САТИРА НА СМЕРТЬ ИМПЕРАТОРА КЛАВДИЯ 14 страница
Пусть каждый затем подумает про себя, войдет в тайник своего сердца и посмотрит, как много в нем находится желаний, в которых стыдно признаться самому себе, и как мало таких, которые можно было бы произнести вслух пред свидетелем!
==153
Глава 39
Но не все, что надо порицать, надо и осуждать, как, например, и это обсуждаемое нами пожелание друга, который злоупотребляет своим добрым намерением и впадает в тот порок, которого избегает, ибо, спеша обнаружить душевную признательность, оказывается неблагодарным.
«Да будет, говорит он, для меня возможно следующее: пусть благодетель нуждается в моей благодарности, пусть без меня он не может сохранять ни здоровья, ни чести, ни безопасности, пусть он сделается настолько несчастен, что всякое воздаяние послужит ему вместо благодеяния!» Вслух богов произносятся им такие речи: «Да будет он (благодетель) окружен домашними кознями, которые лишь один я мог бы подавить. Пусть восстанет на него могучий и страшный недруг, враждебная и сильная толпа, пусть угнетают его заимодавец и обвинитель!»
Глава 40
Смотри, как ты справедлив: ведь ты не пожелал бы ничего такого (этому человеку), если бы он не оказал тебе благодеяния! Не говоря уже о другом, более тяжком проступке, который ты допускаешь, воздавая величайшим злом за величайшее добро, ты погрешаешь; несомненно, и в том отношении, что не выжидаешь для каждой вещи своего времени, ибо одинаково погрешают как тот, кто не поспевает, так и тот, кто опережает. Подобно тому как не всегда надо бывает принимать награду за благодеяние, так и не всегда надо бывает воздавать ее. Ты был бы неблагодарен и в том случае, если бы воздавал мне награду против моего желания; насколько же более бываешь неблагодарен, когда вынуждаешь меня желать этой награды?
Выжидай! Зачем тебе не хочется, чтобы мой дар оставался у тебя? Зачем ты с трудом переносишь одолжение? Зачем спешишь расплатиться, как с несносным ростовщиком? Зачем выискиваешь для меня трудности? Зачем насылаешь на меня богов? Если ты уж так вознаграждаешь, то как же стал бы вымогать?
Глава 41
Итак, прежде всего, Либералий, станем учиться беспечально вести долг за благодеяния и выискивать, а не производить (искусственно) удобные случаи для его возвращения. Припомним, что это самое стремление — в первое же время освободиться от обязательства — составляет свойство неблагодарного! Ибо никто не возвращает из доброго расположения того, за что бывает в долгу против своей воли, и чего не желает иметь у себя, то считает бременем, а не даром. Насколько лучше и справедливее — быть наготове с дружескими услугами, предлагать, а не навязывать их и не считать себя находящимся как бы в денежном
==154
долгу! Ведь благодеяние представляет общие узы и связывает между собою двоих людей!
Говори: «Я не замедлю тебе возвратить твое, желаю только, чтобы ты с радостью это принял! Если же кому-нибудь из нас станет угрожать нужда и какой-нибудь рок устроит так, что или ты окажешься в необходимости принять воздаяние за свое добро, или я окажусь в необходимости просить (благодеяния), то уж пусть лучше дает тот, кто имеет такое обыкновение. Я, со своей стороны, готов принимать!»
«Нет никакой медлительности в Турне!»...73
Как только настанет время, я проявлю такое настроение души, а пока да будут свидетели мне боги!
Глава 42
Я обыкновенно замечаю в тебе, любезный Либералий, и как бы осязаю такое настроение, когда ты опасаешься и волнуешься из-за того, как бы не оказаться медлительным в исполнении какой-нибудь обязанности. Опасение неприлично благородному духу; ему, напротив, прилична величайшая уверенность в себе и отсутствие всякой боязни, проистекающее из сознания истинной любви.
Слова «возьми назад мой долг» служат уже как бы оскорблением. Первое право благотворения да будет заключаться в том, чтобы время получить за свой дар награду выбирал сам благодетель!
«Но я опасаюсь, как бы люди не заговорили обо мне иначе!»...
