КОНЕ11 ПРГШРГГ'Д РЛЧратпги 1 страница

 

 

выполненный ящик с кубинскими сигарами и курительную трубку - личный подарок от Фиделя Кастро.

Беседовал я и с Вэнсом. Он сказал, что недавно в порядке подведения итогов первого года они с Картером подробно обсуждали проблему советско-американских отношений и перспективы на будущее. Несмотря на трудности, они все-таки оптимистично оценивают развитие этих отношений, считая, что в следующем году может быть дан значительный импульс их улучшению.

Объективные предпосылки этому есть, продолжал госсекретарь. Мы исходим из того, что соглашение по ОСВ вполне может быть закончено к марту или в марте. К этому же сроку, как мы полагаем, завершится работа над договором о полном запрещении ядерных испытаний. Возможно и соглашение по взаимному сокращению военно-морской активности в Индийском океане.

Администрация предполагает внести вопрос о ратификации соглашения по ОСВ в сенат с таким расчетом, чтобы оно обсуждалось там в течение апреля-мая. Сроки эти важны и с внутриполитической точки зрения, ибо с лета будущего года уже начнется кампания по выборам в конгресс США.

Заключение соглашения по ОСВ, а возможно, и договоренность по ядерным испытаниям и Индийскому океану явились бы хорошей базой для советско-американской встречи на высшем уровне, что должно явиться главным событием будущего года в советско-американских отношениях.

Картер и я, подчеркнул госсекретарь, также очень надеемся на то, что в случае положительного сдвига в деле ближневосточного урегулирования СССР решит восстановить дипломатические отношения с Израилем. В Москве, наверное, даже не представляют себе, заметил он, какое глубокое воздействие имел бы такой шаг на общественное мнение в США, особенно на еврейские круги. Последние сейчас, к сожалению, выступают в роли застрельщиков или активных сторонников любых антисоветских акций, вплоть до оппозиции ОСВ и в поддержку гонки вооружений. И все это в основном потому, что они считают СССР непримиримым врагом Израиля, выживаемость которого в немалой степени зависит от поддержания определенного уровня напряженности между СССР и США. Ведь только тогда американский народ будет готов идти на дальнейшие финансовые и материальные жертвы в пользу Израиля.

Без преувеличения можно сказать, заявил госсекретарь, что такой шаг радикальным образом изменил бы настрой этих влиятельных кругов в отношении СССР и позволил бы самой администрации более энергично и более предметно проводить курс на улучшение отношений с СССР. При таком ходе дел вопрос об отмене поправки Джексона-Вэника был бы быстро и позитивно решен самим конгрессом, а это позволило бы снова вернуться к действительному расширению советско-американских торгово-экономических отношений на длительной и прочной базе.

В душе я был согласен с этой оценкой. Между прочим, в своих телеграм­мах в Москву я старался исподволь проводить такую же мысль. Однако из личных бесед с членами советского руководства я знал, что этот вопрос пока „непроходим". Наиболее упрямыми противниками восстановления дипломатических отношений с Израилем в советском руководстве были Громыко и Суслов, которые упорно отстаивали точку зрения, что на этот шаг можно будет пойти только после официального соглашения о полном освобождении Израилем всех оккупированных им арабских земель. Брежнев

сугубо

ДОВЕРИТЕЛЬНО


занимал среднюю позицию. В разговорах со мной он вроде был готов пойти на какие-то шаги в этом направлении ради улучшения отношений с Америкой, но, считаясь с оппозицией в Политбюро, он их так и не сделал.

Оглядываясь мысленно назад, думаю, что в первый год президентства Картера было немало упущенных возможностей. Обе стороны в течение 1977 года не смогли наладить конструктивного и доверительного диалога. В результате не был подписан договор об ОСВ-2, не состоялась встреча на высшем уровне, не были установлены личные отношения между лидерами обеих стран. Такие предпосылки и возможности были, но они не были использованы. Мешали этому не столько международные события, сколько новые сложные подходы администрации Картера к договору об ОСВ-2 и ее упорное увлечение пропагандой вокруг вопроса о правах человека в СССР при растущем нежелании Москвы обсуждать этот вопрос. Сыграло свою роль также нежелание советского руководства идти на встречу с Картером, пока не будет подписан договор об ОСВ-2. Такой путь оказался малопро­дуктивным.

