Тюркский каганат и миграции тюрков на запад

 

Тюркские народы попали на страницы всемирных хроник практически одновременно со славянами — во второй половине V — VI в. н. э. Переселение гуннов из Центральной Азии в Центральную Европу привело в движение все народы Евразии. Кочевые племена — иранские и тюркоязычные — продолжали свой натиск на Китай, Иран и Византию и могли именоваться по традиции гуннами (так белыми гуннами именовались ираноязычные племена эфталитов, занявшие в V в. бассейн Аму-Дарьи и столкнувшиеся с сасанидским Ираном); объединение таких «гуннов»-савиров существовало в V—VII вв. в Северном Дагестане, «стране гуннов». Волнообразное движение кочевников на запад, напоминающее «цепную реакцию», описано византийским дипломатом Приском, возглавлявшим в 448 г. посольство к Аттиле. В 463 г. в Причерноморье вторглись племена огуров (урогов), сарагуров и оногуров, которых вытеснили савиры/сабиры, тех же, в свою очередь, заставили двигаться на запад авары, которых теснили народы, живущие у океана — то есть на краю ойкумены. В Северном Причерноморье племена огуров и др., видимо, и создали объединение болгар — тюркоязычных «протоболгар» (см. ниже).
Главными источниками по ранней истории народов Евразии на Востоке стали китайские хроники: подобно античным авторам, описывавшим скифов и сарматов, китайские историки оставили описания быта и нравов «северных варваров» (см. подборку этих сведений: [Бичурин 1950—53; Малявкин 1989]).
По известиям китайских хроник восстанавливается процесс формирования тюркской суперэтнической или метаэтнической общности. В передвижения на востоке Евразии были вовлечены позднегуннские тюркоязычные племена, переселившиеся на территорию северо-западного Китая, но вытесненные оттуда в Турфанскую котловину на отроги Тянь-Шаня. Там они смешались с ираноязычными тохарами и, видимо, восприняли от них родовое имя ашина. Но здесь их подчинили себе племена жужан (жуань-жуаней), на западе известные как авары: исследователи спорят о том, насколько верно это отождествление, равно как и о том, на каком языке говорили жужане (авары), тюркском или монгольском (ср. [Кычанов 1997, 74 и сл.]). Жужане вели войны с Китаем и уйгурами, создали обширное государство в Центральной Азии, их правитель как глава разноплеменного объединения впервые принял титул каган (к нему восходит и позднейшая форма — хан), приравнивавшийся в раннесредневековом мире к императорскому, претендовал на равноправные отношения с Китаем, основанные на договорах «о мире и родстве». Подчиненных своей власти ашина жужане переселили в 460 г. на Алтай. Там ашина прославились как кузнецы и возглавили объединение местных племен тюрк, получившее в китайских источниках VI в. наименование туцзюе (тугю, тукю), в арабских и европейских — тюрки [Кляшторный, Савинов 1994, 12 и сл.; Кычанов 1997, 94 и сл.]; эти племена, делившиеся в китайских источниках на восточных и западных тугю (западные включали 10 племен, в том числе тюргешей и др.), издревле контактировали с ираноязычными и — на севере — самодийскими соседями.


Первый Тюркский каганат и народы Евразии (по С. Г. Кляшторному). (История Востока. Т. 2. М., 1995. С. 62)

