ПЕРВЫЕ ГОДЫ СЛУЖЕНИЯ В ЛОНДОНЕ 1855-1864
Чем можно объяснить столь стремительный и очевидный взлет Сперджена? Мы полагаем, что у него просто не было никаких причин оставаться на прежнем месте. Он мог занять более почетное место, потому что имел для этого все духовные предпосылки. Он был в состоянии выполнить поставленную перед ним задачу, потому что основы для ее выполнения уже были заложены в его сердце.
Свеча уже горела, и ей нужен был только такой подсвечник, который соответствовал бы силе излучаемого света.
Но особенно надо подчеркнуть то, что у него была истинно христианская обертка для почета и уважения, а именно — смирение. Как мы уже видели, он отказался от искания для себя великого. А разве это не предшественник возвышения по благодати? Великие амбиции не закрадывались в его душу, и роль деревенского пастора его вполне устраивала. Лондон мог сделать его более великим, но он не мог сделать его более счастливым.
Джеймс Дуглас. "Король проповедников".
"Ибо для меня отверста великая и широкая дверь…"
Некий человек по имени Джордж Гоулд присутствовал на том собрании в Кембридже. Служение Сперджена произвело на него глубокое впечатление, и он с большим энтузиазмом рассказал о юном проповеднике из Уотербич своему лондонскому другу Вильяму Олни. Олни был диаконом в баптистской церкви на Нью-Парк Стрит, в которой в то время как раз не было пастора, и Гоулд убедительно предлагал, чтобы они серьезно рассмотрели кандидатуру этого необыкновенного молодого человека.
Церковь на Нью-Парк Стрит пригласила Сперджена проповедовать у них в воскресенье. Он был удивлен этим приглашением и в ответе на их письмо сказал, что они, наверное, перепутали его с каким-то другим Спердженом, ведь ему самому было только девятнадцать лет. Но те ответили, что пригласили именно его, так что он согласился провести у них воскресенье 18 декабря 1853 года.
В субботу он прибыл в Лондон и пошел на ночлег в приготовленную для него квартиру, находившуюся в районе Блумсбери. В этом доме жили еще несколько молодых людей, и когда они оглядели гостя в далеко не модной одежде, с взъерошенными волосами, выглядевшего совсем по-деревенски, им стало забавно. За ужином они рассказали ему о необыкновенных способностях многих лондонских проповедников с хорошим образованием и редкими ораторскими данными, намекая на то, что уж не Сперджену быть проповедником в одной из самых выдающихся нонконформистских церквей Лондона.
Сперджен понял, что от него здесь потребуется очень многое, учитывая выдающиеся личные заслуги и длительное служение троих его предшественников.
Первым из них был Бенджамин Кич, выдающийся проповедник и писатель, который к тому же пострадал за свою веру в семнадцатом столетии, будучи привязан к позорному столбу. Вторым был Джон Гилл, человек с превосходным образованием, написавший массивные тома богословских трудов и библейских комментариев, он был пастором в этой церкви тридцать один год. Третий, Джон Риппон, проявил себя как талантливый проповедник и создал популярный песенник, его служение здесь продлилось удивительно долго, — шестьдесят три года.
Эти мужи были высоко почитаемы во всей Англии, особенно среди баптистов, и их величие еще больше обескураживало Сперджена, приехавшего провести воскресный день в этой церкви.
После ужина с молодыми людьми Сперджен пошел в свою комнату. Строго говоря, это была даже и не комната, а нечто вроде чуланчика над лестницей и таких маленьких размеров, что он с трудом мог преклонить колени возле своей кровати. Всю ночь внизу на улице слышался шум от лошадей и повозок, так что он едва мог уснуть. Проснувшись утром, он почувствовал себя одиноким и лишенным друзей. Большой город выглядел неприветливо, и его потянуло к своим прихожанам в Уотербич, которые сегодня будут собраны без него.
