ИТАЛИЯ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ. 17 страница

VII

Москва, откуда бы к ней ни подъезжали, дает о себе знать золотой звездочкой колокольни «Иван Великий». Она видна далеко со всех сторон и представляет собой высоту от поверхности земли 38 1/2 сажени, а от уровня Москвы-реки — 57 сажен. Говорят, что фундамент ее идет на 20 сажен под землей; по крайней мере, архитектор Баженов, разрывая место для закладки нового дворца, констатировал этот факт. На месте колокольни была построенная Калитою церковка Святого Иоанна, писателя «Лестницы». Просуществовала она до самого конца XVI века и только при Борисе перестроена в новую. Когда ужасный голод в 1600 году постиг Россию, голод, во время которого, по уверению летописи, ели человечину, а в Москву со всех сторон стекался рабочий люд, который не мог прокормиться дома, царь Борис, чтобы занять всю эту массу, решил строить колокольню. Под блестящим куполом огромными медными вызолоченными буквами значится: «Изволением Св. Троицы, повелением великого государя, царя и великого князя Бориса Феодоровича Годунова, всея России самодержца и сына его, благоверного великого государя царевича, князя Феодора Борисовича всея России, храм совершен и позлащен во второе лето государства их». Несмотря на понятное недоброжелательство, с которым первые представители дома Романовых смотрели на Годуновых, надпись осталась целой и до сих пор. Глава Ивановской колокольни позолочена в 1809 году через огонь, и на ней поставлен новый крест после войны 1812 года, когда Наполеонпрежний крест снял, вероятно вообразив, что он золотой, и намереваясь победным трофеем вывезти его в Париж1.

1 Уверяют, что никто из французских инженеров не соглашался выполнить желание Бонапарта, говоря, что в короткий срок нельзя поставить лесов для работы. Тогда какой-то русский мужичок вызвался без всяких приспособлений, с помощью одной веревки, исполнить рискованное предприятие. На глазах Наполеона и изумленной свиты он очень быстро расклепал у яблока крест и спустил его по веревке вниз. Предание говорит, что Наполеон, пораженный таким поступком, приказал его расстрелять как изменника отечеству.

Колокольня «Иван Великий» была отчасти повреждена взрывами, произведенными французами в Кремле; Рождественская церковь и так называемая Филаретовская пристройка, находившаяся возле, не были взорваны; у колоколов были отбиты уши, оборваны языки, так что их нужно было переливать. Самый большой из теперешних колоколов, находящихся на колокольне, — Успенский — отлит в начале нынешнего столетия и весит 4 000 пудов. У подножья колокольни, на особом фундаменте, стоит самый огромный в мире — царь-колокол, весящий 12 тысяч пудов, превосходящий по тяжести и величине даже знаменитый пекинский. Отлитый при императрице Анне, он был повешен на брусьях, под деревянным шатром, над той ямой, в которой он был вылит. Провисел он всего только год: во время пожара веревки перегорели и он опять рухнул в яму, причем один край у него отбился. Архитектор Монферран (известный строитель Исаакиевского собора в Петербурге), по повелению императора Николая, снова извлек его из ямы и поставил на тот каменный фундамент, на котором он находится и ныне.

С высоты колокольни открывается чудесный вид на Москву и ее окрестности. Туристы считают долгом посещать ее, и Карл XII, вторгаясь в Россию, мечтал повесить на вершине ее свои шпоры. Более всего посещают ее на Пасху, когда свободный доступ открыт во все соборы. Провожатые ведут посетителей вверх, останавливаясь на галерее каждого из ярусов. С каждым этажом кругозор делается все обширнее, кремлевские соборы отходят книзу, горизонт поднимается. С самого верху кругозор хватает верст на сорок, если не больше.

VIII

Перед Кремлем расположена огромная Красная площадь с Лобным местом посередине. Она может быть названа одним из самых интересных исторических пунктов Москвы. Здесь некогда Иоанн Грозный, после знаменитого московского пожара, каялся перед народом и здесь же, на этом же Лобном месте, совершал свои ужасные казни. Через Красную площадь вступали войска Лжедмитрия 1-го, через нее же вступало ополчение Минина и Пожарского. Тут совершались торжественные церковные шествия; говорили посланцы царевы с народом, шумели раскольники с Никитой Пустосвятом во главе, и здесь же Петр казнил мятежных стрельцов.

