данном через исторические события и природные явления.
Возникшее в XX веке движение неоортодоксов, которое возглавили Карл Барт и Эмиль Брюннер, стремилось подчеркнуть трансцендентность Бога и пропасть между Божьим откровением и результатами исследовательского труда человека, включая и научные исследования. Согласно этому взгляду, предмет богословия - это вечный Бог, Которого можно познать лишь через особое откровение, данное Им Самим. Наука выдвигает суждения о наблюдаемых явлениях, занимается изучением "преходящего" и пользуется человеческими методиками. Богословие и наука изучают различные сферы и потому не пересекаются. Существовало несколько разновидностей неоортодоксии, причем все они включали целый ряд главных верований, которые воздвигли стену между богословием и наукой (10) . Во-первых, стремление к стабильности религии требовало, чтобы богословские доктрины не зависели от постоянно меняющихся результатов "высшей критики" - исторической или научной. Во-вторых, считалось, что откровение - это совершенно иной источник знаний, не сходный с тем, из которого черпают знания разум или органы чувств, поэтому "иной" источник дает совершенно "иные" знания. В-третьих, неоортодоксы полагали, что откровение не поддается разумному восприятию, поэтому не может служить предметом рационального исследования. В-четвертых, полная несхожесть Бога и Его творения вела к дальнейшему размежеванию между богословием и наукой. Этот подход также внес свой вклад в ложное противопоставление веры и науки.
Модель "двух сфер" в своих различных вариациях представляет библейское откровение и его учение о природе в ложном свете. Нет причин расселять богословие и науку на соседние территории со спорными границами, которые, тем не менее, обнесены подобием Берлинской стены. Не следует различать их по несоприкасающимся областям знаний. Богословие и наука живут в одном мире и наблюдают за одними явлениями.
2. Конкордизм. Второй подход также имеет много разновидностей. Его цель - согласовать библейское и научное объяснения сути природы, поставить их на одну доску. Считается, что наука и богословие дают миру кусочки единой большой головоломки, которые нужно собрать вместе, чтобы получилась полная картина мира. Например, ряд богословов считает, что рассказ о сотворении мира из главы 1 Бытия содержит исторические и научные данные, дарованные через Божье откровение, и с их помощью можно дополнить картину, полученную геологией. Если объединить два источника информации, то получится полная картина того, как развивалась Земля с момента ее сотворения. Например, недавно появилась книга, в которой дается толкование главы 1 Бытия, причем каждая фраза и каждое слово Писания объясняются с научной точки зрения с привлечением современных научных данных. Подробная схема и таблица показывают, как точно соответствуют друг другу библейское и научное описания сотворения мира. Авторы утверждают: "Мы надеемся, что данная книга поможет христианам уверовать в то, что, используя обычный разговорный язык древнего Израиля, Бог сообщил людям основные (и очень сложные) научные истины" (11) . Богослов Бернард Рамм описал и более ранние попытки обнаружить "зачатки" современной науки в древних текстах (12) .
У согласовательного подхода есть несколько крупных недостатков. С точки зрения герменевтики, это новый оригеновский аллегорический метод толкования. К его буквальному, нравственному и духовному исследованиям текста потом прибавился апагогический (см. главу 8). Теперь нам предлагают отыскать пятый подход - научный. Например, сторонники согласовательного подхода предлагают к тем значениям, в которых в главе 1 Бытия употреблено слово "день", прибавить еще одно - "геологическая эпоха", которое не имело ни малейшего смысла для первых читателей книги, да и для всех остальных, живших еще два столетия назад. Если следовать данному подходу, то толкование Библии становится крайне запутанным делом, а его результаты отдают научной фантастикой.
У согласовательной модели есть и другие слабые места. Так как научные теории часто меняются, наука время от времени вынимает из головоломки одни "кусочки" и заменяет их другими, которые образуют уже совершенно новую картинку. В результате, "кусочки", положенные богословием, больше не вписываются в общую картину, и возникает необходимость их замены. Другими словами, богословский вклад (если он нужен) всегда зависит от того, верны или неверны какие-то научные теории. Тем не менее, хотя "согласователи" и полагают, что наука и богословие дают "кусочки", предназначенные для одной картинки, из них получаются две разные: безликий, математический механизм науки противостоит библейскому изображению Бога - Личности, у Которой есть план развития мира.
