Тема: Развитие приднестровских земель в XVIII в. 2 страница

Жестокое истребление поляков, евреев - торговцев и арендаторов - отмечалось еще при Богдане Хмельницком. Дело в том, что Верлан объявил своим подчиненным о специальном именном указе русской императрицы Анны Иоанновны, которым якобы предписывалось уничтожать всех поляков и евреев и даже разорять их имущество, «дабы очистить этот край» для присоединения к России. В 1750 г. гайдамаки вступили в Брацлавское воеводство, заняли и сожгли Умань, перебили ксендзов, значительное число шляхты и евреев. Спустя десять лет Умань вновь была захвачена восставшими, которые учинили резню, известную под названием «уманская». Участники восстания практически полностью истребили польское и еврейское население города. Нападениям восставших подверглись города Брацлав, Винница, Могилев (на Днестре), Бар, Жва-нец, Саврань, Немиров и другие населенные пункты.

Присоединение в 1793 г. Подолии, в том числе и Приднестровья, к России прекратило в этих местах кровопролитные войны и мощные народные восстания, в результате которых погибло огромное число местных жителей, уничтожены или разорены города и поселки.

Несколько по-иному обстояли дела в Нижнем Приднестровье, где состав населения, его социальное положение и этнические компоненты имели некоторые различия. После 1699 г. в Подолии практически исчезло мусульманское население, исключение составляли лишь отдельные турецкие семьи и липковские татары. Мусульмане проживали в Южном Приднестровье вплоть до русско-турецкой войны 1787-1791 гг., однако никаких достаточно подробных и точных данных о их численности в литературе не найдено. Правда, определенный учет Крымское ханство и Турция все же вели, и османские власти, хотя и приблизительно, знали о количестве жителей этих районов.

Известно, что войны и различного рода столкновения XVIII в. способствовали сокращению местного мусульманского населения, в то же время периоды затишья характеризовались увеличением числа жителей молдавской, русской и украинской национальностей в ногайских поселениях. В связи с этим в исторических источниках прослеживается некоторая связь между названиями населенных пунктов и национальностями. Так, в записках шведского офицера Вейсментеля, который служил шведскому королю Карлу III, упоминаются Тея и Спея. Автор анонима, опубликованного А.А. Рус-совым, наряду с молдавскими названиями селений Верхнего Приднестровья, такими, как Строешты, Рыбница, Ягорлык, описывает и населенные пункты Южного Приднестровья, например Ташлык, Карагаш, которые носят уже тюркские названия. Однако это еще не означало, что здесь проживали только мусульмане. Наоборот, практически во всех приднестровских селениях левого берега Днестра в XVIII столетии, особенно во второй его половине, преобладало православное население. В одном турецком документе 1779 г. отмечается, что к Дубоссарам, т. е. к уже упоминавшейся Дубоссар-ской провинции, подчинявшейся османским властям, относится 41 населенный пункт. Из них по берегу Днестра от Ягорлыка и ниже располагалось 14 поселений, в каждом из которых насчитывалось от 5 до 60 домов. Например, в Ташлыке было 5 или 6 домов, в Гояне - 10, в Моловате - около 30, а в деревне Бунеджил (видимо, Бирзула), которая располагалась между Гидиримом и Балтой, - около 60 домов. Примечательно, что в этом источнике упоминается деревня Хавлита из 15-16 домов «подданных молдавской нации, принадлежавшая к Дубоссарам». Следует подчеркнуть, что термин «молдавская нация» употреблялся не только в турецком документе, но и в его русском переводе.

Среди приднестровских поселений, известных по тому же источнику 1779 г., можно удостоверить с севера на юг: Дубово, Гоян, Дойбаны, Роги, Моловату, Кочиеры, Кор-жево, Магалу, Лунгу, Погребя, Кошницу, Перерыту, Дороцкое, Делакеу. И это отнюдь не все приднестровские села региона. Не упомянуты, например, Карагаш, Спея, которые к этому времени уже отмечены в других свидетельствах. Объяснить это можно одной из двух причин: либо эти населенные пункты входили в состав Дубоссарской провинции, либо данный документ опубликован неполностью. Можно предположить и другое: постоянные войны вынуждали жителей покидать свои насиженные места и искать более безопасные. Естественно, не все из них возвращались обратно, поэтому нельзя с уверенностью утверждать, что то или иное поселение существовало непрерывно.

