Святитель Игнатий Брянчанинов 3 страница

Необходимо подвижнику и каждому христианину отличить то, что предоставлено его пониманию, от того, что предоставлено лишь его созерцанию. Уму ограниченному не естественно понимать со всею удовлетворительностию действия ума неограниченного, ума Божия; тщетное усилие к пониманию и объяснению того, что превы­ше понимания, ведет единственно к заблуждениям, к богохульству, к ересям и безбожию.

196. Ловец диких зверей пустыни пришел для ловли в гору аввы Антония. Увидев, что Авва утешает братию, он соблазнился этим. Старец, желая успокоить его и показать, что нужно иногда предоставлять братии некоторое послаб­ление, сказал ему: «Вложи стрелу в лук твой и натяни его». Охотник сделал это. Старец сказал: «Еще натяни». Охот­ник натянул лук туже. Старец опять говорит ему: «Натяни еще более». Охотник отвечал: «Если сверх меры натянуть лук, то он переломится». На это авва Антоний сказал: «Так бывает и в деле Божием. Если будешь сверх меры напрягать силы братии, то они скоро отпадут от дела Божия; необходи­мо по временам давать им послабление». Ловец, услышав это, выразил свое согласие и пошел от старца с большою пользою, а братия, утвердившись в правильном воззрении на свой подвиг, разошлись по келлиям[179].

Повесть необыкновенной важности! Все подвиги, предпринятые несоответственно силам, оставляются. Так вредно впечатление, про­изводимое несоразмерным, оставленным подвигом, что подвижники, оставившие неумеренный подвиг, обыкновенно оставляют всякий подвиг и переходят к нерадивой жизни, к душевному расстройству.

«Безмерному деланию, — говорит святой Исаак Сирский, — по­следует уныние; унынию — исступление», т. е. расстройство![180] — Здесь не лишним будет заметить, что утешением называется неко­торое послабление братии, вне обычного порядка и правила для их жительства, преимущественно в пище. Когда на трапезу подадут или рыбу, или вино, или плоды — это называется утешением; ког­да в великий праздник все это предложится на трапезе, тогда уте­шение называется велиим, великим. Когда больному или старцу дадут одежду более спокойную, нежели какую носят вообще бра­тия, — это называется утешением. Никак не должно думать, чтоб послабление состояло в празднословии, шутках и смехе, воспрещен­ных заповедями Господа и преданием Апостольским. Всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный: от словес твоих оправдишися, и от словес твоих осудишися[181]. Горе вам, смеющимся ныне: яко возрыдаете и восплачете[182]. Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших: но еже есть благо к созиданию веры, да даст благодать слышащим[183]. Ниже имену­ется в вас сквернословие и буесловие, или кощуны (смехословие, шутки), яже неподобная[184]. Плач — жизнь монаха: рождает его мысль сознания своей греховности, мысль покаяния. По этой причине праз­днословие и смехословие, как истребляющие плач в самом корне его — в святых мыслях покаяния, как уничтожающие сущность и весь плод монашеского жительства, строго преследовались и пре­следуются во всех благоустроенных монастырях.

197. Говорят об авве Антонии, что он сказал: «Я видел Духа Божия нисходящим на трех человеков: на авву Афа­насия, — и дано ему патриаршество; на авву Пахомия, — и дано ему начальство над общежитиями; на авву Макария, — и дана ему благодать исцеления недугов»[185].

Замечательное видение! Вот какими орудиями поддерживалась Церковь Божия! Вот какими орудиями установлялись учреждения ее! Основал Бог Церковь Свою действием Слова и Духа Своего, — и поддерживает Он Церковь этим действием. Сами Апостолы из себя единственно не могли сделать ничего. Господь заповедал им пребывать неисходно во Иерусалиме, доколе они не облекутся силою Свы­ше, то есть доколе не низойдет на них Святой Дух. Облеченные силою Свыше, не прежде, они вышли на проповедь, насадили во все­ленной истинное Богопознание. Деятели в Церкви — Слово Божие и Дух Божий; благодатные человеки — только орудия. Человек, чуждый благодати, не может быть орудием. Ошибаются, тяжко оши­баются те, которые хотят действовать в деле Божием силою и сред­ствами своего падшего естества. Падшее естество заражено враждою к Богу, находится в общении и сродстве с падшими духами; как же может оно действовать в пользу дела Божия? Это — противоесте­ственно ему! это — невозможно для него! Опыты согласно показали, что человеки, вздумавшие действовать из себя в пользу дела Божия, действовали во вред его, в пользу дела демонов.

