ОТ ДЕТАЛИ ХАРАКТЕРА К ДЕТАЛИ-СИСТЕМЕ ХАРАКТЕРА 2 страница
То есть закон диагоналей не есть всеобъемлющий закон, этот закон имеет множество исключений. Но даже в современном панорамном кинематографе, с широким экраном, хорошо знать это правило. Все нарушения — скажем, нарушения плавного течения зрелища перед вами — непременно должны заранее рассчитываться по простейшим монтажным законам. То, что я вам сказал, и есть простейший монтажный закон.
Второй закон заключается в том, что в пределах эпизода лучше монтируются кадры, в которых наибольший контраст в чем-то нарушается. Например, в свете, потому что иначе нарушилось бы единство обстановки, единство светового и тонального решения внутри данного помещения. А при переходе с эпизода на эпизод резкий контраст света может заменить резкий композиционный контраст или может сопровождаться резким композиционным контрастом.
А вот контрастность построения — средство универсальное, позволяющее соединять кадры друг с другом наиболее выразительно. Чем острее столкнуть кадры, тем больше может подразумеваться между ними.
Если вы станете в своих комнатных эпизодах широко использовать съемку с движения, то остерегайтесь однообразной, длинной панорамы, внутри которой не менялись бы, скажем, крупности и другие обстоятельства. Панораму или движение в кадре надо рассчитывать так, чтобы она либо от чего-то крупного удалялась к более общему, либо внутри себя содержала контрастные композиции. Обязательно. Тогда эта панорама получается выразительной.
Разумеется, этот “закон разнообразия” нарушим. Можно, например, для того, чтобы в дальнейшем достигнуть какого-то контраста, удара, сперва использовать ряд однообразных элементов. Можно упорно что-то повторять, как это бывает в музыке. Ну, скажем, та-та-та-там. Три одинаковых безударных звука и один ударный. Этот удар никогда не подействовал бы так сильно, если бы было просто та-там, то есть не было настойчивого повторения безударных. Если вы готовите какое-то событие, иногда в кинематографе и монотонность бывает необходимой,
Ромм Михаил “Уроки последних фильмов”, cб.статей, опубиковано в Интернете: www.kinocafe.ru
Я сторонник, во-первых, строгости.
Во-вторых, нужна мысль, которая развивается, которая все время движется вперед, как она движется у хорошего композитора, а не повторяется. Все время движется вперед. Для этого все средства, конечно, хороши, кроме того, когда что-то начинает останавливаться и толчется на месте, повторяется. Тебе понравился прием: думаешь, еще раз скажу, и еще раз. Но, чтобы пять раз повторить одно и то же, надо, чтобы оно повторилось с более высоким или каким-то иным смыслом, куда-то вело, накапливало какое-то напряжение.
Я особенно настойчиво возвращаю вас к идее о контрасте зрительном, звуковом, смысловом, композиционном и пр., потому что сейчас многие полагают, будто кинематограф пришел, так сказать, к этапу эдакого скольжения, а его прерывистая, контрастная, боевая конфликтная природа как бы исчезла. Сейчас можно просто рассматривать мир. Это тоже интересно. Но это мстит за себя. Мстит потому, что если вы посмотрите зарубежные картины, в которых этот стиль впервые начали вводить, то в их основе всегда лежат простейшие, часто грубые, очень отчетливые элементы чувственности, или голода, или жестокости, или смерти — то, на чем испокон веков где-то в глубине, в общем, держится искусство. Я уже
об этом говорил.
Когда двое хотят зарезать друг друга ножами, то режиссер может делать все это очень мягко. А когда эти двое разговаривают о производственном плане, то это приходится делать более жестко. Если у двух идет нормальный семейный разговор, основанный на каком-то недоразумении — не то письмо, не то еще какие-нибудь “мягкие” вещи,— то опять необходимо помнить, что здесь обязательно нужна острота.
