Глава 3. Русская геополитическая мысль
В России геополитическая мысль развивалась не столь бурно, как на Западе. В XIX веке российские мыслители высказывали те или иные геополитические идеи в основном в процессе спора об идентичности России и о путях ее развития. В данном контексте в России фактически существовали две тенденции: «пассионарная» («пассионарность» - от латинского «рassia» - страсть, но страсть эмоциональная, этническая, отличающаяся от «страсти», понимаемой в духовном смысле) геополитика, или антизападническая, и западническая геополитика. Сторонники первой тенденции исключали наличие общечеловеческого развития, настаивали на особом пути развития России, прежде всего, отличном от европейского. Сторонники второй тенденции считали, что путь России необходимо рассматривать в контексте развития общечеловеческой цивилизации, передовым рубежом которой является Западная Европа, где наиболее полно и успешно осуществляются принципы свободы и прогресса. Большинство современных российских ученых, занимающихся проблемами геополитики, также настаивают на том, что только гармоническое сочетание западных политических и экономических институтов с восстановлением религиозных и моральных институтов своей собственной культуры сделает возможным прочную положительную самоидентификацию России, обеспечит ей достойное место в геополитическом пространстве.
Геополитические идеи в духе «пассионарности» высказывали славянофилы, идеологи панславизма, евразийцы. Согласно славянофилам, среди которых особенно выделялись А.С Хомяков, братья И.В. и П.В. Киреевские, братья К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф.Самарин, у России собственный путь развития, не нуждающийся в интеграции в европейскую систему. В качестве определяющих особый путь России факторов они называли коллективизм, соборность, общинный характер деревенской жизни, артельность ремесленников, православие. Когда славянофильство вступило в упадок, и его патриотизм, как отмечал великий русский философ В.С.Соловьев, превратился в мракобесие и безыдейный национализм, его основным эпигоном стал Н.Я.Данилевский с идеологией панславизма, которая обосновывала необходимость единства славянских народов для обеспечения безопасности и решения острых международных проблем. Н.Я.Данилевский писал: «Россия не может считаться составной частью Европы ни по происхождению, ни по усыновлению; что ей предстоят только две возможности: или вместе с прочими славянами образовать особую самостоятельную культурную единицу, или лишиться всякого культурно-исторического значения – быть ничем»[27]. Он отмечал, что и сама Европа – не что иное, как «западный полуостров Азии», и что бескрайние азиатские территории России обеспечивают преобладание над «романо-германскими» окраинами. К книге Н.Я.Данилевского «Россия и Европа» (1868) восходит отчасти популярная и сегодня в определенных кругах мысль о том, что Россия не является медленно обучающейся западной страной, занятой запоздалыми поисками входа в «общий европейский дом.
В идеологии евразийства также России отводилось особое место в геополитическом пространстве. Как концепция и движение евразийство было создано в начале 1920-х гг. группой русских мыслителей-эмигрантов в Болгарии, насчитывавшей примерно 20 человек. Организаторами и интеллектуальными вождями этого движения были известный филолог Н. Трубецкой, юристы и правоведы В. Ильин и Н. Алексеев, философы Л. Карсавин, Н. Лосский, Б. Вышеславцев, богословы Г. Флоровский, Г. Федотов, историк и географ Г. Вернадский, экономист П. Савицкий, историк М. Шахматов и другие. Евразийство – это фактически реакция русских ученых-эмигрантов на революцию 1917 года, которую они считали логическим в своей законченности осуществлением чисто западнической ориентации, исторически завершившимся перекосом в сторону западнической социокультурной модели. «Коммунистический шабаш, - писал Савицкий,- наступил в России как завершение более чем двухсотлетнего периода европеизации» [28].
Евразийство стало основой географической концепции русской идентичности. Если славянофилы видели главный источник развития России в самобытных качествах народа России, то евразийцы – в особенностях ее «месторазвития». Евразийцы ввели в наш язык слово «геополитика», ставили себе в заслугу обоснование в русской науке геополитического подхода к русской истории. Один из создателей этой концепции П.Н.Савицкий рассматривал носителей идеологии евразийства как представляющих новое начало в мысли и жизни, корни которого лежат в физических реалиях «Евразийского континента». Россия представлялась ему как самодостаточный мир, состоящий из четырех зон, напоминающих ленту, - тундры, леса, степи и пустыни. Холодная тундра севера, знойная пустыня юга образуют окружение зоны лесов и степей, где сформировалась единственная в своем роде европейско-азиатская цивилизация. Длительное господство монголов над этой территорией – с начала XIII и примерно до конца XV века – придало авторитарный азиатский характер политической культуре Российской империи. Евразийцы отмечали, что русские не есть чистые славяне, что в этом огромном континентальном субэтносе представлен туранский элемент (этим термином были объединены монгольские и тюркские народы, сделавшие азиатскую Россию своеобразной этнической мозаикой), который органически стал частицей русского этнопсихического сознания. Савицкий даже подчеркивал, что без «татарщины» не было бы России, что неверно вести отсчет развития России от Киевской Руси, что якобы татарское нашествие прервало развитие последней.
Главная суть евразийской идеи сводилась к тому, что Россия – Евразия - это особый социокультурный мир, это не Европа и не Азия, а отдельный, своеобразный, целостный и органичный мир. В силу своего географического положения Россия, лежащая на границе двух миров – восточного и западного, - исторически и географически выполняет роль некоего культурного синтеза, объединяющего эти два начала. Савицкий писал: «Россия занимает основное пространство земель Евразии. Тот вывод, что земли ее не распадаются между двумя материками, но составляют скорее некоторый третий и самостоятельный материк, имеет не только географическое значение. Поскольку мы приписываем понятиям Европы и Азии также некоторое культурно-историческое содержание, мыслим как нечто конкретное круг европейских и азиатско-азийских культур, обозначение Евразии приобретает значение сжатой культурно-исторической характеристики. Обозначение это указывает, что в культурное бытие России в соизмеримых между собой долях вошли элементы различнейших культур»[29]. Евразийской культуре всегда приходилось «искать в разных направлениях, тратить свои силы над согласованием элементов двух разных культур, выискивать подходящие друг к другу элементы из груды ценностей других культур,[30] _ писал Вернадский. Своим географическим положением Россия исторически призвана уравновешивать эти два мира, эти два исторических антагониста – Восток и Запад, органично совмещая в себе оба начала. Этим и определяется, по мнению евразийцев, ее самобытность, социокультурная «особость». В пространственном плане эта геополитическая модель на редкость устойчива, так как ее целостность коренится в срединном центроевроазиатском местоположении (хартленд у Макиндера).
