Поучение в Неделю Антипасхи

О христианстве

Блажени не видевший и веровавше[413]. Эти слова сказал Гос­подь верному ученику Своему, отказавшемуся поверить вос­кресению Господа, когда о воскресении Господа поведали ему братия его, Апостолы; эти слова сказал Господь ученику, объя­вившему, что он не поверит воскресению Господа, доколе лично не удостоверится в столь чудном и столь важном для всего человечества событии. Видехом Господа, говорили радостно святому апостолу Фоме прочие святые Апостолы, которым явился Господь в самый день воскресения Своего, вечером, проникнув в горницу, не отверзая дверей горницы. Горница была накрепко затворена и заключена из предосторожности от ненависти иудеев, только что совершивших богоубийство и принявших все меры против предвозвещенного воскресения. Аще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя, отвечал Фома, приведенный в недоумение радостнейшею вестию, и вложу перста моего в язвы гвоздинныя, и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры[414]. Так выразилось не неверие, враждебное Богу, так выразилась неизреченная радость; так выразилась душа пред величием события, превышающего человеческий ум, пред величием события, изменившего состояние человече­ства. С Христом и во Христе воскресло человечество.

Всеблагий Господь не замедлил доставить возлюбленному ученику желанное им удостоверение. По прошествии недели после первого явления Своего Апостолам, Господь опять явился им, когда они опять были все вместе, и Фома находился с ними. Двери были заперты, как и прежде, из опасения иуде­ев. Апостолы внезапно увидели Господа стоящим посреди их. Мир вам, сказал Он им. Потом, обратясь к Фоме, говорит ему: принеси перст твой семо и виждь руце Мои: и принеси руку твою и вложи в ребра Моя: и не буди неверен, но верен[415]. Этими словами Господь показал, что и тогда присут­ствовал Он, вездесущий по Божеству, посреди учеников Сво­их, когда Фома, полагая Его отсутствующим, высказывал им свое состояние недоумения при их поведании о воскресении. Фома желал удостовериться в воскресении: он получает не­сравненно высшее удостоверение, при котором уже на удосто­верение в воскресении не обращает внимания. Господь мой и Бог мой! восклицает Фома. «Удостоверившись в Твоем Боже­стве, не ищу уже удостоверения в воскресении. Тебе, всемогу­щему Богу, возможны все действия, превышающие постиже­ние человеческое».

В ответе на исповедание Апостола Господь ублажил невидевших и уверовавших. Помянул и нас Господь, помянул всех, не видевших Его телесными очами! Помянул Он и нас, уда­ленных от Него и пространством и временем! Помянул в то время, когда восприятым на Себя человечеством, принесен­ным в жертву за человечество и уже прославленным славою воскресения, стоял Он посреди святых Апостолов Своих! Не забыты Господом и мы, присутствующие здесь в святом храме Его, воспоминающие событие, от которого отделены восем­надцатью столетиями. Блаженны и мы, не видевшие Его, но верующие в Него! Блаженны те из нас, которые веруют в Него! Сущность дела — в вере. Она приближает человека к Богу и усвояет человека Богу; она представит человека пред лице Божие, и поставит его в последний день жизни сего мира, в начале вечного дня, одесную престола Божия для вечного видения Бога, для вечного наслаждения в Боге, для вечного соцарствия Богу.

Блажени не видевший и веровавше. Этими словами Господь совокупил с Апостолами воедино всех верующих всей земли и всех времен. Когда Он принес молитву о Апостолах Отцу Своему, пред исшествием на спасительные для нас страдания, тогда соединил с Апостолами всех истинных христиан. Не о сих же молю токмо, сказал Он, молю не только о Апостолах, но и о верующих словесе их ради в Мя[416]. Так и здесь: участни­ками блаженства Апостолов Он соделывает всех чад Церкви. Ваша же блаженна очеса, яко видят сказал Он Апостолам, и уши ваша, яко слышат: аминь бо глаголю вам, яко мнози пророцы и праведницы Ветхого Завета вожделеша видети, яже видите, и не видеша, и слышати, яже слышите, и не слышаша[417]. Блаженные самовидцы и слуги Слова предали нам виденное и слышанное ими[418], когда Слово плоть бысть, и вселися в ны, и видехом, говорит один из этих самовидцев Слова, славу Его, славу яко Единородного от Отца, исполнь благодати и истины[419]. Яснейшее поведание Апостолов соделывает нас как бы зрителями событий, которых очевидцами были Апостолы. При посредстве церковных таинств мы всту­пили в существенное общение с Господом и пребываем в этом общении при посредстве этих таинств. Бога, невидимого для чувственных очей, живая вера соделывает видимым для ду­шевного ока — ума[420]. Жительство по заповедям Господа достав­ляет нам таинственное явление Господа. Он является духовно внутри сердца, когда ученики Господа — понятия, образовав­шиеся и усвоившиеся уму из Евангелия — соберутся в сердце, заключат его двери, чтоб не проникли туда иудеи — помышле­ния враждебные Господу, отвергающие всесвятое учение Его.