Скажем, в “Обыкновенном фашизме” при работе на монтажном этапе мы стремились так перетасовать материал, чтобы он развивался не в логическом порядке, а по закону максимального возможного несовпадения между эпизодами. Благодаря этому и удалось вместить в картину так много и добиться того, что ее без скуки смотрят два часа тридцать минут. Это для меня очень важно. Если с картины начинают уходить, я считаю, что это провал режиссера. Картину должны смотреть с увлечением. Она должна быть интересна. Обязательно.Тем более в наше время, когда кинематограф переживает такое наступление телевидения, какое переживал театр со стороны кинематографа. Картина должна не только захватить, увлечь зрителя, но и пришить его к месту, не дать ему заметить, сколько он просидел. Я всегда после окончания картины спрашиваю: “Длинно? Сколько времени она шла, как вам показалась?” Если называют более долгое время, чем она шла, я считаю, что где-то допустил промах, если меньшее — значит, все правильно.
Любой документальный материал может быть интересен, если со зрителем все время поступать, как с младенцем, задохнувшимся при родах. Акушерка берет младенца и окунает его то в холодную, то в горячую воду, а в промежутке шлепает по попке. Вот это правильное обращение со зрителем. От этого и задохнувшийся ребенок оживает, и взрослый легче переносит два часа принудительного зрелища. Ведь каждый думает: “За что я заплатил? Почему я должен мучиться в духоте, вместо того чтобы сидеть дома у телевизора?”
Контрастность построения — выразительный прием любого искусства, и относится это не только к кинематографу. Но в кинематографе это закон столкновения отдельных маленьких кусочков. Вот эта мозаичность, “кусочная система” — это кинематограф. Сколько бы вы ни пользовались панорамами, они только тогда хороши, когда состоят из контрастирующих кусков. Картина состоит из эпизодов, эпизоды — из отдельных сцен, сцены — из отдельных кадров. И эти куски должны быть определенным образом собраны, и особенно — отдельные группы кадров. Они должны быть организованы и ритмически, и изобразительно, и по смыслу как можно более остро. Хотя общий тон картины может быть очень мягким.
В этом есть противоречие. Так же, как, скажем, в картинах Моне, Сислея или кого-нибудь еще из импрессионистов. Издалека это нежная, нежная ткань, с очень мягкой общей тональностью. Но, подойдя ближе, мы увидим, что она вся состоит из отдельных красочных пятнышек. Это, по существу, и есть природа кинематографа. То есть общее ощущение картины как плавно развивающегося целого не исключает того, что внутри этого целого законы столкновения частиц действуют во всю силу, хотя все это может быть завуалировано,
Я очень высоко оцениваю зрителя, но тем не менее, или поэтому, как огня, боюсь его равнодушия. Для того, чтобы он думал, его надо вывести из состояния равнодушия. Иначе он не будет думать, его не уговоришь. Он приходит в кино не думать, большинство именно затем идет сюда, чтобы не думать, ни в коем случае. Если вы хотите, чтобы он стал думать, вы должны заставить, принудить его. А чтобы принудить, нужно все время становиться на его позиции.
Я вот тоже ленивый зритель. Но кто меня заставит быть усердным? Заставить меня может только режиссер.
Один из неизбежных для любого автора методов, которыми вы заставляете зрителя думать, заключается в том, о чем я вам говорил: погружайте его то в горячую, то в холодную воду и в промежутке шлепайте по попке, а когда он начал думать, можно его и приласкать время от времени, дать отдохнуть. И опять та же самая процедура. В этом и состоит, грубо говоря, искусство ритма картины, искусство развития ее мысли и мыслей и чувств зрителя.
Вы должны уметь представить себя на месте зрителя, угадать, чего он от вас ждет, и постараться дать ему не это. Номере возможности. Но только все это надо делать с умом, чтобы не скатиться в трюкачество.
2 марта 1967 г.
Прежде чем приступить к практическим работам по монтажу, необходимо усвоить кое-какие положения. Достичь этого было бы легче, уже имея некоторый опыт. Тогда эти положения подкреплялись бы результатами осмысления проделанной работы. Но думаю, что и предварительный разговор может оказаться полезным.
Никаких незыблемых правил монтажа, собственно, не существует; строгой теории монтажа тоже нет. Работы Эйзенштейна — только его точка зрения на монтаж, и каждый из его примеров может быть оспорен, потому что Эйзенштейн писал свои работы в то время, когда понимание монтажа было совершенно иным, чем сейчас. Работы его очень интересны для теоретического осмысления поставленных проблем, но практическим примером монтажных построений они служить не могут.
