В БЕЛОМ ДОМЕ -ЛРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 4 страница


Джонсон заметил, что он несколько озадачен тем местом послания, где говорилось, что американская сторона после начала текущей сессии Генеральной Ассамблеи не только не пошла вперед в поисках полити­ческого урегулирования по Ближнему Востоку, но что у нее появилось какое-то иное отношение даже к собственным предложениям, выдвинутым США в ходе сессии (подразумевался инцидент с Голдбергом). „Тут, видимо, какое-то недоразумение", - заметил Джонсон.

Присутствовавший на беседе Раек попытался подправить президента, давая свою версию событиям. Он явно старался увести Джонсона от прямого ответа на вопрос, поставленный в конце послания Косыгина: „Готов ли президент на совместные усилия на базе компромисса, предложенного в начале сессии самой же американской стороной?"

В результате беседа с президентом осталась незавершенной и закон­чилась лишь договоренностью продолжить конфиденциальный обмен мнениями.

Президент старался держаться дружелюбно, показывал фото своего новорожденного внука, говорил о предстоящей свадьбе своей старшей дочери и о других семейных делах. Каких-либо резких или неодобрительных реплик по поводу нашей интерпретации событий он не сделал. Не ясно было, однако, осознает ли он сам, что американская дипломатия действительно сделала шаг назад.

Как рассказал мне впоследствии Р.Кеннеди, когда в Белом доме обсуждались ближневосточные дела, Джонсон поинтересовался, а нельзя ли все же попытаться найти совместно с СССР какую-то общую формулу резолюции в ООН, которая могла бы быть полезной. Ростоу тут же бросил реплику: почему США сейчас должны помогать СССР в ближне­восточных делах, когда СССР не помогает США во Вьетнаме. Джонсон все же дал указание попытаться выработать согласованный проект резо­люции.

Советско-американский обмен мнениями по ближневосточному урегули­рованию продолжался на разных уровнях (глав правительств, министров иностранных дел, постоянных представителей при ООН) вплоть до принятия известной резолюции Совета Безопасности от 22 ноября 1967 года, в кото­рой говорилось о выводе, при определенных условиях, израильских войск с оккупированных арабских территорий. Это была важная резолюция, кото­рая остается актуальной до сих пор в контексте ближневосточного урегули­рования. Коротко она формулировалась многими как „мир в обмен на возврат земель". Будучи однако продуктом сложных компромиссов, резо­люция допускала для сторон возможность по-разному ее интерпретиро­вать, чем и пользовались в дальнейшем противники урегулирования.

Макнамара уходит в отставку

Глубокие разногласия и раскол в американском общественном мнении вокруг войны во Вьетнаме стали проявляться и в настроениях официальных лиц на разных уровнях администрации Джонсона. В ходе сугубо личных бесед многие профессиональные сотрудники госдепартамента говорили о бесперспективности вьетнамской политики США.

На одном из приемов в конце ноября Макнамара сообщил мне в частном порядке, что собирается покинуть пост министра обороны и перейти в

сугубо

154 доверительно


Международный банк реконструкции и развития. Причину он сформули­ровал очень кратко: усталость, нежелание и дальше ассоциировать себя с войной во Вьетнаме, разногласия с высшим генералитетом.

Надо сказать, что отношение Макнамары к вьетнамской войне (как свидетельствуют „пентагоновские документы", опубликованные в 1971 году) пережило определенную эволюцию: от стадии „колебаний" зимой 1965 года он перешел к „растерянности" весной 1966 года и, наконец, к „разочаро­ванию" осенью 1967 года. В январе 1968 года, окончательно убедившись в полном провале затеянной с его активным участием военной авантюры США во Вьетнаме, он подал в отставку. Обо всем этом он сам откровенно рассказал в своей книге спустя 30 лет.

Лично я сожалею, что Макнамара не был на посту министра обороны тогда, когда начались серьезные советско-американские переговоры по ограничению стратегических вооружений. Он, несомненно, мог бы сыграть позитивную роль.