Будучи причастниками положения святых Апостолов, мы дерзаем утверждать, что наше положение блаженнее положе­ния ветхозаветных праведников. Те веровали в грядущего Искупителя: мы веруем в пришедшего и совершившего искуп­ление. Тем обетованы были благодатные дары: мы получили дары в обилии, имеем их в руках, пользуемся ими соответ­ственно произволению нашему. Дародавец и богат и щедр бесконечно. Если ощущаем недостаток, то в этом виновны мы, единственно мы. Отсутствие ощущения благодатных да­ров производится слабостию нашею в вере; скажу откровен­нее: отвержением ее.

Отчего мы не имеем веры? оттого, что не принимали, не хотели принять никакого труда к изучению христианства, к стяжанию веры от слуха[421], которой доставляется ясное теоре­тическое познание христианства, к стяжанию веры от дел[422], доставляющей деятельное познание христианства. От этих двух познаний возводится стяжавший их, возводится Самим Бо­гом, как засвидетельствовавший зависевшими от него и воз­можными ему свидетельствами искренность желания познать Бога, возводится к таинственному, существенному духовному познанию, всегда соединенному с живою верою. Имеяй запо­веди Моя, сказал Господь, и соблюдали их, той есть любяй Мя: а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз воз­люблю его и явлюся ему Сам[423].

Христианство можно уподобить превосходной обширнейшей гавани, в которой с одинаковым удобством могут приставать суда всех размеров и всех родов устройства. Находит себе при­ют в этой гавани и смиренный челнок рыбаря, и огромный корабль купца, нагруженный разнообразным товаром, и броне­носный исполин, вооруженный бесчисленными средствами раз­рушения и смерти, и разукрашенная яхта царя и вельможи, назначенная для торжественных и увеселительных поездок. Христианство принимает в недра свои человека во всяком воз­расте, во всяком состоянии и положении, при всяких способно­стях, при всякой степени образования: принимает и спасает. Аще исповеси усты твоими Господа Иисуса, и веруеши в сердцы твоем, спасешися: сердцем бо веруется в правду, усты же исповедуется во спасение[424]. Кто примет христианство со всею искренностию сердца в лоне Православной Церкви, в которой одной хранится истинное христианство, тот спасет­ся. Все человеки искуплены одною ценою — Христом: и в деле искупления единственное значение имеет искупная цена. Дается она без различия и без лицеприятия за каждого, желаю­щего быть искупленным, верующего в значение цены и испове­дующего это значение. Исповедание значения искупительной цены есть вместе и отвержение всякого собственного значения и достоинства. Дается искупительная цена при условии само­отвержения. Простейший человек, не имеющий никакого раз­вития по стихиям мира, спасается при посредстве христиан­ства одинаково с ученейшим и с мудрецом. Христианство, как дар всесовершенного Бога, удовлетворяет преизобильно всех: вера от искренности сердца заменяет для младенца и простеца разумение, а мудрец, который приступит к христианству уза­коненным образом[425], найдет в нем неисчерпаемую глубину, недосягаемую высоту премудрости. В христианстве сокровенно и истинное Богословие, и неподдельная психология и метафи­зика. Только христианин может стяжать правильное позна­ние, доступное человеку, о человеке, о духах святых и отвер­женных, о мире, не видимом телесными очами. Из просвеще­ния, доставляемого христианством, образуется то воззрение на ученость человеческую, которое имеет на нее Бог. Премуд­рость мира сего — буйство у Бога есть Господь весть по­мышления мудрых, помышления, из которых составляется их ученость, яко суть суетна[426]. Помышления эти или познания относятся к одному временному и суетному, приводят имею­щего их к тщеславию, к гордости, к самообольщению, к погублению жизни в заботах об одном тленном и преходящем, к греховной жизни, к отвержению и забвению Бога и вечности. Когда же человек, не озаренный светом Христовым, дерзнет рассуждать о предметах духовных, тогда ум его блуждает как бы в мрачной, беспредельной пустыне, и вместо истинных познаний, к приобретению которых он не имеет никакой воз­можности, сочиняет мнения и мечты, облекает их в темное и хитросложное слово, обманывает ими себя и ближних, при­знавая мудрость там, где со всею справедливостию должно признать умоисступление и умоповреждение.