Дурно поступает тот, кто воздает благодарность ради молвы, а не ради совести. У тебя есть два судьи этого поступка: тот, кого ты можешь обмануть, и ты сам, которого обмануть не можешь.
«Но что же делать, если не представится никакого случая (вознаградить)?»
Всегда оставаться в долгу!
Ты останешься в долгу, но останешься в долгу охотно и с великим наслаждением станешь хранить вверенное тебе. Кто досадует на то, что еще не воздал за благодеяние, тот раскаивается в его получении. Почему человек, явившийся для тебя достойным принятия от него дара, кажется тебе недостойным того, чтобы находиться у него в долгу?
Глава 43
В большом заблуждении находятся те, которые думают, что помогать, дарить и наполнять лоно и жилище многих людей служит проявлением душевного величия, тогда как эти (действия) производит иногда не величие души, а величие богатства! Не знают того, насколько иногда бывает важнее и труднее брать, чем раздавать. Ничего не отнимая у достоинства последнего действия,— так как и то и другое по своему достоинству равны 7",
==155
замечу, что нести долг за благодеяние требует не меньшего величия духа, чем оказывать его (благодеяние). Первое даже бывает настолько труднее последнего, насколько с большим старанием надо бывает охранять полученное благодеяние, чем его оказывать.
Итак, не надо беспокоиться о том, чтобы как можно скорее воздать за благотворение, и не следует неблаговременно спешить, ибо одинаково заблуждаются как тот, кто медлит своевременным воздаянием награды, так и тот, кто несвоевременно спешит. Добро его помещено у меня, и я не боюсь ни за него, ни за себя. Относительно него принята хорошая предосторожность; ему нельзя потерять этого благодеяния иначе как только вместе со мною; нет, он не потеряет его, даже и вместе со мною!
Кто чересчур много думает о возврате благодеяния, тот представляет себе другого чересчур много думающим о его обратном получении.
Пусть такой человек явит себя готовым и на то, и на другое: если благодетель желает получить свое добро обратно, станем возвращать и воздавать с радостью: если же он желает, чтобы оно хранилось у нас, то зачем выбрасывать его сокровище, зачем отказывать в его хранении? Он достоин того, чтобы позволить ему делать и то, и другое, чего он желает. На общественное же мнение и пользу станем смотреть так, как будто им надлежало не вести нас, а за нами следовать! "
КНИГА СЕДЬМАЯ
Глава 1
Желаю тебе, мой Либералий, быть благосклонным. «Земля под руками. Не стану тебя здесь задерживать ни длинными стихами, ни образной речью, ни долгим вступлением» '.
Настоящая книга содержит в себе оставшееся недосказанным, и я, исчерпав материал, ищу теперь не того, о чем говорить, но того, о чем еще не сказал.
Во всяком случае, прими с благосклонностью все, что здесь остается сказать, хотя бы это для тебя и показалось лишним. Если бы я желал снискать себе расположение (читателей), то мне следовало бы распространять свое сочинение постепенно и к заключению приберечь ту часть его, которая могла бы понравиться даже пресыщенному читателю.
Но все, что было самого необходимого, я собрал вначале, теперь же припоминаю опущенное.
Если спросишь меня, то, говоря по правде, я считаю не совсем идущим к делу, после изложения нравственных правил, рассуждать о прочих предметах, измышленных не для врачевания души, а для упражнения ума.
.
==156
Превосходно имел обыкновение рассуждать по этому поводу циник Деметрий, человек, по моему мнению, великий, хотя можно сравнить его и с людьми величайшими.
«Больше пользы,— говорит он,— если ты усвоишь хотя и немного правил мудрости, но так, что они будут у тебя всегда готовы к исполнению, чем если изучишь многое, но не станешь прилагать к делу».
«Подобно тому как замечательным борцом,— продолжает он далее,— считается не тот, кто изучил все правила и приемы, употребление которых при борьбе с противником бывает редко, но тот, кто хорошо и тщательно изучил на практике один или два приема и внимательно выжидает случая применить их к делу (так как нет нужды ему знать много, как скоро он знает достаточно для победы); так и в этом занятии (философии) многое доставляет удовольствие, но немногое приносит победу.