198. Однажды пришли старцы к авве Антонию; между ними был и монах Иосиф. Старец, желая искусить их, завел речь от Писания и стал спрашивать объяснение у каждого, начиная с младших. Каждый давал объяснение по своему разумению, а старец находил объяснение каждого неудовлетворительным;
потом, обратясь к монаху Иосифу, сказал ему: «Ты как объяснишь это слово Писания?» Иосиф отвечал: «Я не знаю». Тог­да авва Антоний сказал: «Однако монах Иосиф нашел тот путь, на котором говорят не знаю»[186].

Святые наставники иноков, желая, чтоб Священное Писание служило всецелым руководством в монашеском жительстве, вместе с тем желали, чтоб иноки, зная его по букве, наиболее изучали делами[187], особливо смирением. Это видно в житии преподобного Досифея[188], Иоанна Дамаскина[189] и других.

199. Однажды блаженный Антоний молился в келлии сво­ей, — и был к нему глас: «Антоний! ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии». Услышав это, старец встал рано утром и, взяв посох, поспешно пошел в Александрию. Когда он пришел к указанному ему мужу, муж этот крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику:

«Поведай мне дела твои, потому что для тебя пришел я сюда, оставив пустыню». Кожевник отвечал: «Не знаю за собою, что б я сделал когда-либо и что-либо доброе; по этой причине, вставая рано с постели моей, прежде нежели выйду на работу, говорю сам себе: все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за добродетели свои, а я один пойду в вечную муку за грехи мои. Эти же слова повторяю в сердце моем прежде, нежели лягу спать». Услышав это, блаженный Антонин отвечал: «Поистине, сын мой, ты, как искус­ный ювелир[190], сидя спокойно в доме твоем, стяжал Царство Божие; я, хотя всю жизнь мою провожу в пустыне, но не стя­жал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты выражаешь словами твоими»[191].

Глубина смирения есть вместе и высота преуспеяния. Нисходя в бездну смирения, восходим на небо. Покушающийся взойти на небо без посредства смирения низвергается в бездну самомнения и поги­бели.

200. Однажды некоторые ученики божественного аввы Антония, видя в пустынях бесчисленное множество монахов, прилежащих с великою ревностию по Боге и с соревнованием друг другу всем добродетелям и святым подвигам, спросили его: «Отец! долго ли будут продолжаться эти ревность и усердие к уединению, к нищете, к смирению, к любви, к воз­держанию и ко всем прочим добродетелям, которым так тща­тельно прилежит все это множество монахов, почти без ис­ключения?» Муж Божий так отвечал им, воздыхая и проли­вая обильные слезы: «Наступит некогда время, сыны возлюбленные, в которое монахи оставят пустыни и вместо их устремятся к богатейшим городам; там, вместо вертепов и хижин, которыми усеяна пустыня, они воздвигнут, стараясь превзойти одни других, великолепные здания, препирающиеся пышностию с царскими палатам. Вместо нищеты вкрадется стремление к собранию богатства; смирение сердца превра­титься в гордость; многие будут напыщены знанием, но чужды добрых дел, предписываемых знанием; любовь иссякнет; вместо воздержания явится убеждение чреву, и многие из монахов озаботятся о доставлении себе изысканных яств не менее мирян, от которых они будут отличаться толькд.одеждою и клобуком. Находясь Посреди мира, они не устыдятся неправильно присваивать себе имя монахов и пустынников. Не престанут они величаться, говоря: аз есмь Павлов, аз же Аполлосов[192]как будто вся сущность благочестия заключа­ется в значении предшественников, как будто Позволительно и справедлива хвалиться отцами, как хвалились иудеи пред­ком своим, Авраамом! Однако между монахами тех времен некоторые будут далеко лучше и совершеннее нас, Потому что блаженнее тот, кто могл преступити, и не преступи, и зло сотворити, и не сотвори[193], нежели тот, который увлека­ется к добру примером многих добрых. Так Ной, Авраам и Лот, проводившие святую жизнь посреди нечестивых, спра­ведливо Прославляются Писанием»[194].