Приведем другой пример. Как два человека, говорящие на разных языках (один на языке цифр, а другой - на языке Библии), могут играть в "балду"? Так как язык естественной науки - математика (алфавит которой состоит из цифр), то слова разговорного библейского языка вряд ли могут в чем-то дополнить научные суждения о природе.
Согласовательная модель стремится показать научную достоверность Библии, но она не отвечает на вопрос: о какой науке идет речь? О космологии Аристотеля и Птолемея или системе мира Коперника? Пятнадцать столетий Библия считалась научно достоверной книгой, ибо описывала движение Солнца вокруг Земли. В результате, многие богословы в штыки встретили новую систему мира. В XIX веке история повторилась: но тогда уже Библия была привязана к ньютоновскому миру-машине, который никак не хотел уступать место развивающемуся миру Дарвина.
Георг Сантана отмечает, что если мы не учимся на уроках истории, то обречены повторять ее ошибки. Многие люди потеряли уважение к церкви из-за того, что она осудила Галилея. Библейскому рассказу о сотворении мира перестали доверять потому, что его буквальное истолкование разбилось о теорию эволюции. Богословие, которое "вступает в брак" с наукой в одной эпохе, рискует "овдоветь" в следующей.
Взгляды на природу
Природа, как и вся реальность, многогранна. Ее можно рассматривать с разных точек зрения. Библейский и научный взгляды на природу - это две различные, но не полные картины мира. Например, представьте себе четырех человек - Эйнштейна, Гогена, Бетховена и царя Давида. Они стоят на вершине холма и видят великолепную долину, купающуюся в лучах заходящего солнца. Нельзя не залюбоваться столь идиллической картиной, оправленной в раму из золотисто-красных облаков. Они смотрят на одно и то же, но каждый замечает что-то свое. И они договорились: пусть каждый изложит присущим ему языком то, что видит, а потом они встретятся и сравнят свои впечатления. Через полгода они встречаются. Ученый Эйнштейн достает листы бумаги, испещренные математическими формулами, которые объясняют относительное движение Земли вокруг Солнца, цветовой спектр света и состав облаков. Художник Гоген показывает картину, отражающую красоту многоцветного заката. Музыкант Бетховен раздает ноты "Пасторальной симфонии", а потом просит товарищей закрыть глаза и прослушать ее в записи. Псалмопевец Давид воспевает: "Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь" (Пс. 18:2).
Кто лучше описал закат? Ответ на этот вопрос можно дать, если четко определить цель исследования. Если кто-то собирается долететь до Луны или запустить ракету, то ему полезнее знать формулы Эйнштейна. А вот над камином приятнее повесить картину Гогена. После трудного дня нам, может, захочется закрыть глаза и послушать музыку Бетховена, а чтобы выразить благоговение перед Творцом, несомненно, подойдут слова Давида. Природа многогранна, но и люди воспринимают ее по-разному. Когда человек попадает в сложную среду, жизнь его этой средой все равно не ограничивается, и то объяснение, которое он дает данной среде, никогда не будет единственно правильным (13) .
Если признать, что ни один взгляд на природу не будет исчерпывающим, то становится ясно: ее библейское и научное описания - это два взаимодополняющих взгляда. Это карты двух видов одной местности (см. главу 9). Ограниченность каждого из них не вызывает "территориальных притязаний", а поднимает вопросы о целях и методологии. Границы этих взглядов - не государственные границы, в них не вбиты полосатые столбики. Но каждый из взглядов сам определяет свои рамки, решая вопрос о том, какого рода описание природы он дает, какой именно язык использует (см. рис. 12. В этой схеме не показано познание Бога через внутренний опыт или средствами естественного богословия).
