Роман Н.С. Лескова Соборяне. Своеобразие проблематики, конфликта и жанра произведения
(Комментарии И.З. Сермана)
Ни одно из больших произведений Лескова не испытало столько трудностей при печатании, сколько пришлось вытерпеть «Соборянам». Это, в свою очередь, очень усложнило работу писателя и помешало осуществлению его обширного замысла во всей полноте. В первоначальном виде «Соборяне» назывались «Чающие движения воды. Романическая хроника». На этом жанровом определении Лесков очень настаивал. В письме к А. А. Краевскому в начале осени 1866 года он писал: «Усердно прошу Вас... в объявлении при следующей книжке не печатать «большое беллетристическое произведение», а объявить, прямо... «Романическая хроника» — «Чающие движения воды», ибо это будет хроника, а не роман. Так она была задумана, и так она и растет по милости божией. Вещь у нас мало привычная, но зато и поучимся» («Шестидесятые годы», изд. АН СССР, М. — Л., 1940, стр. 293). Работу над своей «романической хроникой» Лесков, по-видимому, начал в первой половине 1868 года. В июле этого года была готова первая часть. Тогда же была достигнута договоренность с Краевским, и в марте 1867 года в «Отечественных записках» началось печатание «Чающих движения воды».
В «Отечественных записках» хронике был предпослан эпиграф из евангелия от Иоанна: «В тех слежаше множество болящих, слепых, хромых, сухих, чающих движения воды». Эпиграф этот взят Лесковым из евангельского рассказа о больных, собиравшихся возле водоема, к которому по временам сходил ангел, возмущал воду, и тогда эта вода исцеляла больных. В письме в Литературный фонд (20 мая 1867 г.) Лесков так разъяснял свой замысел: «... я имею в виду выставить нынешние типы и нынешние положения людей, «чающих движения» легального, мирного, тихого... » (А. Лесков» Жизнь Николая Лескова, М., 1954, стр. 189). Печатание «Чающих движения воды» в «Отечественных записках» было прервано из-за неожиданно возникших разногласий между автором и Краевским. Несмотря на предупреждение Лескова не делать в «хронике» никаких изъятий без согласия автора, главы, напечатанные в апрельской книжке 1867 года, вышли с большими, как пишет Лесков, «помарками»: «В силу этих помарок одно из лиц романа (протоиерей Савелий, в особе которого, по моему плану, должна была высказаться «чающая движения» партия честного духовенства) вышло изуродованным» (А. Лесков, Жизнь Николая Лескова, стр. 189). В знак решительного протеста Лесков прекратил печатание романа в «Отечественных записках», и оно там более не возобновлялось. Напечатана была, таким образом, только «Книга первая».
Из напечатанного в «Отечественных записках» текста видно, что первоначальный замысел «хроники» был много шире, чем он был осуществлен в «Соборянах». Начинаются «Чающие движения воды» с глав, характеризующих прошлое Старого Города, его внешний вид, местоположение; в главе II («Патриарх, прошедший с мечом и с миром») рассказывается о переходе части раскольников Старого Города вместе со своим главой Миной Силычем Кочетовым, в православие после войны 1812 года. Другая же часть раскольников осталась в старой вере и выбрала себе наставником купца Семена Дмитриевича Деева. Главы IV— XV вводят в «хронику» Константина Пизонского, историю Платониды, невестки Маркела Деева, и воспитанниц Пизонского Глаши и Нилочки. После приостановки печатания «Чающих движения воды» Лесков выделил эти эпизоды из своей «хроники» и напечатал их в сборнике «Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого», т. 1, СПб., 1867, под названием «Старгородцы (отрывки из неоконченного романа «Чающие движения воды»). Котин доилец и Платонида» (см. т. 1 наст. изд.). Только с XVII главы журнального текста, начиналось изложение событий, совпадающее с первыми главами «Соборян». Главы XVII— XVIII занимает «Савельева синяя книга», главы XIX— XX снова посвящены Пизонскому и его маленькому воспитаннику Молвошке.
Журнальный текст «хроники» Лескова дает вполне достаточный материал для суждения о том, как развивалось действие в частях, не увидевших света в 1867 году. Из напечатанного можно заключить, что видное место в развитии событий «хроники» должен был занять Пизонский, образ которого был соотнесен с образом Савелия Туберозова, как практическое воплощение идеи служения людям. В последней главе первой книги «Чающих движения воды» Пизонскому в полусне-полуяви слышится разговор идущих ночью вдоль берега Августа Кальярского и ксендза Збышевского (в «Соборянах» Кальярский упоминается, Збышевский — совсем исчезает), в котором комментируется эпиграф к роману и революционные идеи объясняются плодами «польской интриги». В заключительных строках хроники Туберозов и Пизонский объединены общим ожиданием грядущих бед: «Так, среди общего сна и покоя, два человека, которым не спалось, встретили в Старом Городе... день, в который бездна застоя и спокойствия, наконец, призвала другую бездну; день, с которого под старогородскими кровлями начинается новая эра» («Отечественные записки», 1867, апрель, стр. 639).