Тебе можно не знать, какая причина производит прилив и отлив океана, почему каждый седьмой год жизни дает возрасту особый отпечаток, почему для смотрящих издали портик не сохраняет своей широты, но (по мере удаления) самые крайние части его сходятся все ближе и ближе и наконец промежуток между колоннами совершенно исчезает. Можно не знать, какая причина разделяет зачатие близнецов и соединяет их рождение; не знать, почему рожденным в одно время предстоит различная судьба и бывает величайшая разница в обстоятельствах жизни у тех людей, между появлением которых на свет существует самый малый промежуток.
Не будет тебе большого вреда, если пройти молчанием то, чего знать нельзя, да и бесполезно.
Истина неприкровенная пребывает горе. Но нельзя нам пожаловаться и на неблагодарность судьбы, так как не представляет трудности познание ни одного предмета, кроме тех, единственный плод познания которых заключается лишь в нем самом (познании). Все же, что может нас делать лучшими и счастливыми, природа сделала доступным и близким для нас. Если дух человеческий презрел все случайное, если он стал превыше страха и ненасытным стремлением не объемлет бесконечных богатств, но научился искать сокровищ в себе самом; если он отринул страх пред богами и людьми и знает, что со стороны человека надо опасаться немногого, а со стороны богов — ничего; если он презирает все, что, украшая жизнь, причиняет ей в то же время страдание, и достиг ясного сознания того, что смерть не причиняет никакого зла, но, напротив, служит прекращением многих бедствий; если он посвятил душу свою на служение добродетели и почитает гладкими все пути, по которым она призывает следовать; если, будучи существом общительным и рожденным для сообщества, он рассматривает мир как единое жилище для всех, открывает совесть свою богам и всегда живет так, как будто находится на виду у всех, себя опасаясь более, чем других, то подобный дух среди невзгод будет стоять твердо
==157
и непоколебимо: он приобрел знание полезное и необходимое; все же остальное — услаждение досуга. Духу, уже достигшему безопасности, можно заняться и тем, что сообщает ему украшение, а не крепость».
Глава 2
Наставлений этих наш Деметрий повелевает держаться обеими руками человеку, стремящемуся к нравственному совершенству, (повелевает) никогда их не оставлять, но усваивать и делать как бы частью собственного существа и посредством ежедневного размышления достигать того, чтобы по желанию приходило на ум все полезное и всюду было готово к исполнению все желаемое, чтобы немедленно являлось (в сознание) различие между добром и злом, дабы знать, что всякое зло постыдно и всякое добро благородно. Таким правилом надлежит руководиться этому человеку во всех житейских делах, все делать и совершать согласно этому закону и считать несчастнейшими людьми тех, которые преданы чреву и страстям и дух которых коснеет в бездействии, какими бы богатствами они ни блистали. Пусть он сам себе скажет: «Чувственное наслаждение бренно, кратковременно, заслуживает презрения; чем с большею жадностью оно почерпалось, тем скорее переходит в противоположное чувство; в нем необходимо бывает тотчас же или раскаиваться, или его стыдиться; в нем ничего нет возвышенного или такого, что приличествовало бы природе человека как существа, наиболее близкого к богам. Это (наслаждение) предмет низменный, служащий к удовлетворению потребностей постыдных или ничтожных органов тела, позорный по своим последствиям».
Но вот наслаждение, достойное человека и мужа,— не переполнять тела, не пресыщаться и не возбуждать в себе чувственных страстей,— из-за которых самая безопасная — стремление к покою,— но быть свободным от беспокойств,— как тех, которые возбуждаются взаимными распрями людей, так и тех нестерпимых треволнений, которые ниспосылаются свыше, если верить преданию о богах и судить о них по нашим порокам.
Таким именно наслаждением, постоянным, безбоязненным, никогда не могущим испытать пресыщения, наслаждается тот человек, которого мы описываем, человек вполне опытный, так сказать, в законах божеских и человеческих. Он наслаждается настоящим и не зависит от будущего, тогда как ничего не имеет прочного тот, кто стремится к неизменному. Таким образом, этот человек, свободный от великих забот, удручающих ум, ни на что не надеется, ничего не желает и не стремится к неизвестному, будучи доволен своим.