Еще в середине XVII в. известный турецкий путешественник Эвлия Челеби засвидетельствовал в посаде крепости Очаков 500 крытых тростником валашских и молдавских домов. Эти данные подтверждаются и другими документами, которые сообщают, что возле Очакова проживало около 2,5 тыс. молдаван и валахов, но к 20-м годам XVIII в. их численность сократилась до 300 человек. Очевидно, в связи с увеличением налогового бремени многие жители переселились в деревни, находившиеся под властью крымского хана.

К сожалению, судьба Очаковского посада изучена крайне слабо, о нем имеются лишь самые отрывочные сведения. Неизвестна, например, судьба населения в годину трудных испытаний во время войны 1735-1739 гг., когда русская армия под командованием Миниха в 1737 г. взяла Очаков. Различного рода источники дают скудные описания перемещения населения в этих местах, его истребления, взятия в плен, а также миграции в период русско-турецкой войны 1768-1774 гг. сначала на правый берег Днестра, затем опять на левый. В опубликованных материалах можно встретить упоминания о том, что в 1772 г. 52 семьи из Дубоссар, Рогов, Моловаты, Кочиер, Кошницы поселились в правобережных селах Трушены, Скорены, Дурлешты, Фурчены, Серете-ны, Лопатна, Загорна. А по данным на 1773 г., 13 семейств из сел Пырыта, Кошница, Кочиеры, Коржево нашли убежище в Машкауцах и Голерканах.

Согласно документам русской администрации, которые относятся к 1772-1774 гг., в 14 селах Дубоссарской провинции до войны проживало не менее 3 тыс. человек. Их национальный состав был крайне разнообразным, хотя и с явным преобладанием молдаван; отмечено также 25 еврейских, 11 цыганских, 2 армянские семьи. К сожалению, и эти данные далеко не полные, поскольку не содержат сведений по ряду других населенных пунктов, таких, как Малаешты, Ташлык, Карагаш, известных в этих местах.

Учеными неоднократно предпринимались попытки выяснить демографическую ситуацию в так называемой Очаковской земле в XVIII столетии. Еще в 40-е годы XIX в. историк А.А. Скальковский попытался определить общую численность населения этих мест на основании донесений кошевых атаманов и полковников Запорожской сечи с 1755 по 1765 г. Однако собранные им сведения охватывали лишь часть населенных пунктов - примерно 11 селений: Балту (Голту), Кривое озеро, Ясеневое, Голму, Перелеты, Палеево озеро, Гидирим, Бобринец Малый, Бобринец Большой и др., - поэтому точного отражения численности населения и его национального состава эти данные не дают. На начало 60-х годов здесь было отмечено 1 300 домов, что составляло около 4 тыс. душ мужского пола или 8 тыс. человек в целом. По мнению А. Скальковского, бульшую часть населения составляли украинцы, затем молдаване и евреи.

По мнению специалистов, изучавших население Очаковской области до ее присоединения к России, здесь проживало приблизительно 12-15 тыс. человек. Однако и эти данные далеко не полные. Отсутствуют сведения о некоторых хорошо известных селах по Днестру и восточнее его, а также о ногайских кочевьях. Оседлый образ жизни ногайского населения, особое, отличное от христианского ведение хозяйства, перемещения на большие расстояния, порой даже за пределы Очаковской земли, создавали определенные трудности при изучении. Ногайцы обладали чрезвычайной способностью к миграциям, что являлось одной из важных особенностей так называемого кочевого феодализма.

К 1727 г. относится упоминание о пребывании на Очаковской земле татар (яман сагайдак), которые прежде проживали на Северном Кавказе. Вероятнее всего, в этих местах их присутствие было недолгим, где-то около года, после чего они вновь возвратились на свои земли. В 1768 г. восставшие казаки во главе с Шило дошли до Ду-боссар, преследуя польских конфедератов, и потребовали от местных властей их выдачи. Получив отказ, казаки подожгли город, что привело к гибели 1 800 молдаван, татар и турок. Насколько эти цифры соответствуют действительности, проверить в настоящее время не представляется возможным.