В прежнее время, на пространстве девяносто одной сажени от Спасских ворот до Никольских, помещалось 15 церквей с кладбищами. Церкви эти были сооружены родственниками казненных на Красной площади, почему и назывались — стоящими на крови. Вокруг, на Никольском и Варварском крестце, расположены были ряды: Иконный, Сайдачный, Колчанный, Луговой, Масляной, Сельдяной и Медовый. Между посольским двором на Ильинке и Красной площадью москвичи стриглись и вся улица сплошь была устлана волосами. При Петре I здесь был поставлен балаган для народа, где устраивалось смехотворное позорище для народной потехи. В 1771 году, во время московской чумы, войска Еропкина стреляли отсюда по толпам волнующейся черни; а в 1812 году император Наполеон здесь делал смотр своим войскам.

Красная площадь сообщается с Кремлем через Спасские ворота, через которые никто не имеет права пройти и проехать, не сняв шапки. В древности здесь была Фроловская стрельня, то есть башня с отверстиями для лучного, мушкетного и пушечного боя. Иоанн III перестроил ее, и надпись, сохранившаяся до наших дней, доказывает, что низ Спасской башни дошел до нас в оригинальном виде. Строил ее Пьетро Антонио Солари в 1491 году. Верх стрельни венчался изображением всадника, вероятно — Георгия Победоносца. При Василии III над воротами повесили Спасов лик, отчего ворота и получили свое название. Кровля в стрельне была шатрообразная, — четырехскатная. При Михаиле Федоровиче английским архитектором Головеем наверху была поставлена восьмигранная башня с пирамидальной вышкой и двуглавым золоченым орлом. В XV столетии на Спасских воротах были часы, которые сожжены каким-то фанатиком, как немецкое антихристианское ухищрение; царь даже прослезился по этому поводу. В 1655 году на башне были поставлены часы, бой которых был слышен за 10 верст. При Петре мастер Гарно устроил амстердамские часы, в которых был бой с танцами. При Анне Иоанновне верх башни сгорел. После Отечественной войны вздумали к ним приделать портик коринфского ордера (который потом догадались убрать), а по обе стороны ворот возвели маленькие часовенки для молебна. Через Спасские ворота обыкновенно двигаются все торжественные процессии при вступлении в Кремль. В общем, архитектуру Спасских ворот можно признать готической. Они представляют очень любопытный памятник, который нам дорог если не блестящей архитектурной внешностью, то историческими воспоминаниями.

На площади, возле Спасских ворот, возвышается самое оригинальное и интересное здание древнерусского зодчества — собор Покрова Богородицы, известный в народе под именем Василия Блаженного. Прежде здесь, на этом подворье, стояла деревянная церковь Святой Троицы, называвшаяся иначе Лобной. В тот год, когда Грозный брал Казань (1552), умер в Москве Василий Блаженный — юродивый, пользовавшийся большим уважением в городе (тело его было положено под собором, а при царе Федоре Иоанновиче обретены его мощи). Огромное событие покорения Казани нужно было почтить каким-либо памятником, возблагодарить Бога за окончательное свержение Орды, почему Иоанн и остановился на мысли Покровского собора как церкви, всего более приличествующей Москве, называвшейся домом Пресвятой Богородицы. Внутри кремлевской стены все пространство было до того переполнено зданиями и садами, что для большого храма не хватило бы места. Удобнейшим и самым видным местом для этого была Красная площадь, как непосредственно прилегающая к Кремлю. Зодчие, Барма и Постник, удовлетворяя прихотливой фантазии Иоанна, создали дивное здание, представляющее удивительную смесь разных стилей и носящее на себе чисто восточный отпечаток. Масса глав с многогранными стволами колоколен, пестро раскрашенных и вызолоченных, способна поразить своей чудовищной оригинальностью самую необузданную фантазию. Здесь чувствуется отзвук индусских пагод, идущих фигурными затейливыми уступами кверху; местами можно проследить благородные очертания и пропорции итальянского стиля; воздушная мавританская архитектура дает себя знать некоторыми деталями; готика и византийский стиль первенствуют — по крайней мере, на первый взгляд. Весь храм представляется грудой террас, на которых сгруппировано несколько церквей, не имеющих между собою сходства, — разных размеров, стилей, цветов и форм. Нет ни одной главы, схожей с другими: они то скручиваются винтом, то обнимаются чешуей, то окроплены золотыми звездами, то пестрятся многогранными шишками, то готическими валиками возносятся кверху. Варварское великолепие собора дало повод знаменитому исследователю архитектуры Куглеру сравнить Василия Блаженного с фантастической группой колоссальных грибов. В прежнее время вызолоченные главы Василия Блаженного должны были давать впечатление неотразимое. В Покровском соборе восемь приделов; из них первый — придел святого Николая Чудотворца — освящен был при открытии собора в 1557 году.