Но есть какие-то основы, которые при этом останутся едиными. Вот их-то следует помнить, приступая к любой монтажной работе. Что такое монтаж, по существу? Монтаж — это кинематографическая форма развития мысли, совершенно аналогичная литературной форме развития мысли, хотя во многом не похожая. Чем дальше шел кинематограф, тем больше он уходил от прямой литературы, многое оставляя для осмысления зрителю. И все-таки даже сейчас, в самой ультрасовременной картине, монтаж есть форма непременного развития мысли. Некоторые молодые режиссеры инстинктивно это понимают и сразу начинают монтажно работать; другим это долго не удается. А монтажное искусство чрезвычайно важно для режиссера. Сейчас у нас широко практикуется доверие к монтажеру. Режиссер, по существу, передоверяет свою работу монтажерам. Хороший монтажер часто улучшает картину, но приемы, которые он обычно применяет, стандартны. Режиссер должен сам монтажно думать и сам монтировать свою картину. Никто лучше его не сделает этого, даже самый лучший, гениальный монтажер, потому что, если режиссер не мыслит монтажно, то снятые им куски нельзя будет соединить надлежащим образом. Если же у него есть элементы монтажного мышления, он до всего доберется сам. Я могу помочь только некоторыми советами.
Прежде всего монтаж — это отбор. Когда режиссер монтирует картину, то он руководствуется двумя принципами: “что я беру, как лучшее” и “что я не беру, как ненужное”. Эта очень важная часть всякого монтажного мышления. Режиссер должен строго отличать главное от второстепенного. Плохое от хорошего — это дело вкуса, а главное от второстепенного — необходимость. Необходима своего рода опора на тот “скелет” картины, вокруг которого подразумевается многое другое. Ведь если снять эпизод весь целиком на общем плане, на экран пойдет все, что было в данном эпизоде. Казалось бы, ведь можно построить мизансцену, поставить аппарат и снимать все, как в 1911 году. Все будет, как и при монтажной разработке: так же будет действовать актер, выходить, входить. Чем же хорошо сделанная на современном уровне сцена отличается от той же сцены, снятой по принципам 1911—1918 годов? В современной трактовке там будут крупные планы, укрупнения, внезапные детали наряду с теми же общими планами. Каждый крупный план есть не только выделение чего-то главного в данный момент, но и исключение всего остального. Отобрать то, что не нужно, что сейчас не важно,— самое трудное; это то же самое, что выделить акцент.
При работе над небольшим этюдом тоже надо всегда отличать, что в нем важно, что второстепенно. Важное нужно брать, второстепенное — убирать или уничтожать совершенно.
Монтаж есть постоянное движение вперед. Если найдено начало монтажной фразы, то следующий кусочек должен непременно сообщать что-то новое, каждый раз что-то новое, новое и новое — тогда это будет развитие. Произведение кинематографического искусства, как живое существо, никогда не остается неизменным, оно все растет, непрерывно развивается.
Даже в пределах самого маленького кусочка, над которым приходится работать режиссеру, он должен заботиться о том, чтобы не тормозилось дело излишними повторяющимися подробностями.
Надо учиться отбрасывать ненужное с радостью. Это важнее всего, это, может быть, самое главное. Впоследствии обычно удается с помощью анализа установить, почему те или иные кадры лишние, найти глубокие основания для купюр, но поначалу нужно просто довериться чувству: “не нужно!”, хотя некоторые из этих “ненужных” кадров отдельно хотелось бы смотреть почти бесконечно.
А бывает наоборот: нельзя сокращать на первый взгляд затянувшийся кадр.
Наконец, в музыке, в классической сонатной форме, в свое время было принято в конце первой части повторять первую тему. Когда-то это правило, вероятно, опиралось на какие-то закономерности сложения музыки. Современная соната, современный концерт ничего не повторяет, а если повторяет, то в другой форме, другом качестве и новом изложении. Так же и в кинематографе. Здесь нельзя просто повторять, а обязательно в новом варианте, и в связи с этим возникает вопрос ритма.
Я еще не видел картины, которая была бы слишком коротка, зато видел безграничное количество картин, которые чрезмерно длинны. И дело не в том, что длинные картины обязательно плохи. Картина может быть как угодно длинна и оставаться очень интересной.