Нередко на эти районы предпринимали набеги буджакские ногайцы из Южной Бессарабии. Последний их поход на эти земли, приведший к почти полному опустению приднестровских сел, был зафиксирован в 1787 г.

По мнению А. Мейера, который исследовал Очаковскую землю и оставил довольно подробное ее описание, в начале 90-х годов XVIII в. там проживало 120 тыс. человек, причем только по Днестру - от Гоян до Теи - насчитывалось 4 500 домов, что составляло более 20 тыс. человек, а если учесть и другие села приднестровского юга, то получится довольно высокая численность населения.

Современные исследователи, в частности В.М. Кабузан, основываясь на русских архивных свидетельствах, отмечают, что на апрель 1792 г. в Очаковской области проживало 14 600 человек, которые обитали в двух местечках и 39 казенных деревнях. По данным на вторую половину того же года, здесь насчитывалось 23 700 человек, из которых молдаване составляли 11 700, т. е. 49%. Однако нет полной уверенности в том, что были учтены все поселения. В следующем, 1793, году отмечено уже 31 267 человек, из которых 14 993 (47,95%) были молдаване, а в 1795 г. - 36 769 человек, из них 15 285 (41,57%) молдаван.

Как видим, эти сведения резко расходятся с материалами, представленными А. Мей-ером. На наш взгляд, архивные свидетельства более близки к истине, поскольку основаны на статистических данных, полученных в результате ревизий или тщательных проверок. Думается, что к моменту русско-турецкой войны, начавшейся в 1787 г., когда на этой территории еще находились ногайцы и татары, во всей Очаковской области проживало всего лишь несколько десятков тысяч человек (мы не учитываем турецкие крепости, которые содержали многочисленные гарнизоны). В марте 1779 г. А.В. Суворов доносил П.А. Румянцеву о том, что в Очакове находилось в то время до 10 тыс. пехоты и до полутора тысяч конных воинов.

Еще сложнее обстоит дело с определением общей численности ногайцев. В 1779 г. в связи с подготовкой Айналы-Кавакской конвенции были составлены три дошедших до нас списка селений этого региона. В первом из них сообщаются сведения о 61 селении и урочище, которые располагались по Днепру от Балты до Воджии и Очакова и обратно по Бугу от Очакова до Балты. Другой список содержит сведения о 30 урочищах и местах, принадлежавших буджакским татарам (ногайцам), - от Балты до Бен-дер и Воджии. В третьем списке упоминается 49 урочищ, в которых проживали очаковские татары. Но и эти списки не располагают данными о численности населения этих мест.

В целом пределы Крымского ханства заселяло значительное число ногайцев. Даже на той территории, которая получила независимость от Турции в 1783 г., по мнению А.В. Суворова, их насчитывалось около 100 тыс., что, очевидно, и дало основание исследователям говорить о «многочисленном ногайском народе». Ведя кочевой образ жизни, ногайцы занимали обширные пространства Северного Причерноморья и При-каспия; кроме того, значительная их часть переселилась в Турцию.

Историки делят ногайцев на две основные ветви: на больших ногайцев, обитавших на востоке от Волги, и малых ногайцев, располагавшихся на западе от нее. Последние не были едиными и подразделялись на Эдиссанскую, Едичкульскую, Азовскую и Буджакскую орды. В 1770 г. Эдиссанская и Буджакская орды принимают русское подданство и покидают свои земли, причем около 12 тыс. человек поселяются южнее Азова.

После окончания войны ногайцы вновь возвращаются на прежние места. Их возвращение происходило поэтапно. Например, переселение ногайцев с Кавказских гор на Днестр датируется в литературе 1783 г., а татар и ногайцев Северного Кавказа и Балкан относится к более раннему периоду - к 1779 г. В одном из русских донесений от ноября 1779 г. сообщалось, что «...издавна удалившиеся в горы из Едиссанских аулов татары, в недавнем времени кибиток до 500, по наущению начальству со стороны Порты, перешли в Суджук-Кале, а оттоль в Бессарабию». Некоторое представление о численности ногайско-татарского населения могут дать и сведения Крымского ханства за год до его включения в состав России: по мнению исследователей, в 1782 г. здесь проживало 50 тыс. душ мужского пола, т. е. примерно 100 тыс. человек. В это число не включались ни очаковские, ни буджакские жители. Переселение ногайцев из Приднестровья в Крым окончательно завершилось в период войны 1787-1791 гг. Покинутые территории сохранили лишь названия многих населенных пунктов и небольших рек и водоемов.