«Евразийская концепция, - подчеркивал П. Савицкий, - знаменует собой решительный отказ от культурно-исторического «европоцентризма»; отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определенных научных и философских предпосылок»[31]. Н. Трубецкой отмечал, что усвоение романо-германской культуры народом, не участвующим в ее создании, не является безусловным благом и не имеет никакой безусловной моральной силы, считал европеизацию «безусловным злом» для всякого неромано-германского народа[32]. Согласно евразийцам, западная социокультурная модель чужда России по ряду причин. Во-первых, общественное устройство Европы базируется на индивидуализме и личных правах, т.е. эгоизме, а не на соборности и братской любви. Во-вторых, формы европейской собственности неприемлемы для России. Савицкий писал: «В России собственность всегда рассматривалась с точки зрения государства, к тому же религиозно-этической… Мы говорим о «функциональной» собственности или о собственности, обусловленной государством, т.е. проистекающей от него и связанной с обязанностью по отношению к нему»[33]. В-третьих, евразийское государство должно быть не парламентской демократией, а строиться как идеократия, т.е. отправляясь от изначально духовного импульса, сверху вниз, а во главе этой структуры должен стоять особый класс «духовных вождей».
В евразийстве было очень много искусственных конструкций, в связи с чем впоследствии почти все выдающиеся русские евразийцы, стоявшие у колыбели движения, быстро или медленнее, открыто или втайне, но разочаровались в своем идеологическом проекте. Так, например Флоровскому принадлежит статья с многозначительным названием «Евразийский соблазн»[34]. Н.Трубецкой в письме к П.П.Сувчинскому от 10 марта 1928 года писал: «…Занимаясь писанием всего этого евразийского кошмара, я чувствую, что мог бы все это время и труд с гораздо большей пользой (и для себя, и для других) потратить на науку…Евразийство для меня тяжелый крест и притом совершенно без всяких компенсаций. Поймите, что в глубине души я его ненавижу и не могу не ненавидеть. Оно меня сломило, не дало мне стать тем, чем я мог бы и должен бы стать. Бросить его, уйти из него, забыть про него – было бы для меня высшим счастьем…»[35]. Выдающийся ученый С. Аверинцев, анализируя увлечение ярких представителей русской диаспоры евразийством, отмечал: «Разумеется, как увлечения конструированием евразийской доктрины, так и горечь разочарований в этом занятии должны быть рассматриваемы внутри своего конкретного исторического контекста, обусловленного прежде всего мечтой о выходе за пределы дихотомии большевизма и антибольшевизма – мечтой для того времени столь же неизбежной, сколь и двусмысленной»[36].
Евразийство как тенденция в общественной мысли России, акцентирующая внимание на то, что Европа и Запад исчерпали свои духовно-исторические потенции, и на смену им идет мессианская Россия как самобытная евразийская цивилизация, продолжала и продолжает существовать до сих пор. С середины 50-х годов XX века новое евразийство получило популярное идеологическое оформление в идеях видного ученого-ориенталиста Л.Н.Гумилева. Хотя сам Гумилев в своих работах непосредственно не затрагивал геополитические темы, его теория этногегеза и этнических циклов имеет глубокий геополитический смысл, ибо она дает представление об определенном отношении России к миру, к Европе, о том, какой должна быть российская геосполитическая стратегия. В трудах «Средневековая Россия и Великая степь», «Ритмы Евразии» и «География этноса в исторический период» Гумилев подвел мощную базу под утверждение, что Евразия является естественным географическим окружением для особого русского этноса, следствием симбиоза русского и нерусских народов – обитателей степей, который в результате привел к возникновению уникальной евразийской культурной и духовной самобытности. Новый евразийский «этногенез» стал результатом соединения «пахаря» и «всадника»: оседлого добродетельного славянского крестьянства с полным дерзкой отваги воинственными «туранскими» кочевниками. Этот новый суперэтнос может противостоять западной цивилизации с ее конгломератом «химерических» этносов, а также может построить новую, лучшую цивилизацию в неиспорченной Евразии. Гумилев довел до предела идею старых евразийцев (того же Савицкого) о том, что русские – это не просто ветвь восточных славян, а особый этнос, сложившийся на основе тюрко-славянского слияния. Татаро-монголы в его концепции выступают не в качестве поработителей, а в роли хранителей русского государства от католической агрессии Европы. Гумилев отмечал, что адаптация к Западу грозит русскому народу потерей своих «этноса и души».
Теория «этногенеза» Гумилева, прежде всего, увлекала оптимистической, но в то же время фантастической идеей, что русская цивилизация может оказаться на подъеме в результате одушевления России пассионарностью. В качестве причин этногенеза как естественного процесса, т.е. рождение народа или государства он называл «пассионарный толчок» как результат извержения «избыточной биохимической энергии биосферы». Эта «геобиохимическая энергия» делает из бывшего прежде аморфным народа пассионарный этнос, т.е. этнос, в котором происходит необъяснимый синхронный всплеск биологической и духовной энергии. По мере убывания уровня пассионарности этнос деградирует. Гумилев полагал, что заряды энергии, изменяющие ход истории, возникают лишь в северном полушарии и «соответствуют почти в буквальном смысле, термодинамическим процессам, происходящим в природе». Западная цивилизация, по его мнению, находится в последней стадии этногенеза; центр тяжести должен переместиться к великороссам, которые являются относительно «молодым» этносом, сплотившим вокруг себя суперэтнос евразийской империи. Д.Биллингтон, директор Библиотеки Конгресса США, писал: «Данное учение является националистической мифологией, обещающей все и не требующей ничего, и, по-видимому, ориентировано на любителей научной фантастики в век космических полетов»[37].
В постсоветской России происходит новое возрождение и распространение евразийства, вероятно, в результате не столь успешной и медленной модернизации, отсутствия должного авторитета России в современном геополитическом пространстве. Умеренные неоевразийцы противопоставляют старую атлантистскую цивилизацию более молодой евразийской цивилизации, акцентируют основное внимание на противоречии России с Западом и ее лидером США, но в то же время признают возможность некоторого компромисса с Западной Европой при условии ее переориентации на антиамериканские позиции. Наиболее экстремистским вариантом неоевразийства, является тот, что в течение последних лет пропагандируется А.Дугиным. В его трудах имеет место синтез географического детерминизма, евразийства, теории континентального блока (ось Берлин –Москва – Токио), принципов силовой политики, и в данном контексте антизападничество носит абсолютный характер, не подлежащий преодолению. В своем пространном главном сочинении «Основы геополитики» он выступает в защиту «священного идеала возврата к нордическим источникам цивилизации», подчеркивает то, что «борьба русских за мировое господство не закончена», настаивает на том, что Россия должна осознавать себя не «региональной властью», не «национальным государством», но «новой евразийской империей»[38].