Свои сожаления по поводу ухода Макнамары высказал мне и Р.Кеннеди. Сам он переживал период „мучительных раздумий", т. к. должен был скоро окончательно решить - пытаться ли ему выставлять свою кандидатуру в президенты. Ждать 1972 года было слишком долго. За это время, как он мне сказал, „имя Кеннеди могут постепенно забыть". Как известно, в конце концов, он решил баллотироваться на пост сенатора от Нью-Йорка в 1968 году (что он с успехом и сделал).

Вместо Макнамары на пост министра обороны пришел Кларк Клиффорд, известный вашингтонский юрист. Он придерживался разумных позиций, но не мог держать в узде военных, как это делал Макнамара.

В середине декабря еще один видный член администрации решил уйти в отставку. На этот раз такое решение принял Колер, заместитель госсекретаря по политическим вопросам, бывший посол в СССР.

По мере расширения вмешательства США в военные действия во Вьет­наме многие советники президента стали заблаговременно отмежевываться от гибельного курса администрации Джонсона, который быстро терял свою популярность. Лишь Уолт Ростоу, один из главных вдохновителей эскалации войны во Вьетнаме, да госсекретарь Раек до последнего дня оставались - в числе немногих - с президентом.

5. ПОСЛЕДНИЙ ГОД ПРЕЗИДЕНТСТВА

ДЖОНСОНА. НЕУДАЧА СО ВСТРЕЧЕЙ

НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

В 1968 году внутренние и внешнеполитические трудности США (вьетнамская война, расовые конфликты, инфляционные процессы и т. п.) достигли наибольшей остроты в результате как объективных причин, так и ошибок, и просчетов в политике администрации Джонсона. Следствием этого явилось решение Джонсона не баллотироваться в президенты, а

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 155


затем поражение кандидата правящей партии Хэмфри на президент­ских выборах в ноябре 1968 года и приход к власти республиканца Никсона (при сохранении все же большинства демократов в обеих палатах конгресса). Усугубление трудностей стимулировало активизацию массовых антивоенных выступлений, движения за гражданские права, забастовок и др.

По мере расширения войны во Вьетнаме и порожденной ею напряжен­ности в американской экономике к лету 1968 года лозунг „великого общества" полностью исчез из лексикона президента. Война во Вьетнаме стала „персональной войной Джонсона".

В области разоружения и контроля над вооружениями усилия админи­страции Джонсона направлены на завершение выработки договора о нерас­пространении ядерного оружия и диалога с СССР по вопросу о ПРО. Этот договор был подписан 1 июля 1968 года. Однако чехословацкие события и оппозиция республиканцев блокировали его ратификацию, которая была проведена лишь 5 февраля 1969 года уже при новой администрации Никсона.

Администрация Джонсона несколько раз возвращалась в контак­тах с советской стороной к вопросу о необходимости переговоров между двумя странами о противоракетной обороне. Она согласилась затем обсуждать его в комплексе с вопросом об ограничении гонки стратегических наступательных ракет, на чем настаивала Москва. Эта проблема была урегулирована в ходе переписки между президентом США и премьером СССР. I июля было опубликовано официальное сообщение обоих правительств об их согласии на проведение соответствующих переговоров.

Однако Джонсон затем предложил начало переговоров по стра­тегическим ракетам обязательно приурочить к личной встрече с советским премьером.

Советское правительство согласилось с этим предложением. Но чехосло­вацкие события 21 августа практически торпедировали возможность такой встречи. Поэтому вопрос о начале переговоров по стратегическим проблемам вновь повис в воздухе.

На протяжении всего года правительство США вело с советской стороной обмен мнениями, в том числе и в доверительном плане на высшем уровне, прежде всего в целях поиска урегулирования вьетнамского конфликта, а также ближневосточного кризиса, инцидента с американским разведывательным судном „Пуэбло" и т. д.

Вместе с тем острая предвыборная борьба, переплетавшаяся на ее заключительном этапе с антисоветской пропагандистской кампанией вокруг чехословацких событий, собственные колебания Джонсона, а также идеологическая скованность советского руководства привели к тому, что советско-американские отношения не получили своего должного развития.

Правда, к концу года, после президентских выборов в США адми­нистрация Джонсона попыталась активизировать отношения с СССР. Однако к этому времени она - в свете предстоящей смены правительства -уже не обладала достаточной полнотой власти. Этим не преминули воспользоваться республиканцы и вновь избранный президент Никсон, помешав реализации идеи Джонсона: встречи с советскими руководи­телями.