Кинематографическое действие, так же как литературное повествование, может иметь очень сложную структуру. Как правило, внутри цельной картины можно непременно установить ее дробные части, скажем, главы. Монтаж этих глав чрезвычайно важен. Каждая глава должна развивать мысль фильма, точно так как романа или повести,; освещая события с новой точки зрения.
Повторение тоже может быть полезно, если в нем заключен какой-то смысл. Возможен, например, эпизод, в котором отдельное действие не имеет особенного значения, но повторение его выражает много. Скажем, человек идет по коридору, и каждый проходящий говорит ему:
— Как живете?
— Ничего. Второй:
— Как живете?
— Ничего. Третий:
— Как дела?
— Ничего.
Если вы знаете, что у этого человека дела плохи,— скажем, жена очень больна или у самого рак легкого,— то шестой аналогичный вопрос может вызвать реакцию:
— Идите к черту!
Один такой вопрос ничего бы не выразил, а шесть могут сделать эпизод.
Перечисление в монтаже тоже возможно. При этом на экране как бы чередуются отдельные кадры, отдельные точки съемки
Не важно, достигается ли это с помощью отдельных планов или внутрикадровым монтажом. Эйзенштейн сделал бы это строго на плане, сейчас более распространено применение сплошной панорамы. Но покадровое видение, которое бы выражало замысел развития данного куска, обязательно должно быть.
Как отрывок из стихотворения, фрагмент развития, всего только одна фраза литературная делится на части, а части на отдельные слова, так эпизод кинематографический делится на отдельные кадры с Той разницей, что кадр более многозначен, чем слово. Поэтому и система связи между кадрами несколько иная.
Каждый кадр предъявляет свои требования.
Разумеется, при съемках — павильонных в особенности — надо как можно точнее знать, что предстоит снимать и как это будет монтироваться. К этому нужно стремиться, стараться, во всяком случае.
Но ритм музыкальный, кинематографический, литературный — это разные стихии, и прямо перевести кинематографический монтаж в графический чертеж нельзя.
Эйзенштейн собирался делать совершенно другую картину, попал в Одессу, снял броненосец и потом, уже на монтажном столе, получился этот фильм.
Но чтобы делать точные вещи, надо знать монтаж. Я сознательно не затрагивал сторону монтажа, которая относится к непосредственному соединению двух кадров между собой — вопросов крупности, направления и т. д. В принципе здесь существуют кое-какие простейшие правила, но я не люблю их перечислять, потому что, в общем, эти правила можно нарушать. И все же знать их надо.
Например, следует иметь в виду, что, как правило, лучше монтируется движение, чем статические кадры. Чтобы обеспечить переход с человека на человека, надо снять кадр, в котором один из героев махнет рукой или встанет — это всегда будет лучше, чем статика.
Панораму раньше применяли редко, основным приемом был статический монтаж. В учебных работах тоже поначалу лучше пользоваться статическим монтажом, применяя панораму только в крайнем случае. Панораму делать вроде бы легче, но, по существу, для того, чтобы это было не просто скольжение взгляда, требуется хорошее знание монтажа. Ведь любое движение тоже должно развивать мысль, а это наиболее емко делает монтаж. При выразительной панораме или съемках с движения в ней непременно должны быть опорные пункты, в которых происходит укрупнение, меняется ракурс, появляются новые действующие лица. Надо, чтобы не было бессмысленного блуждания, а были перемены ракурсов, темпа и т. д. Вообще говоря, в принципе, съемки с движения сейчас приобрели огромное значение именно потому, что они имитируют скольжение взгляда. И если они сняты с такой степенью непредвзятости, мягкости, чтобы это скольжение можно было принять за случайный взгляд человека, который рассматривает что-то,— тогда это придает действию характер подлинности. Но это нужно не всегда. А монтажная съемка универсальна, но она зовет к точной выразительности, к точной акцентировке ритма, потому что ритм складывается не только из кадров, но и из внутрикадрового движения.
Движение свободно монтируется со статикой, особенно если при этом крупность статического кадра строго учтена в контрасте с финальным кадром панорамы, или проезда, или другого кадра с движением.