2. БЕЛЫЙ ДОМ КОРРЕКТИРУЕТ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРИОРИТЕТЫ

Для США 1978 год выдался сложным, усугубились проблемы внутренней и внешней политики. Резко росли темпы инфляции, увеличился внешнетор­говый дефицит. США медленно вползали в полосу нового экономического спада. Администрация сменила приоритеты: „задачей номер один" была объявлена борьба с инфляцией, ради нее она поступилась своей программой снижения уровня безработицы.

Картер практически предал забвению свои популистские лозунги, с которыми пришел к власти, и проявил себя как обычный консерватор, а его администрация стала с точки зрения гонки вооружений одной из наиболее милитаристских за последнее десятилетие. Соперничество между конгрессом и президентом было по-прежнему очень острым.

В области внешней политики администрация Картера добивалась укреп­ления НАТО, вела переговоры с СССР по ОСВ, стремилась обеспечить се­паратную сделку между Египтом и Израилем, развивала отношения с Китаем.

Что касается советско-американских отношений, то политика админи­страции Картера по-прежнему отличалась противоречивостью и нестабиль­ностью подхода к отношениям с СССР.

В советско-американских отношениях в целом наблюдался спад, а временами резко обострялась политико-пропагандистская обстановка в этой сфере, вплоть до проявления открытой враждебности со стороны админист­рации Картера.

Свою роль играло при этом и упорное нежелание советского руководства либерализовать внутриполитическую обстановку в стране.

ДЖ.КАРТЕР:

КОНЕЦ ПРОЦЕССА РАЗРЯДКИ 403


Тем не менее реальность складывающейся в мире обстановки заста­вила Белый дом, по существу, несколько скорректировать свои внешнеполи­тические приоритеты и проявить осторожность в том, что касается публич­ных „наскоков" на СССР. Отношения стали чуть-чуть выравниваться, хотя и сохраняли известную однобокость, оставались замороженными и такие „позитивные средства взаимодействия", как торговля, сотрудничество в урегулировании международных кризисных ситуаций, более широкие обмены в области науки, техники, культуры и др.

Центр тяжести наших отношений с США переместился в сферу пере­говоров по ОСВ. Из-за позиции администрации Картера эти переговоры не подкреплялись сетью взаимовыгодных договоренностей и соглашений, политических консультаций по другим вопросам. В этих условиях было трудно говорить о сохранении уровня отношений, существовавшего при двух предыдущих администрациях. В конце лета - осенью 1978 года советско-американские отношения все же вроде прошли свою низшую точку, и появились определенные признаки их стабилизации. Однако этот процесс пока происходил на более низком уровне, чем в 1972 - 1973 годах. Действовала еще концепция „контролируемой, выборочной разрядки", которая распространялась в основном лишь на проблемы, ассоциирующиеся в США с угрозой ядерной войны. Что же касается остальных проблем, то их решение связывалось с „поведением СССР" в разных районах мира, с соблюдением „прав человека" и т. д. Правда, к концу года администрация приглушила такую „увязку", но подспудно она все же оставалась.

Африка: новые разногласия сверхдержав. Вашингтон практикует „политику увязок"

С начала 1978 года в советско-американских отношениях возник новый крупный очаг разногласий, как результат их соперничества, по существу, в локальном конфликте, разразившемся на Африканском Роге между Эфиопией и Сомали.

В течение ряда лет Сомали претендовала на Огаден, провинцию Эфиопии, в которой жило около 2 млн. сомалийских номадов. После свержения императора Эфиопии Хайле Селассия в 1974 году и прихода к власти в 1977 году режима подполковника Менгисту, провозгласившего себя сторонником промарксистских взглядов, Сомали, воспользовавшись неста­бильностью в Эфиопии, оккупировала Огаден.

В январе 1978 года Москва предложила администрации Картера органи­зовать совместное советско-американское посредничество по урегулирова­нию конфликта. Однако Вашингтон уклонился от этого. Как написал Бжезинский в своих мемуарах, такое совместное посредничество „узаконило бы советское присутствие в районе Африканского Рога и не отвечало американским интересам".