В царствование Федора Иоанновича, когда открылись мощи юродивого, к Покровскому собору была приделана новая маленькая церковь, вмещавшая в себе гроб с мощами, а от этой церковки и весь собор получил свое название. Василий Блаженный стал любим царями настолько же, как и кремлевские соборы; здесь так же, как и в Кремле, в поминальные дни раздавались нищим подаяния, сюда сносили из царских теремов всевозможные припасы для кормления. Вокруг церкви, на папертях, лежало множество калек, слепцов, воспевавших Лазаря и Алексея — человека Божьего. Юродивые, конечно, тоже предпочитали этот собор, считая Василия своим патроном.

Здесь же совершалось знаменитое шествие на ослята в неделю Ваий, когда из Кремля к Покровскому собору шла торжественная процессия с зажженными свечами, фонарями, крестами, певчими, белым и черным духовенством, с патриархом и царем во главе. Войдя в придел Входа во Иерусалим, царь облачался в бармы и шапку Мономаха, а патриарх в полное свое облачение. Читали Евангелие, в котором рассказывается о торжественном въезде Иисуса, причем соответственно тексту приводили от Лобного места «осля», или белую лошадь, крытую белой попоной, на которую патриарх и усаживался боком, с крестом и Евангелием в руках. Конец шелкового повода держал сам государь, поддерживаемый боярами. В процессии возили на санях огромную изукрашенную вербу, увешанную всякими сластями. Дети устилали перед процессией путь дорогими материями, раздавался повсеместный звон, и процессия снова удалялась в Кремль.

В день Покрова и до сих пор совершается крестный ход; в этот день в собор ходят девушки-невесты замаливать себе жениха и приговаривают: «Святой Покров, девичью главу покрой».

В прежнее время на Красной площади, и особенно возле Василия Блаженного, стояли всегда толпы гулящего духовенства, ругались, бранились и заводили драки, а за церковью во рву, поросшем крапивой и чертополохом, водилась земляника и бегали дикие собаки. Еще в XVIII веке, в эпоху знаменитой московской моровой язвы, заштатные попы, с калачами в руках, нанимались для всевозможных треб, пугая нанимателей тем, что коли с ними в цене не сойдутся, они закусят калач и тогда не будут иметь права служить литургию.

Собор значительно изменен за время своего трехсотлетнего существования. В начале XVIII века здесь было 20 приделов, с особенным духовенством в каждом; ныне же в двух этажах собора помещаются одиннадцать приделов. Мощи Василия Блаженного лежат под спудом, а в соседнем приделе помещаются мощи другого юродивого, Иоанна, пользовавшегося большой популярностью в 1812 году; над гробницей его висят его вериги и железный колпак.

IX

Теперь нам надо рассмотреть еще несколько московских церквей, более или менее интересных, из которых на первом плане нужно поставить Покровский собор в Филях. Фили, небольшое селение на Можайской дороге, отличающееся своими живописными окрестностями, которые славятся по Москве под именем русской Швейцарии. Мазилово, Кунцево и Фили расположены на горной возвышенности, по крутым берегам Москвы-реки. Фили, в числе других имений, были подарены царем Алексеем боярину Нарышкину; там и была воздвигнута церковь в конце XVII века, по своей архитектуре могущая встать вровень с лучшими памятниками нашего зодчества. Фасад в высшей степени своеобразен и, вероятно, в свое время, когда еще не было сделано изменений, давал совершенно законченное впечатление. Внутри храма есть много старинных икон, украшенных драгоценными каменьями и даже стихотворными надписями. В ризнице есть Евангелие, печатанное в Москве в 1689 году, и полотенце работы царицы Наталии Кирилловны, шитое золотом и шелком. Говорят, что Петр любил бывать в Филях и петь на клиросе. В церкви устроено царское место, здесь же во время Отечественной войны останавливались французы, устроив из церкви конюшню и швальню.