Согласно этногенетической легенде, донесенной китайскими источниками, племя Ашина — прародители тюрков — было истреблено врагами, уцелел лишь мальчик, которому отрубили руки и ноги (характерный автохтонный миф — лишенный конечностей был прикован к «своей» земле). Мальчика выкормила волчица, ставшая его женой и бежавшая после его гибели в горы Восточного Туркестана, где родила десять сыновей — предков тюрков-ашина [Бичурин 1950, т. 1, 220 и сл.]. Волк был символом-тотемом многих тюркских народов, вплоть до половцев-кипчаков, хан которых выл по-волчьи перед битвой — ему откликалась волчья стая (по описанию русской летописи).
Сам этноним тюрк, по одной из версий, может свидетельствовать о традиционных связях тюркских и монгольских народов: его возводят к монгольскому слову тюркюн — «родня замужней женщины»; вероятно, по правилам экзогамии монголы брали жен из тюркских племен. Это обстоятельство может объяснять и те сложности, с которыми исследователи различают тюркские и монгольские племенные объединения гуннской и аварской (жужанской) эпохи. Слово ашина может означать синий (голубой) цвет: цветовая символическая классификация характерна для монгольских, тюркских и др. народов Востока — разными цветами обозначали разные стороны света, племена (в том числе кёк тюрк — 'синие тюрки') и государственные образования (вплоть до Синей и Белой — «Золотой» Орды в государстве Чингизидов [Кононов 1978]).
Тюрки-ашина смогли в VI в. подчинить себе часть другого объединения тюркоязычных племен — теле (огузов) — и восстали (552 г.) против жужан-аваров. Согласно китайским источникам, правитель тугю потребовал у кагана жужан руки его дочери, но тот заносчиво назвал его «простым кузнецом» («плавильщиком железа»), после чего и началась война [Бичурин 1950, т. 1, 228]. Презрительное отношение к покоренным и враждебным народам как к своим слугам и рабам характерно было для господствующих этносов раннесредневековых государств: первопредок самих жужан в китайских источниках именовался рабом [Кычанов 1997, 74], а татаро-монголы перед битвой на Калке (1223) отговаривали русских князей от союза с половцами-кипчаками, называя их своими «конюхами». Навыки в кузнечном ремесле (на Алтае, как и в Туве, обнаружено развитое железоделательное производство — плавильные печи, кузнечные мастерские) сыграли, видимо, не последнюю роль в исходе войны. Тугю сочетали гуннскую тактику конной войны с использованием железного доспеха — кольчуг и шлемов. Жужане были разбиты, большая их часть бежала в Северный Китай и Корею, прочие двинулись на запад, по пути гуннов, подчиняя и вовлекая в свое движение племена Евразийской степи. В 558 г. авары достигли дунайской границы Византии.
Правители ашина тем временем восприняли жужанский титул каган, подчинили себе монголоязычных киданей и тюркоязычных енисейских кыргызов (в Туве и Хакасско-Минусинской котловине), заставили выплачивать дань Китай и породнились с императорским домом. В китайских источниках тюрков сравнивали с гуннами, их правитель именовался гуннским титулом шанъюй, а тюркские аристократы Ашина получали при императорском дворе высокие должности. Тюркский каганат разгромил государство ираноязычных эфталитов («белых гуннов») в Средней Азии, стал угрожать сасанидскому Ирану, завязал дипломатические отношения с его врагом — Византией и стремился к контролю над международной торговой магистралью, связующей Китай и Восточное Средиземноморье, — Шелковым путем. Менадр Протектор, византийский автор второй половины VI в., описал обмен посольствами между императором Юстином и каганом Дизибулом (Истеми): сам император расспрашивал посла кагана — согдийца Маниаха о власти тюрков над эфталитами и аварами, а в 586 г. отправил стратига Зимарха в ставку кагана на «Золотую гору» (Алтай). Зимарх сопровождал кагана во время его похода на персов, а затем направился в обратный путь через степи к Атилю (Волге), где подвластный тюркам предводитель местных угорских (?) племен предупредил посольство о засаде, устроенной персами. С большими опасениями посольство двинулось к Алании на Северном Кавказе, где их встретил дружественный правитель; после этого Зимарх достиг берегов Понта. Власть тюрков простиралась, таким образом, до Северного Кавказа и Причерноморья (отношения тюрков с кавказскими аланами неясны). Глава Тюркского каганата именовался «каганом десяти племен» — деление, соответствующее этногенетическому мифу о десяти потомках волчицы, но в исторической реальности это была уже военно-административная система, где племенное объединение подчинялось традиционной для кочевых «империй» (начиная с гуннской эпохи) десятичной организации войска (десятки, сотни, тысячи, тумены-тьмы).
Огромное объединение — «кочевая евразийская империя» (см. Кляшторный 2003), простиравшаяся от Маньчжурии до Боспора Киммерийского, — было, естественно, непрочным и к концу VI в. распалось на Восточный каганат (в Центральной Азии) и Западный (в Средней Азии). Попытки государственных реформ в Восточном каганате с привлечением китайских и согдийских чиновников и увеличением налогового гнета привели к внутреннему кризису и вторжению китайских войск. В Западном каганате правитель пытался упрочить систему «десяти племен», или «десяти стрел», назначив в каждое племенное объединение члена своего рода — правителя с титулом шад, не связанного с местной племенной знатью: эта политика была характерна для раннесредневековых государств, стремящихся преодолеть племенной сепаратизм (в том числе для Руси). Западный каганат опирался также на земледельческое население и согдийские города в Семиречье, которых считал своими данниками — «татами».

