Еще раз об обществе, нации и этносе

Как в отношении между этносом и обществом, так и в отношении между нацией и обществом ведущим является последнее. Об этом уже довольно было сказано выше. Остается добавить несколько штрихов, которые позволяют также лучше понять отношение между этносом и нацией.

 

Когда на территории, населенной одним этносом, возникают несколько геосоциальных организмов, имеющих разные объективные интересы, с неизбежностью начинает реализовываться тенденция к образованию нескольких разных наций. Социорная граница превращается в национальную, а затем и этническую. Так возникла австрийская нация и австрийский этнос.

 

Сколько раз западногерманские публицисты высмеивали утверждения теоретиков ГДР об образовании двух наций: восточногерманской и западногерманской. Но теперь в объединенной политически Германии многим не до смеха. Различие между «остлерами» («осси») и «вестлерами» («весси») является реальностью, с которой приходится считаться и которое пока никак не исчезает.

 

Вот констатация современного положения вещей: «До сих пор взаимное отчуждение между «осси» и «весси» считалось «пережитком», преодолимой фазой сближения. Казалось очевидным, что бедное и больное общество бывшей ГДР должно медленно, но верно ассимилироваться в здоровом и богатом обществе ФРГ. Но расклад вышел иным: пришитые друг к другу части Германии срастаться отказались, а получившееся в результате операции существо, подобно чудовищу Франкенштейну, оказалось несчастным. Отчуждение не уменьшается, а растет: если до объединения немцы по обе стороны границы считали себя одной нацией, то сегодня уже почти все уверены: «осси» и «весси» — это два разных народа».[73] Это писалось в 1997 г. С тех пор положение не изменилось. Спустя три года в официальном докладе ведомства федерального президента отмечалось сокращение культурного взаимообмена между восточными и западными землями, рост отчуждения и даже агрессий в отношении между их жителями.[74]

 

Когда часть какой-либо этнической общности оказывается в составе чужого государства, а затем с течением времени начинает считать его своим отечеством, то между ней и основной частью этноса пролегает национальная, а затем и этническая граница. Если эта часть не была ассимилирована, то становится самостоятельным этносом. Так произошло с эльзас-лотарингцами. Социорная, а затем национальная граница сделали особыми этносами германо-швейцарцев, франко-швейцарцев, итало-швейцарцев.

 

Длительное пребывание украинцев в составе разных геосоциальных организмов провело между ними границу, если не национальную в точном смысле слова, то очень сходную с ней. Деление их на «схидняков» и «захидияков» достаточно четко проявилось после 1939 и особенно 1944 года. Как известно, некоторые политологи даже предрекали распад Украины.

 

Однако все описанные процессы не происходят автоматически. Не только этническая, но и национальная общность, возникнув на определенной объективной основе, может по инерции долго сохраняться и после исчезновения этой основы. Социорные границы в таких случаях не становятся ни национальными, ни этническими.

 

Наиболее яркий пример — поляки. В конце XVIII в. польский социально-исторический организм исчез, а польская нация и польская этническая общность продолжали сохраняться. Поляки, жившие в привислинских губерниях России, своим отечеством считали не Россию, и даже не эту ее область, а Польшу, какой она была до раздела. То же самое можно сказать о поляках, которые жили на землях, отошедших к Пруссии и Австрии. Это их национальное и этническое самосознание нашло свое выражение в созданной вскоре после раздела Польши знаменитой «Мазурке Домбровского», ставшей после возрождения польского государстве его гимном: «Еще Польша не пропала. Раз мы живы сами!»[75]

 

Выше говорилось, что нация в идеальном случае возникает на базе определенного геосоциального организма, который его население начинает считать своим отечеством. Был упомянут другой вариант: этнос, компактно населяющий часть территории геосоциального организма, начинает считать ее своим отечеством и тем самым становится особой нацией. Но возможен и еще один.

 

Бывает, что тот или иной этнос компактно населяет территорию, разделенную между несколькими государствами. Во всех этих странах его члены подвергаются дискриминации, являются объектом национального гнета. В результате эти люди становятся политической силой, которая борется за освобождение и одновременно объединение населенных им частей нескольких геосоциальных организмов в одно независимое государство, в один социально-исторический организм. Данное движение является одновременно национально-освободительным и национально-объединительным.