По существу, был потерян шанс для совместного содействия стабили­зации обстановки в этом районе. Отклонил Вашингтон и советское предложение о возобновлении переговоров о взаимном сокращении военной активности в Индийском океане.

Следует сказать, что первоначально СССР поддерживал дружественные отношения с Сомали. Еще в 1974 году был подписан советско-сомалийский

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО


 


договор о дружбе и сотрудничестве. СССР снабжал Сомали оружием, получив взамен право пользования сомалийским портом Бербера на Лидийском океане. В то же время США были традиционным союзником Эфиопии.

Попытки Кастро, а также Москвы организовать совместный „прогрес­сивный фронт" или федерацию в составе Сомали, Эфиопии и Южного Йемена окончились неудачей из-за упорного нежелания Сомали возвратить оккупированный ею Огаден. Дальнейшее продвижение сомалийских войск было остановлено в результате советско-кубинского вмешательства на стороне Эфиопии. Развитие внутренних событий в Сомали и Эфиопии привело парадоксальным образом к изменению позиций обеих сверхдержав. СССР стал поддерживать Эфиопию. Вашингтон обратил свои взоры на Сомали, тем более что в конце 1977 года Сомали разорвала договор с СССР. Последний, однако, в следующем году подписал аналогичный договор с Эфиопией. В Аддис-Абебу были переброшены около 2000 кубинских и 1000 советских военных. Войска Сомали были вынуждены отступить, но продолжали еще удерживать значительную часть Огадена. Следует сказать, что в феврале 1978 года я по поручению Москвы заверил Вэнса, что войска Эфиопии не будут пересекать границу с Сомали после того, как они вернут себе провинцию Огаден. Это был как бы успокоительный жест в сторону Вашингтона.

С глобальной точки зрения события на Африканском Роге представляли собой, конечно, локальный конфликт. Так они и рассматривались в Москве. Тем не менее советско-кубинское военное вмешательство в этом регионе, размещение там второго (помимо Анголы) кубинского экспедиционного корпуса в Африке при советской транспортной и иной материальной поддержке - к тому же всего через два года после Анголы - все это произвело немалое впечатление на Западе, особенно в США. Там заговорили о новых широких стратегических планах СССР. В результате этот вопрос стал чуть ли не главным в отношениях администрации Картера с Москвой на протяжении всего года, что вызывало серьезные разногласия не только с СССР, но и внутри самой же администрации.

Весьма интересны в этой связи высказывания госсекретаря Вэнса, изложенные им впоследствии в его мемуарах. „Наша способность и умение проводить сбалансированную политику в отношении Советского Союза, -писал он, - были подвергнуты наиболее трудному испытанию в „третьем мире". Внутри администрации мы достигли согласия по вопросам НАТО и ОСВ, но советская и кубинская активность в Африке, на Африканском Роге, в начале 1978 года вызвала резкие разногласия между нами". Вэнс поясняет, что разногласия были главным образом между ним и Бжезинским. ,»Я, -отмечал Вэнс, - не считал, что советские действия в Африке были частью какого-то грандиозного советского плана, скорее, это была попытка исполь­зовать подвернувшиеся возможности. Это не означало, что советские дейст­вия были маловажными, но я считал, что мы, исходя из реальной оценки, Должны рассматривать их как конфликт, имеющий „локальные корни".

„Однако, - продолжал он, - политическое давление, как внутри, так и вне администрации, росло вместе с требованиями противодействовать советской и кубинской помощи Эфиопии путем задействования других аспектов советско-американских глобальных отношений". В такую увязку предлагалось включить замедление переговоров по ОСВ и по другим вопро­сам разоружения, ограничить экономические отношения, а также обмен

ДЖ.КАРТЕР: .

КОНЕЦ ПРОЦЕССА РАЗРЯДКИ


визитами на достаточно высоком уровне. Вэнс выступал против теории „увязок", считая, что они принесут отношениям с СССР гораздо больще вреда, чем пользы. Политика конфронтации не является выигрышной стратегией, к такому выводу приходил госсекретарь.

Однако практическая политика администрации Картера на деле все больше отражала политику тех сил, с которыми полемизировал Вэнс.