Настроение не улучшилось и тогда, когда он пришел в церковь. Церковное здание выглядело величественно. Оно было сделано из камня и кирпича, хотя городские окрестности накладывали на него свой мрачный отпечаток. Тем не менее, это была одна из наибольших баптистских церковных построек в Британии, и вот как Сперджен описывает свое первое впечатление при виде этого здания: "На мгновение я удивился собственной опрометчивости, потому что здание показалось мне большим, богато украшенным и внушительным и, наверное, публика здесь должна собираться богатая и придирчивая, совсем не похожая на тот простой деревенский народ, которому я служил с такой светлой радостью".
Хотя строение и было внушительным, но находилось оно в довольно неудачном месте. Этот район располагался к югу от Темзы, и добраться туда с другого берега можно было только через высокий мост. Место было низкое, и его часто заливало, везде были видны дым и копоть. Вокруг церкви располагались пивзавод, разные пакгаузы и фабрики, а единственными домами здесь были жалкие лачуги.
Тем не менее, среди членов церкви были некоторые весьма ревностные христиане. Некоторые из них имели хорошую профессию, кое-кто занимался бизнесом, в целом же церковь состояла из довольно респектабельных людей среднего сословия.
За время, пока здесь не было пастора, церковь приглашала на служение нескольких, как считалось, талантливых проповедников. Однако их ни разу не приглашали во второй раз, потому что их проповеди были настолько философскими и сухими, что слышать их достаточно было и одного раза. В результате посещаемость упала, дела шли не лучшим образом, люди были в расхоложенном состоянии духа.
Когда Сперджен в то утро вышел за кафедру, он увидел приблизительно от восьмидесяти до ста человек собравшихся, хотя в церкви было тысяча двести сидячих мест.
Всякое уныние улетучилось из его сердца, когда он почувствовал свою главную ответственность — проповедь Слова Божьего. Люди увидели в нем человека, имеющего твердую веру в Бога, и услышали в его голосе нечто такое, чего они раньше никогда не слышали. Его текстом были слова: "Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов". Он говорил о Боге как об Отце светов, остановился на объяснении божественных атрибутов, особенно на Его неизменности, и завершил описанием Его даров, особенно дара Его Сына, Господа Иисуса Христа.
Своей проповедью Сперджен не пытался произвести глубокое впечатление на слушателей, чтобы завоевать сердца лондонских обитателей. Это была такая же обыкновенная проповедь, какую он произнес бы для своей деревенской паствы в Уотербич.
Но реакция слушателей была необыкновенной. Некоторые слушатели просто не знали, что сказать, потому что он был таким юным и в то же время столь зрелым и отличным от всех других проповедников, которых им приходилось слышать. Однако большинство собравшихся были в восторге и не находили слов, чтобы выразить свое восхищение.
В обеденные часы некоторые из пришедших на собрание позвали тех, кто отсутствовал на утреннем собрании, а также соседей и друзей, рассказывая им об удивительном молодом человеке из деревни и приглашая послушать его вечером.
И действительно, вечером народу собралось намного больше, чем утром. Сперджен чувствовал себя уже смелее, и когда он проповедовал на текст: "Они непорочны пред престолом Божиим", люди возносились душой к новым высотам познания истины и новым взлетам чувств.
Когда служение закончилось, большинство собравшихся не хотели уходить из церкви. Они стояли, сбившись в группы, взволнованные, переполненные славой того, о чем они слышали, и затем стали просить диаконов, чтобы те постарались пригласить этого удивительного проповедника снова.
Диаконы были взволнованы не менее всех остальных. Они попросили Сперджена назначить дату очередного посещения и сказали, что если он будет проповедовать у них три воскресенья подряд, то дом будет полон народа. Глубоко взволнованный их нуждой и уверенный в том, что Бог открывает ему эту дверь, Сперджен согласился прийти снова и служить у них три воскресенья подряд в следующем месяце, то есть в январе 1854 года.
Во время беседы он признался диаконам, что у него нет формального богословского образования. Но они уже слышали многих выпускников богословских колледжей и их проповеди им порядком надоели, поэтому они ответили ему так: "Для нас это звучит, как особая похвала в твой адрес, потому что если бы у тебя был колледж, то в твоих проповедях не было бы такого прекрасного вкуса и помазания от Святого Духа".