В тюркских каганатах — прежде всего среди правящих верхов — формируется специфическое осознание «сверхплеменного» (суперэтнического) единства тюрков, которое поддерживалось контактами с иранцами и византийцами, именовавшими все народы каганата тюрками. Это осознание выразилось в тюркских орхонских рунических надписях — поминальных похвальных словах тюркским каганам, высеченных на каменных стелах. Тексты, высеченные в 732—35 гг. в честь правителей Восточнотюркского каганата, повествуют о первых каганах VI в.: «Когда вверху возникло Голубое Небо, а внизу — Бурая Земля, между ними обоими возник род людской. И воссели над людьми мои пращуры (предки составителя надписи Йоллыг-тегина. — В. П., Д. Р.) — Бумын-каган, Истеми-каган. Воссев на царство, они учредили Эль (Государство) и установили Тёрю (Закон) народа тюрков...» (перевод С. Г. Кляшторного в книге: [История татар, 219; ср. там же, 410]). В енисейских рунах государство кыргызов именуется «божественным элем». Возникновение государства совпадает здесь с космогоническим актом, а тюркские каганы оказываются правителями всего человеческого рода, опираясь на тюркский племенной союз и суперэтническую общность — «тюркский народ». Соответственно, целью тюркского государства было установление порядка во вселенной — продолжение космогонического акта: Каганы «привели в порядок и устроили народы четырех стран света ... имеющих головы заставили склониться, а имеющих колени заставили согнуться». Помещение «своего» народа и государства в центр Вселенной — этнический (и государственный) эгоцентризм — было свойственно архаическим системам мировосприятия, в том числе и древним цивилизациям: ср. наименование Китая «Срединным царством» и т. п. Эти представления в немалой степени вдохновляли завоевателей, стремящихся покорить Вселенную и распространить свой «порядок». Существенно, однако, что «свой народ» в новой этногосударственной системе ценностей должен был подчиняться государственному порядку, но не племенным традициям; в тех же орхонских надписях о мятеже тюркского племенного объединения — токуз-огузов — говорится: «Народ токуз-огузов был мой собственный народ; так как Небо и Земля пришли в смятение, он стал нам врагом» (ср. [Базен 1986; Кляшторный, Савинов 1994, 79 и сл.; Кычанов 1997, 96 и сл.]). Отсюда характерное для тюркской этнонимии уничижительное наименование мятежных, «отколовшихся» племен (ср. ниже о болгарах, кипчаках и т. п.).
Немаловажным для становления тюркского самосознания, как и для самосознания славян и других народов, было столкновение с миром древней цивилизации. Когда в ставку кагана Бумына на Алтай прибыл китайский посол (545 г.), тюрки, по свидетельству китайского автора, поздравляли друг друга и говорили: «Теперь наше государство будет процветать. Ведь к нам приехал посол великого царства!» Вскоре, однако, тюркские каганы заставили Китай платить им дань и стали уничижительно именовать китайских правителей «сыночками» — вассалами [История татар, 222].
Внутренние распри, восстания подвластных тюркоязычных племен, прежде всего тех, что входили в объединение теле — огузов, уйгуров (токуз-огузов), карлуков, а также енисейских кыргызов и курыка- нов, — постоянные войны с Китаем, наконец, начавшееся в VIII в. арабское завоевание Средней Азии привели к распаду Тюркских «империй».