По-видимому, большое место в романе должна была занять судьба Глаши, вышедшей замуж за умственно недоразвитого купеческого сына Маслюхина. О ней в хронике говорится, «что она, как Галатея, лишь ждет одного одухотворяющего прикосновения, и все дело теперь только в том, кто принесет прекрасному мрамору эту душу» («Отечественные записки», 1867, апрель, стр. 489).
По сравнению с окончательной редакцией «хроники» 1872 года «Савельева синяя книга» («Демикотоновая» — в «Соборянах») содержит больше прямых политических высказываний злободневного содержания. В них излагается политическая концепция, очень сходная с той, какую развивал с 1863 года в «Московских ведомостях» идейный вдохновитель реакционного лагеря Катков. Церковь, по мнению Савелия, это единственная опора русского народа, единственная его путеводительница. Ей (церкви), а следовательно и народу, угрожают раскольники и нигилисты, вдохновляемые и направляемые могущественной силой католицизма. 9 июня 1864 года Савелий записывает (в «Соборянах» этой записи нет): «А тут... в корень... в самую подпочву спущены мутные потоки безверия: не лев рычит, а шакалка подлая, Данилка-комиссар щекает... Мне это с трусости моей все кажется, что нам повсюду расставлены ехидство, ковы, сети; что на погубление Руси где-то слагаются цифровые универсалы... что мы в тяготе очес проспали пробуждение Руси... и вот она встала и бредет куда попало... и гласа нашего не ведает... Так все собирался я, старик, увидеть некое торжество; дождаться, что вечер дней моих будет яснее утра, и чаяний сих полный сидел ряды годов, у великой купели, неустанно чающе ангела, который снизойдет возмутить воду сию и... скажи ми, господи, когда будет сие?.. Должна же восходить заря после полунощи; разбитые оковы пахаря, и суд вблизи обещанный уже не марево; но что ж такое, что сами себя мы никак сообразить не можем? Где наш хоть немудрый смысл, да крепкий?» («Отечественные записки», 1867, апрель, стр. 613). По-иному характеризуется «Савельевой синей книгой» новый губернатор, без того иронического отношения, с которым он изображен в «Соборянах».
Иной, чем в «Соборянах», является и внутренняя хронология романа. Последняя запись в «Савельевой синей книге» датируется 9 июня 1864 года, и, следовательно, все действие «хроники» должно было происходить в 1864 году, а не в 1867, когда происходит действие в «Соборянах». Вообще хронология записей в «Савельевой синей книге» чрезвычайно спутана. Некоторые годы (1837); повторяются трижды. В записи от 1 января 1857 года сказано, что «шесть лет и строки сюда не вписывал», а между тем предыдущие записи относятся к 1853 году, и т. д. Эта сбивчивость сохраняется и усугубляется в «Демикотоновой книге» («Соборяне»), где дважды появляется в записях 1849, 1863 годы и внутри годов спутан порядок месяцев. Как доказывает Б. В. Томашевский («Писатель и книга», Л., 1928, стр. 126—127), эти ошибки в хронологии не могут быть исправлены, так как они потребовали бы переработки всей книги. Если пытаться восстановить реальную хронологию событий, то окажется, что «мальчишка», воспитываемый Пизонским и упоминаемый в записи 27 декабря 1861 года (по тексту «Соборян»), родился в 1836 году, Следовательно в 1861 году ему должно было быть двадцать пять лет, в то время как он называется у Лескова «мальчишкой» и «младенцем» и ходит на святках с поздравительными стихами.
Лесков возобновил печатание своей «хроники» под названием «Божедомы (Эпизоды из неоконченного романа «Чающие движения воды»)» в начале 1868 года в «Литературной библиотеке» (январь, стр. 3—83; февраль, стр. 3—36). В новой публикации Лесков изменил не только название, но и характер произведения в целом, и даже эпиграф из евангелия от Иоанна был взят другой: «И дал им область чадами божиими быти, верующими во имя его». В новой редакции роман открывается обращением к героям (Савелию, Ахилле и Захарию), и указанием на то, что от первоначального широкого замысла романической хроники Лесков отказался: «Все эти три лица составляли духовную аристократию Старого Города, хронику которого некогда думал написать автор этого рассказа, прежде чем получил урок, что для такой хроники ныне еще не убо прииде время» («Литературная библиотека», 1868, январь, стр. 3). Из хроники общегородской выделилась таким образом история «Старгородской соборной поповки». Замысел Лескова сузился и получил дополнительное полемическое обоснование. Имея в виду Помяловского и других авторов, в неприглядном свете изображавших духовенство, Лесков, писал: «Мы не берем своих длиннополых героев от дня рождения их и не будем рассказывать, много или мало секли их в семинарии. Это все уже со всякой полнотою описано другими людьми, более нас искусными в подобных описаниях,— людьми, евшими хлебы, собираемые с приходов их отцами, и воздвигнувшими пяту свою на своих крохоборных кормильцев. Мы просто хотим представить людей старгородской поповки, с сокровенными помыслами тех из них, у кого были помыслы, и с наиболее выступающими слабостями, которые имели все они, зане все они были люди и все человеческое им было не чуждо» («Литературная библиотека», 1868, январь, стр. 4).