На ночлег Сперджен возвращался совсем другим человеком. "Теперь я не нуждался ни в чьем сочувствии. Меня абсолютно не волновали ни рассказы этих молодых людей о своих замечательных служителях, ни скрип колес под окном, ни вообще что бы то ни было на белом свете". Бог благословил его служение, люди остались довольны, и он вернется сюда снова!
Через две недели он снова провел воскресенье в церкви на Нью-Парк Стрит. После первого визита он сразу же вернулся в Уотербич, но лондонская церковь не стала ждать назначенного срока. Диаконы написали ему срочное письмо, в котором выражали бесконечное удовлетворение прихожан его служением и просили стать их пастором немедленно. Директор воскресной школы написал ему отдельное письмо, в котором говорилось: "Я никогда еще не видел у людей такого сильного желания, чтобы кто-то был у них проповедником, как хотят они в настоящее время, чтобы был ты. Ты найдешь себе много верных друзей, и пусть Дух Святой поможет тебе принять решение о служении в церкви на Нью-Парк Стрит. Я надеюсь и молюсь о том, чтобы ты послужил благословением для многих тысяч людей".
Сперджен, несомненно, осознавал огромную духовную ответственность, которая ожидала его на этом поприще. В письме диакона предлагалось, что он может, если желает, сначала пройти испытательный срок на шесть месяцев, и в конце этого срока изменить свое решение, если возникнет необходимость. Однако он ответил, что согласен на три месяца испытательного срока и в конце письма убедительно просил, чтобы вся церковь молилась о нем. "Одно лишь необходимо, — писал он, — а именно: все обязаны лично и на собрании усиленно молиться, чтобы поддержать меня для выполнения этого великого дела".
Расставание с прихожанами в Уотербич было грустным как для него, так и для них. Некоторые из них понимали, что не могут удерживать такого человека в столь незаметном месте, но поскольку его отъезд был неожиданным, то они, с одной стороны, радовались новой перспективе, которая для него открывалась, но в то же время и проливали много слез, думая о разлуке. Он любил их, и они его любили, и эти узы любви невозможно было разорвать так скоро. На всю жизнь в этой церкви у него оставались самые искренние друзья.
В феврале 1854 года Сперджен принял пастырское служение в Лондоне, будучи девятнадцати лет. Он согласился на трехмесячный испытательный срок, однако ему предстояло трудиться на этом месте до самой своей смерти, которая наступила спустя почти сорок лет.
Как и ожидалось, численность посетителей в церкви на Нью-Парк Стрит возросла молниеносно. В течение месяца церковь была заполнена, проходы забиты, люди сидели на подоконниках и стояли, тесно прижавшись друг к другу в помещении воскресной школы. Вести о его служении разнеслись по всему Лондону.
Во время этого столь успешного служения диаконы вдруг подняли вопрос о его рукоположении. Во время служения в Уотербич Сперджен не был рукоположен, однако он верил, что Сам Бог рукоположил его и, по его мнению, только это и имело значение. Однако среди баптистов практиковалось рукоположение через людей, и среди членов церкви на Нью-Парк Стрит были те, кто считал, что надо совершить такое служение рукоположения и у них.
Сперджен сказал, что он не считает эту практику библейски обоснованной и что ему не нужно таким образом утверждать законность своего служения. Благословение Божье, говорил он, как раз и было божественной печатью на его служении. Человек не может к этому добавить ровно ничего. Тем не менее, он готов был пройти этот обряд, если церковь сочтет это необходимым. От этого не будет никакого вреда, но и никакой пользы. На том дело и остановилось.
Подобным же образом Сперджен отверг титул "преподобного". Он сказал, что это — остатки католической традиции, которую протестанты должны были бы давно оставить. Однако издатели его проповедей ставили этот титул перед его именем, и в продолжение нескольких лет он не запрещал им это делать, возможно, из чувства снисхождения к тем, кто таким образом желал проявить к нему уважение. Наконец в 1865 году он прекратил такую практику. Вместо звания "преподобный" он попросил своих студентов употреблять библейское слово "пастор".