Странно, поразительно ослепление и ожесточение тех совре­менников Христа, которые видели Его, слышали всесвятое учение Его, были очевидцами изумительных знамений Его и не уверовали в Него. Стоя за семь столетий, как бы на высоте отдаленной горы, удивленный человеческим нечув­ствием, Пророк вопиял к этой многочисленной толпе живых мертвецов: слухом услышите, и не имате разу мети: и зряще узрите, и не имате видети[427]. Столько же странно и нынешнее неверие многих христианству, сияющему лучами яснейшей истины. Объясняет Писание причину этого неверия, говоря: отолсте бо сердце людий сих[428]. Оно сделалось плотским, дебелым от плотской жизни; оно сделалось слепым и глухим, оно сделалось мертвым ко всему духовному, к вечному и Божественному.

Изучение христианства доказывает со всею определенностию и решительностию истину его. Убеждение, доставляемое правильным изучением христианства, убеждение в существо­вании всего невидимого, преподаваемое христианством, го­раздо сильнее, нежели убеждение в существовании видимого, доставляемое чувствами. Так верно это убеждение, что тыся­чи тысяч человек оставили видимое, чтоб стяжать невидимое, не остановились запечатлеть кровию убеждение, не устраши­лись лютых казней, которыми безумие и исступление пыта­лось исторгнуть у них отречение от их убеждения.

Самый поверхностный взгляд на учреждение и распростра­нение христианства — поразителен. Он возвещает во услыша-ние вселенной, что установление христианства отнюдь не есть установление человеческое, что оно — установление Божествен­ное. Господь, приняв человечество, благоволил явиться не в блеске земного величия, — в положении земного уничиже­ния. Он произошел по плоти от царского племени; но племя это давно сошло с высоты царского престола, выселилось из царских чертогов в хижины, вступило в ряды и положение простолюдинов, снискивавших пропитание трудами рук. Не заимствовав ничего от силы и славы человеческой, Богочело­век ничего не заимствовал и от премудрости человеческой. Он был неученым[429]. Вышедши на проповедь в тридцатилетнем воз­расте, Он избрал Себе двенадцать учеников из той же среды простолюдинов, к которой принадлежал и Сам. Ученики эти были люди простейшие, неученые, безграмотные, младенцы, как называет их Евангелие в отношении к развитию по нача­лам падшего естества[430] — такими представляются лица, дол­женствовавшие быть основателями христианства.

Что завещавает и что предвозвещает этот Учитель этим ученикам? Он завещавает им признать в Нем вочеловечивщегося Бога, уверить в этом весь мир, обратить весь мир к слу­жению и поклонению Себе, разрушив все религии мира. Он завещавает им и всем уверовавшим в Него отречение от на­слаждений мира и отречение от себя для веры в Него и для усвоения Ему. О Себе говорит Он, что будет казнен понос-ною казнию преступников, и тогда всех привлечет к Себе. О них говорит Он, что они будут ненавидимы всеми, гонимы, убиваемы, что всех человеков уловят учением своим, преодо­лев и поправ и сильных и мудрых земли, что они посылаются как овцы к волкам[431], что из борьбы этой овцы выйдут решитель­ными победителями.

По разуму мира, учреждение христианства чуждо смысла; предположения Учредителя — несбыточная мечта увлеченного воображением и славолюбием; средства и орудия исполне­ния — ничтожны, странны, смешны; в предприятии, во всех отношениях несообразном ни с чем, видна невозможность его, видно разрушение в соединении с начинанием. Только три года были употреблены Учителем на образование учеников; не принято никакой заботы, чтоб познакомить их хотя с грамотностию, необходимой для чтения Священного Писания, не обеспечено ничем их содержание: напротив — им заповедана нестяжательность, а вместо наличных средств к содержанию дано обетование, что Промыслом Божиим будет доставляться им все нужное для временной жизни.