В связи с изменением замысла и жанра автор удалил из «Божедомов» почти все касающееся истории города, судьбы Пизонского и связанных с ним лиц. Самый текст напечатанной части «Божедомов» очень близок к тексту «Соборян» в «Русском вестнике». В «Божедомах» появляются уже Марфа Андреевна Плодомасова и ее карлик. Рассказ карлика, намеченный к включению в «Демикотоновую книгу», Лесков решил напечатать позднее. Об этом говорится в примечании: «Рассказ этот изъят автором из «Демикотоновой книги протоиерея Туберозова» и, в несравненно большем развитии, составит отдельный очерк, который будет помещен в одной из ближайших книг нашего журнала под заглавием «Боярыня Плодомасова» («Литературная библиотека», 1868, январь, стр. 52). Новым для сюжета «хроники», по сравнению с текстом «Отечественных записок», было введение эпизода церковной проповеди Савелия с указанием на Пизонского как на образец истинно нравственной жизни. Сильнее представлена в «Божедомах» католическая интрига: Савелию «является» призрак иезуита Грубера, деятельно занимавшегося католической пропагандой в России в конце XVIII — начале XIX веков. В связи с прекращением журнала на второй (февральской) книжке снова оборвалось печатание «многострадального» лесковского романа. «Божедомы» (в публикации «Литературной библиотеки») обрываются на борьбе из-за костей, начавшейся между Ахиллой и Варнавкой.
8 августа 1868 года «Божедомы» были отданы Лесковым В. В. Кашпиреву для журнала «Заря», который должен был начать выходить в 1869 году. Вскоре между автором и издателем начинаются недоразумения (см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 270— 271), оканчивающиеся судебным процессом в Петербургском окружном суде. После разрыва с Кашпиревым «Божедомы» предлагаются в славянофильский журнал С. А. Юрьева «Беседа»; о своих героях Лесков пишет: «Они церковный причт идеального русского города. Сюжет романа, или, лучше сказать, «истории», есть борьба лучшего из этих героев с вредителями русского развития. Само собою разумеется, что ничего узкого, фанатического и рутинного здесь нет. Детали романа нравятся всем, и, между прочим, Михаилу Никифоровичу Каткову, но в общей идее он для некоторых взглядов требует изменений, которых, по-моему, он (роман.— И. С.) вовсе не требует» (письмо С. А. Юрьеву от 5 декабря 1870 г. — см. А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 272). Не получив определенного ответа от Юрьева, Лесков в марте 1871 года едет в Москву и здесь договаривается с Катковым о печатании «Божедомов» в «Русском вестнике».
В подготовке «хроники» к печати, в ее доработке и сокращении, участвовал П. К. Щебальский, как видно из письма к нему Лескова («Шестидесятые годы», стр. 320, письмо от 8 июня 1871 г.).
В ходе этой доработки роман и получил, по-видимому, новое название — «Соборяне».
Неизменно находивший непривычный угол зрения, писатель открыл в «Соборянах» «чающих движения» положительных героев из той среды, которая была для литературы предметом традиционных обличений,— из провинциального (в этом заключался коренной смысл их томления по подвигу) духовенства. Протопоп Савелий Туберозов и дьякон Ахилла Десницын, близкие живым стихиям русской жизни, воплощают национальные стремления, пробудившиеся в самой консервативной среде, но подавленные рутинными формами русского общественного уклада. Герои поставлены судьбой в необходимость совершать то, что вовсе не отвечает склонности их натуры. Гражданин и философ в рясе, озабоченный мыслями о благе мужика-сеятеля, Савелий мог бы обрести свое призвание и в лоне православия, да церковь его века не несет людям правды. В дореформенное и, особенно, в пореформенное время, когда, по словам Туберозова, для церкви настает час не слов, а подвигов (порок растекается по Руси), церковь коснеет в бесконечном повторении ветхозаветного ритуала. Церковь, полагает он, утратила быть нравственно очищающей общество силой, а значит, поприща, на котором Туберозов нашел бы себя, нет. Обличающая проповедь протопопа, произнесенная перед чиновниками пореформенного Старгорода и содержавшая упреки в «единой формальности» молитв при каждодневном «бесстрастном равнодушии» к добру и злу, при «великой утрате заботы о благе родины», была в первый момент воспринята как «революция», и от «бунтливого» протопопа потребовали покаяния. Но эта «революция» была последней вспышкой угасающего в бездействии мятежного духа. Человек уходит, неузнанный миром, не свершивший того, что мог. Томившийся в неосознанной жажде подвига, этим близкий протопопу и оттого же тянувшийся к нему, Ахилла выглядит фигурой гротескной, но тем более трагичной. Лишь однажды возникает он на страницах хроники человеком своей стихии: «...весь облитый лучами солнца, в волнах реки показался нагой богатырь с буйною гривою черных волос на большой голове, он плыл против течения воды, сидя на достойном его могучем красном коне, который мощно рассекал широкою грудью волну и сердито храпел темно-огненными ноздрями». «Все я не тем занимался, чем следовало...» — подводит богатырь Ахилла черту под собственной жизнью, обессмысленной, как и жизнь Туберозова, церковью и эпохой.