Еще одна категория населения, требующая особого рассмотрения, - это казаки, которые обживали эти места с древних пор. Со времени зарождения украинского казачества в XVI столетии они совершали свои известные походы на Днестр, где и оседали на плодородных землях, особенно в Северном Приднестровье. Постоянные казачьи поселения южнее Ягорлыка по Днестру появились лишь в зиму 1789-90 гг. после того, как пали Бендеры. По сведениям специалистов, которые занимались историей Черноморского казачьего войска (а именно такое название оно получило в 1790 г.), черноморцы разместились между Бугом и Днестром в 25 селениях. В 1791 г. было зафиксировано 1 759 черноморских казачьих семей, в которых на 4 414 женщин приходилось 5 068 мужчин. Среди черноморских казаков, бульшую часть которых составили украинцы, встречались молдаване, русские, болгары, представители других национальностей.

О населении Бендер в XVIII столетии сохранилось значительное количество различных хроник. О Бендерах писали и австриец Клееман, и француз Сен-При, и русский П. Сумароков, и многие другие авторы. Поэтому изменения численности населения этого города можно проследить на протяжении довольно длительного периода, начиная с постройки турецкой крепости в XVI столетии. В середине XVII в. Эвлия Челеби, хорошо знавший Бендеры благодаря своему знакомству с местными турецкими властями, писал, что здесь было четыре мечети, семь мусульманских, семь валашских и молдавских кварталов. «Всего здесь тысяча семьсот домов, имеющих верхний этаж, крытых тесом и тростником.» Даже если считать, что в каждом доме проживало по пять человек, то и тогда общая численность населения города - 8 500 человек - была по тем временам достаточно высокой. Интересно, что число мусульманских кварталов соответствовало числу христианских кварталов, или, как называет их Челеби, валашских и молдавских. По всей вероятности, он не очень различал молдаван и валахов, во всяком случае, сколь-нибудь значительного числа валахов в Бендерах не зафиксировано.

Вообще в литературе того времени по-разному описываются молдаване и валахи. Например, английский лорд Балтимур, посетивший эти места через сто лет после Че-леби, подчеркивал: «...иные не различают молдавцев с валахами. Сии оба народа происходят без сомнения от одного начала, то есть от ссылочных римских семей; но ныне почитаются они за различный народ и каждый имеет особого у себя начальника или господаря».

Несколько раньше Балтимура в Бендерах побывал посланник Франции при Порте, дипломат Сен-При. По его данным, которые относятся к 1768 г., в городе насчитывалось около 80 тыс. жителей с примерно равным числом молдаван, армян и евреев, в целом, по мнению автора, превышавших количество проживавших там мусульман. Как отмечает тот же Сен-При, в Каушанах, столице буджакских ногайцев, насчитывалось от 35 до 40 тыс. жителей - ногайцев (татар), молдаван, армян, персов, евреев. Численность же населения Аккермана определялась дипломатом примерно в 40 тыс. человек, из которых 30 тыс. составляли мусульмане и 10-12 тыс. - армяне, греки, молдаване. Примерно столько же жителей насчитывалось в Килии.

Данные Сен-При, несомненно, завышены. Тем не менее Бендеры до второй половины XVIII в., точнее до взятия их штурмом в период войны 1768-1774 гг., были одним из крупнейших городов региона. Состав населения Бендер впоследствии заметно изменяется за счет выселения мусульман. Переселения для того времени были вообще явлением крайне распространенным и касались самых различных народов и этносов. Молдаване, например, в том же XVII столетии в большом количестве мигрируют после 1711 г. в Россию, в частности в 1761 г. - из Польши, т. е., по-видимому из Брацлав-ского воеводства, в Екатеринославскую губернию. Эти и многие другие миграции затрудняют определение общего количества населения в Очаковской области, поэтому вплоть до проведения первых в этом регионе ревизий всякий учет численности населения носит приблизительный характер.