201. По кончине Великого Антония некоторый духовный старец, упрошенный монахами, сделал объяснение на изрече­ния Великого[195]. Так например, на изречение; поди, живи в пустынеt и изучи брани демонов, дано упомянутым старцем следующее истолкование: совершенство монаха проистекает от духовного делания, а духовное делание приобретается чи­стотою сердца, чистота же сердца — умною молитвою. Пре­успеянием в умной молитве доставляется непрестанная мо­литва. Но демоны производят борьбу посредством помышле­ний и мечтаний, так же при.посредстве привидений, и эта борьба возбуждается сильнее в пустыне и безмолвии[196].

202. Поведал о себе авва Антоний: «Я видел все сети диавола распростертыми поверх земли; увидев это, я вздохнул и сказал: "Горе роду человеческому! кто возможет освободиться от этих сетей?" На это сказано мне: "Смиренномудрие спа­сается от них и они не могут даже прикоснуться к нему"».— Извлечение из объяснения, сделанного старцем: авва Макарий старший, египтянин, ученик аввы Антония, также видел во внутренней пустыне скита все сети страстей, которые ви­дел в своё время авва Антоний. Макарий видел диаволов в подобии двух человеков; это видение было чувственное, он видел телесными очами, но авва Антоний видел очами духа по закону видений, и проч[197].

203. Сказал авва Антоний: «Мы не приходим в преуспеяние по той причине, что не знаем ни мер наших, ни того поряд­ка, который необходим для преуспеяния; мы не понимаем, ка­кие дела приличествуют нам, — хотим стяжать добродетели, не употребив труда к стяжанию их. Каждый раз, когда восста­ет борьба против искушения в том месте, в которое мы призва­ны для жительства, — переселяемся в другое, полагая, что на­ходится какое-либо место, в котором нет диавола. Кто имеет духовное знание борьбы с искушениями, тот с твердостию и постоянством сражается против них в Боге, как и Господь сказал: се бо,Царствие Божие внутрь вас есть»[198]. Объясне­ниестарца: слов этих смысл — таков. Мы переходим на жи­тельство с одного места на другое, ища такого места, в котором не было бы диавола; когда же и в том месте, на которое пересе­лились, видим возникающее беспокойство от искушения, то снова переходим. Но кто опытен в духовных бранях, тот не ищет другого места, но противоборствует о Господе искуше­нию в месте жительства своего. Он укрепляется удостовере­нием Господа, что Царство Божие — повсюду, что оно внутри нас. Это значит: нам, монахам, исшедшим из мира, приявшим на рамена свои крест по заповеди Господа нашего, последую­щим стопам Господа, подобает пребывать в одном месте, забо­тясь о спасении душ наших и выдерживая все потрясения, производимые искушениями. Ради любви к Богу, ради испол­нения Его воли, опытно доказываемых соблюдением запове­дей Его, мы должны великодушно претерпеть все потрясения и искушения — возникнут ли они из страстей наших, или от бесов, или от злых людей. Одни неопытные в духовной бра­ни — да будет это нам известно — часто вскакивают, подобно молодым коням, не приученным носить на хребтах своих ношу, стремятся в другие места, полагая найти отраду и успокоение от борьбы и от напора злых помыслов при посредстве пересе­ления из одного места в другое, из одной страны в другую. Будем терпеливо пребывать в месте жительства нашего. Если восстанет брань или искушение, — прибегнем к посту, молитве, коленопреклонениям, будем со слезами и сердечною болезнию просить у Господа помощи и спасения: Он во всякое время — с нами, Он обитает в нас. Говорит Писание: близ Господь сокрушенныхсердцем, и смиренным духом спасет[199]. Так же и Господь сказал, что Царство Божие внутри нас. Это значит: Я обитаю в вас. Царство Божие, по объяснению святого Макария, - Христос, Который всегда обитает в нас. Блаженный Павел сказал: или не знаете, яко Христос в вас есть[200]. Нетолько Он жительствует в нас, но и мы пребываем в Нем, как Он Сам говорит: будите во Мне, и Аз в вас[201]. Будь храмом Моим, в который Я мог бы входить во всякое время, и получи от Меня спасение. Обитая в Боге, мы вместе — и обитель Его. Не будем оставлять Господа во время искушения, смущения и борения; не будем искать утешения и помощи от мест и стран, переходя с места на место и из страны в страну. Пребывая в месте жительства нашего, взыщем у Господа, живущего в нас, чтоб Он защитил нас, чтоб Он помог нам. В дополнение к этому будем открывать помышления наши Отцам нашим и просить у них, чтоб они споспешествовали нам молитвами своими. Пребывая терпеливо в месте жительства нашего, бу­дем постоянно прибегать под покров Спасителя нашего, и Он непременно соделает нас победителями во всех бранях на­ших[202].