Лесков подчеркнул, что его книга «хроника, а не роман», чем обнаружил свою сознательную установку на то, чтобы придать событиям характер были и эпический масштаб. Этому содействуют сам хроникер-повествователь и автор «Демикотовой книги» Савелий Туберозов.
Максимальная приближенность читателя к происходящему, иллюзия достоверности, жизнь отдаленной провинции, обыденной и текущей день за днем и соверщающейся на глазах читателя, дневник Туберозова, призванный рассказать «всю правду» – вот отличительные черты этой были.
Хроника (греч. Χρόνος — время) — историческое описание событий в хронологическом порядке.
Хроника, как историческое произведение, впервые была создана в Византии. Историческая концепция таких произведений была самым тесным образом связана с церковным мировоззрением и делала византийские политические грёзы о едином мировом государстве частью их церковного учения. Как правило, хроники начинают своё повествование с основания мира. Переводы хронографов в основном производились в Болгарии. Следует отметить, что переводы не всегда адекватны оригиналу, нередки сокращения текста.
На Руси в XI—XII веках переводные хроники получили широчайшее распространение, самые известные из них: «Хроника Георгия Амартла», «Хроника Георгия Синкелла», «Хроника Иоана Малалы». Сохранились лишь в компилятивных памятниках, так, например, «Ельницкий летописец
» является компиляцией «Хроники Георгия Амартла», «Хроники Иоана Малалы» и оригинальных исторических произведений житийного характера (о княгине Ольге, о варягах-мучениках и др).В хронике Н.С. Лескова же по мере развертывания событий оказываются стянутыми в единый содержательный узел все сферы духовной жизни. И события. Для хроники – редкость – описание быта людей.
В Соборянах Лесков не скрывал своего критического отношения к современной церкви, которое с годами будет только возрастать.
В 1883 году, в письме Л. И. Веселитской о «Соборянах» он писал:
«Теперь я не стал бы их писать, но я охотно написал бы «Записки расстриги»… Клятвы разрешать; ножи благословлять; отъём через силу освящать; браки разводить; детей закрепощать; выдавать тайны; держать языческий обычай пожирания тела и крови; прощать обиды, сделанные другому; оказывать протекции у Создателя или проклинать и делать еще тысячи пошлостей и подлостей, фальсифицируя все заповеди и просьбы «повешенного на кресте праведника», — вот что я хотел бы показать людям… Но это небось называется «толстовство», а то, нимало не сходное с учением Христа, называется «православие»… Я не спорю, когда его называют этим именем, но оно не христианство.»
Так же позицию проявляет разговор протопопа Савелия с отцом Николаем, где утверждается разрыв между внешним религиозным опытом и внутренним богопознанием (во Христа крестимся, но ещё во Христа не облекаемся).
Туберозов отказывается идти на компромисс с церковными властями, которые вознамерились регламентировать и направляет его проповедническую деятельность. Потому что он не может смириться с холодностью официальной проповеди и пытается сделать так, чтобы его слово падало в души людей и прорастало там. Его очень беспокоит содержание проповедей, которые могут излечить душу, искоренить в ней зло. И Савелий оказывается отлучен от церкви, он не смог осуществить свои идеалы.
В первоначальном варианте, кстати, Туберозов порывает с церковью, но М. Катков убедил его смягчить развязку. И Савелий перед смертью прощает всех и уходит в мир иной с чистой душой.
Своими деяниями священник поднялся до высот героических и трагических одновременно.
Лесков завершает свое произведение прощанием с героями: уходят Туберозов, Бенефактов и Десницын. Уходят старгородцы, уступая дорогу новопробывшим героям. Хотя умерло старое, но новое не предвещает ничего хорошего.