Я, как посол, был достаточно хорошо знаком с настроениями кремлев­ского руководства по поводу событий на Африканском Роге. Могу уверенно сказать, что Вэнс был прав в том смысле, что никаких грандиозных глобаль­ных планов в Кремле в связи с этими африканскими событиями "не было. Не столкнувшись с большими международными осложнениями после вмеша­тельства в дела Анголы, Москва, не очень раздумывая, зашагала дальше по этому, по существу, интервенционистскому пути (Эфиопия, Йемен, ряд африканских и ближневосточных стран и в завершение - Афганистан).

Конечно, каждая из этих ситуаций имела свою специфику. Однако в основе было, по существу, одно: примитивно понимаемые „интернациональ­ный долг и участие в антиимпериалистической борьбе", хотя, речь подчас шла уже не о национально-освободительном движении, а о вмешательстве во внутренние дела ряда стран, участии в борьбе за власть там различных политических сил и группировок.

Это был уже явный оппортунизм во внешней политике, вызванный во многом тем, что в Кремле путали партийные и государственные интересы страны во имя идеологических соображений.

Надо признать попутно, что наше участие в таких конфликтах порой кое-кому в Кремле льстило - дескать, мы теперь, как и США, мировая держава. Но это, как говорится, было уже не от большого ума.

Вернемся к хронологическому изложению развития наших отношений с США в 1978 году.

На встрече с Вэнсом (19 января), когда был поднят вопрос о положении на Африканском Роге, я сообщил ему позицию Москвы. А она сводилась к отклонению американского тезиса „о советской вовлеченности" в конфликт в этом районе. Что касается мирного урегулирования, то необхо­димой предпосылкой к этому, по мнению СССР, должно быть не просто прекращение военных действий, как предлагали США, а немедленный вывод сомалийских войск из Эфиопии, о чем американская сторона почему-то умалчивала.

Дальнейший разговор с Вэнсом на эту тему не дал результатов.

Тем временем в США росло стремление связать „поведение русских" в этом районе с прогрессом переговоров с ними по другим вопросам, в частности по ОСВ. На одной из пресс-конференций Картер прямо заявил, что действия самих русских приводят к увязке этих двух моментов 17 марта он выступил с речью о „важной переоценке" администрацией военной стратегии США в связи со „зловещей склонностью СССР" использовать свою военную мощь для вмешательства в местные конфликты.

На основе анализа общей позиции администрации и шумной реакции в США на события в этом регионе посольство послало в Москву оценку американского подхода к этому вопросу, стремясь привлечь к нему внимание советского руководства.

В кругах администрации, особенно в самом Белом доме, говорилось в этой оценке, нервозно воспринимают укрепление советских позиций в Эфиопии. События на Африканском Роге рассматриваются сейчас в


сугубо доверительно


 


Вашингтоне на порядок-другой выше, чем они реально этого заслуживают, т е. как тревога уже в отношении выхода СССР на широкий стратегический простор в районе Африки и Ближнего Востока с угрозой интересам США и их друзей: Египта, Саудовской Аравии, Ирана и т. п. Весьма эмоциональным моментом для американцев, отмечалось в докладе, остается также вовлечен­ность в эти дела Кубы.

Администрация Картера, пытаясь оказать на нас открытое давление в связи с эфиопско-сомалийским конфликтом, дает разного рода противникам развития советско-американских отношений материал для крикливых нападок. Иными словами, в США вызревает ныне нечто вроде ситуации „второй Анголы" в смысле долгосрочного препятствия на пути развития наших отношений. Здешние „эксперты" уже требуют, чтобы администрация увязала вопрос „о проникновении СССР на Африканский Рог" со всеми другими проблемами в отношениях с СССР. В целом это может иметь серьезные негативные последствия для советско-американских отношений, предупреждало посольство.

Мы советовали провести стратегический анализ сложившейся обстановки с точки зрения ее долгосрочного влияния на наши отношения с США. Однако Москва (особенно международный отдел ЦК партии с куриро­вавшим его Сусловым) рассматривала все это в основном как очередные пропагандистские нападки враждебных нам сил в США. Подобный грубый просчет в оценках наносил нам немалый вред в отношениях с Вашингтоном, став постоянньш источником напряженности и подрыва разрядки в 70-е годы.