204. Вопрос. Что значит сказанное аввою Антонием: рыбы, будучи вынуты из воды, умираю; то же случается и с монахом, если он пребывает вне келлии продолжительное время? — Ответ. Жизнь души есть непрестанное памятова­ние и любление Бога. Это по преимуществу должно быть именуемо жизнию души и духа. По этой причине, если монах будет подолгу оставаться в городах, — он умирает, уби­ваемый зрением соблазнов и обращением среди их; он ли­шается духовной жизни, удаляясь от Бога и забывая Его, изгоняя из сердца своего любовь ко Христу, приобретенную многими трудами в келейном безмолвии. В нем ослабевает ревность к удручению себя подвигами, — он предается лености и увлекается вожделениями. Возмущается чистота его сердца от действия на него страстных впечатлений, входящих чрез чувства, — чрез зрение, слух, разговоры, осязание, вкус, обоняние. Этими впечатлениями он усиленно влечет­ся к любодеянию и другим порокам, которые для монаха — смерть и погибель. Итак, справедливо сказал блаженный Антоний: как рыбы умирают, будучи вынуты из воды на сушу, так умирает и монах, оставивший свою келлию и живущий в городах[203].

1. Авва АрсенийВеликий приведен к монашеской жизни чудными судьбами Божиими. Он был наставником Аркадия и Гонория, сыновей Феодосия Великого, императора византий­ского, и назывался отцом их. По такому значению своему, по личным достоинствам, по учености своей Арсений пользовался особенным почетом между придворными. По положению мира он принадлежал к сенаторам, и вместе принадлежал к церков­ному клиру, имея сан диакона. Из дошедших до нас изречений его и событий из его жизни видна в его характере необыкно­венная прямота и откровенность. Он действовал сообразно своей цели, своей решительной благонамеренности, не допус­кая себе соображений, которые могли бы отвлечь от такого действования. Однажды он нашел нужным наказать Аркадия за некоторое юношеское увлечение, и наказать так сильно, чтоб питомец не позволил себе снова этого увлечения. Злоба объя­ла Аркадия. Он задумал убить Арсения. Умысел царевича был открыт Арсению. Арсений ночью снял с себя одежду ца­редворца, облекся в рубища нищего, ушел из дворца, сел на корабль, отправлявшийся из Константинополя в Александрию. В окрестностях ее находилась дикая пустыня, Скит, в которой тысячи монахов проводили самое возвышенное жительство; туда направился Арсений. Он сопричислился к многочислен­ному лику святых подвижников и вскоре, под руководством преподобного Иоанна Колова, достиг особенного духовного преуспеяния[204].

2. В характере Арсения Великого отмечена жизнеописателями еще особенная черта. Когда он находился при дворе императорском, — никто из придворных не окружал себя та­ким великолепием, как Арсений, а в Скиту никто не наблюдал так строго иноческой нищеты, никто не носил столь рубищного одеяния, как Арсений; обилие благовонных мастей он заменил смердящею водою, в которой намачивались пальмовые ветви для его рукоделия, и которая, постоянно не пременяемая, но только добавляемая, была в его келлии[205]. И при дворе Арсений, сияя по наружности роскошию, проводил жительство подвиж­ника, постоянно помышлял о монашеской жизни, стремился к ней всем желанием сердца.