Такое необъяснимое разумом человеческим зрелище со­зерцается в самом установлении христианства; затем новое, столь же чудное зрелище представляют собою события, после­довавшие немедленно за установлением. События начались с Иерусалима, — объяли в скорейшем времени вселенную. Богочеловек был распят на древе крестном. Смертная казнь на кресте в те времена была равнознаменательна нынешней казни на виселице. На виселице предают смерти тех уголов­ных преступников, которых хотят обесчестить самим образом смерти. Вися на кресте, обнаженный, осыпаемый поругания­ми, Богочеловек начал предсказанное Им покорение человеков: сшце Аз вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе[432]. В то время как Он висел на кресте, распятый подобно Ему разбойник исповедал Его Господом, а стороживший Его сот­ник исповедал Сыном Божиим. По прошествии десяти дней по вознесении Господа на небо, совершилось сошествие Свя­того Духа на Апостолов: они исполнились многообразной пре­мудрости; не знавшие правильно своего языка, неграмотные, заговорили на всех языках мира, начали совершать изуми­тельнейшие чудеса, начали объяснять Писание, которого ни­когда не читывали. Тысячи иудеев приняли христианство. Смя­тенный успехами Апостолов Синедрион, состоявший из пер­восвященников и других почетнейших и ученейших лиц иудейского народа, призывает пред себя некнижных Апосто­лов, допрашивает, слышит ответы и учение, против которых не имеет возражения. Не находя слов, чтоб противопоставить словам, которыми выражалась истина, Синедрион прибегает к угрозам, к побоям, к томлению темницею, к побиению кам­нями, обличая тем слабость свою и могущество своих против­ников. Вслед за Синедрионом восстает на Апостолов Ирод, и, к величайшему утешению Синедриона[433], отсекает голову одного из Апостолов. Гонение в Иерусалиме заставляет удалиться из него многих учеников Христовых. Они рассеялись по вселен­ной и повсюду посеяли христианство, поливая семена кровию своею. В течение двадцати лет христианство объяло вселен­ную. Через пятьдесят лет после воскресения Христова хрис­тиане были так многочисленны, что в одной восточной армии римского императора Траяна нашлось одиннадцать тысяч хри­стиан. Он предал их всех без исключения смертной казни[434], к удивлению здравомыслящих, признававших величайшим без­рассудством истребление собственного войска. Ромил, началь­ник христианского отряда, сперва был бит жестоко, потом ему отрублена голова. Десять тысяч были распяты на крестах в пустыне близ Арарата; прочие убиты различным образом. Поступок Траяна имел и впоследствии подражателей. Рим­ские императоры, владыки вселенной, вооружились неприми­римой ненавистью и тиранством против христианства. Ни кель­ты, ни маркоманны, ни Атилла, ни Генсерик не истребили столько народонаселения в Римской империи, сколько истре­били их императоры — гонители христианства[435]. Три века про­должалась кровавая борьба между волками и агнцами. Одни действовали мечом, огнем, зверями, душною темницею, голо­дом и жаждою, всеми средствами мучения и убийства; другие сражались силою духа, силою веры, силою Божией, претер­певая ужаснейшие пытки, великодушно умирая за веру. По­беда увенчала борьбу трехвековую, и в начале четвертого сто­летия вера христианская сделалась господствующею в мире. Преклонились пред учением некнижных рыбарей и сильные и мудрые земли; преклонились пред ним все народы. Крест, доселе знамение поносной казни, соделался знамением высшей почести: носят его на главах и персях цари и архиереи; увен­чивает он храмы истинного Бога; он служит знамением каждо­го православного христианина, знамением его веры, его надеж­ды, его любви. Кто не признает в установлении христианства Божию волю, Божию силу, Божие действие, превышающие разум и силы человеческие? Совершилось невозможное, сверхъе­стественное, совершилось начинание и дело Божие.

Таким представляется христианство при общем взгляде на него. Более подробное изучение христианства приводит к более определенному убеждению в Божественности его. Са­мое сильное убеждение является от жительства по Евангель­ским заповедям, как и Пророк сказал: От заповедей Твоих разумех[436]. Убеждение от исполнения заповедей есть убежде­ние, действующее в самой душе человека: оно сильнее всяко­го убеждения извне. Евангельские заповеди успокаивают, оживляют, укрепляют душу. Ощутивший действие их в себе, стяжевает живую веру в Господа Иисуса Христа, и выражает она пред Господом залог сердечный определенным и решитель­ным исповеданием; глаголы живота вечного имаши, и мы веро-вахом и познахом, яко Ты ecu Христос, Сын Бога живаго[437].

Принеси перст твой семо, говорит Спаситель колеблю­щемуся в вере ученику, ученику, пораженному недоумением пред величием дел Божиих, принеси руку твою, и не буди неверен, но верен[438]. Осяжите Мя и видите[439]: начните дей­ствовать по указанию заповедей Моих, осяжите Меня жизнию по воле Моей, и увидите Меня, невидимого; увидите духовным ощущением души вашей: каждый таким образом осязающий Меня удостоверится во Мне, и в восторге о обре­тении Меня воскликнет с возлюбленным Моим Апостолом: Господь мой и Бог мой[440]. Аминь.

Поучение

в Неделю жен мироносиц, третию по Пасхе[441]