Роман Салтыкова-Щедрина «История одного города» как шедевр русской сатиры
Одним из шедевров Салтыкова-Щедрина, блистательно реализовавшим его концепцию общественно-политической сатиры, посредством гротеска (Гротескный роман - это роман с причудливой, гротескной стилистикой и фразеологией, где допускаются, кажется, совершенно немыслимые сочетания необузданной сюжетной выдумки и внешне реального со всеми бытовыми подробностями факта. ) была «История одного города» (1869--1870).
Салтыков-Щедрин делал шаг вперед в разработке новых принципов художественной типизации. Заключалось же это новое в широком обращении к фантастике, в разнообразном использовании приемов гиперболизации и художественного иносказания.
Основная функция художественного преувеличения -- выявление сущности человека, подлинных мотивов, его речей, поступков и действий. Гипербола как бы прорывает осязаемые черты и покровы действительности, вынося наружу настоящую природу явления. Гиперболический образ приковывал внимание к безобразию зла, к тому отрицательному в жизни, что уже примелькалось.
Свое произведение автор выдал за найденные в архиве тетради летописца, будто бы жившего в XVIII веке, а себе отвел лишь скромную роль «издателя» его записок; царей и царских министров представил в образах градоначальников, а установленный ими государственный режим — в образе города Глупова.
«История одного города» — в сущности, сатирическая история русского общества», — писал И.С.Тургенев. Вся жизнь города Глупова нелепа, противоречит нормальной человеческой жизни. Его правители — злобные, жестокие куклы; цель их — уничтожение всего мыслящего. Фамилии-клички указывают на паразитизм и враждебность их носителей всему человеческому и прогрессивному. Градоначальники Глупова: Органчик (Брудастый), Прыщ (Фаршированная голова), Бородавкин, Негодяев, Перехват-Залихватский, Угрюм-Бурчеев - олицетворяют самодержавие и произвол.
В этом романе использованы все художественные приемы щедринской сатиры — сатирическая фантастика, гротеск, беспощадная ирония и веселый, торжествующий юмор. Фантастика эта в сущности своей правдива, реалистична, нереальны лишь внешние черты образов и событий. «Говорят о карикатуре и преувеличениях, но нужно только осмотреться кругом, чтоб обвинение это упало само собой... Кто же пишет эту карикатуру? Не сама ли действительность? Не она ли на каждом шагу обличает самое себя в преувеличении?» — писал Салтыков-Щедрин.
Брудастый-Органчик, несмотря на всю фантастичность своей внешности (вместо мозга у него вставлен примитивный механизм - органчик), совершает поступки, ничем не отличающиеся от поступков реально существующих правителей. При въезде в губернию он порет ямщиков, затем день и ночь пишет «все новые и новые понуждения». По его приказам «хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают». Такое управление было испытано веками, и чтобы так управлять, достаточно было иметь «пустую посудину» вместо головы. Недаром смотритель народного училища на вопрос глуповцев: «Бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?» — отвечает, что подобное вполне возможно, что некий правитель «Карл Простодушный... имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал».
Кроме «разорю!» и «не потерплю!», Органчику других слов и не требовалось по роду его деятельности. «Есть люди, — пишет Щедрин, — которых все существование исчерпывается этими двумя романсами». В образе Органчика до предела заострены черты автоматизма и бездушия правителей.
Градоначальник Василиск Бородавкин, знаменитый «войнами за просвещение», за внедрение в быт глуповцев горчицы и персидской ромашки, предстает тоже злобной, бездушной куклой и свои дикие войны ведет при содействии оловянных солдатиков. Но поступки Бородавкина отнюдь не более фантастичны, чем поступки любого правителя-самодура. Бородавкин «спалил тридцать три деревни и с помощью сих мер взыскал недоимок два рубля с полтиной».
В «Истории одного города» Щедрин предсказал гибель самодержавия. Униженные, доведенные до отчаяния глуповцы в конце концов начинают понимать невозможность своего существования в условиях деспотического режима Угрюм-Бурчеева. Писатель ощутимо передает нарастание гнева народа, атмосферу, предшествующую взрыву. Картиной этого мощного взрыва, потрясшего город, Щедрин заканчивает свою хронику. Угрюм-Бурчеев исчез, «словно растаяв в воздухе», и «история прекратила течение свое», история мрачного города, его забитых и покорных обитателей, безумных правителей. В жизни освобожденного народа начинается новый период. Подлинная история человечества бесконечна, она подобна горной реке, остановить могучее движение которой оказался бессилен Угрюм-Бурчеев. «Река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой». С предчувствием великих исторических перемен в Глупове связан светлый взгляд Щедрина на будущее, ярко воплотившийся в его книге.
В собирательной характеристике глуповцев немалую роль играли такие эпизоды и картины, где смех почти исчезает. Сдержанным суровым драматизмом веет от страниц, где описывались неурожайный год, страшная засуха, поразившая злосчастную, страну. Реалистически точно и выразительно автор изображал жуткие сцены поголовной гибели людей. Суровые, скупые и хмурые до отчаяния пейзажи и бытовые описания перемежались с размашистым, вызывающим язвительный смех повествованием о «начальническом попечении».
В русской прозе еще не было более выразительной по словесной живописи и проникновенному, хватающему за сердце драматизму картины деревенского пожара, чем та, которая дана в «Истории одного города». Тут и ощутимое изображение грозно полыхающего по ветхим строениям огня, удушливых клубов дыма, тут и грустный, горький лиризм, с которым рисуются переживания погорельцев, их бессильное отчаяние, тоска, охватывающее их чувство безнадежности, когда человек уже не стонет, не клянет, не жалуется, а жаждет безмолвия и с неотвратимой настойчивостью начинает сознавать, что наступил «конец всего».
Основной идейный замысел Салтыкова, воплощенный в картинах и образах "Истории одного города", заключался в стремлении просветить народ, помочь ему освободиться от рабской психологии, порожденной веками гнета и бесправия, разбудить его гражданское самосознание для коллективной борьбы за свои права, Само соотношение образов в произведении - один градоначальник повелевает огромной массой людей - подчинено развитию мысли о том, что самодержавие, несмотря на всю свою жестокость и вооруженность, не так сильно, как это кажется устрашенному обывателю, смешивающему свирепость с могуществом, что правящие верхи являются, в сущности, ничтожеством в сравнении с народной "громадиной". Достаточно угнетенной массе преодолеть чувство покорности и страха, как от правящей верхушки не останется и следа. Эту идею подтверждает завершение романа грозной картиной «не то ливня, не то смерча», гневно налетевшего на Глупов: «раздался треск, и бывший прохвост моментально исчез, словно растаял в воздухе».
“История одного города” -- реалистическое произведение, затрагивающее множество злободневных проблем. Образы города Глупова и его градоначальников аллегоричны, они символизируют самодержавно-крепостническую Россию, власть, в ней царящую, русское общество. Поэтому гротеск, используемый Салтыковым-Щедриным в повествовании, -- это еще и способ обличить отвратительные для писателя, уродливые реалии современной ему жизни, а также средство выявления авторской позиции, отношения Салтыкова-Щедрина к происходящему в России.
Сатира Щедрина всегда была на стороне тех, кто боролся за торжество справедливости и правды. Писатель верил в крушение глуповского строя жизни на земле, в победу бессмертных идей демократии и прогресса.
Жестокое обличение пороков общества, по мнению Салтыкова-Щедрина, -- единственное действенное средство в борьбе с “болезнью” России. Осмеяние несовершенств делает их очевидными, понятными для всех.