СУГУБО
156 ДОВЕРИТЕЛЬНО


Раек предлагает Москве взаимное сокращение войск в Европе и роль посредника во Вьетнаме

В начале января 1968 года мы с Раском провели очередную встречу вдвоем для неофициального обзора „международных горизонтов". Гос­секретарь в конфиденциальном плане рассказал о последней сессии НАТО, на закрытом заседании которой он выступил с оценкой общего между­народного положения. В ходе беседы Раек высказал следующее предложение: США в принципе не возражали бы, если бы два блока -Варшавский договор и НАТО - на основе взаимности сократили бы свои войска. Правительство США было бы готово пойти на значительное (Раек дважды подчеркнул это слово) сокращение своих войск в Западной Европе, если СССР сделал бы то же в Восточной Европе. Обязательным условием должна быть взаимность: „Если вы не захотите или не готовы, по своим соображениям, сокращать свои войска, то и мы будем держать свои войска в Европе; если бы вы были готовы к сокращению, то и мы были бы готовы сделать это", - подчеркнул Раек.

Он добавил, что США не придают особого значения формам договоренности о сокращении войск. Необязательно подписывать согла­шение, достаточно будет просто определенной договоренности или ясного взаимопонимания на этот счет между обоими правительствами. Кроме того, сокращаемые войска США не будут перебрасываться во Вьетнам, т. е. Китай не сможет критиковать СССР за такую договоренность.

(Я немедленно доложил советскому руководству об этих важных выска­зываниях Раска, тем более, что всего пару лет назад мы сами предлагали США пойти на некоторое взаимное сокращение войск в Германии. Однако Москва никак не реагировала на первое столь четкое предложение госсек­ретаря о сокращении войск в Европе; впоследствии мне сказали, что Совет­ское правительство стало опасаться за стабильность обстановки в Восточной Европе в случае вывода оттуда значительной части своих войск и что именно в этом плане оно рассматривало инициативу правительства США.)

Переходя к вьетнамской проблеме, Раек спросил: почему бы Москве не пойти на „второй Ташкент", но теперь в отношении Вьетнама? Он стал далее более подробно обосновывать свою мысль о целесообразности совет­ского посредничества, подчеркивая серьезность своего предложения.

Не мог же я ему прямо ответить, что вьетнамцы отвергают наше посред­ничество, как и посредничество других. Поэтому я повторил нашу формулу о том, что переговоры должны вести сами США и ДРВ.

Москва никак не среагировала и на эту часть нашей беседы, ибо ей нечего было сказать. Наша дипломатия оказалась в тупике.

Примерно в эти же дни Гарриман с возмущением говорил мне: „Трудно поверить, но после нескольких лет войны у Джонсона нет ясного плана выхода из войны". По его словам, у президента вообще осталось только три человека, которые что-либо понимают в советско-американских делах, — Томпсон, Болен и он, Гарриман. Вместе с тем появилось много людей вроде Уолта Ростоу, Бжезинского и др., которые считают себя большими специалистами по коммунизму и, имея доступ к президенту, „запутывают его своими теориями, концепциями и советами".

Фулбрайт рассказал, что он отговаривает Джонсона от опасного намере­ния - официального объявления войны ДРВ. На этот шаг его толкают „партийные советники". Это позволило бы, по их мнению, придать войне во

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 157


Вьетнаме патриотический характер, а значит, и выиграть президентские выборы. Джонсон колеблется, спрашивая совета у старых друзей.

В середине февраля у меня состоялась еще одна беседа с Раском. На этот раз речь шла об американском корабле „Пуэбло", захваченном северокорейцами у берегов Северной Кореи. Раек, опасаясь серьезных осложнений, попросил, чтобы Советский Союз как-то посодействовал урегулированию этого инцидента. Выполняя эту просьбу, мы оказали содействие, хотя это было далеко не просто. Госсекретарь попросил тем временем ускорить советское согласие хотя бы на предварительный обмен мнениями по ПРО. В Москве все еще не могли прийти к окончательному решению по этому вопросу.