Но не думай, будто он довольствуется малым: нет, ему принадлежит все, но не так, как Александру. Этому последнему, хотя он и стоял уже на берегу Красного моря, недоставало более того, сколько было ему доступно. Он не довольствовался даже и тем,
==158
чем он владел и что покорил в то время, когда посланный им в качестве исследователя Онесикрит странствовал по океану и искал войн в неизвестных морях. Не достаточно ли ясно обнаружилось, как беден был человек, распространивший власть своего оружия за пределы вселенной и со слепою алчностью ринувшийся в неисследованную и беспредельную бездну? Какая важность в том, сколько царств он отнял и раздарил, сколько стран угнетал податями? Он чувствовал недостаток во всем том, чего еще желал!
Глава 3
Это недовольство было недостатком не одного только Александра, которого счастливая храбрость вела по стопам Вакха и Геркулеса, но и всех, кого судьба избаловала избытком счастия. Перечисли Кира, Камбиса и все родословие персидских царей; кого ты найдешь из них такого, кто удовлетворился бы, насытившись властию? Кто из них не окончил жизни в различных помыслах о дальнейшем приобретении? И это неудивительно: все, что соприкасается с чувственною страстию, почерпается из глубокой бездны и там же скрывается; безразлично поэтому, сколько бы ты не собрал в то пространство, которого нельзя наполнить.
Одному только мудрому принадлежит все, и нет ему нужды с трудом оберегать свое достояние. У него нет ни послов, которых надо посылать за моря, ни лагерей, которые надо устраивать на неприятельских берегах, ни войск, которые нужно располагать в удобных укреплениях; нет надобности ни в легионах, ни в отрядах конницы. Подобно тому как бессмертные боги в покое правят своим царством и с безмятежных высот наблюдают за своими делами, так и этот последний (мудрец) бесшумно выполняет свои обязанности, как бы обширны они ни были, и свысока взирает на человеческий род, будучи сильнее и превосходнее всех.
Можешь смеяться (над моими словами), но я утверждаю, что только великому духу свойственно обозревать духовным оком восток и запад и проникать, при помощи его, даже в отдаленные и пустынные страны и, при виде великого множества живых существ и различных предметов, щедро рассеянных природою, изрекать божественное слово: «Все это — мое». Таким образом, он ничего не желает, потому что вне вселенной ничего не существует.
Глава 4
«Вот этого-то (вывода),— говоришь ты,— я и желаю: я ловлю тебя на слове и хочу посмотреть, как-то освободишься ты из тех сетей, в которые попал по своей собственной охоте».
«Скажи мне,— спрашиваешь ты меня,— каким образом можно приносить дары мудрецу, как скоро ему принадлежит все? Точно так же нельзя оказывать ему и благодеяния: все, что ему
==159
дается, дается из его же собственных средств, а вы говорите, что можно делать благодеяния и мудрецу».
«Знай,— говоришь ты далее,— что тот же вопрос предлагаю я и относительно друзей: ведь вы (стоики) говорите, что у них все общее; следовательно, никто ничего не может дарить другу, так как дарит ему принадлежащее обоим друзьям вместе». (Отвечаю): ничто не препятствует какому-либо предмету находиться во владении и мудреца, и того человека, которому этот предмет принадлежит, которому он дан и за которым (юридически) признан.
По гражданскому праву, все принадлежит государю, и тем не менее все это приписано (по закону) различным отдельным владельцам и каждая вещь имеет своего обладателя. Таким образом, мы имеем возможность дарить государю и дом, и рабов, и деньги, и никто не говорит, что мы дарим ему из его же собственного достояния, ибо государям принадлежит власть над всем, а частным лицам — право собственности. Мы говорим о владениях афинян или кампанцев, а эти владения, в свою очередь, распределяются частными границами между соседними владельцами. И всякое поле находится, во-первых, во владениях того или другого государства, а затем каждая часть его приписывается своему владельцу. Поэтому мы имеем возможность дарить государству свои поля, хотя они и считаются принадлежащими ему, так как государству они принадлежат в одном отношении, а нам — в другом.