В отличие от евразийцев западники всегда рассматривали Россию в контексте развития общечеловеческой цивилизации. В связи с этим наиболее реалистичные геополитические идеи, модели формировались у мыслителей данной ориентации, хотя в российской традиции их было немного. Гуманистическую модель исторического прогресса, реализация которой должна привести к всемирной солидарности, предложил в своей работе «Цивилизация и великие исторические реки» (Географическая теория прогресса и социального развития) (1889) русский ученый Л.И.Мечников. Подобно западным классикам геополитики, Мечников в своем анализе мирового развития использовал принцип географического детерминизма. Ученый оперировал категорией «географическая среда», под которой он понимал исторически меняющуюся совокупность элементов природы, вовлеченную в процесс труда и выступающую в качестве условия существования человеческого общества. Он хотел «выяснить влияние физико-географической среды на развитие и прогресс цивилизации и попытаться найти общую синтетическую формулу, позволяющую выразить в кратких словах, не теряясь в частностях, те отношения и взаимную связь, которые существуют между определенной физико-географической средой и различными стадиями социальной эволюции, между различными периодами коллективной истории человеческого рода»[39]. В связи с этим Мечников абсолютизировал роль такого природного фактора, как водное пространство (реки, моря, океаны) в формировании цивилизации. Он утверждал, что по мере освоения людьми рек, затем морей, далее океанов растет их всеобщая солидарность. Он называл реки основной причиной зарождения цивилизации, ибо река во всякой стране является выражением живого синтеза всей совокупности физико-географических условий: климата, почвы, рельефа земной поверхности, геологического строения данной области. Но не все реки Мечников считал причиной прогресса, а лишь те, которые доставляли человеку богатство и в то же время угрожали его существованию и развитию, те, которые ставили перед жителями орошаемых долин альтернативу: смерть или солидарность. «Под страхом неминуемой смерти, - подчеркивал ученый, - река-кормилица заставляла население соединять свои усилия на общей работе, учила солидарности»[40]. Масштаб водной стихии (рек, морей, океанов) определяет социально-политическую жизнь людей, степень их свободы. В зависимости от того, что именно составляет основу цивилизации – река, море или океан - он разделил историю человечества на три периода:
1.Древние века, речной период, охватывающий историю четырех великих древних цивилизаций (Египет на Ниле, Месопотамия на Тигре и Евфрате, Индия на Инде и Ганге, Китай на Янцзы и Хуанхэ). В периоде древних речных цивилизаций можно различить две эпохи: эпоху изолированных народов, завершающуюся к XVIII в. до христианской эры, и эпоху первоначальных международных отношений и сближений народов, которая завершается приблизительно около VIII века до христианской эры.
2. Средние века, средиземноморский период,охватывающий 25 веков (от основания Карфагена до Карла Великого), которая в свою очередь подразделяется на две следующие эпохи: (1) эпоха Средиземного моря представлена крупными государствами - Финикия, Карфаген, Греция, Рим; (2) эпоха морская, начинающаяся со времени основания Византии (Константинополя), когда в орбиту цивилизации втягиваются Черное море, а затем и Балтийское.
3. Новое время или период океанический. Этот период характеризуется заметным перевесом западно-европейских государств, лежащих на побережье Атлантики. Он делится на два периода: (1) атлантическая эпоха, от открытия Америки до момента «золотой лихорадки» в Калифорнии и в Аляске, широкого развития английского влияния в Австралии, русской колонизации берегов Амура и открытия для европейцев портов Китая и Японии; (2) всемирная эпоха, едва зарождающаяся в наши дни.
Согласно концепции Мечникова, этим трем этапам истории человеческого развития соответствуют три формы социального устройства – (1) период подневольных объединений (деспотизм), (2) период подчиненных группировок и союзов (федеративно-республиканский строй), и (3) период свободных объединений, который только начинается и ему принадлежит будущее, но наше время уже произнесло его принципы: свобода, равенство, братство. Социальный прогресс, подчеркивал Мечников, в общественной жизни идет от угнетения к анархии, от солидарности, предписываемой средой, к солидарности добровольной и сознательной. Своей географической теорией социального развития Мечников пытался обосновать анархизм, как будущее цивилизации. «Нарастание общечеловеческой солидарности» он направлял на отрицание института государства. С третьим океаническим периодом истории человечества он связывал анархическое общество, где отсутствует принуждение, власть, государство, где происходит добровольная солидаризация свободных граждан мира.
Достаточно реалистичной и сохранившей в некотором отношении свою актуальность до сих пор является геополитическая концепция русского ученого В.П.Семенова-Тян-Шанского (1870-1942), сына знаменитого путешественника. Его основные работы по геополитике были изданы до революции. После революции в 20-е годы еще он занимался проблемами геополитики, а затем это было запрещено. В.Семенов-Тян-Шанский был первым и последним геополитиком в традиционном понимании этого слова в Советской России. Подобно западным геополитикам, Семенов-Тян-Шанский занимался геополитическими проблемами, исходя, прежде всего, из интересов своей собственной страны. В исследовании «О могущественном территориальном владении применительно к России: Очерки политической географии» (1915) Семенов-Тян-Шанский разработал оригинальную концепцию географического детерминизма, имеющую русскоцентристский характер. В этой работе ученый выделил три существовавшие в истории формы территориальных систем политического могущества:
1. кольцеобразная система;
2. клочкообразная система;
3. система «от моря до моря».
Образцовый пример кольцеобразной системы – Средиземноморье. Он говорил, что к Европейскому Средиземноморью вполне применимо изречение «ex oriente lux» (С Востока (идет) свет). Параллельно тому, как на Востоке зарождались могучие религиозные представления и затем продвигались к Западу, тем же путем двигались и политические господства. Клочкообразная система – система разбросанных по морям и океанам отдельных островов и кусков материков – начала формироваться с испанцев и португальцев в средние века. Эту систему применяли Голландия и Франция. Но и эта система была разрушена. Только Англии, ставшей во главе мореходной техники, удалось выдержать без ущерба для себя в течение более ста лет эту клочкообразную систему. Россия и США, а также Англия в Канаде применили систему Александра Македонского «от моря до моря». Анализу этой системы в применении к России и посвящена значительная часть работы автора.