Закладка фундамента американской интервенции во Вьетнаме началась, по сути дела, с середины 50-х годов. Фактически президенты Трумэн, Эйзенхауэр и Кеннеди вели дело к открытой интервенции США в Индокитае. Возможно, они не осознавали это полностью в свое время, предпринимая те или иные политические, военные и психологические акции в этом районе, но суть была именно в этом. Джонсон, по существу, продолжал и привел к кризису государственный курс США в Индокитае. Если к концу 1963-го число „военных советников" США в Южном Вьетнаме достигло 25 тысяч человек, то к декабрю 1965 года во Вьетнаме действовала 400-тысячная американская армия.

Надо сказать, что с самого начала интервенции США во Вьетнаме существовало двухпартийное согласие на ведение военно-силового внешне­политического курса. Однако по мере того, как военная авантюра во Вьет­наме терпела крах, в самих США набирало силу антивоенное движение. Обстановка в стране в 1966-1967 годах свидетельствовала об углублении политической поляризации во всех слоях общества в вопросе о войне во Вьетнаме. В середине 1967 года впервые с начала войны большинство опрошенных институтом Гэллапа не одобрило политику правительства Джонсона во Вьетнаме. Это большинство непрерывно росло. Запомнились пожары и беспорядки в университетах и гетто, уклонения от воинской повинности значительной части молодежи, дезертирство из армии, бурные демонстрации и митинги протеста, национальные гвардейцы и танки на улицах американских городов. Надо сказать, что нараставший „вьетнамский синдром" проявлялся не только в выступлениях молодежи, но и в недоволь­стве широких общественных кругов и значительной части политического „истэблишмента" в стране. Короче, во второй половине 60-х годов быстро набирала силу оппозиция политике США в Индокитае.

Между январем и мартом 1968 года резко упала популярность президента в стране. „Национальному согласию" на ведение войны пришел конец. Война во Вьетнаме стала „войной Джонсона". Жизнь еще раз показала, насколько нестабильна подчас в США судьба и популярность политических деятелей.

Важная встреча с Джонсоном

31 марта я неожиданно получил от президента срочное приглашение посетить его в Белом доме.

Когда я приехал около 6 часов вечера, меня провели на третий этаж, где размещались жилые апартаменты президента. Это было довольно необыч-

СУГУБО 158 ДОВЕРИТЕЛЬНО


но. Ко мне вышла г-жа Джонсон, которая предложила чай, сказав, что президент будет через несколько минут. Вскоре вошел Джонсон. Выглядел он усталым и нервным.

Когда мы остались вдвоем, президент сказал, что вечером он выступает по национальному телевидению о Вьетнаме. Однако он хотел бы еще до этого сообщить Советскому правительству о своих личных намерениях и уже предпринимаемых шагах с целью уменьшения кровопролития во Вьетнаме, которые, как он хотел бы надеяться, могут положить начало движению в направлении мирного урегулирования.

По существу, это было негласное откровенное обращение президента к правительству СССР с просьбой содействовать прекращению военного конфликта во Вьетнаме, но все же на его условиях.

По словам Джонсона, обращаясь к Советскому правительству, он исходит из того, что СССР, во-первых, играет большую роль в международных делах и, во-вторых, является сопредседателем Женевских соглашений. „Мы надеемся на положительное влияние СССР в данном вопросе".

Я предпринимаю первый шаг к деэскалации конфликта, отметил прези­дент. Мы существенно и в одностороннем порядке сокращаем военные действия, включая авиацию и флот. Район, где прекращаются бомбарди­ровки, охватывает более 90 процентов всего населения ДРВ и большую часть ее территории. Даже сильно ограниченная бомбардировка Северного Вьетнама может быть быстро полностью прекращена, если сдержанность Вашингтона вызовет какую-то ответную сдержанность со стороны Ханоя. Я призываю сопредседателей Женевского совещания сделать все, что они могут, чтобы двинуться от предпринимаемого мною одностороннего акта к подлинному миру. Я готов послать своих представителей на любую встречу. Я назначаю Гарримана своим представителем для таких пере­говоров. Я надеюсь, что Хо Ши Мин откликнется положительным образом.