 

Члены этого этноса рассматривают как свое отечество всю населенную ими территорию, независимо от ее нынешней государственной принадлежности, и тем самым одновременно образуют и нацию. Здесь нация возникает раньше геосоциального организма. Но процесс ее формирования может завершиться только после образования такого организма. Что-то похожее на это происходит в настоящее время с курдами.

 

Весь приведенный материал свидетельствует в пользу трактовки нации как особой общественной, прежде всего политической, силы, представляющей собой совокупность людей, объединенных общностью отечества и отстаивающих его интересы, которые одновременно являются и их собственными общими интересами. Нация может иметь и другие характеристики, но именно в этом заключена вся ее суть. В отношении нации еще в большей степени, чем в отношении этноса, может быть сказано, что ее формирует общность исторической судьбы.

 

Как видно из всего сказанного, в отношении между нацией и отдельным конкретным обществом, социором, так же как в отношении между этносом и социоисторическим организмом, ведущим, определяющим в конечном счете всегда является социально-исторический организм. Именно социально-исторические организмы, а не этносы и не нации являются первичными субъектами исторического процесса, из которых складываются другие — более сложные — его субъекты.

 

Национализм и патриотизм

 

Слово «национализм» имеет немало значений. Чаще всего под национализмом понимают идеологию движений, руководствующихся «национальной идеей», и совокупность действия, совершаемые людьми под влиянием этой идеологией.

 

Возникновение нации с необходимостью предполагает появление «национальной идеи». Но когда нация формируется по признаку принадлежности к социоисторическому организму, национализма в привычном понимании этого слова не возникает. Национальная идея в таком случае не предполагает противопоставления людей по признаку этнической принадлежности. Это отнюдь не означает отсутствие вообще какого бы то ни было противопоставления групп людей в пределах социоисторического организма. Но это — противопоставление не одного этноса другому, а людей, отстаивающих интересы своего отечества, людям, которые выступают в разрез с этими интересами, т.е. подразделение населения социоисторического организма на патриотов и антипатриотов.

 

В эпоху складывания централизованных государств в Западной Европы в качестве антинациональной силы выступали те представители класса феодалов, которые противились этому процессу, независимо от их этнической принадлежности. В годы Великой Французской революции нацию составили все те жители этой страны, которые боролись за ее революционное преобразование, опять-таки независимо от своей этнической принадлежности. В их числе были и этнические французы, и эльзас-лотарингцы, и корсиканцы и т.п. Объединяла их принадлежность к непривилегированному, «третьему» сословию.

 

Еще в январе 1789 г. Эмманюэль Жозеф Сийес (1748 — 1836) в знаменитой брошюре «Что такое третье сословие?» прямо заявлял: «...Третье сословие обнимает все, что относится к нации; и все, что не заключается в третьем сословии, не может считаться частью нации».[76] В ходе революции в качестве врагов нации выступила значительная часть дворян, которые в большинстве своем были этническими французами. Логика борьбы привела к тому, что многие из них покинули Францию и вступили в ряды иноземных армий, боровшихся против их бывшего отечества.

 

Почти все они субъективно продолжали считать себя патриотами. Ведь они, как это им представлялось, сражались не против Франции вообще, а лишь против новой, революционной Франции. Они вели борьбу за Францию, но только не новую, а старую, дореволюционную, которая продолжала оставаться для них отечеством. Но вопреки их субъективным представлениям, к этому времени существовала только одна Франция — новая. Никакой другой не было. И поэтому, хотели они этого или не хотели, они стали предателями, оказались вне отечества и вне нации. То же самое произошло с и теми этническими русскими, которые в союзе с иностранными интервентами сражались в годы Гражданской войны 1918—1922 гг. в России против советской власти. Белоэмигранты оказались за пределами отечества и вне русской нации.

 

Но главное не в том, что после революции другого отечества, кроме нового, не существовало. Ведь в предреволюционное время тоже существовало одно отечество, причем со старыми порядками. И революционеры боролись против этих порядков. С чисто формальной точки зрения получалось, что они боролись против своего отечества. И, как хорошо известно, сторонники старого режима нередко обвиняли революционеров в антипатриотизме, в измене отечеству и т.п. грехах. Но это были фальшивые обвинения.

 

Суть дела в том, что интересы социоисторического организма, т.е. отечества, требовали изменения общественного строя. И поэтому те люди, которые боролись за коренное преобразование социора, служили интересам отечества, были патриотами. Революционеры всегда патриоты, истинные патриоты. К революционной борьбе их побуждают не просто интересы тех или иных классов, а патриотизм.

