Воскресенье, 18 мая — Саус-Бич

О, это восхитительно. Какое буйство. В нашей настоящей жизни Саус-Бич — это все, чего мы не хотим и даже меньше. Что означает — он прекрасен.

На самом деле здесь очень, очень красиво. Саус-Бич расположен примерно в двадцати кварталах к югу от Майми-Бич; некогда он был совершенно запущенным и обветшалым, но в последнее десятилетие претерпел впечатляющее развитие, главным образом под влиянием избранной публики, модельных агентств, кинозвезд и больших денег. Ресторан в отеле «Делано» принадлежит Мадонне; Слай Сталлоне владеет танцевальным клубом; Майкл Кейн держит пивной бар; дом Версаче на Оушен-Драйв выглядит как посольство. Здесь свыше двух десятков реставрированных отелей в стиле артдеко, окрашенных в нежнейшие пастельные тона и просто сияющих неоновыми рекламами — все они просто великолепны. Отели смотрят на океан — прямо через улицу расположен пляж из чистейшего песка без камней или раковин, о которые можно поранить ступни. Океан, в отличие от большей части Атлантического океана, не холодный серо-голубой, а прекрасный голубовато-зеленый и бирюзовый, и просто смотреть — уже удовольствие. Океан полон прозрачности и мерцания, в нем нет ничего вещественного, только сверкание, светящееся возникновение, вспыхивающие орнаменты на поверхности первобытного осознания; здесь, на краю земли, ум и мир не двойственны.

Мы зарегистрировались в «Кэвалье» — модном отеле не Оушен-Драйв, и он, надо сказать, весьма крутой. В Саус-Бич каждый либо гей, либо актер, либо фотомодель, либо и то, и другое, и третье. Отели чередуются с роскошными и очаровательными ресторанами, у большинства из которых есть уличные кафе, так что можно сидеть и наблюдать проходящие мимо полуобнаженные тела. Марси, включившись в ритм окружающей жизни, проколола себе пупок. Теперь она официально принадлежит к «поколению X». Мы чередуем пребывание на пляже с посещением ресторанов и баров, походами по бутикам и откровенной праздностью. Мы оба настроены выпивать в день по бутылке вина — она крепкого красного, я — слабого сухого белого. До свидания, Свидетель, здравствуй, суровый мир.

Каждый день мы приходим на пляж около одиннадцати утра и остаемся там примерно до четырех часов дня. Это поистине один из самых хороших пляжей, которые мне доводилось видеть. Помимо того что он состоит из чистого песка — можно бродить без конца и не встретить камня или раковины, — вода имеет прекрасную температуру, что-то около 25 градусов, так что можно оставаться в ней сколь угодно долго и не замерзнуть. И я на самом деле каждый день провожу в воде около трех часов, погрузившись по шею, мягко покачиваясь вверх и вниз, едва касаясь дна пальцами ног, чтобы оставаться на плаву. Марси, первоклассная пловчиха, буквально плавает вокруг меня кругами. Где эта женщина прячет все свои мышцы? Она слишком округлая, чтобы быть такой спортивной. Разве у женщин, занимающихся триатлоном, в теле совсем нет жира? Может, они живут в отрицательном пространстве жира? Разве они не должны миру немного жира?

Учитывая нашу винную программу, я был полностью готов к утрате всякого доступа к Свидетелю. И в первые день и ночь так и было. Но свободное парение в воде не только вернуло Свидетеля, но как будто облегчало исчезновение Свидетеля в недвойственном Одном Вкусе, по крайней мере иногда. (Свидетель, или чистое свидетельствующее осознание, как правило, относится к каузальной сфере, поскольку в нем обычно сохраняются примитивные следы субъект-объектного дуализма: вы невозмутимо Свидетельствуете мир как прозрачный и мерцающий объект. Но с дальнейшим развитием сам Свидетель исчезает во всем, что свидетельствуется, субъект и объект становятся Одним Вкусом или простой Таковостью, и это — область недвойственного. Короче говоря, от эго к душе, от души к чистому Свидетелю и от него — к Одному Вкусу.) Так что я в высшей степени приятно удивлен, плавая здесь в крови природы и погружаясь в Один Вкус, который в данном случае оказывается соленым.

В этом состоянии нет времени, хотя время проходит через него. По небу проплывают облака, в уме проплывают мысли, по океану катятся волны, и я — все это. Я не смотрю ни на что из этого, поскольку нет никакого центра, вокруг которого организуется восприятие. Просто все возникает, момент за моментом, и я — все это. Я не вижу небо — я небо, которое видит само себя. Я не ощущаю океан — я океан, ощущающий сам себя. Я не слышу птиц — я птицы, который слышат сами себя. Нет ничего вне меня, нет ничего внутри меня, поскольку нет никакого меня — есть просто все это, и так было всегда. Ничто меня не толкает, ничто меня не тянет, так как никакого меня нет — есть просто все это, и так было всегда.

У меня болит лодыжка от вчерашних вечерних танцев, так что существует боль, но боль не ранит меня, ибо никакого меня нет. Есть просто боль, и она возникает, подобно всему прочему — птицам, волнам, облакам, мыслям. Я — ничто из этого, я — все это, все это — тот же Один Вкус. Это совсем не транс и не ослабление сознания, а скорее его усиление — не подсознание, а сверхсознание, не дорациональное, а надрациональное. Налицо кристально ясное осознание всего, что возникает от момента к моменту, это просто не случается с каждым. Это не внетелесный опыт; я не нахожусь наверху, смотря вниз; и вообще не смотрю, и я не выше и не ниже чего бы то ни было: я — все. Просто есть все это, и это и есть я.

Более всего, Один Вкус — это абсолютная простота. Мистические переживания в тонкой и каузальной сфере часто сопровождаются чувствами грандиозности, испуганного благоговения, сверхъестественного потрясения, света, блаженства и счастья, благодарности и слез радости. Но не при переживании Одного вкуса, которое чрезвычайно обычно и абсолютно просто: просто это.

Я нахожусь здесь, по шею в воде, три часа. Я не знаю, какую часть этого времени я провожу как эго, как Свидетель или как Один Вкус. В состоянии Одного Вкуса всегда присутствует ощущение, что вы постоянно остаетесь в нем, что бы с вами ни происходило, и потому вы в действительности никогда не чувствуете, что входите в него или покидаете его. Это просто так, всегда и навеки, даже сейчас, даже в конце мира.

Но в этом конкретном сейчас пришло время раннего обеда, и пора заняться неприятным делом перемещения этого конкретного ума-тела из одного места в другое. Кроме того, я уверен, что Марси собирается проколоть себе еще что-нибудь, и никто — эго, душа или Бог — не хочет это пропустить.