При очередной встрече в конце января Вэнс заявил, что в Красном море происходит концентрация советских боевых кораблей. „Подобные действия подрывают мои собственные позиции внутри администрации и тех, кто хочет предотвратить негативное влияние событий на Африканском Роге на советско-американские отношения, - подчеркнул он. - Скажу прямо, среди людей, близких к президенту, есть такие, кто считает последние советские действия личным вызовом президенту и как бы испытанием его твердости, и поэтому, указывают они, он должен показать русским свой характер".

„Важно показать определенным кругам в США, - подчеркнул Вэнс, - что СССР и США не конфликтуют из-за Африки, а могут сотрудничать, чтобы потушить конфликт в этом районе".

Я постарался объяснить Вэнсу, беспокойство которого мне было понятно, что никто в Москве не стремится „испытать характер президента". В такой плоскости вопрос никогда не стоял и не стоит. К сожалению, сам конфликт в этом районе вызывает вовлеченность наших обеих стран, которую, однако, надо бы использовать для достижения урегулирования. Но как сделать это?

На этот вопрос ни у Вэнса, ни у меня самого не было конкретного ответа. Оглядываясь назад, можно теперь только удивляться, сколько энергии и усилий было потрачено, по существу, впустую обеими странами в борьбе и спорах вокруг африканских дел. Через двадцать лет об этих спорах никто даже не вспоминает.

Месяц спустя на эту же тему беседовал со мной Бжезинский. Суть всех его высказываний сводилась к одному: растущее беспокойство по поводу расширения иностранного военного влияния в Африке, т. е. советского и кубинского. Он неоднократно возвращался к вопросу о том, что военное присутствие в Эфиопии СССР и Кубы представляет угрозу интересам Запада

ДЖ.КАРТЕР:
КОНЕЦ ПРОЦЕССА РАЗРЯДКИ


с точки зрения безопасности нефтяных коммуникаций между Ближним Востоком и США, а также Западной Европой, которые могут быть „перерезаны". Сам Бжезинский, видимо, верил в такую „стратегическую угрозу".

В ответ на это заявление я спросил собеседника, как он себе практически представляет образ действий СССР с целью „перерезать нефтяные коммуникации" Запада. Захват или потопление американских танкеров? Но ведь это было бы прямым актом войны. Неужели в Белом доме сейчас мыслят такими категориями?

Бжезинский признал, что в Белом доме тоже не очень верят в подобный сценарий, но что, дескать, такие упрощенные концепции широко бытуют в конгрессе и средствах массовой информации США, и с этим надо считаться.

Тем временем президент Картер решил напрямую связаться с Кастро. Президент компании „Кока-кола" Остин доверительно рассказал мне (1 марта), что по поручению Картера он недавно вылетал на Кубу с неглас­ной миссией к кубинскому руководителю. Ему было поручено передать Кастро, что президент Картер испытывает озабоченность по поводу того, что действия кубинцев за рубежом, особенно в Африке, не дают ему возможности продолжать процесс нормализации отношений между США и Кубой. Основным препятствием нормализации отношений, по мнению Картера, являлась военная активность кубинцев в Африке, и особенно сейчас в Эфиопии. Президент призвал Кастро внимательно отнестись к его пожеланиям о нормализации связей с Кубой и принять меры к тому, чтобы снять озабоченность США по поводу кубинской вовлеченности в районе Африканского Рога.

Остин не стал раскрывать подробно содержание полученного им ответа от Кастро, но заметил лишь, что кубинский лидер просил его передать Картеру, что ни один кубинский солдат не пересечет сомалийскую границу.

Советско-кубинское присутствие в Эфиопии служило поводом для пропагандистских нападок в США на „агрессивную политику русских". В Москве, впрочем, не придавали этому большого значения, так как считали, что события в далекой Эфиопии не оказывали (или не должны оказывать) решающего влияния на советско-американские отношения.

Советское руководство, которое находилось во власти некоторой эйфории „сверхдержавное", конечно же, ошибалось в своих оценках.