Геополитическим открытием В.Семенова-Тян-Шанского, имеющим стратегическое значение и для современной России, является обоснование русской системы геополитического контроля над пространством от моря до моря. «Главным недостатком системы «от моря до моря», - подчеркивал он, - является следующий: При громадной протяженности такой системы в широтном направлении всегда с того конца, откуда началась колонизация, находится гораздо более густо населенная и экономически более развитая территория, чем на противоположном конце»[41]. В российских условиях, отмечал он, колонизация имеет вид постепенного суживающегося зазубренного меча, вклинившегося между суровыми в климатическом отношении территориями севера Азии и исконными землями самого обширного государства желтой расы, что создает угрозу для существования самой системы «от моря до моря» в случае попытки желтой расы обрубить восточный конец (конец восточного меча России). Для того чтобы этого не произошло, В.П.Семенов-Тян-Шанский предложил поменять акценты в геополитической модели контроля над пространством. «Надо изменить наше обычное представление о Российской империи, искусственно делящейся Уральским хребтом на совершенно неравные по площади европейскую и азиатскую части. Нам более чем кому-либо на свете не следует различать Европы от Азии, а, напротив, стараться соединить ее в одно целое, в противовес доктрине «Азия для азиатов»[42]. Он призывал построить эту зауральскую часть государства по тому же культурно-экономическому типу, к которому мы исторически привыкли в Европейской России, обращая при этом внимание на два геополитических ресурса: увеличение численности населения и экономическое развитие. «Подтянуть» зауральскую периферию по плотности населения и развивать там инфраструктуру, по мнению Семенова-Тян-Шанского, можно двумя способами. Первый способ, как он считал, радикален: по примеру Петра Великого, перенести столицу, например, в Екатеринбург, и «совершенно непригоден в наш век дороговизны»[43]. Семенов-Тян-Шанский отдал предпочтение второму способу, рациональному и в значительной степени актуальному до сих пор – это создание культурно-экономических колонизационных баз, анклавов ускоренного развития. Именно благодаря четырем культурно-экономическим базам: (1) Галицкой и Киево–Черниговской, (2)Новгородско-Петроградской, (3) Московской, (4)Средневолжской, подчеркивал он, Россия находится в ряду великих держав мира. Такие базы, и их тоже может быть четыре: Уральская, Алтайская, Туркестанская, Прибайкальская, утверждал ученый, должны быть и в Азиатской части. Именно наличие таких культурно-экономических колонизационных баз может укрепить русскую модель геополитического контроля от моря до моря. Концепция Семенова-Тян-Шанского не была полностью реализована в СССР, но советская геополитическая реальность (в частности, освоение территории его азиатской части) в основных чертах соответствовала его проекту. В обозначенных им пределах «колонизационных баз будущего» - Уральской, Алтайской, Прибайкальской, Туркестанской - целенаправленно создавались социально- экономические регионы, обеспечивающие стране определенную геополитическую стабильность в годы второй мировой и «холодной» войн, но не достигшие до сих пор в своем развитии того состояния, которое свидетельствовало бы о единстве системы «от моря до моря» и ее полной безопасности.
Вопросы для обсуждения.
1. Каковы основные характеристики пассионарной геополитики?
2. Каковы причины появления евразийской идеологии?
3. В чем состоят основные антизападные доводы евразийцев?
4. Каковы основные идеи теории этногенеза Л.Н.Гумилева?
5. Определите свое отношение к геополитической концепции А.Г. Дугина.
6. Какие идеи Л.И.Мечникова перекликаются с тенденциями формирования новой социально-политической структуры глобального общества?
7. Какие идеи геополитической концепции Семенова-Тян-Шанского остаются актуальными до сих пор?
Литература.
Аверинцев С. Несколько мыслей о «евразийстве» Н.С.Трубецкого. – Новый мир, 2003, № 2.
Биллингтон Д. Россия в поисках себя. М., 2005.
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.
Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география: Учебник для вузов. М., 2002. С.147-174.
Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997.
Савицкий П. Евразийство. – Классика геополитики. XX век. М., 2003.(с.655-676)
Савицкий П. Географические и геополитические основы евразийства. Классика геополитики. XX век. М., 2003, (с.677-687).
Семенов-Тян-шанский В.П. О могущественном территориальном владении применительно к России. СПб., 1915.
Тихонравов Ю.В. Геополитика. М., 2000. С.230-256.
Трубецкой Н. Европа и человечество. – Классика геополитики
Очирова Т. Геополитическая концепция евразийства. – Общественные науки и современность, 1994, № 1.
Глава 4. Ревизия классической геополитики после Второй мировой войны
(1945-1985).
Геополитические представления не даны раз и навсегда. Хотя базовые принципы остаются более или менее теми же самыми, конечный продукт проходит через большое количество серьезных трансформаций, так как мир политики весьма изменчив. Окончание Второй мировой войны означало конец геополитики меж-имперского соперничества и возникновение условий для создания нового послевоенного геополитического порядка. Великий американо-советский альянс, сложившийся во время Второй мировой войны, хотя и позволил уже после войны принять некоторые совместные решения, но потом быстро уступил место недоверию. Через два года после окончания войны мир разделился на два политико-идеологических блока, у которых были совершенно разные идеи, символы, стратегия изменения социального и культурного порядка. Отныне почти в течение пятидесяти лет преобладала двухполюсная американо-советская борьба за мировое господство, вошедшая в историю под названием «холодная война». Геополитику времен холодной войны можно вполне обоснованно назвать идеологической геополитикой, которой были присущи следующие характеристики:
· Основной системно-идеологический конфликт ставился выше, нежели политико-экономическая организация. Холодная война стала системой властных отношений и идеологических представлений, в которой каждая из двух сторон резко противопоставляла себя другой.
· Борьба США и СССР за влияние в третьем мире бывших колоний и неприсоединившихся стран.
· Гомогенизация глобального пространства в «дружественные» и «угрожающие» блоки, в которых универсальные модели капиталистическо-либеральной демократии и коммунизма не зависели от каких-либо географических непредвиденных обстоятельств. Каждый из противников использовал свою идеологию для упрочения власти над входящими в их блок зависимыми государствами.
· Натурализация идеологического конфликта с помощью таких концепций, как сдерживание, принцип домино, гегемонистская стабильность.