Ведь нет сомнения в том, что раб принадлежит господину вместе со всем своим личным сбережением; тем не менее он может предлагать дар своему господину, ибо нельзя отрицать принадлежность рабу его собственности только потому, что он может быть лишен ее в случае нежелания своего господина. И данный добровольно подарок нельзя не считать даром только потому, что его можно отнять против воли (его обладателя).
Каким образом можно примирить все это?
Теперь, когда мы оба согласны с тем, что все принадлежит мудрецу, следует обсудить вопрос относительно того, каким образом предмет благотворительности может приносить пользу человеку, которому, как мы уже решили, принадлежит все.
Отцу принадлежит все, находящееся в руках детей; но кто не знает, что и сын иногда может делать благодеяние отцу9 Все принадлежит богам; однако мы и богам приносим дары и предлагаем приношения. Принадлежащее мне еще не перестает быть моим, как скоро начинает принадлежать и тебе, ибо одно и то же может быть и твоим, и моим.
Против этого говорят: «Человек, которому принадлежат проститутки, называется содержателем непотребного дома; но все принадлежит мудрецу, следовательно, и непотребные женщины, следовательно, эти женщины принадлежат мудрецу, таким образом, и мудрец есть содержатель непотребного дома»
К оглавлению
==160
Подобным же образом запрещают мудрецу и что-либо покупать, говоря. «Никто не покупает своего, а мудрецу принадлежит все, следовательно, мудрец ничего не должен покупать».
Точно так же запрещают ему и брать в долг, потому что никто не платит процентов за свои собственные деньги.
Существует бесчисленное множество вопросов, посредством которых (противники) поднимают нас на смех, тогда как очень хорошо понимают то, что мы хотим сказать.
Глава 5
Я утверждаю, что все принадлежит мудрецу, но таким образом, чго каждый человек при этом имеет право собственности над своими вещами; подобно тому как при управлении хорошего государя этому последнему принадлежит власть над всеми, а каждому отдельному лицу — обладание своею собственностью.
Но для обсуждения этого вопроса время придет после, а пока, в настоящем случае, достаточно и признания того, что я имею возможность дарить мудрецу вещи, которые в одном отношении можно назвать принадлежащими ему, а в другом — моими. И неудивительно, что можно нечто подарить и тому, кому принадлежит все.
Я снял у тебя внаймы дом; в нем есть нечто твое и нечто мое: предмет — твой, а право пользования твоим предметом — мое. Подобным образом ты не будешь касаться плодов, если не позволит этого трои арендатор, хотя бы они и родились на твоих владениях. И если даже улучшится годовая плата за аренду или наступит голод,— увы, тщетно будет взирать на великое обилие принадлежащих другому плодов, которые и уродились, и находятся на твоей земле, и должны были бы поступить в твои житницы. Не войдешь и в квартиру мою, хотя ты и хозяин дома, и не отнимешь своего раба, нанятого мною; и, наняв у тебя повозку, я сделаю благодеяние, если позволю тебе в нее сесть.
Таким образом, ты видишь, что иногда бывает возможно принимать благодеяние, получая в дар свое же собственное достояние.
Глава 6
Во всем предшествовавшем рассуждении два лица представляются обладателями одной и той же вещи. Каким образом? А так, что один является владельцем вещи, а другой — пользующимся ею. Мы говорим, что книги принадлежат Цицерону, но те же книги называет своими книгопродавец Дор. И то и другое — справедливо. Один приписывает их себе как автор, другой — как покупатель. И тем не менее справедливо утверждают, что они принадлежат и тому и другому, но различным образом. Так, Тий Ливии может получать или покупать у Дора свои книги. Я могу дарить мудрецу то, что, взятое в отдельности, принадлежит мне, хотя мудрому и принадлежит все. Тогда как мудрец
6 Римские стоики
==161
в мыслях своих владеет всем, по образу царя,— обладание отдельными вещами распределено между всеми людьми; благодаря этому он может и принимать дары, и брать в долг, и покупать, и продавать.