Подобная черта замечена в характере Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Этот святитель, строгий под­вижник, был вполне нестяжателен, нестяжателен до совершенной нищеты; но во время богослужения он обставлял себя необыкновен­ным порядком и необыкновенным блеском. Что это за явление? явление ли тщеславия и суетности по обычаю и в духе мира? Нет! это было проявлением бескорыстного и высокого сочувствия к изящ­ному. По этой причине пышность стояла возле нестяжания, блеск прикрывал строгое подвижничество, — и легко оставил преподоб­ный Арсений тени и образы изящного, к которым сердце его не было пристрастным — устремился всецело к существенно изящному. Еди­ное, истинно изящное — Бог.

3. Узнав о замысле Аркадия и находясь еще при царском дворе, Арсений молился Богу так: «Господи! научи меня, как мне спастись?» И был к нему глас: «Арсений! бегай человеков, и спасешься»[206].

4. В Скиту Арсений опять молился Богу, говоря: «Господи! научи меня, как мне спастись?» И услышал он голос, говоривший ему: «Арсений! бегай человеков, молчи, безмолвствуй: это — корни безгрешия»[207].

Так сердцеведец Бог призвал избранный сосуд Свой к отшельнической жизни, ведая его способность к ней.

5. Прибыв в Скит, святой Арсений объяснил о намерении своем принять монашество пресвитерам. Они отвели его к старцу, исполненному Святого Духа, Иоанну Колову. Старец захотел подвергнуть Арсения испытанию. Когда они сели за трапезу, чтоб вкусить хлеба, старец не пригласил Арсения, но оставил его стоять. Он стоял, устремив глаза в землю и помышляя, что стоит в присутствии Бога пред Его Ангелами. Когда начали употреблять пищу, старец взял сухарь и кинул Арсению. Арсений, увидя это, обсудил поступок старца так: «Старец, подобный Ангелу Божию, познал, что я подобен псу; даже хуже пса, и потому подал мне хлеб так, как подают псу: съем же я хлеб так, как едят его псы». После этого размышле­ния Арсений встал на руки и на ноги, в этом положении подо­шел к сухарю, взял его устами, отнес в угол и там употребил. Старец, увидев великое смирение его, сказал пресвитерам: «Из него будет искусный инок». По прошествии непродолжитель­ного времени Иоанн дал ему келлию близ себя и научил его подвизаться о спасении своем[208].

6. Вопросил однажды авва Арсений одного из египетских старцев о своих помыслах. Это увидел некоторый брат и спросил его: «Авва Арсений! почему ты, будучи столько све­дущ в учености Греции и Рима, вопрошаешь о твоих помыс­лах этого, чуждого всякой учености?» Арсений отвечал: «На­уки Греции и Рима я знаю, но еще не узнал алфавита, ко­торый преподается этим, ничего не знающим в учености мира».

Познания, которые сообщал египтянин, были доставлены ему ис­полнением евангельских заповедей. Эти познания приобретаются в самой душе, в ней имеют опытное, неоспоримое доказательство себе; они представляются поразительной новостию для ученого по стихиям мира, получившего все познания свои извне, лишенного правильного самовоззрения, которое открывается исключительно при свете учения Христова. Блажен авва Арсений, почтивший должным образом Пре­мудрость, нисшедшую к человекам Свыше, и уничиживший пред нею премудрость, возникшую из падения человеческого. Многие, весьма многие предпочли вторую первой, погубили себя и своих последовате­лей, устранив от себя свет Христов, оставшись при своем собственном свете.

7. Однажды авва Евагрий сказал авве Арсению: «Отчего мы, при всей нашей учености и нашем развитии, не имеем ничего, а эти грубые египтяне имеют такое возвышенное ду­ховное делание?» Авва Арсений отвечал: «Мы ничего не почерпаем для духовного жительства из учений мира, а они подвигами стяжали свое духовное жительство»[209].

Христианское преуспеяние доставляется исполнением евангель­ских заповедей в самоотвержении; очевидно, что земная ученость, имеющая своим началом падение человечества, не может принимать никакого участия в деле обновления человечества Искупителем. Она делается великим препятствием в этом деле, если не будет решитель­но подчинена Премудрости Божией, если в дело спасения человеков, в дело Божие, внесем свое тлетворное начало, свой дух гордыни и вражды на Бога.