Возникающий послевоенный геополитический порядок был качественно другим, характеризующимся крахом старых колониальных империй путем деколонизации и появлением США как экономического, военного и политического гегемона. Итоги второй мировой войны существенно изменили геополитическую картину мира, основы и механизмы функционирования «мирового сообщества», что не могло ни отразиться на дальнейшей эволюции геополитической науки. Геополитическую науку, занимавшуюся доселе изучением преимущественно конфликтного многополярного мира, необходимо было адаптировать к новой биполярной схеме мироустройства и американскому лидерству на Западе, а также внести в геополитику значительные поправки, связанные с появлением ядерного оружия. Кроме того, появилась острая необходимость решить по сути своей чисто геополитический вопрос о том, как реагировать на быстрое нарастание национально-освободительного движения.
В период и после Второй мировой войны начинается ревизия классической геополитики, т.е. пересматривается ее содержание, основные методологические принципы, и формируются американскими и европейскими авторами иные геополитические идеи, адекватные реальности. В геополитике по-прежнему активно использовалась категория «жизненное пространство». Но необходимость жизненного пространства уже не была обусловлена пониманием государства как организма, для которого расширение территориального пространства – это естественная потребность. В результате трагедии Второй мировой войны, формирования биполярного мира, появления ядерного оружия теоретики геополитики акцентировали свое внимание на проблеме безопасности, которую, по мнению, прежде всего, американских авторов, можно было обеспечить с помощью контроля над территорией. Чем больше размеры контролируемой территории, к тому же включающей в себя геополитические центры, тем выше гарантия безопасности. Серьезное внимание уделялось анализу геополитической картины мира и анализу ресурсов, с помощью которых можно добиться контроля над тем или иным пространством, стать мировым лидером или гегемоном.
Одним из первых, кто подверг серьезной критике многие идеи классиков геополитики, и поставил в центр геополитики как науки проблему безопасности, прежде всего безопасности США, был крупный американский ученый, географ Николас Спайкмен (1893-1943), возглавлявший Институт международных отношений в Йельском университете. В своей книге «Стратегия Америки в мировой политике (1942) и в изданной посмертно работе «География мира» (1944) Спайкмен, подобно Мэхэну, пытался найти геополитическую формулу, с помощью которой Соединенные Штаты смогли бы создать глобальную систему безопасности США, которую он понимал как «интегрированный контроль над территорией», и добиться таким образом мирового господства. Геополитическая модель Спайкмена получила название хартленд-римленд. В отличие от Маккиндера, в качестве ключа к контролю над миром он рассматривал не хартленд, который уже находился под контролем СССР, а римленд (rim – дуга, обод) – зона, соответствующая географическому местоположению «внутреннего полумесяца» Маккиндера. Римленд - эта гигантская «материковая кайма», включающая морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго-Восточную Азию и Китай, по убеждению Спайкмена, подлежала «интегрированному контролю», поскольку здесь осуществлялось противостояние между океанической державой-гегемонией (США) и владельцем континентального хартленда (СССР).
Спайкмен, в отличие от Маккиндера, понимал римленд («внутренний полумесяц») как самостоятельное и самодостаточное геополитическое образование, а хартленд считал потенциальным пространством, получающим все культурные импульсы из береговых зон и не несущим в самом себе никакой самостоятельной геополитической миссии или исторического импульса. В связи с этим, подражая Маккиндеру, он выдвинул свою максиму: кто контролирует римленд, тот контролирует Евразию; кто контролирует Евразию, - тот контролирует мир. «Этот классический геополитический постулат, - как отмечает Майкл Уорнер, аналитик из ЦРУ, - определял американскую внешнюю политику на протяжении более 60 лет»[44]. Двенадцать президентов, правивших Америкой с 1940г., подчеркивает Уорнер, «следовали глобальной стратегии, соответствовавшей посылкам и заключениям, вытекавшим из утверждения Спайкмена»[45]. Американский геополитик утверждал, что эффективный контроль над римлендом со стороны морских держав приведет их к полной победе над сухопутными державами. Он акцентировал внимание на факторах, определяющих могущество государства, таких как поверхность земли, природа границ, объем населения, наличие или отсутствие полезных ископаемых, экономическое и технологическое развитие, финансовая мощь, этническая однородность, уровень социальной интеграции, политическая стабильность, национальный дух. Спайкмен был уверен, что Соединенные Штаты, обладающие высоким суммарным результатом данных факторов, и будучи океанической державой с мощным военно-морским флотом и авиацией, смогут установить контроль над римлендом, и заблокировав евразийский хартленд, контролировать весь мир. В соответствии с моделью хартленд-римленд Спайкмена Соединенные Штаты в годы холодной войны проводили так называемую «политику сдерживания», подразумевавшую оборонительную позицию против противника – СССР, против возможного распространения экспансии Советского Союза в зоне римленда.
Политика «сдерживания» проводилась согласно геополитическим кодам (кодексам), которые в течение длительного периода холодной войны существенно изменялись. Одним из самых известных в геополитике был кодекс влиятельного, авторитетного дипломата и историка американо-российских отношений Дж. Кеннана. Еще в 1946 году, будучи советником-посланником посольства США в Москве, Кеннан отправил в государственные департамент послание, известное как «Длинная телеграмма». В нем он обозначил ключевые пункты внешнеполитического курса в отношении СССР, который и вошел в историю «холодной войны» под названием «политика сдерживания». По мнению Кеннана, обращаться к тогдашней Москве с «доводами разума» было бесполезно. Зато советское руководство «крайне чувствительно к доводам силы» Но, в отличие от «ястребов» в США, Кеннан не считал войну неизбежной. Первым из аналитиков он подчеркнул значение ядерного оружия как средства сдерживания, неприменимого в реальной войне. Геостратегия относительно СССР, по его словам, это изоляция противника, экономическое и политическое давление. В данном контексте и с точки зрения безопасности США Кеннан выделил четыре жизненно важных центра власти, имеющих промышленный потенциал и способных выдержать современную войну против США: Великобритания, Германия, Япония и СССР. В 1947 году только СССР был враждебен США. Германию и Японию, по его мнению, необходимо было превратить в дружественные страны, аналогичные Великобритании. Кеннан был твердым сторонником плана Маршалла, нацеленного на возрождение экономики послевоенной Западной Европы. С помощью Америки два наиболее важных ее союзника на западной и восточной периферии – Германия и Япония – восстановили свои экономики, стали ведущими мировыми державами. Кодекс Кеннана, в отличие от последующих американских кодексов, не предусматривал какого-либо дальнейшего вмешательства во внутренние дела этих или любых других государств. Выделенные им территории фиксировались как фактические центры власти в регионах, независимых как от СССР, так и от контроля США. В конце 1940-х годов Кеннан предсказал, что внутри социалистического лагеря неизбежно возникнут серьезные противоречия. В 1948 году Югославия отказалась слепо следовать в фарватере Москвы, и Кеннан писал, что подобное может случиться и с главным восточным союзником СССР - Китаем. И вновь оказался прав. Китайско-советский блок развалился в течение менее чем двух десятилетий, в то время как коалиция, ведомая США, сохраняла и укрепляла свое единство.