Дональд Маккей приводит в пример рекламное электронное табло с бегущей строкой (14) . Оно висит на крыше доме, сотни лампочек то зажигаются, то гаснут, и прохожим становится ясно, что "Спикере" полон орехов, съел - и порядок". Если же вы попросите электрика, чтобы тот техническим языком пересказал нам, что происходит, он поведает нам о вольтах и амперах, сопротивлениях и конденсаторах, объяснит, почему лампочки вспыхивают в нужной последовательности на необходимые интервалы времени. Его подробный рассказ о лампочках трудно назвать неполным, хотя он ничего на скажет о содержании самой рекламной строки и значении каждого слова в ней (просто не поймет). Лишь рекламный агент может рассказать нам о содержании рекламы, а так же о том, кто дает эту рекламу и сколько за нее платит.
Маккей предостерегает нас против популярного ныне ограничительного подхода, сторонники которого стараются объяснить явление на основании только одного из его элементов. При таком объяснении стараются отсечь все, что не характерно для данного элемента. Например, можно сказать, что человек - это всего лишь скопление атомов (физика) или химических элементов (химия), или что он - животное (биология). Это все равно, что сказать, будто электронное табло - это только электрический прибор.
Вспомним о нашей идиллической картине и о тех, кто ее наблюдал. Бетховен мог бы сказать Эйнштейну: "Проанализировать музыку невозможно". Тем не менее, физик может дать анализ звука, произведенного каждым из музыкальных инструментов или целым оркестром, на основании его волновой длины, частоты и громкости. Но подобное научное объяснение ничего не скажет нам о смысле музыки. Ограниченность подхода носит не территориальный, а методологический характер. Каждый неполный взгляд на природу преследует какую-то свою цель, и оценивать его нужно исходя из того, что он нам дает, какую пользу приносит. Библейское и научное мировоззрения могут обогатить друг друга, если станут союзниками, носителями взаимодополняющих подходов к природе (15) .
Два пути познания Божьего откровения: Писание и природа (Пс. 18)
Писание раскрывает нам истины о Боге, человеке и природе (главная задача богословия - проследить связь между Богом и человеком в истории)
Природа показывает нам схемы развития явлений (главная задача науки - обнаружить механизмы природных явлений)
Рис. 12. Связь между богословием и наукой
Порой эти два взгляда пересекаются, взаимодействуют друг с другом. Их взаимодействие может быть очень плодотворным. Известный физик Джеймс Кларк Максвелл (IX век), будучи глубоко верующим христианином, оставался и крупным ученым (16) . Для него вера в Бога и библейское откровение были тесно слиты с научным пониманием мира. Он вывел понятие о токе смещения, предсказал существование электромагнитных волн, выдвинул идею электромагнитной природы света, дал основы электродинамики. Это можно отнести к наиболее важным открытиям того века. Богословская и философская концепция предметного мышления Максвелла помогла ему в научных изысканиях и подготовила почву для трудов Эйнштейна, который так отозвался об уравнениях Максвелла: "Вывод этих уравнений - важнейшее событие в физике со времен Ньютона. Важна не только глубина их содержания, но и то, что они дали нам качественно новый тип закона" (17) . Независимость мышления, которое выработала в нем христианская вера, позволила Максвеллу пробить брешь в механистической науке Ньютона и открыть новые пути понимания Вселенной.
Общая картина
Мы проследили развитие современной науки, появившейся на свет в XVI-XVII веках: говорили о ее целях, методах, о том, как она освободилась от давления философии и богословия. В наш научный век очень важно понимать, каковы рамки науки. Эйнштейн напоминал, что современная наука не дает ответов на вопросы о цели и назначении природы, не рассказывает о цели и смысле жизни. Она не может построить мост от того, что есть, к тому, как должно быть.
Но мы с вами увидели, что у библейского взгляда на природу тоже есть определенные рамки и цели. Он рассказывает нам о том, кто и зачем создал природу, о Творце, Его замыслах относительно человечества и природы. Библейская весть обращена к людям всех национальностей и всех поколений, она доносится до них на простом языке, а не на языке математики, на котором ученые описывают механизмы природных явлений.