Древности Уйгурского каганата (Степи Евразии. С. 140)

Усилившееся в Центральной Азии к середине VIII в. объединение уйгуров подчинило себе тюркоязычное население Тувы (чики), разбило союзных ему енисейских кыргызов и карлуков, на востоке в Монголии — монголоязычных татар. На смену Тюркскому пришел Уйгурский каганат, в 787 г. заключивший договор о вассалитете с Китаем (зa кагана была выдана принцесса из правящего дома Тан [Кычанов 1997, 123]) и простиравший свою власть от Монголии (столица располагалась на р. Орхон) до Тувы. В Туве были построены согдийскими архитекторами крепости и замки из сырцового кирпича и глинобитные, туда был назначен наместник и правители отдельных районов (ышбары, тарханы). В систему укреплений входила также стена, призванная защитить каганат от натиска северных племен. И здесь укрепления не смогли спасти древнее государство от военной опасности: Уйгурский каганат пал под натиском енисейских кыргызов в 840 г. (Кызласов 1979).
Енисейские кыргызы (киргизы) населяли Хакасско-Минусинскую котловину с гуннской эпохи и были упомянуты в китайских источниках под именем Хагас, Хягас (к нему возводится современное наименование Хакасия, хакасы). Считается, что тюркоязычные кыргызы смешались на Енисее с иноязычными соседями — предками кетов (известными по китайским источникам как динлин), сформировался и смешанный антропологический тип, сочетающий признаки европеоидной и монголоидной расы. Это объединение, возможно, существовало еще в гуннскую эпоху и оставило таштыкскую культуру. Сам широко распространенный этноним кыргыз, киргиз (от тюркского кыр — 'поле' и гизмек — 'кочевать') означает степных кочевников. Но кыргызы сумели создать на периферии степных «империй» достаточно прочное государственное образование как раз потому, что основой его экономики было не только традиционное скотоводство, но и ирригационное земледелие (сохранились следы оросительных систем); жили кыргызы не только в переносных юртах, но и на постоянных поселениях, в срубных домах, крытых берестой. Известны и остатки пограничных крепостей, а также деревянного городка, посреди которого на каменном стилобате было построено из сырца дворцовое здание; Л. Р. Кызласов интерпретировал его как манихейский храм-дворец: дуалистическая манихейская религия была распространена у тюркских народов (особенно у уйгуров) благодаря согдийскому культурному влиянию. Другое дворцовое сооружение из сырцового кирпича — прямоугольный замок с четырьмя башнями с восточной стороны — приписывается самому Кагану. Государственный аппарат включал чиновников шести разрядов (по китайскому образцу [Кычанов 1997, 124—125]). Власть государства кыргызов простиралась в период расцвета от Байкала до Иртыша, Алтая и Саянских гор, правитель претендовал на титул кагана, знать накопила богатства, которые обнаруживают во время раскопок характерных каменных курганов, окруженных несколькими менгирами (стоячими камнями) — чаатасов, что значит по-хакасски 'камень войны' (драгоценная посуда, украшения поясов и конской сбруи и т.п.). Вокруг чаатасов под курганами хоронили рядовых кыргызов. Караванные пути связывали землю кыргызов со Средней Азией, странами Арабского Халифата (изображения верблюдов сохранили петроглифы); изделия минусинских ювелиров обнаруживают и на Руси (Гнездово, Новгород). Подвиги кыргызских героев восхваляли рунические надписи (т. н. енисейские руны) на поминальных камнях — стелах. Несмотря на то, что уйгурам и киданям удалось вновь вытеснить кыргызов за Енисей, их государство просуществовало еще несколько столетий, до монголо-татарского завоевания.