Президент Джонсон особо остановился на роли СССР. Я убежден, сказал он, что Советское правительство может сыграть выдающуюся роль в урегулировании конфликта. Пример Ташкента лишний раз свидетельствует о масштабах того влияния, которым пользуется Советский Союз.

Слухи о моем якобы стремлении к военному решению, продолжал Джонсон, не соответствуют действительности. Понимая огромное значение СССР для сохранения мира и предотвращения крупного международного военного конфликта - а США не хотят этого, - я стремился даже в это трудное время, из-за разделяющих нас вьетнамских событий, поддерживать какой-то возможный минимум нормальных отношений между СССР и США, всячески избегать их дальнейшего обострения, а где возможно - например, в вопросе о договоре о нераспространении ядерного оружия - действовать сообща в одном направлении, так как это отвечает интересам обеих стран. Я намерен и дальше придерживаться этой общей линии в вопросе о советско-американских отношениях. Надеюсь, что и советские руководители придер­живаются такой же точки зрения.

Правительство США, сказал в заключение президент, исходит из того, что Советский Союз несет особую ответственность и играет особую роль во Вьетнаме. Без советской военной помощи наш противник долго не продержался бы. Только советская помощь делает это возможным. Но мы понимаем вашу принципиальную позицию и не собираемся сейчас как-то обсуждать этот конкретный вопрос, хотя для нас он далеко не безразличен. Мы могли сделать, да, видимо, и делали определенные ошибки во Вьетнаме.

В БЕЛОМ ДОМЕ -
ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН 159


Но мы действительно готовы в настоящее время к серьезным переговорам с целью достижения мирного урегулирования. Об этом я прошу передать в Москву. Я очень надеюсь, что Советское правительство самым внима­тельным и срочным образом рассмотрит высказанные мною соображения, закончил президент.

В связи с высказанным мною сожалением, что упомянутые им меры не предусматривают полного прекращения бомбардировок ДРВ, Джонсон начал горячиться, утверждая, что не может бросить на произвол судьбы американские гарнизоны и пункты, расположенные в Южном Вьетнаме, особенно около демилитаризованной зоны, где уже действует около 5 северовьетнамских дивизий. Гибель же американских войск привела бы к бурной реакции внутри США, и тогда было бы трудно сохранить сдержанность в применении всей военной мощи США во Вьетнаме. Он, как президент, не хочет подобного развития событий и вынужден - ввиду чисто военных обстоятельств - идти на сохранение определенного минимума бомбардировок к северу от демилитаризованной зоны. „Другого выбора у меня просто нет", - устало сказал он.

Прощаясь, президент передал мне текст своего предстоящего выступле­ния по телевидению.

После беседы с президентом я зашел к У.Ростоу, у которого пробыл около часа. Когда я уходил от него, то неожиданно столкнулся в коридоре с Джонсоном.

Остановившись, он, помедлив, сказал, что хотел бы совсем дове­рительно сообщить мне еще о следующем: в конце планируемого им телевизионного выступления по Вьетнаму он имеет в виду объявить о своем намерении не баллотироваться больше на пост президента США. Он надеется, что такой шаг с его стороны послужит, определенному умиротворению страстей вокруг вьетнамского вопроса в ходе избирательной кампании, да и поможет более успешному урегулированию всего вьетнамского конфликта. Вообще я покажу, сказал он, что я совсем не одержим жаждой власти, как многие думают. Я хочу посвятить оставшееся время внепартийному служению стране. Вы первый иностранец, кто узнает о таком моем решении. Впрочем, и из американцев пока знают об этом лишь 4-5 человек, включая мою жену.

Говорил обо всем этом Джонсон, как это было видно, с плохо скрываемым волнением и даже с трудом. Выглядел он неважно. Было ясно, что это решение - почти за год до окончания его президентства - сильно ослабляло его дальнейшие возможности влиять на события внутри и .вне страны в этот оставшийся достаточно долгий еще срок его пребывания в Белом доме. Видимо, сильный психологический стресс - когда его упорное стремление продолжать войну во Вьетнаме объяснялось многими только желанием „спасти лицо" и добиться переизбрания на пост президента, не считаясь с потерями, - сделал свое дело: он решил показать всем, что готов пожертвовать вторым сроком президентства, чтобы только внести некоторое успокоение в общественное мнение страны и с этих позиций попытаться найти „почетные условия" урегулирования конфликта. Да и возможность победы на выборах для него становилась все более сомнительной. В конце концов, вьетнамская война оказалась для него лично ловушкой. Объявляя о нежелании вновь баллотироваться, Джонсон, по существу, пытался избавиться от длительного нервного напряже­ния, которое, судя по всему, стало для него просто невыносимым.