Нашей главной задачей было прояснить тему разговора, разрушить стену непонимания, чтобы не приходилось тратить силы понапрасну. Разговор о том, как соотносятся между собой библейский и научный взгляды на природу, подвел нас лишь к нижней перекладине лестницы, но, наконец-то, мы смогли найти эту нужную лестницу! Для философов и богословов остался непочатый край работы, но говорить, какие научные теории приемлемы, а какие нет, они не имеют права.
Возможно, наука и сбросила ярмо философии, но не освободилась от философских допущений, от философского анализа научных методов и смысла научных теорий и законов. Кроме того, еще предстоит проанализировать связи естественной науки с другими мировоззрениями, с общественными науками, гуманистическим мироощущением и искусством.
Богословию так же предстоит дать оценку науки и техники в свете Божьей заповеди быть хозяевами земли. Ему следует оставить бесплодные попытки стать наукой и сосредоточиться на более широком круге вопросов: как использовать науку и технику на благо человечества и окружающей среды. Нам необходимо разработать полный богословский взгляд на природу с учетом не только библейского, но и общего откровения, которое мы познаем при помощи органов чувств и разума. Книга Бытия - это не последнее слово о сотворении мира, а первое звучание важнейшей темы Библии, которая красной нитью проходит через Ветхий и Новый Заветы. Чтобы понять суть мироздания, нам нужно не только оглядываться назад, но и смотреть вперед, стараясь понять, как связан мир с Иисусом Христом и новым будущим миром. Тварь и завет тесно связаны между собой. Бог все сотворил с определенной целью, которую мы постепенно познаем в ходе исторического развития человечества.
Слишком долго христианское учение о природе было спутником науки. Современное общество ставит науку в центр разумной вселенной и ждет, что все остальное будет вращаться вокруг нее, купаться в ее лучах. Богословие (которое некогда называли "царицей наук") получает роль лишь одной из планет, вращающихся вокруг солнца науки. Конкордисты, которые постоянно стараются согласовать библейские учения с новейшими научными теориями, поддались этой наукомании. Но сколько бы они ни вводили новых понятий - герменевтических эпициклов и деферентов, - орбиту библейского учения никогда не удастся втиснуть в орбиту науки. Необходимо нечто вроде интеллектуальной "коперниковской революции", для восстановления богословского мировоззрения в правах с другими, чтобы оно стало считаться независимым и достоверным способом объяснения материального мира.
Христианскую систему мира не стоит строить на каких-то конкретных открытиях в астрономии (древней или современной), не нужно привязывать ее и к существующим системам мира. Уникальность человечества не основывается на местоположении Земли во вселенной, на каком-то конкретном способе сотворения. Она определяется библейским откровением о том, что человек создан по образу Божьему и ему дана власть над Землей. Если отталкиваться от библейского взгляда на природу (человек - Божье творение и ему дан на "сохранность" мир), то и все остальные взгляды можно рассматривать через его призму.
Перед христианским богословием стоят огромные задачи. Тем не менее, связь богословия с различными науками, философией, искусством должна прослеживаться, скорее, не в логических умопостроениях, а в жизни каждого христианина. Бог дал нам откровение о Себе словами и поступками, так же оно должно проявляться и в жизни каждого из нас. В Нагорной проповеди (Мф. 7:24-27) Иисус сравнил всякого, слышащего Божье слово и повинующегося ему, с мудрым человеком, который свой дом строит на твердом камне, чтобы тот выстоял даже во время урагана. Библейское богословие рождается в повседневной жизни и обращено к ней.
Из всех четырех ученых, о жизни которых мы говорили, наиболее ясно и четко связь между наукой и богословием выразил Иоганн Кеплер. Он ощущал эту связь и в повседневной жизни. Свою любимую книгу "Гармонии миров" он закончил словами благодарения и хвалы Богу:
"Благодарю Тебя, о Господь-Создатель, творению Которого я столь безмерно радуюсь. Я радуюсь трудам рук Твоих. Се! Я завершил свой труд... Я показал славу дел Твоих... Душа моя, хвали Господа-Создателя, пока жив я... Ему хвала, честь и слава во веки. Аминь" (18) .