2. Русско-турецкие войны и формирование боевого братства молдаван, украинцев и русских.

В результате русско-турецкой войны 1806—1812 гг. земли между Прутом и Днестром, между предгорьем Карпат и Черным морем были присоединены к России. Эта территория, состоявшая из трех частей (бывшие уезды Молдавского княжества, турецкие райи и Буджак) и населенная 340 тысячами человек, в 1813 г. составила Бессарабскую область с единой административной системой. Область на автономных началах включалась в состав Российской империи.
Факт присоединения к нашей стране Бессарабии, как, впрочем, и других национальных районов, имел огромное значение для судеб самого молдавского народа и империи в целом.
На разных этапах развития исторической науки, а также взаимоотношений между народами это событие оценивалось по-разному. Дело здесь не только в конъюнктуре, но и в особенностях самосознания народа, которое постоянно изменяется.
Русский историк-молдавовед А.Накко писал: «В единении с Россией Бессарабия обрела спокойствие и мир, которого она не знала двадцать столетий; вместо свирепых и диких людей, топтавших ее классическую почву, мы видим теперь единое, образованное и развитое общество граждан; вместо произвола и беззакония, царствовавших в этой стране, мы наслаждаемся самыми гуманными политическими и гражданскими правами; вместо бедности и нищеты — встречаем повсюду довольствие и роскошь; пустынные степи обращены в плодородные нивы; наше юношество воспитывается в многочисленных школах края» (цит. по: Гросул Я.С. Труды по истории Молдавии. Кишинев, 1982. С. 26).
Аналогичные оценки факту присоединения края давали и историки советского периода. Авторы «Истории государства и права СССР» отмечали, что присоединение Молдавии к России «спасло страну от многовекового гнета отсталой Турции и обусловило быстрый подъем края». И далее: «Несмотря на колониальный режим царизма, молдавский народ воспринял влияние передовой русской куль туры и включился в общественное движение» (История государства и права СССР / Под ред. О.И. Чистякова, И.Д.Мартысевича. М., 1985. Ч. 1. С. 130).
Многие историки, впрочем (например, А.Защук, Л.Кассо), осуждали наиболее грубые формы колониальной политики царизма, но и они сам факт присоединения Бессарабии к России оценивали положительно.
В 1918 г., когда Румыния присоединила к себе Бессарабию, возобладала другая точка зрения, сопряженная с умалением достижений в развитии края после присоединения к России.
Переоценка истории русско-молдавских отношений в основном свелась к следующему.
Выделялись два периода в истории русско-молдавских отношений. Первый длился в течение четырех веков, до Петра I включительно. После Петра началась новая эра в русской внешней политике, Россия стала на путь агрессии, а дружественные молдавско-русские связи почти прекратились (М.Корне, А.Горжиу).
Л.Тиллет в книге «Советские историки о нерусских народах» рассматривает этапы русско-молдавских связей от ХIV до ХIХ в., но не видит вообще никаких дружественных отношений. Некоторые современные турецкие историки идут еще дальше и выступают в защиту завоевательной политики турецких султанов, отстаивают тезис о положительных последствиях османского владычества в Европе.
Вновь на повестку дня вопрос о значении присоединения Бессарабии к России был поставлен в связи с процессом образования нового суверенного государства — Молдовы, хотя это мало что изменило в концептуальных подходах к изучению проблемы.
Пока молдавские и румынские ученые искали этнические корни молдавского народа и обосновывали влияние римлян и России на процесс становления молдавской государственности, как-то исподволь проявился традиционный подход к оценке исторической роли малых народов в период формирования национальных государств.
Этот подход сводится к следующему: в переходные периоды перед малыми народами, находящимися на стратегических перекрестках, всегда стояла дилемма: или быть порабощенными тем или иным государством, или же принять вассальную зависимость от чужеземных правителей. Стремление европейских держав решать свои проблемы, пренебрегая интересами малых стран и ослабевших империй (к числу которых в позапрошлом столетии принадлежала и Порта), предопределило судьбу Молдавии.
В пользу союза с Россией говорила общность религии и длительное сотрудничество в борьбе с турками. Оценивать этот процесс можно по-разному, но факт остается фактом. Судьба молдавского народа была поэтому предопределена. И как бы сегодня ни пытались доказать обратное, русско-молдавские отношения имели богатую и длительную историю, которая свидетельствует, что эти связи носили неизменно дружеский характер. Возникавшие иногда конфликты были кратковременными и в основном провоцировались силами враждебными как молдавскому, так и русскому народам.