8. Брат просил авву Арсения дать ему наставление. Ста­рец сказал: «Всеусильно подвизайся, чтоб внутренним тво­им деланием по Боге побеждено было все внешнее»[210].

Внутреннее делание есть тоже душевное делание. Оно состоит: в внимательной молитве устной и умной, в плаче сердца, в памятовании смерти, в самоукорении, в сознании и исповедании греховности своей и в тому подобных деланиях, совершаемых подвижником внутри души, в самом себе.

9. Сказал авва Арсений: « Если взыщем Бога, то Он явит­ся нам, — и если будем удерживать Его в себе, то Он пре­будет с нами»[211].

Изречение — из возвышеннейшего иноческого подвига! оно зна­менует, что истинным подвигом должно привлечь в себя благодать Божию и, получив ее, удерживать ее в себе истинным подвигом. Пре­давшиеся лености и беспечности по получении благодати утратили ее.

10. Некоторый монах сказал авве Арсению: «Помыслы беспокоят меня, говоря: ты не можешь выносить ни поста, ни подвигов; посещай, по крайней мере, больных, потому что это — дело любви». Старец, поняв, что помыслы насеяны бесами, сказал ему: «Иди, ешь, пей, ничего не делай, только не оставляй келейного безмолвия». Старец сказал так, зная, что келейное безмолвие приведет монаха к должному жи­тельству, если монах пребудет терпеливо в безмолвии[212].

11. Поведали о некотором брате, приходившем в Скит с целию увидеть авву Арсения, следующее: брат этот пришел в скитскую церковь и убедительно просил священнослужите­лей, чтоб доставили ему возможность видеть старца. Они ска­зали ему: «Побудь здесь некоторое время, и увидишь его». Брат отвечал: «Я не вкушу никакой пищи прежде, нежели увижу его». Тогда священнослужители послали одного из скит­ских братии проводить странного брата до келлии старца, ко­торая находилась в весьма дальнем расстоянии от скитской церкви. Достигши келлии и постучавшись в двери, они вошли в келлию; приветствовав старца, сели, и сидели долго, пребы­вая в молчании. Наконец скитский брат сказал: «Я ухожу, — помолитесь о мне». Странный брат не осмелился начать разговора со старцем и сказал скитскому: «Я иду с тобою». Они вышли оба вместе, и попросил странный брат скитского: «От­веди меня к авве Моисею, который вступил в монашество из разбойников». Когда они пришли к авве, то он принял их очень приветливо, преподал им мудрое и святое наставление, — отпустил, выразив великую любовь. Тогда скитский брат ска­зал страннику: «Вот! Я водил тебя к чужестранцу и к египтя­нину: который из двух тебе понравился более?» Он отвечал: «Однако египтянин мне пришелся более по сердцу». — Неко­торый из Отцов, услышав это, помолился Богу, говоря: «Госпо­ди! открой мне тайну дела: один убегает всех ради имени Твоего, а другой принимает всех ради Твоего имени». И вот! в видении явились ему два великие корабля на обширных водах. В одном корабле он видел авву Арсения, безмолвно плывущего, и Духа Божия с ним, а в другом авву Моисея, плывущего в обществе Ангелов, которые питали его медом, истекавшим из сотов.

Таково было свидетельство Божие о истинно безмолвствующем иноке.

12. Сказал авва Марк авве Арсению: «По какой причине ты избегаешь общества и беседы с нами?» Арсений отвечал: «Знает Бог, что я люблю вас, но не могу быть вместе и с Богом и с человеками. На небе тысячи и тысячи тысяч имеют одну волю, а у человеков воля многообразна; и потому не могу, оставив Бога, быть с человеками».

Когда иноку усвоится его делание и соделается его существенною необходимостию, тогда он не имеет возможности перейти к другому деланию, хотя бы это другое делание имело свое духовное достоинство. Оставление усвоившегося делания — как бы оставле­ние жизни.