В самой Москве в XVII столетии насчитывалось до 2 000 церквей, — количество едва ли преувеличенное, так как каждый боярин желал иметь свою домовую церковь; в городе находилось множество монастырских подворий и часовен на всех перекрестках. Всякое горестное или радостное событие в семье, данный обет, преступление — вызывали постройку небольших деревянных церквей, против которых восстал Никон, считая их удобным материалом для пожара. Чешуйчатый гонт крыш, часто ярко вызолоченный, хитрые черепицы, длинные узкие окна, едва пропускавшие сквозь решетки дневной свет, алтари с апсидом на север, вычурные колокольни с пролетами — все это в XVII веке дало самобытный стиль, представители которого дошли до конца XIX века во всей пестроте старинного великолепия.

Уверяют, что до патриарха Никона все церкви на Москве были одноглавы и только по его приказанию к ним было прибавлено четыре малые главы, долженствующие изображать четырех евангелистов; едва ли это достоверно, — на Руси и до Никона бывали пятиглавые соборы. Иностранцы (Олеарий, например) приходили в ужас от звона московских колоколен, говоря, что только варварское русское ухо может быть к ним приучено.

В глухом Грузинском переулке находится храм Грузинской Богоматери, главный престол которого поставлен в честь Святой Троицы. Украшенный кокошниками, индийскими луковицами, готическими башнями, он может быть назван одним из красивейших храмов Москвы. На Ильинке есть не менее замечательный храм Николая Чудотворца, называемый — «что у Большого Креста» (не сохранился). Самой замечательной особенностью этой церкви является большой крест с 36-ю мощами в верхнем конце, 46-ю в нижнем и 74-мя в поперечной перекладине; тут есть частицы мощей царя Константина, князя Владимира, Марии Египетской, Марии Магдалины.

На запад от Кремля расстилается широкое Девичье поле, на котором, по преданию, делали выбор девиц, посылаемых в Орду в виде дани. С одной из сторон прилегает к полю Новодевичий монастырь, основанный в 1524 году; построен он был в память возвращения от врагов Смоленска. Соборный храм монастыря имел престол Смоленской Богоматери Одигитрии, копия с которой была снята еще при митрополите московском Ионе. Первой настоятельницей монастыря была Елена Девочкина, от которой иные и производят название самого монастыря. Много исторических воспоминаний связано у нас с этим монастырем, еще бодро стоящим и доселе с своими крепостными башнями-бойницами. Здесь, во время крестного хода, на храмовом празднике, митрополит Филипп, собираясь читать Евангелие, заметил на одном из дерзких опричников неснятую шапку и сделал замечание царю, что и послужило поводом ссылки его, а потом и смерти. В Новодевичий монастырь удалилась вдовая супруга Федора Иоанновича, царица Ирина, и следом за ней пришел сюда брат ее Борис; здесь его умоляла вся Москва, с духовенством во главе, принять бразды правления, которые он держал в течение всего царствования Федора. В эпоху Смутного времени, когда Москва была занята поляками, здесь временно находилась Ксения Годунова, которую потом отправили в Суздаль.

С воцарением династии Романовых монастырь продолжал пользоваться вниманием высоких особ, и царевны, дочери царя Алексея, тешились здесь перезваниванием колоколов. Огромный интерес представляет Новодевичий монастырь в эпоху стрелецких мятежей.

Сюда была удалена царевна Софья; там она отлично обставилась, имея полный жизненный комфорт, но не смея выезжать из монастыря и ни с кем видеться, кроме своих сестер и теток, и то в большие праздники. Она, воспользовавшись поездкой брата за границу, опять завела сношения с мятежниками, что принудило Петра возвратиться возможно скорее и казнить 1 500 стрельцов; 230 из них, оказавшихся по розыску главнейшими зачинщиками, были казнены перед Новодевичьим монастырем, а трое из них, подносивших царевне прошение о вступлении на царство, были со свитками в руках повешены у самых окон ее кельи. Розыск, на котором не была строго определена степень ее участия в бунте, повел во всяком случае к тому, что она была пострижена в монахини под именем Сусанны, и Петр запретил пускать в монастырь даже певчих: «Поют и старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют — Спаси от бед, а на паперти деньги на убийство дают». Софья умерла в июле 1704 года, была погребена в том же монастыре. Тут же находятся гробницы дочерей царя Иоанна и Алексея и царицы Евдокии Лопухиной, первой супруги Петра Великого. Соборный храм величествен и огромен; сюда приезжал в 1812 году Наполеон осматривать монастырь, который хотя и был занят неприятелем, но служба в нем не прекращалась с дозволения неаполитанского короля. Выступив из монастыря, французы зажгли фитили, проведенные к пороховым погребам для взрыва обители, но благодаря твердости характера и находчивости монахини Сарры страшный взрыв был предотвращен: она вместе со своими подругами затушила и залила все тлевшие фитили.