В советской исторической литературе выделяются несколько этапов русско-молдавских отношений до начала ХIХ в.
Начальный период — предысторию связей, когда ни молдавский, ни русский народы еще не сформировались как этносы. Тогда еще шел процесс формирования волохов — ближайших предков молдавского народа, а из восточной ветви славян еще не выделились русские, украинцы, белорусы. Этот период охватывает примерно VI—XIII (или XIV) столетия. Существует немало источников, свидетельствующих о тесных контактах славянских и романских народов.
Хронологические рамки второго периода — с середины XIV до середины ХVI в. К этому времени не только сформировались русская и молдавская народности, но и сложилось Молдавское государство. На этом этапе преобладали политические связи, но развивались и социально-экономические взаимоотношения.
Третий период (вторая половина ХVI — начало ХIХ в.) — время пребывания Молдавии в составе Турции. Для этих веков характерны не только разнообразные молдавско-русские связи, но и поддержка, которую Молдавия получала из Москвы и Петербурга в своей борьбе с иноземными угнетателями.
На каждом из этих этапов возникали новые традиции, послужившие основой для последующего развития взаимоотношений.
Новый период в истории Молдавии начинается после 1812 г., когда часть Молдавского княжества была освобождена от многовекового турецкого ига и включена в состав России. В это время отмечается усиление разнообразных связей молдаван с русским народом.
История русско-молдавских взаимоотношений отражена в разнообразных источниках. О древних связях свидетельствуют памятники материальной культуры, язык народа, его фольклор, топонимика. Сведения об отношениях народов имеются в молдавских и русских летописях.
В историографии перечисленные этапы и характер контактов описывались и оценивались по-разному. Иногда основное внимание уделялось политическим связям государств.
Немало написано о роли молдаван в русско-турецких войнах. Богатый материал, позволяющий проанализировать вопрос о содействии жителей Бессарабии русской армии во время Прутского похода в 1711 г., содержат труды А.Кочубинского «Сношения России при Петре I с южными славянами и румынами» (М., 1872), А.Мышлевского «Война с Турцией 1711 г.» (СПб., 1818. Вып. ХII). В этих работах собран богатый фактологический материал, который востребован историками и в наши дни.
Молдавско-русские связи рассматриваются и в церковных книгах. Единоверие России и Молдавии способствовало оживленному обмену книгами и предметами церковного обихода. Многие относящиеся к нашей теме факты содержатся в следующих книгах: Голубинский Е. Краткий очерк истории православной Церкви: болгарской, сербской и румынской. М., 1871; Коптеров Н.В. Характер отношений России к православному Востоку в XVI—XVII вв. М., 1885; Арсентий, епископ Псковский. Исследование к монографии по истории молдавской Церкви. СПб, 1904; Чебан С.Н. Досифей, митрополит Сочавский, и его книжная деятельность. Киев, 1915.
Молдавско-украинскими связями в XIХ в. занимался историк Молдавии и Валахии Б.П.Хашдеу. В его книге «Ион-воевода Лютый» (Кишинев, 1959) большое место отведено взаимоотношениям соседствующих этносов.