Косвенно подтвердил это посетивший меня американский посол в Москве Тун, который перед возвращением из отпуска встречался с должностными лицами администрации, включая президента.

Тун сказал, что в результате всех этих бесед у него сложилось впечат­ление, что советско-американские отношения заметно ухудшились. Из беседы с президентом он сделал вывод, что Картер хочет завершения согла­шения по ОСВ. Однако есть три области советско-американских отношений, которые сильно беспокоят президента и которые будут сдерживать развитие этих отношений на ближайший период: события на Африканском Роге, Ближний Восток и дело Щаранского.

Картер, давая напутствие послу, уполномочил его при встречах, в Москве с советскими лидерами подчеркивать, что президент по-прежнему готов в любой момент встретиться с Брежневым для обсуждения складывающегося сложного положения в наших отношениях и нахождения путей решения стоящих проблем. (Я также по своей инициативе поднимал в Москве вопрос

сугубо

ДОВЕРИТЕЛЬНО


о целесообразности проведения такой встречи, чтобы остановить продолжающееся ухудшение наших отношений, однако Громыко упорно стоял на своем: такая встреча может иметь место только тогда, когда соглашение по ОСВ будет готово для подписания.)

В Москве, конечно, не могли не отметить в начале года, что админист­рация Картера замедлила темп переговоров и обмена мнениями по разоруженческим проблемам и по ближневосточному урегулированию.

Поэтому в конце февраля Брежнев направил президенту личное письмо, в котором обращал внимание Картера на отсутствие движения в решении наиболее актуальных вопросов советско-американских отношений.

В середине марта Гарриман рассказал мне о своей беседе с Картером. Последний высказал свое неудовлетворение нынешним состоянием советско-американских отношений и тем, что он „никак не может пробить дорогу к искреннему диалогу с русскими". По словам президента, он надеется, что это можно сделать через личную встречу с Брежневым, однако эта встреча все откладывается.

Гарриман отметил, что Вэнсу приходится то и дело поправлять разные „эскапады Бжезинского". Но у Вэнса „не хватает характера" вмешиваться каждый раз и отстаивать свою точку зрения.

В беседе со мной в середине марта Бжезинский оценивал наши отноше­ния в тот период как довольно натянутые. Он считал, что, возможно, пройдет еще какой-то период ухудшения, прежде чем они смогут выров­няться. Утверждал, что внутриполитическая обстановка в США вынуждает администрацию занять более жесткую позицию в отношении СССР. Картер по-прежнему убежден, что лучшим выходом для прекращения скатывания наших отношений на негативные рельсы была бы его личная встреча с Брежневым. Как преодолеть сейчас тупик? Может быть, послать в Москву специального представителя президента для бесед с Брежневым?

Я ответил, что главное - с чем приедет этот представитель.

Беседуя с Бжезинским, я мысленно невольно сравнивал нынешнего помощника президента с его предшественником Киссинджером в том, что касается обсуждения ключевых вопросов советско-американских отноше­ний. Бжезинский в основном критиковал наши позиции и красноречиво защищал свои, но он мало что делал, чтобы взаимно искать компромиссы. В этом смысле конфиденциальный канал Бжезинский - советский посол практически бездействовал, в частности по вопросам ОСВ. Киссинджер же вносил гораздо больше конструктивизма в преодоление разногласий, хотя он также отдавал немалую дань тактике „увязок" разных вопросов с целью оказания на нас давления.

Что же касается Вэнса, то в беседах он придерживался иной тональности. На встрече, которая состоялась 16 марта, Вэнс, ссылаясь на президента, сообщил, что Картер полон решимости довести до скорейшего заключения соглашения по ОСВ и сделать все возможное, чтобы вернуть советско-американские отношения на более конструктивный путь. По словам госсекретаря, Картер говорил это ему с глазу на глаз, и никто другой при разговоре не присутствовал.

От себя лично Вэнс добавил, что, по его мнению, администрация «отдрейфовала" от неплохих отношений, существовавших при Никсоне, и что теперь надо стремиться встать на прежние рельсы. Госсекретарь сказал Далее, что президент просит Брежнева принять его, Вэнса, в Москве для бесед с ним и Громыко 21 или 22 апреля.