Нельзя не упомянуть при перечислении московских святынь о Троице-Сергиевой лавре, предмете усиленного поклонения со стороны всей Руси, твердом оплоте в годину лихолетья. Основанная святым Сергием Радонежским, удалившимся в пустынь из богатого боярского семейства, принадлежавшего к высшему обществу, она с самых первых дней своего существования проявила могучую силу духа. То было время, когда духовенство и монашество действовали заодно с великими князьями в деле политического правления страной. Христианство было оплотом против татар, угнетавших Русь, и задача великих князей — свергнуть с себя постыдное иго — разделялась с огромным воодушевлением и черным духовенством. И монах, и дипломат, и пылкий поборник идеи — преподобный Сергий был центром кружка, готового во что бы то ни стало добыть государственную независимость. Недаром к нему приехал из Москвы великий князь Дмитрий Иванович перед походом против Мамая. Огненные речи и взоры двух иноков, сидевших за общей трапезой, не скрылись от зоркого глаза Дмитрия: он понял, какая кровь бьется под черными рясами, и просил Сергия отпустить с ним в войско Ослябю и Пересвета. Бесспорно, иноки лавры были лучшими, передовыми людьми своего века, к ним ходили на поклон не только богомольцы, но и великие князья. Все знали, что монахи послужат государству не одними благословениями и напутствованиями, а и делом, если доведется. Смутное время подтвердило это убеждение: лавра была единственным пунктом, не сдавшимся врагам, крепко отстаивавшим русскую веру и укреплявшим народный дух повсеместной рассылкою грамот.

Крепостная стена начата была в лавре еще при царе Иване Васильевиче; строили ее монастырские крестьяне, а камень и известь брали в ближайших волостях. Протяжение монастырской стены с двенадцатью башнями превосходило 550 сажен. На башнях было 90 огнестрельных орудий; на водяной башне помещался медный котел в 100 ведер, в котором варили смолу для обливания неприятеля во время приступа. Огромное количество народа, которое укрылось в монастыре, потом, после снятия осады, сохранило глубокую привязанность и уважение к месту священного оплота. С этих пор постоянно в лавре начинают воздвигаться новые храмы и здания. После бегства Петра в лавру были устроены в монастыре царские чертоги для приема государей на случай житья их в монастыре.

Главный соборный храм Троицы возведен из белого мрамора, а глава его вызолочена через огонь Иоанном Грозным. Иконостас в храме пятиярусный, сперва был обложен серебром, а потом вызолочен. Над престолом воздвигнута сень на четырех круглых столбах, на которые потрачено серебра 6 пудов 30 фунтов. Вообще утварь лавры отличается массивностью; дарохранительница сделана из 9 фунтов золота и 32 фунтов серебра; за престолом есть седмисвечник в виде целого дерева с ветвями, весь из серебра. Рака, в которой почивают мощи основателя лавры, сделана из серебра Иоанном Грозным, а серебряная сень над ней устроена Анной Иоанновной. Роспись стен храма произведена под руководством Андрея Рублева.

Остальные церкви лавры менее замечательны, но из них можно отметить Успенский собор, в котором погребены королева ливонская Марья Владимировна с дочерью Евдокией, а на паперти семья Годуновых, о чем говорилось выше. Интересна также монастырская трапезная, где в торжественные дни утверждаются соборные столы. Колокольня монастырская огромная; из колоколов — колокол Царь, весом 4 000 пудов, самый большой колокол в России. В монастырской ризнице хранится много драгоценных, замечательных вещей, из которых отметим: крест, присланный патриархом цареградским, утварь, принадлежавшую преподобному Сергию, множество писаных Евангелий, священные сосуды, воздухи, покровы, плащаницы, вклады царей, цариц, царевен, князей, бояр. На одной из митр есть огромный рубин. Замечательна панагия из агата, в котором натуральное сочетание цветов камня дает сочетание Распятия и молящихся возле него.