Далее необходимо усвоить, что, чем резче контраст между двумя кадрами, тем легче они между собой соединяются, особенно в пределах какого-то одного большого объекта. Вообще-то соединяется почти все почти со всем. Но кадры подобные, близкие по характеру, соединяются хуже. Скажем, крупный план человека, лицо, полностью занимающее экран, не соединяется, не монтируется с ли цом этого же человека, если оно взято чуть-чуть крупнее или чуть-чуть мельче.
Монтаж есть движение. Я снимаю одного, потом другого, третьего. За этим кроется прерванное движение камеры. Можно что-то снять непрерывной панорамой, можно монтажно. При прерывистом движении, то есть монтажном строении, разница между кадрами должна быть всегда отчетлива: либо резкая перемена ракурса, либо крупности, либо и того и другого. Если снять человека со спины во весь рост, а потом крупно лицо — это можно монтировать; но если одинаково крупно снято лицо, потом затылок — это не смонтируется. Монтаж есть всегда какой-то удар, “стаккато”, потому что вырван кусок действия, и этот скачок должен быть отчетливо почувствован, а не скрываем. Нельзя приближаться к человеку мелкими скачками. Чем резче отличается ракурс в кадрах, изображающих одного человека, тем выгоднее. Однако если монтировать изображения разных людей, можно брать кадры примерно одной крупности, но в разных ракурсах. Если снять подряд десять человек примерно одной крупности и в одном ракурсе, это перечисление не даст ощущения проезда. Просто появятся один за другим люди, сидящие как будто даже не рядом, а на одном месте. Только работая ракурсами, можно дать ощущение, что вы рассматриваете этих людей.
В былое время существовала знаменитая “восьмерка” как обязательный прием монтажа почти всех мизансцен, мизанкадров. Что такое “восьмерка”? Если снять одного человека, глядя справа налево, а другого — слева направо, и соединить эти два плана, будет впечатление, что люди глядят друг на друга и как бы общаются. Разные диагонали создают ощущение встречи, столкновения. Поэтому раньше все мизансцены, как правило, операторы снимали диагоналями, справа налево и слева направо. Столкновение двух человек — наиболее частый случай мизансцен — снимали самыми разными ракурсами. Это правило можно нарушать, но тем не менее “восьмерку” следует изучить. В любой картине можно увидеть ее элементы. Эйзенштейн в свое время пользовался этими диагоналями непременно. В картине “Иван Грозный” (вторая серия) внутри каждого эпизода структура была непременно диагональная, в двух направлениях. Но два или три последних кадра, как удары, делались фронтально. Это был как бы акцент, как своего рода концовка — три фронтальных эпизода в разных плоскостях.
Важно помнить, что уже при съемке надо заранее учитывать элементы монтажа. Любое развитие мысли, развитие действия, эмоциональное развитие эпизода, сцены в фильме всегда опираются на логику связи отдельных его кусков. Каждый отдельный кадр в монтаже есть только звено в непрерывной цепи. Поэтому монтаж должен “закладываться” при съемке. Кусок должен быть задуман и точно определен заранее, потому что потом переделать ничего нельзя будет.
(...)Таким образом, хотя возможны любые варианты и отклонения, знать выразительную силу контраста чрезвычайно важно при выборе монтажной формы. Безразличие в пользовании ракурсами, непродуманность монтажа часто приводят к тому, что картина делается вялой, монтажно не острой, невыразительной.
Одним словом, любое из общепризнанных правил монтажа может быть нарушено, если это нарушение будет оправдано, потому что нерушимых правил в искусстве, в том числе в кинематографе, быть не может. Каждое новое поколение художников начинает с того, что оно перетряхивает старые правила, создавая новые, не более вечные, каноны эстетики, сюжетосложения. Застывших форм нет. Но для того, чтобы ломать каноны, желательно их освоить. Это как с правилами грамматики, которые рекомендуется знать, прежде чем их нарушать.
22 сентября 1971 г.