Государь владеет всем, но его сокровищница заключает в себе только богатства, принадлежащие ему лично; все находится в его власти, но в наследственном владении — только его собственное. Без всякого умаления его власти расследуется по суду, что принадлежит и что не принадлежит ему; ибо ему принадлежит некоторым образом и то, что отчуждается у него (судебным порядком).
Таким образом, и мудрец всем владеет в душе, но по юридическому праву — он обладатель только своей собственности.
Глава 7
Бион 2, на основании различных аргументов, то всех обвиняет в святотатстве, то никого. Когда он выражает желание всех низвергнуть со скалы за святотатство, то говорит: «Всякий, кто берет и уничтожает принадлежащее богам -или употребляет в свою пользу,— святотатец. Но все принадлежит богам. Следовательно, кто что-нибудь берет себе, тот берет принадлежащее богам, которые владеют всем. Итак, кто что-нибудь берет, тот святотатец». Затем, когда он предлагает разрушать храмы и безнаказанно опустошать Капитолий, то утверждает, что «святотатцев не существует, потому что все, взятое с того места, которое принадлежит богам, переносится на (другое) место, принадлежащее богам же».
Ему отвечают на это, что хотя все принадлежит богам, но не все посвящено им. Святотатство же усматривается в проступках, касающихся того, что религия посвящает божеству. Таким образом, и весь мир есть храм бессмертных богов, единственно достойный их величия и славы, но тем не менее — от святого отличается неосвященное, и на том небольшом пространстве, которому дано название святилище, не все дозволено делать из того, что можно делать под открытым небом и в виду звезд.
Правда, святотатец не может нанести обиды божеству, которого его божественное достоинство ставит выше оскорбления, но он подвергается наказанию потому, что нанес это (оскорбление) как бы самому божеству; и наше, и его собственное сознание присуждает его к наказанию. Подобно тому как представляется святотатцем тот, кто уносит что-либо священное, хотя,— куда бы он ни унес украденное,— все находится в пределах мира, таким же образом может быть покража и у мудреца. Ибо у него уносится не то, что принадлежит к его всеобщим (мировым) владениям, но то, обладателем чего он считается по закону, что служит его частной собственностью. Он будет признавать своим лишь первое (из упомянутых владений), а последним не станет пользоваться даже и в том случае, если будет иметь возмож-
==162
ность; он произносит те же слова, которые произнес римский полководец, когда за доблесть и хорошее управление государством ему предложено было столько земли, сколько он мог обойти с плугом в день. «Не нужен,— сказал он,— вам такой согражданин, которому требуется больше, чем одному гражданину». На сколько более мужества требуется, по твоему мнению, для того, чтобы отвергнуть, такой дар, чем для того, чтобы заслужить его? Ибо многие положили пределы стремлениям других, но никто не положил границ самому себе.
Глава 8
Посему, когда мы имеем в виду дух мудреца, имеющего власть над всем и проницающего повсюду, то говорим, что все принадлежит ему; когда же имеем в виду обычное право, если этого потребуют обстоятельства, то мудрый может быть причислен к разряду пролетариев. Будет большая разница, когда станем оценивать его богатство душевным величием и когда — имущественным цензом. Да он и возгнущается обладать всем тем богатством, о котором ты говоришь. Не стану приводить тебе Сократа, Хрисиппа, Зенона и прочих мужей, хотя и великих, пользующихся преувеличенною славою уже потому, что похвале древних не препятствует зависть. Немного ранее я приводил в пример Деметрия, которого природа произвела в ваши времена, как мне кажется, для доказательства того, что ни мы не в состоянии его развратить, ни он не может нас исправить. Это муж совершенной мудрости, хотя он сам это и отрицает, и твердого постоянства в своих намерениях. Красноречие же его, соответствующее достойнейшим деяниям, не искусственное и не заботится о словах, но совершает свое дело с величием духа по внутреннему влечению.