Древности культуры чаатас (Степи Евразии. С. 136)

Среди объединений тюркских (телеских) племен Восточной Сибири древними источниками упомянуты курыканы (гулиганъ китайских хроник), живущие на Ангаре. Им приписывается курумчинская культура VI—X вв. в Прибайкалье (А. П. Окладников). Вопреки описанию Гардизи, арабского автора второй половины XI в., где в соответствии с распространенной архаичной традицией курыканы противопоставлены кыргызам как живущие в лесах и болотах дикари, не понимающие чужих языков, это объединение вело оседлый или полуоседлый образ жизни, основанный на комплексном хозяйстве — пашенном земледелии (главная культура — просо) и скотоводстве (мелкий и крупный рогатый скот, лошадь, верблюд). Кроме постоянных поселений с землянками и полуземлянками для них характерны городища-убежища, где можно было укрыть от врагов людей и скот. Могилы курыканы устраивали в виде конических юрт, сложенных из каменных плит. Известно было им и енисейское руническое письмо. Курыканам приписываются знаменитые памятники древнего наскального искусства — Ленские писаницы. Миграции тюркоязычных объединений на север Восточной Сибири предшествовали сложению этноса якутов.
Миграции тюркоязычных племен степи затронули лесостепь и повлияли на этническую историю племен тайги I тыс. н. э. В процессе этнокультурного взаимодействия происходит частичная тюркизация угорского населения в Зауралье и междуречье Оби и Иртыша кетоязычного и особенно самодийского населения в Среднем и Верхнем Приобье. Видимо, под давлением тюрков самодийцы (самоеды) расселяются в VII—IX вв. на Севере, в тайге и тундре, и на Саяно-Алтайском нагорье [Могилъников 1974]: так, в этногенезе тувинцев-тоджинцев и тофаларов — оленеводов Саян, наряду с самодийскими и кетоязычными группами, принимают участие тюрки туба. Вероятно, ранее — в начале н. э. — началось продвижение кетов на Енисей, вклинившихся в этнический ареал уралоязычных народов (ср. [Первобытная периферия, 147 и сл.]). Шире распространяются навыки производящего (скотоводческого) хозяйства у охотников и рыболовов южной части тайги. В Приобье складываются археологические культуры (потчевашская, кулайская и др.), которые увязываются археологами с самостоятельными обско-угорскими (ханты, манси) и самодийскими (селькупы, ненцы) этносами.