(...) В сущности говоря, монтаж — это, так сказать, маленькая драматургия. Он свойствен не только кинематографу; элементы его можно обнаружить и в прозе, и в поэзии, и в живописи. В частности, очень важно проследить применение монтажных приемов в классической литературе Элементы ритмического монтажа можно обнаружить в кинематографе и до Эйзенштейна, тем не менее острое ритмическое построение короткими контрастными кусками, с мгновенными перебросками, с парадоксальным подчас соединением кадров до сих пор в Америке называется русским монтажом, и отцом его считается Эйзенштейн.
Монтаж есть особый, специфически кинематографический способ обозрения мира, способ раскрытия событий.
Но если более глубоко вдуматься в то, что понимал Эйзенштейн под “монтажом аттракционов”, то он говорил о природе искусства вообще, природе всякого искусства, которое должно поражать и привязывать человека к себе, заставлять его смотреть, слушать и до конца чувствовать то, что хочет выразить автор. И это сделать не так легко. Иногда это удается, а иногда нет.
Монтаж — это такое столкновение кадров или такое столкновение эпизодов, такое столкновение звука и образа, когда от их столкновения, как от удара стали по кремню, рождается новое, рождается частица огня, которая должна зажечь мысль и чувства зрителя.
Соколов Алексей “МОНТАЖ”. Изд. "625" М.2000 г.г
ВВЕДЕНИЕ
Л.Кулешов написал: "Для того, чтобы сделать картину, режиссер должен скомпоновать отдельные снятые куски, беспорядочные и несвязные, в одно целое и сопоставить отдельные моменты в наиболее выгодной, цельной и ритмической последовательности, также, как ребенок составляет из отдельных, разбросанных кубиков с буквами целое слово или фразу".
Когда мы смотрим на объект, он отражается в нашем сознании не в полном виде, а "кусочками". Он остается в нашей памяти в виде мозаичных элементов с достаточно большими пробелами между ними.
И оказывается для работы нашего сознания, воображения и творчества этого более, чем достаточно. Наш мозг экономит место для сбора и хранения информации, и потому закладывает в память только характерные черты - то есть признаки образов.
Для того чтобы угадать, что перед нами кошка. а не крокодил или собака, нам достаточно увидеть вот такую характерную ее часть.
Чтобы понять, что мы стоим перед домом или, что на рисунке изображен дом. нам достаточно увидеть и узнать только сочетание нескольких линий и прямоугольников.
Сочетание, или, употребляя ключевое слово, СОПОСТАВЛЕНИЕ линий, контуров, форм складывается в признак образа. И благодаря такому сопоставлению приводит к узнаванию. А коли был употреблен вдело метод сопоставления, мы можем сказать, что стали свидетелями одного из проявлений монтажа.
Если к рисунку одного дома совершенно определенным образом пририсовать еще несколько домов. да еще поместить перед ними машины и людей, то совершенно очевидно, что перед нами на рисунке окажется улица. Тогда в нашем сознании сработает более сложный процесс понимания. Образы отдельных домов, поставленные рядом, смонтируются в более сложный образ улицы. Простейшие образы домов, людей и машин в этом случае выполнят функцию признаков более сложного образа, станут как бы играть подчиненную роль в задаче более высокою порядка.
Но мы опять имели дело с монтажом. Мы не просто как-нибудь пририсовали другие дома и людей. Мы их СОПОСТАВИЛИ в совершенно определенном порядке с определенной целью: изобразить улицу. Следовательно мы столкнулись с двумя проявлениями монтажа, и в процессе творчества, и в процессе восприятия.
Наша память хранит, видимо, неподдающееся исчислению количество не только статичных пластических образов, но еще и пластических образов действия. Обычно они естественным путем сочетаются друг с другом. Действие может происходить на фоне деревни, на фоне комнаты, на фоне морского пейзажа, и мы сразу понимаем по этой причине, где происходит это действие.
Вот вам и ответ на вопрос: "что в ячейке монтажа" в кадре: два рода образов!
Да, да! На пленке с помощью любой техники фиксируются не реальные объекты, нелюди и машины. не дома и скалы, а их отображения, сделанные с помощью технических средств. Кадр не только "не свободен" от монтажа, кадр соткан монтажом из пластических образов. Он весь пронизан им, и на нем строится его содержание и форма.