Х

Наши археологи обыкновенно различают четыре вида древней иконописи: новгородский с большими пробелами на платьях, чисто греческий, московский с золотом и суздальский с пробелами в виде тоненьких бликов. Но несомненно то, что все эти виды представляют самые незначительные варианты византийского искусства.

В первую эпоху христианства в живописи преобладала символистика. До VIII века допускались аллегорические изображения луны и солнца в виде символов, олицетворение Рима, Византии, ветра — в виде дующих ангелов. Тонкое чувство антиков иногда сказывается и здесь, и в спокойном колорите, и в компоновке фигур, и даже в той недвижной торжественности и благородстве, которыми запечатлены эти произведения. После падения Рима искусство там слабеет, центр его переносится в Византию, где оно, идя по следам римской школы, усваивает новые взгляды, вкладывает в живопись новый дух. Отличительные черты характера Византии — некоторая сухость и тонина фигур. Все пропорции узки, драпировки натянуты, иногда в сборках словно прихвачены гвоздями. Не довольствуясь резким контрастом цветов, иконописцы вводят антихудожественный элемент золота, который употребляется не только на фоне для ореолов, но и в драпировках. В церкви Сан Витале есть изображения императора Юстиниана, его супруги и двора с целой путаницей ног и тем неестественным поворотом всех фигур анфас, который можно видеть в натуре, разве только когда оперный хор поет на авансцене. Художник отдается деталям, увлекается выработкой тех или других узоров, причем заботится не о том, чтобы костюм был богат, а чтобы краски поражали роскошью использованного материала. Мозаики Святой Софии в настоящее время, как известно, замазаны, но при последней ее переделке временно они были открыты и с них успели снять копии. Из открытых изображений известно более всего изображение императора, склонившегося перед троном Господним. Император изображен с бородой, поза его очень неловка и деланна; протянутые руки с сжатыми пальцами выражают обычное в византийской живописи движение мольбы. Спаситель сидит на великолепном троне, писанном с очень слабым знанием линейной перспективы; слева изображен архангел Михаил в медальоне, а направо, в таком же медальоне, Богоматерь. Все мозаики сделаны на золотом фоне, и некоторые из них напоминают живопись катакомб. В Риме есть изображение (в бывшем арианском баптистериуме) Крещения, причем Иордан олицетворен в виде старика, держащего в одной руке ветвь, а другой как бы приветствующего крещеного; Христос, совсем еще мальчик, стоит до чресл в воде, над Ним голубь, изображенный в плане, а правее — Иоанн Креститель, с кривым посохом и в той обычной позе — с подогнутой слегка правою ногой и наклонением всего корпуса вперед, которая стала стереотипной и трактуется у нас до сих пор чуть ли не в каждой церкви на хоругвях. Вокруг сцены крещения идет пояс, расписанный фигурами двенадцати апостолов, весьма однообразными, отделенными один от другого маленькими пальмами. Все они стремятся к престолу, на котором водружен крест. На всех церковных изображениях, и в фигурах, и складках, еще чувствуется римлянин и грек. И прическа, и борода иногда в совершенстве передают римский тип, особенно на некоторых рукописных миниатюрах1.

1 Как, например, изображение евангелиста Луки в Четвероевангелии IX века, вывезенном с Афонской горы.

Для массы народа иконы заменили прежние фетиши язычества, они стали считаться оружием против дьявола. Особенно изображение креста считали невыносимым для него, и крест стали употреблять как амулет. Люди, стоявшие во главе просвещения, смотрели на все священные изображения как на обстановку, располагающую к молитве, и думали, что для народа они могут служить напоминанием тех или других священных событий.

Многие из изображений еще в период язычества отличались способностью двигаться: Минерва потрясала копьем, Венера плакала, иные боги вращали глазами. Священные изображения, источающие кровь, были только продолжением старого идолопоклонства: последнее слишком глубоко пустило свои корни, и поверхностно коснувшееся народа христианство было только номинальной верой. Семь столетий непрерывных апостольских трудов не вывели чернь из прежнего состояния; церковь даже покорялась народу в деле священных изображений: чернь их настоятельно требовала. В VI веке иконопись получила самое широкое развитие, и, конечно, образ в глазах народа не отличался от самого божества.