На Дальнем Востоке тюркское влияние было ощутимо в культуре тунгусо-маньчжурских племен. Китайские хроники VII в. сообщают о живущих в Забайкалье племенах оленеводов уванъ — его сближают с самоназванием тунгусов эвенки. Увань, видимо, входили наряду с родственными племенами мохэ и чжурчженей — предков маньчжуров — в объединение племен хи, сформировавшееся еще в хуннскую (гуннскую) эпоху [Туголуков 1980]. На основании данных исторической ономастики Г. М. Василевич предположила, что тюрки разделили пратунгусов во время своей миграции в Забайкалье. При этом передвижения самих тунгусских племен, видимо, способствовали дальнейшему расселению палеоазиатов на Крайнем Севере. Наиболее изученной остается эскимосская древнеберингоморская культура I тыс. н. э. [Арутюнов, Сергеев 1969]: эскимосы, как и другие палеоазиаты, относились к представителям хозяйственно-культурного типа морских зверобоев: они создали гарпуны с костяными поворотными наконечниками, специфические типы кожаных лодок-каяков и меховой одежды. Раскопками на Чукотке (поселение Эквен) открыты многочисленные предметы декоративно-прикладного искусства 1 тыс. до н. э. — 1 тыс. н. э.: резьба по кости — традиционное искусство эскимосов и палеоазитов. Миграции тунгусов привели к усвоению палеоазиатами новых культурных навыков; характерные черты материальной культуры, известные по данным этнографии, — свайные летние жилища, лодки-долбленки — роднят коряков, ительменов и тунгусоязычные народы Приамурья; оленеводство было заимствовано чукчами и коряками у северных тунгусских народов (эвенов) [Гурвич 1980, 218 и сл.]. Считается, что племена мохэ участвовали в этногенезе тунгусоязычных охотников и рыболовов Нижнего Приамурья — предков нанайцев, ульчей, орочей, возможно, удэгейцев (ср. Деревянко 1981), сохранивших мохэские родоплеменные названия. Сами мохэ были пашенными земледельцами и скотоводами, разводившими преимущественно свиней и лошадей; десятки их поселений и городища IV—VIII вв. исследованы в Приамурье. Мохэ создали государство Бохай в северо-восточном Китае и южном Приморье (698—926 гг.): в долине р. Раздольной сохранились руины городов, крепостей, буддистских храмов; население жило в полуземлянках, отапливаемых канами. Культура Бохай испытывала влияние Китая, тюрков и других соседей. В Х в. Бохай было разгромлено монголоязычными киданями. С этого времени начинается проникновение монгольских племен в Прибайкалье.
На юге, в Средней Азии, тюрки сами подверглись влиянию новой раннесредневековой цивилизации. В государстве Караханидов, основанном карлуками, и под давлением державы Саманидов тюрки приняли ислам (IX—X вв.), оставив традиционный культ Неба, воплощением которого был бог Тенгри (почитавшийся еще в гуннскую эпоху), и распространившееся у тюрков Центральной Азии несторианство (учение одной из раннехристианскх сект). Обращенные в ислам тюрки направляют оружие против соплеменников — язычников, кочующих на границах державы Караханидов. В это время (VIII—X вв.) в восточных степных регионах — на Алтае, в Прииртышье и Восточном Казахстане формируются объединения родственных племен кимаков и кипчаков, в Приаралье и Прикаспии — объединение гузов (западных огузов, узов, торков), на Енисее упрочивается государство кыргызов, далее на западе — в Поволжье, Северном Кавказе и в степях Причерноморья — объединения болгар (протоболгар) и Хазарский каганат.
Предки кимаков (в арабских источниках — йемеки) входили в состав населения Западно-Тюркского каганата и кочевали в Прииртышье. Легенда, приводимая арабским автором Гардизи, связывает их родословную с предводителем «татар»: его младший сын бежал с любовницей-рабыней на некую реку, куда к нему явились «родственники татар» — 7 человек, имена которых стали эпонимами разных тюркских племен; среди них были и имена собственно татар и кипчак; рабыня вышла к ним и сказала: «иртыш» — «остановись» — отсюда название реки, где сформировалось объединение кимаков и кипчаков (характерный мотив реки как этнической границы, ср. Дунай в славянской традиции). Тюркский этникон татары означал в восточной (арабской) историографической традиции XI в. уже широкое объединение тюркско-монгольских племен Центральной Азии. Согласно той же традиции (Худуд ал-Алам), кипчаки — народ более «дикий», чем кимаки: кимаки назначали к ним царя. Формирование кимако-кипчакского союза связывают с продвижением на Иртыш тюркоязычных (теле-уйгурских) племен, входивших в состав Уйгурского каганата: они оставили т. н. сросткинскую культуру IX—XI вв. (ср. [Могилъников 1981, 44 и сл.; Кляшторный, Савинов 1994, 133 и сл.]). На востоке они соседствовали с енисейскими кыргызами. В Х в. тюркоязычные племена, в первую очередь кипчаки, кочевавшие в степях Прииртышья и Северного Казахстана, продолжили движение на запад, где на границах Хазарского каганата уже враждовали гузы и печенеги, и в начале XI в. вышли в Поволжье.