СУГУБО
160 ДОВЕРИТЕЛЬНО

 

 

Во всяком случае, он выглядел в тот момент как человек, снявший с себя, наконец, тяжелый психологический груз. История делалась на моих глазах.

Свое драматическое заявление он сделал в 9 часов вечера 31 марта, выступая по национальному телевидению из своего кабинета в Белом доме. Тут же находились члены его семьи (но они были вне телевизион­ной камеры).

Первая часть его выступления по Вьетнаму не содержала для много­численной аудитории американцев ничего нового. Лишь несколько людей в Белом доме, да и я, оказавшийся невольным свидетелем личной драмы президента, ждали последних слов его выступления. На какое-то мгновение он остановился, как бы собирая всю свою волю, а затем сказал: „Я не буду добиваться и не приму выдвижения меня моей партией на пост президента еще на один срок".

Это была действительно сенсация. Война во Вьетнаме оказалась для президента Джонсона роковой.

Надо сказать, что семья самого Джонсона оказалась лично сопричаст­ной к этой войне. Как раз накануне выступления президента его дочь Линда проводила во Вьетнам своего мужа, капитана американской армии. В порыве отчаяния, как вспоминал в своих мемуарах Джонсон, она, молодая женщина, спрашивала отца, зачем ее муж должен был ехать куда-то далеко и воевать и даже мог быть убитым, защищая народ, который даже не хотел этой защиты.

В своем телевизионном выступлении Джонсон не смог сказать чего-либо убедительного в оправдание своего внешнеполитического курса. Больше того, выступая на следующий день в Чикаго перед Национальной ассоциацией работников вещания, Джонсон раздраженно обвинил ее членов во всех неудачах США во Вьетнаме. Именно они, заявил президент, настроили против него всю страну. Такое выступление, разумеется, не добавляло ему лавров.

Для меня решение президента, было, конечно, полной неожиданностью. Так же оно было "воспринято и в Москве. Этот шаг расстроил планы советского руководства на новую встречу с Джонсоном.

Через несколько дней Гарриман сообщил мне об официальном согласии правительства ДРВ начать переговоры с США. Северовьетнамцы, судя по всему, решили прощупать позиции администрации после решения Джонсона не баллотироваться.

Американскую делегацию возглавил Гарриман, его заместителем был Сайрус Вэнс. Однако начавшиеся вскоре переговоры в Париже сразу же приняли затяжной характер.

Когда Москва поинтересовалась у Ханоя положением дел, то там ответили, что невозможно вести продуктивные переговоры с США в условиях, когда они продолжают бомбить ДРВ. Северовьетнамское руководство дало понять, что их позиция могла бы быть гибче, если бы бомбардировки были прекращены. Ханой вновь ввел в заблуждение Москву, которая уже зарекалась не брать на себя неблагодарную роль посредника.

5 июня мне было поручено передать послание Косыгина Джонсону. „Я и мои коллеги считаем - и у нас есть для этого основания, - что полное прекращение США бомбардировок и других военных акций в отношении ДРВ могло бы способствовать перелому в обстановке, который открыл бы

В БЕЛОМ ДОМЕ -
161 ПРЕЗИДЕНТ Л.ДЖОНСОН

 

 


перспективы мирного урегулирования, в том числе на переговорах в Париже, где пока нет прогресса".

Это послание вызвало активную дискуссию на совещании у Джонсона. В результате был составлен ответ Джонсона Косыгину. Суть его своди­лась к следующему: правительство США не считает возможным пол­ностью прекратить бомбардировки. Гарриман доверительно сообщил, что голоса на совещании разделились следующим образом: Клиффорд, Вэнс и Гарриман - за положительный ответ Косыгину. Раек, У.Ростоу, У.Банди - против.