13. Однажды некоторые отцы пришли из Александрии к авве Арсению для свидания с ним. Один из них был дядя старшего Тимофея, архиепископа Александрийского, прозван­ного нестяжателем. Авва Арсений был тогда болен и отказался от свиданий, опасаясь, чтоб и другие не начали приходить и беспокоить его; в то время он находился в каменистой горе Тройской. Отцы возвратились огорченные. За этим пос­ледовал набег варваров; старец оставил гору и перешел для жительства в Нижний Египет. Услышав это, отцы опять при­шли для свидания с ним. Старец принял их радушно. С отца­ми был брат. Этот брат сказал авве Арсению: «Известно ли тебе, авва, что мы приходили к тебе для посещения в Тройскую гору?» Старец отвечал ему: «Вы после того, как я не принял вас, ели хлеб и пили воду, а я — поверь мне, сын мой, — не вкусил ни хлеба, ни воды, даже не присел, но пребыл в молит­венном подвиге о вас, доколе мне не было открыто, что вы возвратились к себе благополучно. Так поступил я по той причине, что вы потрудились ради меня. Впрочем, — простите меня». Посетители пошли от него утешенные[213].

Чтоб исцелить плотское суждение о поступке духовного мужа, о поступке, который по наружности своей мог показаться резким нару­шением заповеди Божией о любви к ближнему, святой Арсений пове­дал тайну своего поведения относительно не принятых им посетите­лей и бывшее ему о них Божественное откровение, из которого яв­ствовала сила его молитвы и то исполнение заповеди, к которому способны одни Духоносцы.

14. Брат пришел к хижине аввы Арсения — это случи­лось в Скиту — и увидел сквозь дверную скважину старца всего как бы огненным. Брат достоин был видения. Он постучался в дверь; старец вышел и, заметив изменение в лице брата, спросил его, давно ли он тут и не видел ли чего. Брат сказал, что ничего не видел. Старец, побеседовав с ним, отпустил его[214].

15. Поведал авва Арсений о некотором скитянине, великом по подвижничеству и славном по вере, но погрешавшем в ней по невежеству, следующее: скитянин говорил, что в Святом Причащении мы приемлем не Тело Христово, но образ Тела Христова в виде хлеба. Об этом услышали два старца. Зная, что говоривший велик по жительству, они поняли, что он гово­рит это не по злонамеренности, а по неведению и простоте. Они пришли к нему и сказали: «Отец! мы слышали о некото­ром брате, что он произнес мнение, не согласное с учением правой веры, именно, что в Святом Причащении мы принимаем не Тело Христово, но образ Тела Христова в виде хлеба». Старец отвечал: « Говорил это я». Они начали его убеждать: «Не думай так, отец, но исповедуй по Преданию Святой, Со­борной, Апостольской Церкви. Мы веруем, что хлеб есть самое Тело Христово, а в чаше — самая Кровь Христова, — отнюдь не образы. Хотя непостижимо, каким образом хлеб может быть телом, но так как Господь сказал о хлебе: сие есть тело Мое, то мы веруем, что хлеб есть истинное Тело Христово». Старец на это сказал: «Если я не буду удостоверен самым опытом, то пребуду в сомнении». Они предложили ему: « Будем молить­ся Богу в течение всей следующей недели, чтоб Он объяснил нам Таинство, и веруем, что Бог откроет». Старец с радостию принял предложение; он молил Бога так: « Господи! Ты зна­ешь, что я не верю не по злонамеренному упорству. Господи Иисусе Христе! открой мне об этой тайне, чтоб я не пребы­вал в заблуждении по причине неверия». Также и старцы, пришедши в хижины свои, молили Бога в течение всей неде­ли об этой тайне и говорили: «Господи Иисусе Христе! от­крой об этой тайне старцу, чтоб он не пребывал в неверии и не погубил труда своего». И послушал их Бог. По проше­ствии недели они пришли в церковь, сели все трое на одной циновке, и отверзлись им очи. Когда был предложен хлеб на Святой Трапезе, тогда увидели они, одни эти три старца, младенца вместо хлеба. Когда же иеромонах простер руку, чтоб преломить хлеб на Святой Трапезе, то сошел с неба Ангел Господень с ножом в руке, заклал младенца; кровь из него излил в чашу. Когда иеромонах преломлял хлеб, — Ангел резал младенца на малые части. Когда приступили к принятию Святых Тайн, неверовавшему старцу подано было кровавое мясо. Увидев это, старец испугался и возопил: «Гос­поди! верую, что хлеб есть Тело Твое!» И немедленно мясо на руке его оказалось хлебом по обычаю Таинства. Он при­частился, славословя Бога. Старцы сказали ему: «Бог ведает, что человеки не могут употреблять сырого мяса, а потому Он прикрыл тело Свое видом хлеба, а кровь видом вина». Два старца возблагодарили Бога, не попустившего подвигу третьего старца сделаться тщетным[215].