Движение тюркских племен на Запад, в Закавказье и на Средний Восток на рубеже I и II тыс. н. э. во многом определяло политическую и этническую историю этих регионов. Гузы (западные огузы) были расселены Саманидами на Сырдарье как федераты, — чтобы защищать державу Саманидов от других тюрков [Бартолъд 1963, 234 и сл.]. В союзе с кимаками и карлуками они вытеснили печенегов в Причерноморские степи и заняли их кочевья между Уралом и Волгой. Гузы продолжили миграцию в XI в. и сыграли значительную роль в этногенезе туркмен, азербайджанцев, турков и др. тюркоязычных народов. На западе евразийской степи племена гузов — узы (как называли их византийцы), торки русских летописей — вытеснили из Приаралья в Причерноморье печенегов, а затем сами были оттеснены кипчаками к границам Руси и стали федератами — союзниками Русского государства (летопись называет этих язычников-тюрков «своими погаными»). Господствующее положение в степях — вплоть до монголо-татарского нашествия XIII в. — заняли кипчаки (шары или сары восточных источников, куманы или команы западноевропейских, половцы русских летописей), кочевья которых к середине Х в. простирались до Поволжья, в XI — до Дуная: сама евразийская степь стала именоваться Дешт-и-Кипчак, Половецкое поле; лишь на востоке, в степной зоне между Северным Китаем и Восточным Туркестаном появляется наименование «Татарская степь» — там в IX—XII вв. формируется новое объединение тюркско-монгольских племен, называемых традиционным тюркским этниконом татары.
Само имя кипчак означает, видимо, 'неудачливый, злосчастный, пустой человек': по гипотезе С. Г. Кляшторного таким презрительным именем победители-уйгуры стали именовать одно из тюркских объединений — сиров, — некогда занимавших наряду с тюрками-ашина главенствующее положение в разгромленном уйгурами Тюркском каганате. Это парадоксальное для народа наименование вместе с тем характерно для исторической ономастики раннего Средневековья: ср. приводившиеся примеры противопоставления полян и древлян и даже чехов и ляхов в славянской этнонимии. Несмотря на презрительное наименование, потомки сиров кипчаки смогли возродиться после разгрома: их этноним в героическом эпосе тюркских (огузских) народов возводится уже к одному из соратников Огуз-кагана, эпического правителя и культурного героя тюрков, беку по имени Кывчак (прочие беки также получили имена, ставшие эпонимами огузских племен). Имя кипчак сохранилось в этнонимии многих современных тюркских народов (алтайцев, киргизов, казахов, узбеков) как родовое или племеное название — кипчаки приняли участие в их этногенезе, равно как и в этногенезе народов Северного Кавказа — ногайцев, кумыков, карачаевцев и др. Русское наименование кипчаков половцы связано с характерными для тюрков цветовыми этническии и географическими классификациями: цветовое обозначение «половый, светло-желтый», видимо, является переводом тюркского этнонима сары, шары — 'желтый').
Вообще этнонимическая номенклатура тюркоязычных народов оказалась чрезвычайно устойчивой, как и родоплеменное деление, и сохраняла не только собственно тюркскую, но и общеалтайскую этнонимию: так, этноним китаи (монголоязычные киданъ) сохранился у тюрко-язычных народов Средней Азии (узбеков, каракалпаков, туркмен, казахов); древний этникон теле, означающий колесный транспорт, повозку и народ, передвигающийся на телегах в тюркских и монгольских языках (ср. летописное предание о телегах, в которые обры запрягали дулебских жен), сохранился в этнонимии алтайцев (телеут, теленгит); у народов Южной Сибири сохранились и древние этниконы тюргеш, туба, уйгур и т. п., и, конечно, собственно тюрк.


Погребальный обряд тюрков VI—Х вв. (Степи Евразии. С. 121)

