Я знала, Эдвард сделает все, что будет в его силах. Он не сдастся

И я тоже не сдамся.

Я удерживала темноту небытия из последних сил.

Однако моей решимости было недостаточно. Время шло, а чернота подбиралась все ближе, мне нужен был некий источник силы.

- Сосредоточься на чем-то, - умолял Эдвард.

- Ты же знаешь, что с ней все будет хорошо, - проговорила Элис. – Ее сердце забилось в последней главе.

Я не могла представить лица Эдварда. Ни Джейкоба, ни Элис или Розали, или Чарли, или Рене, или Карлайла, или Эсми... Ничто не могло помочь. Это пугало. Неужели уже было слишком поздно?

- Неужели она думала, что сможет представить лица кого-то из нас, если не смогла представить лицо Эдварда? – спросила Элис.

- Она не упомянула меня, - обиделся Эммет.

- И меня, - нахмурился Джаспер.

- Что ж, она упомянула меня, - ухмыльнулась Розали. Она не ожидала, что окажется в списке людей, которых назвала Белла.

- Должно быть, она благодарна тебе за помощь, - Эдвард улыбнулся сестре. Он тоже был благодарен.

Я чувствовала, что реальность почти ускользнула от меня, не за что было уцепиться.

НЕТ! Я должна была выжить! Эдвард верил в меня. Джейкоб. Чарли, Элис, Розали, Карлайл, Рене, Эсми...

- Эммет, Джаспер, - добавил Эммет, все еще дуясь.

Ренесми.

И вдруг, несмотря на то, что я не могла что-либо слышать, я смогла почувствовать.

Я представила, что могу чувствовать свои руки, а затем что-то маленькое, тяжелое и очень-очень теплое в них.

Мой ребенок, мой легкий толчок.

- Ренесми удерживала ее, - выдохнула Розали.

- Разве ребенок останется ее легким толчком, если это не мальчик, которого она так ждала? – спросил Эммет.

- Конечно… Ренесми была той, кто постоянно толкал ее, в конце концов, - ответила Эсми.

- Отлично, - улыбнулся Эммет.

Я должна была сделать это. Несмотря на все, я должна была жить, хотя бы до той поры, когда Ренесми сможет жить без меня.

Иллюзия того, что я держала ее в своих руках, становилась все реальнее. Я прижала ее ближе ко мне. К своему сердцу. И теперь, удерживая в сознании теплое воспоминание о своей дочери, я точно знала, что буду бороться с темнотой так долго, сколь это понадобится.

Тепло у моего сердца становилось все более и более реальней, все теплее и теплее.

Жарче. Тепло было таким явным, что было сложно поверить в то, что это всего лишь иллюзия.

Жарче.

- Хорошо, теперь она говорит о яде, - заявил Эммет.

Эдвард застыл на месте, зная, через что ей придется пройти.

Уже невыносимо жарко. Слишком жарко. Слишком-слишком жарко.

Будто ухватившись не за тот конец бруска раскаленного железа – моя реакция была такой же, я выронила то, что так бережно держала в своих руках. Но ничего не было в моих руках, они не были обожжены. Мои руки безжизненно лежали вдоль моего, почти бездыханного, тела. Жар был внутри меня.

Пламя внутри меня росло – росло и росло, все росло и росло, пока не поглотило всю меня так, что превзошло все то, что я чувствовала когда-либо.

Я могла почувствовать свой бешено возрастающий пульс и поняла, что снова могу чувствовать биение своего сердца, как раз в тот момент, когда я хотела, чтобы его не было вообще. Пожелала принять темноту, хотя у меня еще был шанс.

- Самая сильная боль ожидает тебя в конце, - промолвил Эммет. – Тебе просто нужно выдержать все это.

Я хотела поднять руки, разорвать грудную клетку и выдрать из нее сердце – только бы прекратилась пытка. Но рук я не чувствовала, не могла пошевелить ни одним бесследно исчезнувшим пальцем.

Когда Джеймс сломал мне ногу, со всей силы наступив на нее, это было ничем, по сравнению с той болью, что я чувствовала сейчас. По сравнению с этой – как мягкая пуховая перина. Я с радостью согласилась бы испытать ее еще сотни раз, но только не эту.

Мой ребенок, ломающий мне кости изнутри, превращая мои ребра в кучу осколков.

Это было ничем, по сравнению с тем, что было сейчас. Как плавание в прохладном бассейне. Я бы с радостью согласилась испытать это еще тысячу раз.

Пламя полыхало, сжигая меня изнутри, мне хотелось кричать. Хотелось умолять кого угодно, чтобы меня убили прямо сейчас до того, как я еще хоть секунду испытаю эту ужасную боль. Но я не могла пошевельнуться, не могла сказать хоть что-то. Тем более, нечто большое и тяжелое до сих пор давило на меня.

- Почему нет? – спросил Эдвард, неожиданно выбираясь из своего замороженного состояния. Она ведь должна быть способной двигаться.

- Не уверен, - ответил Карлайл, - но ты дал ей морфий… возможно, он таким образом повлиял на нее.

- Верно, - согласился Эдвард. – Я думал, что он поможет ей справиться с болью…

- По крайней мере, теперь я знаю, что он не помог бы мне, - произнес Эммет. Он интересовался этим вопросом у Карлайла, и тот ответил ему, что пытался использовать морфий при его трансформации.

- Да, но тогда он бы спас наши уши, - сказал Эдвард. – Ты так громко кричал.

- Как будто ты не кричал, - посмотрел на него Эммет.