После образования Румынского государства (1859) в трудах многих историков, подданных этой монархии, стали преобладать антиславянские настроения. В среде националистически настроенной интеллигенции стало модным подчеркивать принадлежность Румынии к западному — романскому — миру и всячески приуменьшать роль славянских элементов в румынском языке, культуре и быту.
Тем не менее в Румынии продолжали появляться и работы, объективно оценивавшие роль славян и России в истории Дунайских княжеств.
В ХХ в., до революции 1917 г. в России, в румынской историографии эта проблема рассматривалась редко. Исключение — монография профессора К.Калмуского.
После большевистского переворота в румынской историографии усиливаются антирусские мотивы, которые слились с антисоветизмом. Показателен в этой связи труд румынского историка первой половины ХХ в. Н.Йорги.
Авторы многих книг пытались историческими доводами оправдать оккупацию Бессарабии.

Изучение молдавско-русских отношений в рамках так называемой марксистской методологии началось после 1917 г. и велось преимущественно в восточной (контролировавшейся Москвой) части Молдавии, где историков было очень мало. Основные культурные центры и архивы тоже были сосредоточены в румынской части Бессарабии.
Первые советские публикации, в которых освещались вопросы молдавско-русских отношений, принадлежат И.Д.Чебану и в.М.Сенкевичу (Чебану И.Д. О взаимоотношениях Молдавии с Московским государством в ХV—XVIII вв. // Вопросы истории. 1945. № 2; Сенкевич в.М. Исторические связи молдавского народа с великим русским народом. Кишинев, 1947; Он же. О влиянии древнерусского населения на социально-экономическое развитие Молдавии ХIV—XV вв. // Ученые записки Кишиневского государственного университета. Т. ХVI. Кишинев, 1966).
В этом контексте стоит упомянуть также работы: Феодальные отношения в Молдавии. Кишинев, 1950; История Молдавии. Т. 1—2. Кишинев, 1951; Исторические связи народов СССР и Румынии в XV — начале ХVIII в. Документы и материалы. Т. 1. М., 1965; Т. 2. М., 1968; Т. 3. М., 1970.
К исследованиям советских ученых, изучавших молдавско-русские связи, примыкают работы официозных румынских историков. Особо следует выделить труды академика Константинеску-Яшь. Интересные факты содержатся в работах Г.Бевиконного, Т.Ионеску-Нишкова, А.Константинеску.
Важными вехами в изучении проблемы стали две научные советско-румынские сессии конца 1950-х гг.: в Бухаресте и в Кишиневе.
В 1960-х гг., с установлением авторитарного режима Чаушеску, объем исследований молдавско-русских отношений сократился; появлялись лишь работы, в которых приуменьшались последствия русско-турецких войн и явно недооценивалась роль России в судьбе Дунайских княжеств.

Новый период в историографии молдавско-русских отношений начинается с 1990-х гг. Правда, этот период характеризуется не столько поисками новых подходов к изучению истории Молдавии, сколько попыткой рассматривать эту историю в контексте румынской. Так, в работах таких ученых, как П.Параска, М.Кику и И.Киртоагэ история Валахии, Трансильвании и Молдовы рассматривается в рамках развития единой румынской общности; при этом взаимоотношения княжеств с Россией рассматриваются как сугубо политические, как союз в борьбе против общего врага (см.: Параска П. Образование румынских княжеств // Политика /Кишинев/. 1991. № 1. С. 58—64; Киртоагэ И. Борьба румынских княжеств против османской экспансии // Политика /Кишинев/. 1991. № 2. С. 48—55); Киртоагэ И., Кику М. Борьба румынских княжеств за свержение османского ига // Там же. 1991. № 4. С. 55—60; см. также: История румын: Учебное пособие для V класса школ с русским языком обучения / Пер. с румынского в.Чубукчиу. Кишинев, 1992).
Сегодня, в условиях становления нового государства — Молдовы, ее история ждет своих исследователей, которые смогут осмыслить тот путь, который прошли два государства, и дать объективную оценку сложившимся молдавско-русским отношениям.

3. Черноморское казачество и военные поселенцы на Днестре.

Со второй половины XVIII в. российское правительство стало широко использовать казачьи формирования для охраны границ страны, далеко протянувшихся на юг и восток. Этим оно преследовало и другую государственную цель: закрепить окраины государства.

Приднестровский регион всегда являлся местом, где сталкивались интересы России, Турции, Речи Посполитой. Здесь почти беспрерывно противостояли крупные сухопутные и морские военные силы, часто возникали конфликтные ситуации.