Вывод предельно прост: и материалом пластического мышления человека, и материалом любого экранного творчества являются пластические или изобразительные, называйте как хотите, ОБРАЗЫ. Работаете вы в кино, на телевидении или задумали снять любительский фильм о своем путешествии на Канарские острова, плодом вашего труда на пленке или кассете обязательно окажутся в определенном порядке и в определенном сочетании зафиксированные образы.
Образы. конечно, будут разные по степени выразительности, по силе воздействия на зрителя, но это - результат работы таланта.
Художник, который творит для экрана, мыслит образами. Он монтирует, сопоставляет эти образы внутри кадра, чтобы выразить определенный смысл и вызвать желаемое переживание зрителя. Монтаж не свойство кадра, не свойство кино, не свойство телевидения! Монтаж - метод человеческого мышления, которым пользуются киношники и телевизионщики для создания своих произведений. Монтаж -составная часть природы функционирования человеческого сознания.
Зрительная информация и сознание человека проникает сложным путем через глаза. Оказалось, что на всем пути. на разных этапах продвижения и осознания полученной информации, при нескольких актах ее трансформации в период движения от уровня физиологического до уровня понимания и оценки, работает один и тот же механизм - метод сопоставления. Поэтому разговор о том, что монтаж противоестественен для кино или телевидения, равноценен заявлению, что дыхание вредно для человека.
Психологи утверждают, что процесс поступления информации в наше сознание всегда и во всех случаях имеет дискретный, прерывисты, кусочный характер. Дробление на куски необходимо для нормального хода восприятия.
Когда на смену монтажа фильма короткими кадрами пришел внутрикадровый монтаж длинными планами, наше зpeние, наши органы восприятия и соответствующие отделы мозга стали сами, независимо от режиссеров, членить на куски поток непрерывно предлагаемых с -экрана образов. Членение на куски и сопоставление кусков - тоже составная часть человеческой природы восприятия и мышления. Монтаж экранного произведения короткими кадра-ми - лишь одна из форм использования особенностей, свойств человеческой природы. Она проявляет себя совершенно одинаково и в момент любования пейзажем и перед экраном телевизора.
Монтаж - неоднозначное и неоднородное понятие в экранном творчестве. В общем, философском понимании монтаж всегда есть использование метода сопоставления. Цели и задачи такого использования как в интеллектуальной деятельности человека вообще, так и в экранном творчестве могут быть самые разнообразные. Можно лишь кратко дать представление о вариантах такого использования.
Выбор темы будущего произведения или сюжета - монтаж! Потому что имел место выбор, процесс сопоставления разных вариантов с оценочными критериями автора.
Выбор крупности кадра - монтаж! Состоялось сопоставление объекта съемки в определенном масштабе с рамкой кадра для передачи конкретной зрительной информации в образах.
Составление композиции кадра - монтаж! Оператор не любым беспорядочным образом разместил объекты в кадре, а составил такое взаимное расположение, которое выражает и определенный смысл, и вызывает задуманное им эмоциональное переживание.
Можно показать, что все выразительные средства экрана от композиции кадра до драматургии строятся исключительно на методе сопоставления различных элементов этого выразительного средства между собой. Поэтому, каждый раз произнося слово монтаж. мы должны уточнять монтаж ЧЕГО мы имеем в виду: монтаж кадров, монтаж звука, монтаж смыслов сцен. монтаж световых пятен в кадре или монтаж драматургических ритмов.
И вместе с тем безошибочно можно утверждать. что монтаж любого произведения начинается в сознании автора и заканчивается в сознании зрителя.
В следующих статьях мы начнем разговор о принципах монтажа кадров, о принципах, которыми следует руководствоваться в экранном творчестве при решении той или иной художественной задачи.
Монтаж изображения подход к вопросу
Принципы стыка соседних кадров
Что только не говорили о монтаже за время существования кинематографа и телевидения! И что "монтаж исчез", и что "сегодня монтаж совсем не тот, что был вчера", и что "монтаж в цветном кино отличается от монтажа черно-белого", и что "монтаж на телевидении принципиально другой, чем в кино", и что "нелинейный монтаж нечто иное, чем линейный". Мифы и домыслы можно было бы перечислять и перечислять... Но каждый раз подобные "дерзкие" заявления переносили обязательно на монтаж изображения, на принципы стыка, соединения соседних кадров одной сцены.