ДЖ.КАРТЕР:
КОНЕЦ ПРОЦЕССА РАЗРЯДКИ 41)У


Вэнс будет уполномочен президентом обсудить в первую очередь состояние переговоров по ОСВ и постараться развязать некоторые узлы. Он будет готов обсудить положение на Ближнем Востоке, в Африке и любые другие проблемы (я настоятельно рекомендовал Брежневу и Громыко принять Вэнса).

От моих бесед с Вэнсом и Бжезинским складывалось впечатление, что президент одновременно выслушивал разные точки зрения своих главных советников и время от времени соглашался то с одним, то с другим.

Через день я сообщил Вэнсу: в Москве согласны с его визитом 20 - 21 апреля. Обсуждение вопросов будет затем продолжено, как предлагал госсекретарь, при встрече Громыко с Картером и Вэнсом в конце мая, когда будет проходить сессия ООН по разоружению.

Несколько позже Вэнс сообщил мне, что США недавно негласно связывались с Кастро, чтобы выяснить дальнейшие африканские планы Гаваны. Кастро категорически отказался дать американцам какие-либо обещания, заявив, что намерен везде поддерживать революцию и нацио­нально-освободительное движение.

По словам госсекретаря, независимо от желания Москвы и Вашингтона африканские события, особенно в контексте действий кубинцев, являются ныне, по оценке президента Картера, основным фактором, мешающим улучшению советско-американских отношений. Они способствуют росту в стране и конгрессе сильной оппозиции договоренностям с СССР по разным вопросам, включая ОСВ (советское политическое руководство продолжало удивительным образом игнорировать эти настроения в США).

Противостояние в Европе

В середине апреля Гарриман выразил мне свое беспокойство по поводу одной весьма серьезной проблемы - нарастания гонки вооружений в Европе. Он сказал, что в руководящих кругах США и среди тех, кто „делает здесь общественное мнение", существует убеждение, что СССР держит в центре Европы мощный кулак вооруженных сил, особенно из танковых дивизий, наличие которых не определяется интересами обороны СССР. Значит, у Кремля - агрессивные намерения и нужно быть постоянно начеку для отражения возможного нападения.

Многие в США к тому же считают, что СССР может напасть на Европу в надежде, что США не пойдут из-за этого на взаимно уничтожающую ядерную войну. Отсюда девиз: вооружать саму Западную Европу и усиливать американское военное присутствие там. Все это привело уже к тому, что впервые за послевоенные годы США практически берут ныне курс на резкое наращивание вооружений в НАТО и на усиление своих войск в Европе, а ведь всего три года назад 40 процентов сенаторов голосовало за сокращение этих войск на одну треть.

Его личный совет Брежневу: обратить серьезное внимание на эту опасную тенденцию. Ему над выступить с заявлением о том, что СССР не намерен больше увеличивать численность своих войск и вооружений в Европе, образно говоря - „ни одного солдата, ни одного танка". Затем вокруг этого заявления следует развернуть новое энергичное пропагандист­ское наступление, как это было с нейтронной бомбой, что вынудило в конечном счете Картера отказаться от этой программы.

л 1 гу СУГУБО

411)доверительно


В целом Гарриман давал, безусловно, дельный совет, и его высказывания были близки к действительности. Интересно отметить, что сенатор Кеннеди, так же, как и Гарриман, говорил об угрозе роста военного противостояния в Европе. Он советовал нам отвести хотя бы одну дивизию, чтобы противостоять тенденциям, которые все более вызревают в руководящих кругах США.

Наша европейская политика в этот период оказалась в плену двух прямо противоположных направлений. Одно - курс на разрядку, на снижение напряженности и развитие всесторонних отношений с западноевропейскими странами. На этом направлении были достигнуты определенные успехи. Другое - продолжающееся наращивание вооружений на „европейском театре", ядерных и обычных, сверх всякой необходимости. Причем все это делалось скрытно, втайне от общественности в то время, когда в Вене проходили многосторонние переговоры, что лишь усиливало подозрения на Западе. Не случайно Совет НАТО в 1977 году принял решение о повышении ежегодных военных бюджетов членов блока на 3 процента, а в 1978 году принял долгосрочную оборонительную программу.