Отсутствие титула, однако, не мешало, а даже помогало Сперджену, чтобы его лучше воспринимали простые люди. Всякий раз, когда он проповедовал, собиралась большая толпа, и поэтому о нем стали говорить как о "втором Уитфилде".
Но Сперджен, как и Уитфилд, не ставил своей целью сбор толпы. Понимая сущность духовной борьбы, в которую вовлечены христиане, он в первую очередь был озабочен тем, чтобы научить своих людей по-настоящему молиться.
Конечно же, люди из церкви на Нью-Парк Стрит молились и до этого. Но их молитвы были не более чем красивые слова, их просьбы были без духовной силы и произносились в довольно формальной манере.
Для Сперджена молитва была чем-то гораздо большим, чем просто некая поверхностная деятельность. Он разговаривал с Богом благоговейно, но свободно и доверчиво. В его молитвах не было тех избитых выражений, которые употребляют многие служители, но он выражался, как дитя, пришедшее к любящим родителям. Знавший его служитель говорил: "Молитва была инстинктом его души и атмосферой, в которой он жил. Она была "дыханием его жизни" и "воздухом его родины". Молясь, он улетал на орлиных крыльях в небеса к Богу".
Молитва была для Сперджена настолько реальной, что всякие формальные попытки молиться смотрелись на этом фоне, как нечто совсем противоположное. "Я могу стразу же определить, — говорил он, — действительно ли брат молится, или же он только воображает, что молится, или играет роль молящегося… Дай Бог нам всем живое молитвенное воздыхание! Один искренний вздох души имеет большую силу, чем полчаса цитирования красивых религиозных слов. Пусть рыдания вырываются из души и слезы льются из сердца!" Но он в равной степени был противником и восклицаний типа "Аллилуйя!" или "Слава Господу!", если они были формальными и не исходили из сердца.
Сперджен реально ожидал от Бога ответа на молитву, произносилась ли она наедине или в церкви. Он признавал, что некоторые молитвы могут оставаться не отвеченными, и мы не можем знать истинную причину этого, но он также знал много случаев, когда Бог начинал действовать, отвечая на его вопль. Он знал, что сила Божья в служении проявляется в прямой зависимости от истинной молитвы народа Божьего и что души приходят к покаянию и вере во Христа в той же пропорции.
Личная молитва Сперджена оказывала на церковь большое влияние. Глубоко затронутые реальностью его просьб, многие из них стыдились своих собственных "красивых религиозных слов". Некоторым пришлось пройти через серьезную ломку, чтобы победить сложившуюся за годы привычку молиться формально, и мало-помалу им все же удалось научиться бороться с Богом в истинной молитве.
Я никогда не смогу забыть то, как усердно эти люди молились. Иногда они молились так усердно, что казалось, будто среди них находится Ангел Завета, которого они видят своими глазами...
Не раз случалось, что мы были настолько ошеломлены серьезностью молитвенного собрания, что на какое-то время все замолкали и казалось, будто сила Господня осеняла нас… Молитвенные собрания на Нью-Парк Стрит затрагивали нас до глубины души. Каждый присутствующий был похож на крестоносца, окружающего Новый Иерусалим, каждый был решительно настроен взять Небесный град штурмом молитв, — и вскоре на нас ниспадало столь обильное благословение, что у нас не хватало места, чтобы его принять.
Продолжая рассматривать дальнейшую биографию Сперджена, мы должны иметь в виду силу молитвы его церкви. Благодаря ей, многие люди обратились к Богу, было основано несколько институтов, построено много различных зданий, и их труд имел влияние во всех концах земли. Все это время к Богу возносилась истинная молитва. Когда кто-либо спрашивал Сперджена, в чем секрет его успеха, он отвечал: "Мои люди молятся обо мне". При этом он имел в виду не обыкновенную формальную и ни к чему не обязывающую молитву, но борьбу с Богом с живой верой в то, что Он пошлет ответ.