Когда христианство пришло в прямое столкновение с магометанством, почва для иконоборчества была подготовлена. На престоле был Лев Исавриец, родоначальник новой византийской династии. Под влиянием магометан, не признававших никаких изображений божества, и евреев, издавна с отвращением взирающих на каждую статую и картину как на идолов, сам ясно представляя весь фетишизм часто внешнего поклонения, Лев явился ярым противником икон. Он приказал убрать статую Спасителя, которая пользовалась особым поклонением со стороны народа. Когда царский служитель приставил лестницу и с топором поднялся кверху, толпа женщин кинулась на него и убила. Пришлось призвать войска, и дело кончилось бойней. Льва обвиняли как врага христианства, как последователя магометан и евреев. В аристократических слоях византийского общества царствовали или неверие, или полнейшая религиозная апатия; истинных, лучших христиан было мало. Император Константин, выказывавший полнейшее пренебрежение к религии тем, что ослепленного и опозоренного патриарха снова возвратил к должности, созвал в 754 году Константинопольский собор, который наименовал себя Седьмым Вселенским. На соборе этом единогласно было определено: все символы и изображения, кроме символа Евхаристии, считать еретическими, видоизмененной формой того же язычества. Все статуи и иконы должны быть вынесены из храмов, и тот, кто осмелится водворить их снова на прежнее место, предается анафеме.

XI

Монашество восстало: императора обвиняли, как нового Юлиана Отступника. Борьба была самая грозная. Никакие казни не могли помочь. Видя невозможность борьбы, Константин решился на самое уничтожение монашества; он выгнал монахов из монастырей, повыдавал монахинь замуж, сжег иконы, статуи и мощи, бичевал патриарха, обрив ему брови, вывел на посмеяние на арену цирка в рубашке без рукавов, а потом казнил его и на место его посадил евнуха.

Иконоборство продолжалось при сыне Константина Льве, но жена его Ирина, захватившая после него власть, установила прежний порядок. Новый, созванный ею собор объявил, что предшествовавший собор составляли безумцы и безбожники; поклонение иконам снова было восстановлено, — и снова пало в правление Льва Арменина, Его преемник Михаил отнесся к делу гонения совершенно равнодушно: он не верил ни в дьявола, ни в воскрешение мертвых, ему было решительно все равно, поклоняется народ иконам или нет, — он просил патриарха не обращать на это никакого внимания и забыть все определения и Никейского, и Константинопольского соборов.

Но монашество было сильнее императоров; после борьбы, тянувшейся сто двадцать лет, иконы снова были восстановлены; церкви, расписанные изображениями животных и птиц, снова покрылись иконописью.

Монашество, стоявшее на стороне народа и во главе его, в эпоху иконоборства не имеет, в сущности, ничего общего с священнослужителями — жрецами. В глубокой древности в Индии, как мы знаем, существовали аскеты, удалявшиеся из шумных городов в пустыню. Подобно им, такую же жизнь вели иессеяне в Иудее и жили в пустыне как «сотоварищи пальм». Христианская религия, сильнее, чем какая-нибудь, отвергающая суету жизни, заставила уходить ревнителей учения Христова в уединенные места. Молитва была для них жизнью и пищей, потребности же тела были ограничены до крайности. Сухие плоды, хлеб и вода — вот все, что они позволяли себе; теплая вода считалась же роскошью. Индийские теории вечного созерцания божества сами собой заставили верных поклонников, для уподобления Богу, заняться самосозерцанием. Такой взгляд перешел и к отшельникам христианства, — появились такие личности, как Симеон Столпник, в молодости много раз покушавшийся на самоубийство и тридцать лет проведший на вершине столба, с площадкой в один квадратный фут, прикованный на высоте железною цепью. Подражатели их были и у нас. Около пустынной кельи какого-нибудь аскета собирались несколько товарищей и изъявляли желание разделить его благочестие и суровую жизнь. Общежитие породило киновии, послужившие началом монастырской жизни. Монастыри привлекали к себе отшельников настолько, что в одном Египте насчитывалось их более ста тысяч. Чудесный климат много помогал строгому выполнению обязанностей сухоядения и отрешению от всякого комфорта. Бесчисленное множество отшельников скопилось по берегам Черного моря.