 

«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? — писал В.И. Ленин, — Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всех работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты... И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии...».[77]

 

Среди революционеров могут быть представители господствующего класса, заинтересованного в сохранение существующего строя. Это люди, которые поставили интересы своего отечества выше интересов своего класса. Они изменили своему классу во имя служения отечеству. Прекрасный пример — декабристы. Что же касается врагов революции, контрреволюционеров, то они всегда, независимо от своих субъективных намерений, переживаний, — враги отечества, предатели нации.

 

Национальная идея при том варианте развития, который имел место в Западной Европе, была идеей патриотической. Она выражала реальные интересы того или иного социоисторического организма и была явлением прогрессивным. Существование объективных интересов социоисторического организмов, которые представляют собой одновременно интересы, если не всего его населения, то значительной его части, есть несомненный факт, по крайней мере, для истории нового времени. Этот факт, к сожалению, нередко игнорировался многими марксистами, делавшими упор на классовые интересы.

 

Но это отнюдь не значит, что патриотическая, или социорнонациональная (соционациональная) идея всегда была явлением только позитивными. Нередко она использовалась для прикрытия своекорыстных интересов правящих классов или даже просто тех или иных клик. В случаях несправедливых войны, особенно колониальных, патриотическая идея были маскировкой и оправданием всевозможных преступлений и иных мерзостей. Об этом лучше всех сказал в свое время великий американский писатель Марк Твен (наст. имя и фам. — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, 1835 — 1910) в замечательных памфлетах, среди которых особо выделяются «О патриотизме» (1900; 1923) и «В защиту генерала Фанстона» (1902).

 

В самое последнее время среди наших публицистов, именующих себя демократами, но в действительности выражающих интересы российской компрадорской буржуазии, стало необычайно модным приводить изречение английского писателя Сэмюэля Джонсона (1709—1784) : «Патриотизм — последнее прибежище негодяя». Но вопреки их трактовке С. Джонсон осуждает не патриотизм сам по себе, а использование лозунга патриотизма для прикрытия грязных делишек.

 

Когда нация строится по признаку не социорной, а этнической принадлежности, «национальная идея» всегда предполагает политическое, а нередко и правовое противопоставление людей, образующих разные этносы. Не буду долго задерживаться на национализме господствующего этноса, одновременно образующего и нацию. Это явление всегда отрицательное и только отрицательное. Национальная идея в таком случае служит оправданием и обоснованием привилегированного положения данной группы людей, ее нрава на притеснение и дискриминацию всех других этнических групп.

 

В национализме дискриминируемого этноса выражается его стремление покончить с своим приниженным положением. В этом смысле в нем есть демократическое, позитивное содержание. И если бы данная идеология этим бы исчерпывалась, если бы лозунгом такого движения было полное равенство всех людей, независимо от их этнической принадлежности, то собственно нельзя было бы назвать ее национальной, тем более националистической.

 

Но так, обычно, никогда не бывает. В национализме притесняемой этнической общности почти всегда присутствует его противопоставление всем остальным этносам, прежде всего господствующему. И когда программой движения является требование территориальной автономии, тем более независимости, то почти всегда явно или неявно подразумевается, что власть в автономной области, тем более в независимом государстве, должна принадлежать прежде всего или даже исключительно представителям I данной нации. Иначе говоря, данная программа предусматривает предоставление привилегий данной нации и явную или неявную дискриминацию людей, принадлежащих к иным этносам и прежде всего к господствующей нации. В таком случае идеологию движения обычно характеризуют не как национальную, а как националистическую.

 

Националистической может быть и чаще всего бывает и идеология настоящего национально-освободительного движения. В случае же квазинационального движения идеи этнократии, исключительности прав и привилегированного положения данного этноса являются центральными. Национализм нередко при этом перерастает в этнорасизм.

 

Ярким примером может быть положение, сложившееся в Латвии и Эстонии. Русское и вообще русскоязычное население в большинстве своем лишено гражданства этих стран, а тем самым и многих политических и гражданских прав.[78] Фактически в этих республиках сложился режим апартеида, во многом сходный с тем, что еще недавно существовал в Южно-Африканской республике. Отличие в основном лишь в том, что в ЮАР деление на привилегированную и дискриминируемую группы населения проводилось по расовому признаку, а в Латвии и Эстонии — если неформально, то по существу по признаку этнической принадлежности.