После 1949 года в основном США руководствовались кодексами, которые по-разному толковали природу конфликта США и СССР, и предлагали вместо изолирования СССР, всеобщее сдерживание вдоль периметра его границ, т.е. его окружение, либо преследование. Согласно этим кодексам, в римленде образовывались военно-политические союзы, такие как НАТО в Европе, СЕНТО в Западной Азии, СЕАТО в Восточной Азии. В «семье» американских кодексов второй половины XX века содержались такие понятия, как «отбрасывание», предусматривалось прямое вмешательство во внутренние дела других государств, ставилась задача раздробления коммунистического блока, СССР представлялся в виде «империи зла». «Кодексы сдерживания» США завершили полный оборот в ноябре 1990 года, когда обе сверхдержавы подписали Парижскую хартию, после чего последовал крах «народных демократий», окончилась холодная война и между США и СССР были установлены дружественные отношения.
«Политика сдерживания», формирование глобальной системы безопасности, идея американского доминирования в мире - это основные проблемы, которыми занимались западные, в основном американские, ученые во второй половине XX века, претендуя на «гуманизированную версию геополитики». Понимая, что основной геополитический конфликт протекает на периферии Евразии (в зоне римленда), они разрабатывали методы успешного сдерживания Северной Америкой усилий советского блока, направленных на установление прочного господства над всей Евразией. В ядерный век исход соперничества не мог быть решен военными средствами. В связи с этим особое внимание уделялось проблеме геополитических ресурсов, с помощью которых можно стать гегемонистской державой в миросистеме и обеспечить глобальную систему безопасности. Гегемония в миросистеме определялась, как наличие в мире одной страны, геополитическая позиция которой обеспечивает стабильное социальное распределение власти, что, прежде всего, означает отсутствие вооруженной борьбы, причем не любой вооруженной борьбы, а вооруженной борьбы между великими державами. Такой период гегемонии требует, а в то же время сам порождает определенную «законность», т.е. одобрение основными политическими силами существующего мирового порядка. Такая «законность» гарантирует длительную геополитическую стабильность, ибо гегемон контролирует все и везде. Американский теоретик Р.Кеохейн задавался вопросом: «Как в отсутствии гегемона может осуществляться сотрудничество в мировой политике»?[46] Периоды истинной гегемонии, когда всерьез не оспаривалась способность господствующей державы навязывать свою волю и свой порядок другим ведущим странам, по мнению выдающегося американского социолога И. Валлерстайна, в истории современной миросистемы были достаточно непродолжительными. С его точки зрения примеров всего три: Соединенные провинции в середине XVII в., Соединенное Королевство – в середине XIX, и Соединенные Штаты – в середине XX в. В каждом случае их гегемония продолжалась от двадцати пяти до пятидесяти лет[47]. Американский исследователь Р. Страус-Хюпе писал: «В интересах не только Соединенных Штатов, но и в интересах человечества, чтобы существовал один центр, из которого осуществлялся бы балансирующий и стабилизирующий контроль, сила арбитра, и чтобы этот балансирующий и стабилизирующий контроль находился в руках Соединенных Штатов»[48].
В отличие от своих предшественников, теоретики геополитики второй половины XX века хорошо понимали, что истинная гегемония основывается не на завоеваниях колониальных пространств, а на абсолютном доминировании ведущей державы, прежде всего, в трех сферах жизни: экономической, политической и идеологической. П.Тейлор утверждал, что гегемоном великая держава может стать только в результате достижения экономического превосходства. Когда производственная, торговая и финансовая деятельность одного государства более эффективны, чем у всех соперников, тогда государство становится мировым гегемоном. Большое внимание в этот период уделялось технологическим нововведениям как геополитическому ресурсу. Так, американский геополитик Д.Дедни отмечал: «Геополитическая действительность служит фоном для географии и технологии. Он придает форму, прокладывает русло и предполагает осуществление политической власти во многом тем же самым образом, как горные хребты, мосты и фортификационные сооружения воздействуют на армию во время сражения. Они не полностью определяют результат, но благоприятствуют различным стратегиям… неодинаково… География планеты, конечно, не изменяется. Но значение естественных потребностей планеты в борьбе за военное превосходство и безопасность изменяется с технологическими изменениями в человеческой возможности разрушать, перевозить и сообщать. Без сильного чувства технологии геополитика вырождается в земной мистицизм»[49]. Известный американский геополитик И.Боумен считал, что распространение доминирования США после победы во Второй мировой войне на ключевые регионы мира возможно путем закрепления за Америкой «географических центров силы», где расположены важнейшие стратегические ресурсы: нефть, урановая руда, олово, каучук. Другой американский исследователь А.П.Северски в своей книге «Воздушная мощь: ключ к выживанию» (1952) подчеркивал, что с появлением авиации и особенно ядерного оружия и средств его доставки традиционные геополитические модели, которые базировались на географическом детерминизме, устарели и нуждаются в серьезной ревизии. Согласно геополитической модели А.П.Северски, мир разделен на два огромных круга воздушной мощи, сконцентрированных соответственно на индустриальных центрах США и Советского Союза. Американский круг покрывал большую часть Западного полушария, а советский – большую часть Мирового Острова. При этом оба они обладали соответственно приблизительно равной силой над Северной Америкой и Северной Евразией, которые в совокупности составляют ключ к мировому господству. В духе обоснования гегемонистских притязаний США на мировой арене выдержана книга К.Грея «Геополитика ядерной эры», в которой автор подчеркивает значимость ядерного потенциала как геополитического ресурса и ставит планетарное месторасположение ядерных объектов в зависимость от географических и геополитических особенностей регионов. Для Грея геополитика – это «высокая политика» безопасности и международного порядка; влияние длительных пространственных отношений на возвышение и упадок силовых центров; то, как технологические, политико-организационные и демографические процессы сказываются на весе и влиянии соответствующих стран.