16. Когда настало для аввы Арсения время кончины, тогда братия, бывшие при нем, увидели, что он плачет. Братия сказа­ли ему: «Отец! неужели и ты страшишься?» Он отвечал: «Стра­шусь! Страх, ощущаемый мною в настоящий час, пребывал со мною с того времени, как я сделался монахом».

17. Сказывали об авве Арсении, что он постоянно имел платок на коленях в то время, как сидел за рукоделием, по причине слез, падавших из очей его.

18. Блаженной памяти архиепископ Феофил пред тем, как ему умереть, сказал: «Блажен, авва Арсений! ты всегда имел пред взорами твоими этот час».

1. К числу великих Отцов принадлежал старец по имени Агафон,знаменитый по добродетелям смирения и терпения. Однажды посетили его некоторые братия. Они слышали о его великом смирении и захотели испытать, точно ли он имеет смирение и терпение. Для этого они сказали ему: «Отец! многие соблазняются на тебя за то, что ты одержим в сильной степени страстию гордости и столько презираешь других, что считаешь их за ничто; также ты непрестанно осы­паешь злоречием братию. Очень многие утверждают, что тай­ною причиною такого поведения твоего есть блудная страсть, которою ты объят: с целию прикрыть собственную пороч­ную жизнь ты постоянно занимаешься оклеветыванием дру­гих». На это старец отвечал: «Сознаю в себе все эти пороки, в которых вы обличили меня, и не могу допустить себе запи­рательства в толиких беззакониях моих». С этими словами он пал к ногам братии и сказал им: «Умоляю вас, братия, молитесь прилежно ко Господу Иисусу Христу о мне, несча­стном, обремененном бесчисленными грехами, чтоб Он про­стил мне многие и тяжкие беззакония мои». Но братия к преждесказанным словам присовокупили и следующие: «Не скроем от тебя и того, что многие признают тебя еретиком». Старец, услышав это, сказал им: «Хотя я обременен многи­ми другими пороками, но отнюдь не еретик; чужд душе моей этот порок». Тогда братия, пришедшие к нему, пали ему в ноги и сказали: «Авва! просим тебя сказать нам, почему ты нисколько не смутился, когда мы обвиняли тебя в таких важ­ных пороках и грехах, а обвинение в ереси встревожило тебя? Услышав его, ты не мог вынести и отверг его с решительностию». Старец отвечал им: «Первые обвинения в грехах я принял для приобретения этим смирения и желая, чтоб вы имели мнение о мне как о грешнике: мы удостоверены, что в сохранении добродетели смирения — великое спасение души. Господь и Спаситель наш Иисус Христос, когда иудеи осыпали Его многими укоризнами и клеветами, претерпел все это и предоставил нам Свое смирение в образец подра­жания. Приведенные против Него лжесвидетели свидетель­ствовали против Него много ложного, но Он переносил тер­пеливо клеветы, возведшие Его на крест. Апостол Петр, указуя на это, говорит: Христос пострада по нас, нам оставль образ, да последуем стопам Его[216]. Подобает нам терпеливо, со смирением, переносить все противности. Но обвинение в ереси я не мог принять, — с великим омерзением к нему отверг его, потому что ересь есть отчуждение от Бога. Ере­тик отлучается от Бога живого и истинного и приобщается диаволу и ангелам его. Отлученный от Христа уже не имеет Бога, Которого он мог бы умолить о грехах своих, и, во всех отношениях, есть погибший. Если же еретик обратится к вере, содержимой истинною, Вселенскою, Святою Церковию, то он приемлется благим и милостивым Искупителем, вос­соединяется с истинным Богом Творцом и Спасителем на­шим, Христом, Который всегда был и есть единосущен Отцу и Святому Духу. Ему слава во веки веков. Аминь[217].