Не сомневаюсь, что природа даровала ему и такую жизнь и такое красноречие для того, чтобы наш век не был лишен ни примера, ни обличения. Полагаю, что если бы кто-нибудь из .богов пожелал передать Деметрию в обладание наши богатства под тем непременным условием, чтобы он не мог дарить их другим, то он стал бы, я думаю, отказываться от них и сказал: Глава 9
«Я не стану связывать себя этим неотвязным бременем и не повергну свободного человека в глубокую бездну. Зачем ты переносишь на меня бедствия всех народов? Ведь я принимаю эти (богатства) без надежды раздать их, так как вижу много такого, чего мне не следует дарить (другим). Я желаю обнять своими очами все то, что привлекает взоры народов и царей. Я желаю видеть цену крови и жизни вашей. Прежде всего представь мне достояния роскоши; если хочешь, то располагай их по порядку или, что будет лучше, собери их в одну массу.
==163
Вот черепаховая кость, обделанн.ая с тонким искусством, и чешуи самых отвратительных пресмыкающихся, купленные за огромные суммы. Вот столы и деревянные изделия, имеющие стоимость сенаторского ценза, которые ценятся тем дороже, чем более узлов на больном дереве. Вот хрустальные сосуды, цену которых возвышает их хрупкость, ибо у невежественных людей наслаждение вещами возрастает благодаря тем недостаткам (этих вещей), которых следует избегать.
Вот фарфоровые чаши; недостаточно великолепною, конечно, была бы роскошь, если бы не вкушали из объемистых сосудов, украшенных драгоценными камнями, того, что после извергают.
Вот жемчужины, подвешенные не по одной к каждому уху, так как уши уже приучены к ношению тяжестей, но по нескольку; они связываются между собою и к двум прикрепляются еще другие. Женское безрассудство недостаточно превосходило бы мужское, если бы они (женщины) не расточали на одни уши по два и по три состояния.
Вот сирийские одежды, если только можно назвать их одеждами,— в которых нет ничего такого, чем можно было бы защитить тело или стыдливость. Эти одежды за огромные деньги вывозятся на продажу малоизвестными народами, дабы наши матроны всенародно являлись в том виде, в каком являются в своих опочивальнях».
Глава 10
Чего достигаешь ты своим корыстолюбием? Как часто дороговизна вещей превышает твои богатства? Все те предметы, о которых я говорил, находятся в великой цене и почете, но теперь я желаю исследовать твои богатства, испытать образцы тех или других материй, которыми ослепляется наша страсть. Ведь, говоря по правде, все то, что могло бы быть для нас полезным, земля положила снаружи, а вышеупомянутые сокровища скрыла и погребла и налегла всею своею тяжестью на эти предметы, как на вредные и могущие принести людям зло. Вот и железо извлечено из тех же мрачных недр, из которых извлечено золото и серебро, чтобы не было недостатка ни в орудиях для убийства, ни в деньгах для платы за него.
Но тем не менее все перечисленные богатства имеют еще некоторую материальность, а существует и нечто такое, в чем разум может видеть не что иное, как обман зрения. Вот ценные бумаги и заемные письма и купчие крепости: все это призраки корыстолюбия, которыми оно обманывает души людей, находящих удовольствия в пустых представлениях. Что такое все это? Что такое проценты и долговые книги, как не названия человеческих страстей, изысканные вне пределов видимой природы?
Можно жаловаться на природу за то, что она не скрыла золота и серебра еще глубже, за то, что она не положила на них еще большей тяжести.
==164
Что такое представляют собою таблицы для вычисления срока платежей и кровожадные проценты? Все это добровольные бедствия, зависящие от нашего (общественного) устройства, в которых нет ничего доступного зрению и осязанию,— все это — пустые призраки корыстолюбия.
О, как несчастен тот, кого радует большая книга записи его владений и пустые пространства земли, предназначенной для обработки пленными рабами, и бесчисленные стада скота, пасущиеся в различных провинциях и царствах, и прислуга, превосходящая своею численностью могущественные нации, и частные здания, превосходящие своими размерами большие города!
Как скоро этот богач надлежащим образом рассмотрит все то, на что он распределил и расточил свои богатства, и возгордится,— он окажется бедняком, если сравнить все, чем владеет, с тем, что желает приобрести. «Отпусти меня (говорит мудрец) и предоставь моим собственным богатствам. Я познал царство мудрости, царство великое и безопасное. Я всем владею, но так, чтобы все находилось во владении у всех».