 

И в Латвии, и в Эстонии в самое последнее время приняты законы, еще более ухудшающие положение русского и вообще русскоязычного населения. «Владение эстонским языком, — сообщают из Таллина, — основное условие не только для получения гражданства, но после принятия 9 февраля поправок к соответствующему закону оно стало основным и для получения работы. Сектор возможностей для тех, кто знает эстонский язык, широк, для тех, кто его не знает или знает плохо, катастрофически сужается, формируя принципиально разные общественные слои в рамках одного государства. Граждане и неграждане, эстонцы и неэстонцы — за этими понятиями скрываются своеобразные миры, существующие в Эстонии сепаратно, в несравнимо разных материальных, духовных и правовых ипостасях».[79]

 

Совершенно закономерно, что правящая элита этих государств, проводя политику апартеида, всемерно поощряет пропаганду национализма и этнорасизма, не только терпимо, но в высшей степени благосклонно относится к фашистским военным преступникам (солдатам и офицерам национальных частей СС), всячески оправдывает совершенные ими и служащими полиции, созданной немецкими оккупантами из местных жителей, чудовищные преступления. Дело дошло до того, что в Латвии 18 марта — день первого боя созданного по личному приказу Адольфа Гитлера латышского легиона «Ваффен СС» — был официально объявлен государственным праздником. В 1998 г. была переиздана антисемитская книга «Страшный суд», опубликованная латышскими фашистами в 1942 г. с предисловием Генриха Гиммлера. Не захотела отставать от Латвии и Эстония. 19 мая 1999 г. в Таллине были торжественно перезахоронены останки бывшего командира 20-й дивизии СС Альфонса Ребане.[80]

 

В нашей «демократической» прессе различного рода националистические партии и группировки, существующие в странах СНГ и Прибалтики, нередко именуют национально-демократическими. Чаще всего как демократические характеризуются также такие, например, объединения, как Народный Рух Украины и Белорусский народный фронт (БНФ). В действительности же этнонационализм и демократия несовместимы, что можно видеть на примере деятельности названных политических образований.

 

Основной их лозунг — пропаганда вражды к России и всему русскому, насильственное вытеснение русского языка и принуждение населения этих стран к пользованию одним лишь языком, в первом случае украинским, во втором — белорусским. БНФ не повезло. Его политика наткнулась на упорное сопротивления населения Белоруссии и прежде всего самих белорусов и провалилась. На референдуме 14 мая 1995 г. за придание русскому языку статуса государственного высказалось 83% его участников. Программа же Руха вопреки воле большинства населения Украины настойчиво проводится в жизнь властями республики, ее правительством и президентом, хотя последний и был избран лишь постольку, поскольку обещал придать русскому языку статус государственного.[81]

 

 

70. Энгельс Ф. Роль насилия в истории // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 21. С. 460-461.

 

71. Ленин В. И. О праве наций на самоопределение // Полн. собр. соч. Т. 25. С. 258-259

 

72. Каутский К. Борьба национальностей и государственное право в Австрии. СПб, 1906; Он же. Национальные проблемы. Пг., 1918.

 

73. Буртин А. Берлинская стена восстановлена? (В материале использована информация журнала «Шпигель») // МН. 1997. № 3. С. 27.

 

74. См.: Калашников В. Что не хватает немцам? // НГ. 25.11.2000.

 

75. Выбицкий Ю. (в пер. С. Кирсанова) Мазурка Домбровского // Польская поэзия XIX - XX в.в. М., 1963. С. 172.

 

76. Сийес, аббат. Что такое третье сословие? СПб., [1905]. С. 10-11.

 

77. Ленин В.И. О национальной гордости великороссов // Полн. собр. соч. Т. 26. С. 107-108.

 

78. См, например, : Биркенбах Х.-М. Расследование фактов как средство превентивной дипломатии. Взгляды международных организаций на конфликт по вопросу гражданства в Эстонии и Латвии. М., 1998.

 

79. Соколов В. До Таллина уже далеко // НГ. 24.02.1999.

 

80. См.: Реутов А. В Таллине похоронили нациста // НГ. 29.06.1999.

 

81. См. об этом: Семенов Ю.И. Россия: Что с ней было, что с ней происходит и что се ждет в будущем. М., 1995. С. 47-50.

 

 

Юрий Семёнов