Известный западный геополитик Ж. Готтманн (1915-1994) одним из первых акцентировал внимание на культурном факторе как ресурсе силы и доминирования государства в мире, пытаясь доказать, что политические рубежи определяются в первую очередь действием духовных факторов, а не формами земной поверхности, что сегодня трудно опровергать. Центральной проблемой геополитики он считал взаимодействие иконографии и коммуникации. Иконография, по Готтманну, - это выражение представлений о картине определенного самоорганизованного пространства, сформировавшееся под воздействием религиозной, национальной, культурной и социальной истории указанного пространства. Иконография пространства включает произведения искусства, архитектуры, символы-формы общественной жизни и быта. Категорию «иконография» Готтманн тесно связал с категорией «коммуникация». В своей книге «Политика государств и их география» (1952), критически разбирая идеи Ратцеля, Хаусхофера, Маккиндера, Спайкмена и др., Готтманн пришел к выводу, что в их понимании геополитика представляет собой науку о войне, а опыт Третьего рейха – это проверка идей Ратцеля на практике. Он утверждал, что размеры территории государства далеко не пропорциональны его мощи. Готтманн совершенно по-новому трактовал географическое положение государства, которое определяется отношением к основным коммуникационным линиям и потокам: движение людей, армий, товаров, капиталов, идей. Центральной категорией геополитики ученый считал «коммуникацию». Большое внимание Готтманн уделял проблеме циркуляции иконографий, т.е. взаимному влиянию региональных иконографий. Он приводил много примеров «функционирования системы символов». Англичане, которые обустроили Новую Зеландию по готовому образцу, русские, осваивавшие Сибирь и Дальний Восток, и принесшие туда свой образ жизни, свою систему символов. Фактически по методу Готтманна, - связь иконографии и коммуникации, - действовали во второй половине XX века Соединенные Штаты, эффективно пропагандируя свой образ жизни, что позволило им доминировать в мире не только в военно-космическом и экономическом пространствах, но и в культурно-информационном..
Более целенаправленно и предметно развивал идею о культурном пространстве как геополитическом ресурсе ученик Спайкмена американский геополитик Дональд Майнинг. В книге «Хартленд и римленд в евразийской истории» (1956) он подчеркивал, что «геополитические критерии должны особо учитывать функциональную ориентацию населения и государства, а не только чисто географическое отношение территории к Суше и Морю»[50]. По мнению Майнинга все пространство евразийского римленда по своей функционально-культурной предрасположенности делится на три типа. Первый тип – это пространства, органически тяготеющие к хартленду, – Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная Европа, Прибалтика и Карелия. Второй тип – это геополитически нейтральные пространства – Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия. Третий тип – это пространства, склонные к талассократическому блоку, - Западная Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд. Майнинг особо подчеркивал, что борьба за умы и души людей в мире, где существуют «два блока – две культуры», не менее, а, может быть, даже более важная составляющая геополитики, чем военная сила, а потому рекомендовал США ввести в свою практическую геополитику культурную компоненту.
Интересным является тот факт, что в 60-е годы, когда существовала биполярная система мира, в американской геополитической науке обсуждается проблема полицентрической трактовки современного мирового сообщества. Саул Коэн был одним из первых, кто трактовал будущее мировое сообщество как полицентричное и прогнозировал возрастание роли региональных геополитических структур. В известной книге «География и политика в разделенном мире» (1964) Коэн отмечал, что взгляды Маккиндера в наше время утратили силу, подвергал ревизии идеи Спайкмена. «Политика сдерживания» в зоне римленда, которая, как известно, базировалась на идеях Спайкмена, похожа, по мнению Коэна, на запирание дверей конюшни, когда лошадь уже сбежала. Он имел в виду присутствие военно-морских сил СССР на Кубе, подводных лодок СССР с ядерным оружием на борту во всех океанах. Коэн предлагает полицентричную и иерархичую геополитическую модель будущего мира, состоящую из двух геостратегических сфер: Морская (зависимый от торговли мир морских государств) и Евразийской (Евразийский континентальный мир), которые в свою очередь включают в себя геополитические регионы - крупные подразделения, сравнительно однородные по экономическим, политическим и культурным признакам. В Морскую сферу входят четыре региона: Англо-Америка и Карибы, Западная Европа и Магриб (Тунис, Алжир, Марроко), Внеконтинентальная (Оффшорная) Азия и Океания, Южная Америка и Африка южнее Сахары. В Евразийскую сферу входит два геополитических региона – хартленд и Восточная Азия. Центрально-Восточную Европу Коэн рассматривал как регион-ворота, который может способствовать взаимодействию между Западной Европой и хартлендом. Равновесие и дальнейшее развитие геополитический системы, по Коэну, определяют геополитические регионы, в пределах которых находятся мировые сверхдержавы. Практически все геополитические регионы охвачены процессами региональной интеграции, что ведет к расширению экономического и политического сотрудничества в их пределах.
Влияние регионов на формирование геополитического порядка Коэн ставил в зависимость от уровня развития того или иного региона. Уровень развития регионов Коэн определял с помощью такого понятия как энтропия (мера внутренней неупорядоченности системы). Повышение уровня энтропии свидетельствует об исчерпании внутренней энергии, или производительной способности. Для определения уровня энтропии территории Коэн предлагал использовать такие показатели как уровень накопления, урожаи сельхозкультур, производительность труда, погашение задолженностей, сальдо платежного баланса, снижение удельных затрат топлива и энергии. По уровню энтропии ученый выделял четыре категории регионов:
· С низким уровнем энтропии (Англо-Америка и Карибские острова; Западная Европа и Магриб; Внеконтинентальная Азия и Океания).
· Со средним уровнем энтропии (хартленд; Центрально-Восточная Европа; Средний Восток).
· С высоким уровнем энтропии (Южная Азия; Восточная Азия).
· С крайне высоким уровнем энтропии (Африка южнее Сахары, Южная Америка). Примером страны с повышенным уровнем энтропии, по Коэну, является Индия, где есть противоречие между политической системой, построенной по демократической западной модели, и экономической системой, а также этнические противоречия между индуистами и мусульманами.
Согласно Коэну, определяют равновесие и дальнейшее развитие мировой геополитический системы те геополитические регионы, в пределах которых находятся мировые сверхдержавы, уровень энтропии которых характеризуется низкими и средними значениями.