Условия служения, на которых Сперджен прибыл в Лондон, были вскоре аннулированы членами церкви. Задолго до конца испытательного срока состоялось членское собрание, и люди просили его стать их постоянным пастором. Он ответил: "На такое любовное и сердечное предложение может быть только один ответ, — я принимаю его. Но только прошу вас помнить обо мне в молитвах, чтобы я мог осуществить столь великое дело и оправдать ваше доверие. Очень надеюсь, что ваша молитвенная поддержка поможет вам также простить мои возможные ошибки в делах или в неосторожных словах. Я всей душой хотел бы ни в коем случае не причинять вам боль, но как можно дольше послужить к вашей пользе".
В апреле 1854 года, когда Сперджену было девятнадцать лет, он принял на себя всю полноту пасторского служения в Лондоне.
Вскоре в церкви возникли проблемы в связи с очень большим наплывом людей. Каждое воскресенье на утреннем и вечернем служении все свободное пространство в молитвенном доме было заполнено до предела. Из-за этого в помещении становилось нестерпимо жарко, не хватало кислорода, не было доступа свежего воздуха, поскольку окна не открывались. Сперджен все время напоминал диаконам, что надо вынуть верхние стекла на окнах, но они ничего не делали в этом отношении.
На одном из воскресных утренних служений вдруг оказалось, что верхние стекла отсутствуют. Сперджен выразил удовольствие по поводу случившегося и предложил награду в пять фунтов тому, кто найдет злоумышленника. Разумеется, он сам вынул стекла на окнах. "Я прошелся вокруг дома с палкой и впустил кислород в это душное помещение". Таким образом, он как бы слегка разыграл своих диаконов, чтобы они быстрее сделали то, что давно должны были сделать.
Свежий воздух был очень кстати, но оказалось, что не хватало очень многих сидячих мест. В течение нескольких месяцев церковь кое-как терпела трудности, связанные с переполнением дома, но потом начались работы по расширению здания.
Пока велись строительные работы, собрания проводились в Экзетер Холл. Это было большой зал, находившийся в центре города, но, несмотря на 4000 сидячих и 1000 стоячих мест, он оказался слишком маленьким, чтобы вместить всех желающих, и сотни людей не могли попасть внутрь.
По завершении работ на Нью-Парк Стрит, здесь снова стали проводить собрания. Теперь здесь было 1500 сидячих мест, а вместе с залом для воскресной школы и другими помещениями сюда могло втиснуться примерно 2000 человек. Но многие из тех, кто слышал Сперджена в Экзетер Холл, стали приходить в молитвенный дом, и народу набивалось еще больше, чем прежде. Единственным выходом из положения было перенесение вечерних служений снова в Экзетер Холл и попытка как-то упорядочить утренние служения в молитвенном доме.
В результате зал по вечерам заполнялся до пределов своих возможностей. Но тысячи желающих не могли попасть в зал и оставались на улице, создавая шум и помехи для движения.
Слухи об этом распространились по Лондону и даже по всей Британии. Обычно Экзетер Холл использовался для музыкальных концертов и популярных лекций, но проводить здесь религиозные мероприятия было неслыханным делом. Многие смотрели на это с резким осуждением. А поскольку было известно, что Сперджен не имел богословского диплома и не был рукоположен, о нем тут же сделали заключение, что это шарлатан, который знал, как привлекать толпу и выманивать у людей деньги.
Но вскоре жизнь доказала, что Сперджен по-настоящему любил людей и мог бескорыстно служить нуждающимся.
Как раз в то время в Лондоне начала свирепствовать эпидемия азиатской холеры, особенно в районе к югу от Темзы. Сперджен отменил все свои загородные мероприятия и посвятил свое время посещению больных. Эпидемия поразила многие дома. Почти везде можно было найти страдающих холерой, много людей умирало. "Многие семьи, — вспоминал Сперджен, — приглашали меня посетить больных, и почти каждый день мне приходилось бывать на похоронах". С милосердием к больным и сердечным состраданием к обездоленным совершал он свой труд. Его могли разбудить в любое время ночи с просьбой прийти и помолиться с кем-то, кто, по всей вероятности, должен был скоро уйти в вечность.
Такой беспрерывный труд вскоре сильно истощил его. Он не только изнемог, но и едва не заболел сам.