Такой ответ Вашингтона еще более охладил посреднический пыл Москвы. Переговоры в Париже продолжались без всякого успеха.

Но в советско-американских отношениях произошел некоторый сдвиг. 22 апреля в госдепартаменте состоялась церемония подписания соглашения о спасении космонавтов. Сотрудничество в космосе развивалось успешнее, чем сотрудничество на земле.

Как Хэмфри охотился на кабана в СССР

Во время приема дипкорпуса в Белом доме 23 апреля Хэмфри доверительно сообщил мне, что „решил попытать счастья" в борьбе за пост президента и что вскоре объявит об этом. Он сказал далее, что всегда считал советско-американские отношения важнейшим фактором, влияющим на судьбы войны и мира, и что он стремится в силу своих возможностей улучшить эти отношения. „Я буду и дальше руководствоваться этим, о чем Вы можете сообщить в Москву своему правительству".

Через несколько дней советское руководство передало ему через меня негласные пожелания успехов в борьбе за пост президента. В Москве считали, что он, пожалуй, был бы лучшим президентом в этот момент для советско-американских отношений.

Во время беседы Хэмфри с удовольствием и юмором вспомнил свою поездку в СССР и охоту там. В разговоре с нашим министром обо­роны Гречко он упомянул, что любит охотиться. Гречко, который сам был заядлым охотником, тут же пригласил Хэмфри вместе поохотиться на кабана накануне его возвращения в Вашингтон. Тот согласился.

Дальнейший ход событий я описываю со слов самого Хэмфри. Когда он приехал в охотничий домик, то Гречко повел его ужинать. За ужином он стал предлагать тосты - каждый раз „до дна" - за здоровье президента Джонсона, затем Брежнева, за здоровье их жен, их министров, за улучшение советско-американских отношений, за успех охоты и другие „охотничьи тосты". Короче, они провели „серьезную подготовку" к охоте. А дальше Хэмфри помнил лишь одно: сопровождавшие Гречко генералы на вытянутых руках торжественно отнесли его в спальню „немного отдохнуть перед охотой".

Когда Хэмфри проснулся, было уже утро следующего дня, и ему торжественно вручили трофей: чучело головы большого кабана, которого „он и Гречко убили накануне". Этот „трофей" был затем доставлен на самолет Хэмфри.

Так что в наших отношениях с США были не только периоды напря­женности, но случались и моменты взаимного расслабления.

СУГУБО
162 ДОВЕРИТЕЛЬНО


Договоренности о сдерживании гонки ядерных вооружений

К середине 1968 года многолетние переговоры, связанные с разработкой Договора о нераспространении ядерного оружия, наконец закончились успешно. Договор был открыт для подписания 1 июля в столицах трех стран-депозитариев - СССР, США и Великобритании.

В Вашингтоне он был подписан госсекретарем Раском, советским и английским послами, а также послами более пятидесяти стран. Церемония проходила в торжественной обстановке в Белом доме в присутствии президента, высших чинов администрации, членов конгресса и прессы. К концу года договор подписали 83 государства. Однако, несмотря на все усилия Джонсона, сенат не ратифицировал этот договор при нем из-за чехословацких событий. Это было сделано лишь при Никсоне.

Согласно договору, страны, не имевшие ядерного оружия, брали на себя обязательство не производить и не получать его от других стран; одновре­менно им был обещан полный доступ к выгодам использования ядерной энергии в мирных целях. Ядерные страны брали обязательство работать в направлении эффективного контроля над ядерным оружием и разору­жением.

Договор о нераспространении ядерного оружия явился и продолжает оставаться одним из основополагающих соглашений ядерного века, направ­ленных на снижение возможностей возникновения ядерных войн.

День 1 июля ознаменовался еще одним важным событием.

После подписания указанного выше договора президент отдельно сделал важное официальное сообщение о советско-американской договоренности начать обмен мнениями по вопросу о сдерживании гонки ядерных воору­жений. „Между правительствами СССР и США, - заявил он, - достигнута договоренность приступить к обсуждению вопроса об ограничении и сокращении как систем доставки наступательного стратегического ядерного оружия, так и систем обороны против баллистических ракет".