Послевоенная европейская школа геополитики представлена достаточно скромно. В течение длительного периода европейское общество к термину «геополитика» относилось с опаской вследствие того, что немецкая классическая геополитика, доминирующая в Европе накануне Второй мировой войны выродилась в идеологию, оправдывающую стремление нацистской Германии к установлению мирового господства. Только в 1960-е годы в Европе наиболее ярко заявили о себе «новые правые», достаточно разнородное движение, которому были присущи разные подходы к геополитике. Но большинство «новых правых» придерживались идеи противопоставления Европы, включая Россию, океаническому (атлантистскому) Западу, прежде всего, в лице США. Они резко выступали против гегемонистского лидерства США. Активным «новым правым» был бельгиец Жан Тириар (1922-1992). В начале 60-х годов он обнародовал проект «юной Европы», согласно которому государства Европы должны создать единую империю, противостоящую США, иначе они потеряют свое значение. Эта империя должна быть Большим экономическим автаркическим пространством, централистской, унифицированной, государством-нацией. К концу 70-х годов он понял, что у Европы не хватит ни масштабы, ни сил, чтобы противостоять США, и потому предлагал единственный путь спасения Европы – это объединение Европы и СССР. Этот проект Тириара получил название «Евросоветская империя от Владивостока до Дублина».
Только с 80-х годов в Европе появляются работы, которые обогащают, с точки зрения методологии и методики, геополитическую науку. Преодолевая послевоенный стереотип отношения к геополитике в Европе, французские исследователи И. Лякост и М.Фуше, отмечают, что порочна не сама геополитика, а та искаженная форма, которую она приняла на службе агрессивной политики. Они категорически не соглашаются с традиционным толкованием геополитики, которое сводится к ошибочному принципу географического детерминизма, и утверждают, что во взаимодействии политических и географических факторов определяющая роль принадлежит скорее политике, которая не только имеет дело с пространством, но часто преобразует его. И. Лякост ввел в научный оборот категорию «геополитическое представление» - в смысле воображения, а также в том смысле, в каком актер, играющий в театре, представляет свой персонаж. Представление Лякост считал одним из центральных приемов, при помощи которого геополитика аргументирует свои выводы. Данный эпистемологический прием достаточно широко используется в социальных науках. Специфика геополитики, ее особенность состоит в том, что здесь «представление» часто принимает самодовлеющий характер, дополняется фантастическими и мистическими рассуждениями и предположениями. Одним из первых Лякост отмечал, что для развития современных геополитических процессов большое значение имеют информационные системы. Широкие слои населения нередко ориентируются не на рациональный подход к реальности, а на привлекательность создаваемых средствами массовой информации мира вещей и идей. Большую известность получили труды М.Фуко о границах. Определяя границы как главный элемент геополитики, он обращал внимание на то, что границы существуют не только между государствами, но и внутри них, пролегая между обществом и властью, различными социальными и культурными группами.
Серьезный пересмотр традиционной геополитики, теоретическое осмысление проблем геополитики с позиций новейших достижений человеческого знания и технического прогресса осуществлены французским ученым, генералом П.Галлуа в книге «Геополитика. Истоки могущества» (Gallois P.M. Geopolitique. Les vois de la puissance. Paris, 1990). Автор утверждает, что современная геополитика не имеет ничего общего как с географическим детерминизмом, который имел определенное оправдание в эпоху зависимости человека от природы, так и с нацистской интерпретацией этого термина в 30 – 40-е годы XX века, когда тот использовался в целях грубой пропаганды, служившей орудием войны. По мнению Галуа, к традиционным элементам геополитики – таким, как пространственно-территориальные характеристики государства (географическое положение, протяженность, конфигурация границ), его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п. – сегодня прибавились новые, переворачивающие наши представления о силе государств и меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику:
· появление и распространение ракетно-ядерного оружия, которое как бы уравнивает силу владеющих им государств независимо от их географического положения, размеров, удаленности друг от друга
· развитие средств массовой информации и телекоммуникации, а также повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику (массовое поведение людей, которое традиционная геополитика не принимала во внимание) способны привести человечество к последствиям разрушительного характера, возможно, сравнимым лишь с последствиями ядерного катаклизма.
· если поле изучения традиционной геополитики было ограничено земным пространством – сушей и морями, то современные геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и будущее освоения космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой политике.
Вопросы для обсуждения.
1. Каковы основные характеристики идеологической геополитики времен холодной войны?
2. Как послевоенная геополитическая наука адаптировалась к новому мировому порядку?
3. Какое влияние модель Н.Спайкмена хартленд-римленд оказала на американскую внешнюю политику?
4. Каковы основные результаты ревизии классической геополитики Ж.Готтманном?
5. Насколько актуальна сегодня полицентрическая модель мира С. Коэна?
6. Каков основной вклад П.Галлуа в развитие геополитической науки?
Литература.
1. Андрианова Т.В. Геополитические теории XX века (социально-философское исследование). М., 1996.
2. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. Пер. с англ. М., 2003.
3. Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитика и политическая география: Учебник для вузов. М., 2002. Глава 1.
4. Лебедева Т.П. Геополитика. - Политология: Лексикон. М.2007. С.25-37.
5. Лундестад Г. Восток, Запад, Север, Юг. Основные направления международной политики. 1945-1996. М., 2002.
6. Паркер Дж. Преемственность и изменения в геополитической мысли Запада. – Международный журнал социальных наук», 1993, № 3.
7. Тириар Ж.-Ф. Евро-советская империя от Владивостока до Дублина. // Элементы. 1992. № 1.
8. Тихонравов Ю.В. Геополитика: Учебное пособие. М., 2000.Раздел IV.
9. Фуше М. Европейская республика. Исторические и географические контуры. Эссе. М. 1999.
10. Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. N.Y., 1986.
11. Agnew, John A. Geopolitics: Re-visioning world politics. L., N.Y. 1999.
12. Gallois P.M. Geopolitique. Les vois de la puissance. Paris, 1990.
13. Gottmann J. La Politique des Etats et leur Geographie. Paris, 1952.
14. Grey C. Geopolitics of the Nuclear Era: Hartland, Rimlands, and the technologicalrevolution. N.Y.,1977.
15. Meining D.W. Heartland and Rimland in Eurasien History // Western Humanities Quartely. 1956. № 9.
16. Morgenthau H. Politics among Nations: Struggle for Power and Peace. N.Y., 1948.
17. Parker G. Western Geopolitical Thought in the Twentieth Century. L., N.Y.,1985.
18. Walters R.E. The Nuclear Trap. Harmondsworth, 19