Характерна также связь родоплеменного деления тюркских (и монгольских) племен с иерархизированной военно-административной организацией. В тюркском героическом эпосе об Огуз-кагане, вариант сюжета которого донесен средневековым историком монголов Рашид- ад-дином, шесть сыновей Огуза нашли на охоте золотой лук и стрелы (ср. Скифский рассказ Геродота): лук получили старшие, составившие главное, правое, крыло войска, стрелы — младшие (левое крыло); такое деление известно было и монголам, сохранилось у туркмен и киргизов. Этногония тюрков свидетельствует о существовании у них дуальной организации и непосредственно связана с космогонией: три старших сына Огуза родились от его брака с небесной девушкой и носили имена Солнце, Луна, Звезда; младшие дети родились от земной женщины и звались Небо, Гора, Море.
Уже говорилось, что древнейшие памятники тюркской письменности — орхонские рунические надписи также начинают повествование о власти каганов с мотива космогонии. Космогонический миф завершается переходом к «государственной» истории: такова характерная структура раннеисторических описаний (см. выше, в главе IV, о четырехугольной Скифии и т. п.); специфика исторического взгляда правителей «кочевой империи» — взгляда из безграничной евразийской степи — заключается в том, что государственный и космический порядок возможны тогда, когда весь обозримый мир оказывается подвластен кагану. Настоящий степной правитель должен править, «не сходя с коня». Социальная структура тюркского эля, судя по руническим надписям, напоминала трехчастные иерархии, свойственные многим, в том числе индоевропейским обществам: «каган — беги (аристократия) — народ». При этом эль включал многочисленные племена и роды, также различавшиеся по старшинству: государственная и родоплеменная структуры дополняли друг друга [История татар, 250 и сл.].
Помимо собственной рунической письменности, общетюркскую культуру характеризуют определенные достижения в области кочевого быта: с тюрками распространяется характерное переносное жилище кочевников — юрта, жесткое седло с подпругой и металлические стремена, а также новое оружие конного боя — палаш или сабля [Вайн- штейн 1991]. Традиционным древним тюркским обрядом было трупосожжение: в могилу захоранивался пепел, рядом с погребением воина устанавливались камни-балбалы, по числу убитых им врагов (аллеи таких балбалов у тюркских правителей достигали 2—3 км, включали более 500 камней). Когда в первой четверти VII в. обряд изменился и тюрки перешли к трупоположению, их враги китайцы обратили на это особое внимание: «То, что они своих покойников, которых по обычаям следует сжигать, теперь хоронят и сооружают могилы, показывает, что они поступают вопреки предписаниям своих предков и оскорбляют духов» [История Сибири, 284]. Для китайцев, приверженцев культа предков, это было свидетельством упадка и даже причиной гибели Тюркского каганата. Для современных исследователей, в первую очередь для археологов, часто усматривающих за сменой обряда смену религиозных представлений или даже смену населения, важно, что в случае с тюрками ни того ни другого, видимо, не произошло. Полагают, впрочем, что обряд трупоположения распространился у алтайских тюрков-тугю под воздействием обычаев родственного центрально-азиатского объединения тюрков-теле (ср. [Степи Евразии, 31]). Со второй половины VI— VII вв. тюрки хоронили свою знать (мужчин и женщин) под курганами (само слово курган имеет тюркское происхождение) в сопровождении коня (иногда его чучела, когда мясо убитого животного приносилось в жертву богам, а голова и конечности покрывались шкурой). Тюрки сооружали также поминальные комплексы, не связанные прямо с погребением; поминальные комплексы каганов включали целые храмы (в Туве раскопан такой храм в виде восьмиугольной юрты), у рядовых воинов — каменные оградки; характерной чертой тюркской поминальной обрядности была установка балбалов и статуй — «каменных баб», — включавших и женские, и мужские изображения предков (ср. [Шер 1966]) с восточной стороны от культовых оградок. Памятники тюркской раннесредневековой культуры известны во всей евразийской степи, от Тувы до Подунавья; конечно, они различаются по стилю, вариантам обряда и т. п., как различались по культуре и разные объединения тюркских племен.


Каменные изваяния и поясные наборы тюрков VI—Х вв. (Степи Евразии. С. 128)

Непрочности «кочевых империй» соответствовала непрочность этнических связей внутри создаваемых ими этнополитических объединений. Сам этникон тюрки, ставший продуктивной основой для наименований многих тюркоязычных племен и народов, не был общим самоназванием населения Тюркского каганата: обобщающим этниконом он стал в византийской и средневековой арабской литературе, когда политоним (название государства) был распространен и на зависимые от каганата и родственные тюркам племена степей Евразии.
Более прочными становились те государства, где возможным оказывался синтез кочевой и оседло-земледельческой экономики, опирающейся на сеть городов — административных и торгово-ремесленных центров. Для начальной истории России и славянства характерны различные формы такого экономического и этнокультурного синтеза в послегуннскую эпоху.