Однажды, возвратившись в таком состоянии домой с похорон, он заметил выставленный на окне у сапожника кусок бумаги с надписью. К своему удовольствию, он прочел на нем стих из Писания: "Ибо ты сказал: "Господь — упование мое"; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему".
Прочитав этот стих, Сперджен просиял. "С помощью веры я применил этот стих к самому себе, — писал он. — Я почувствовал, что нахожусь в безопасном месте, что в меня влились свежие силы, что я словно препоясан бессмертием. В таком спокойном и мирном состоянии духа я снова пошел навещать умирающих, и со мной действительно не случилось ничего плохого".
Так прошел первый год служения Сперджена в Лондоне, и с каждым днем слава о нем распространялась все шире. Правда, его часто критиковали в прессе, но в собственной церкви его очень любили и, кроме того, он приобрел себе многих почитателей среди населения. Бывший актер Шеридан Ноулз обратился к Богу в баптистской церкви Блумсбери, и его жизнь изменилась. Однажды его попросили выступить перед студентами Степни колледжа, о чем один из студентов вспоминал следующим образом:
Выйдя за кафедру, г-н Ноулз тут же воскликнул: "Ребята, приходилось ли вам слушать этого парня из Кембриджа? Немедленно пойдите и послушайте его, если вы хотите знать, как надо проповедовать. Его зовут Чарльз Сперджен. Он еще юноша, но уже теперь он самый удивительный проповедник во всем мире. Его красноречие абсолютно совершенно, кроме того, он ведет себя перед людьми, как мастер своего дела, так что ему не надо учиться ни у меня, ни у кого-либо другого…
Некоторое время назад я арендовал театр на Друри Лейн; и скажу вам, что будь я сейчас на том же месте, я предложил бы ему попробовать поиграть в театральной труппе хотя бы один сезон. Знаете почему? Потому что он может делать со своими слушателями все, что ему угодно! Он может в течение пяти минут заставить их смеяться, потом плакать, потом смеяться опять. Сила его влияния ни с чем не сравнима!"
Запомните мои слова, ребята: этому молодому человеку суждено быть величайшим проповедником нашего столетия, а может быть, и всех веков".
Многочисленные похвальные отзывы подобного рода заставляют задаться вопросом, какое влияние оказала эта честь на самого Сперджена. Многих погубила бы даже маленькая доля того почитания, которое выпало на его долю, и он вполне осознавал опасность переоценки своих способностей в этой ситуации. Во время визита в Шотландию Сперджен приобрел благосклонность многих служителей, однако некоторые шотландские духовные лица считали, что его чересчур уверенная манера выказывает в нем гордость духа. А в Англии о нем не раз говорили, как о дерзком человеке, и действительно, в некоторых случаях он вел себя с такой смелостью и властью, что подобная оценка его поведения вроде бы подтверждалась.
Но не надо забывать, что ему было всего лишь двадцать лет, и в таком незрелом возрасте доля самоуверенности вполне закономерна.
На самом же деле у нас есть основания похвалить его как раз за скромность. Больше, чем многие другие, он осознавал смертельную опасность своего "я" и был больше всего озабочен тем, чтобы во всем прославлялся Бог. Состояние его сердца выражено в следующих воспоминаниях:
Когда я стал пастором в Лондоне, я был устрашен собственным успехом, и мысль о перспективе, которая стала мне доступна, не поднимала мое настроение, а наоборот, повергала меня в состояние крайнего упадка духа.
Да кто я такой, чтобы вести за собой такое множество людей? Мне бы лучше отправиться в свою незаметную деревню или уехать в Америку и найти себе в лесной глуши уединенное гнездо, чтобы жить, обеспечивая свои потребности. В то самое время, когда над делом всей моей жизни приподнялась завеса, я ужаснулся от того, что было открыто мне за этой завесой.
Сперджену нужен был человек, которому он мог бы доверять, кто мог бы утешать и ободрять его, кто мог бы разделять с ним его сокровенные желания и чувства. И вот, благодаря Божьему Провидению, такой человек вошел в его жизнь и стал прекрасным помощником, "пока не разлучила их смерть".