Глава 8. Калинов мост, река Смородина, Russian Federation
Договорились встретиться на мостике.
В озеро впадал ручей с ледников Уральских гор, вода исключительной прозрачности, такая еще осталась, да. На дне лежали черные, похожие на головешки лошки, сегодня тоже почти везде уже безвозвратно вымершие, а здесь еще водившиеся. Лошок очень вкусен, особенно если его хорошо приготовить. Потушить в медленной сметане с огурцами, нафаршировать спелыми оливками, рецепт г-на Аксакова, того, что «Аленький цветочек» написал.
Через ручей был переброшен мостик в стиле russ, резной, как палисад в городе Вологда. Дороги никакой по мостику не наблюдалось. Это был абсолютно декоративный мостик, причуда Ван Холла, наверное.
Калинов мост, река Смородина, Russian Federation.
По берегу между высокими деревами ходила Сирень с лукошком и лыжной палкой. Она тыкала палкой между корнями дерев и разоряла беличьи запасы на зиму. В основном лесной орех фундук, иногда грибы, иногда сухие бронзовки. Придет зима, придут морозы, поголовье белок в наших местах здорово сократится, а еще говорят, что девочки существа по природе своей добрые и любят животных. Поглядите на Сирень, такая полоснет – недорого возьмет. Животных она не любит, она любит продукцию фирмы «Tesla Weapon Systems».
Механический пес Сим сидел на берегу, одним глазом наблюдал за стрекотучими синими стрекозами, другим угрюмо осматривал окрестности.
Дрюпин, жертва фармацевтической ошибки, помещался на мостике. Его ноги с хорошо тренированными мизинцами были опущены в воду. Хладные струи обтекали их, стремясь побыстрее влиться в не очень-то уж и далекий отсюда Северный Ледовитый.
– Дрюпин, ты имеешь понятие о диффузии в природе? – спросил я.
– В природе? В природе смутное…
– Если имеешь пусть даже смутное, то скажи, не грустно ли тебе осквернять своими немытыми конечностями светлые воды Ледовитого океана?
– Какого океана? – не понял Дрюпин. – При чем тут океан?
Сирень оставила беличьи закрома в покое, подошла к берегу и запулила палку в реку. У Сима сработали апортировочные инстинкты – он, не раздумывая своим кремниевым мозгом, прянул в воду и скрылся в пучине.
– Так при чем тут океан? – переспросил Дрюпин.
– Как это при чем? Ты слышал, что человек с каждым вдохом вдыхает одну молекулу из последнего выдоха Чингисхана? А сколько молекул не из последнего выдоха?!
Дрюпин промолчал.
– Вот так и твои ноги, Дрюпин. Все бактерии, которые снимает вода с твоих сомнительных в гигиеническом отношении конечностей, прямиком попадают в Северный Ледовитый океан.
– И что? – Дрюпин назло мне потер в воде пяткой о пятку, замутив кристальность струй.
– Как что? – возмутился я. – Я, может, дачу на Новой Земле хочу завести!
– Ну и заводи себе.
– Ты что, Дрюпин, не понимаешь, что ли? Я заведу дачу, выйду на берег, захочу искупаться – и окунусь во что? Окунусь в смыв из твоих пяток? Давай, завязывай с этим.
– Ты что, приперся сюда мне сказать про свою дачу? – скучно спросил Дрюпин.
– Нет, Дрюпин, я приперся с тобой серьезно поговорить. В очередной раз. То есть не в очередной раз, а наконец. И с этой…
Я кивнул в сторону Сирени:
– С дрессировщицей.
Сим из воды так и не появлялся.
– Дрюпин, – сказал я, – а она, между прочим, утопила любимую тобой собачку. Ты в курсах?
– Сима нельзя утопить, – сказал Дрюпин, и в словах его я услышал гордость изобретателя. – Он непотопляемый.
– Дредноут, значит. Отлично. Так или не так, зови эту укротительницу сюда. Будем иметь беседу.
– Эй, Сирень, – позвал Дрюпин. – Иди сюда, пожалуйста. Нам надо поговорить.
Сирень направилась к нам.
– Как быть с погодой… – Я указал глазами в небо.
– Погода сегодня будет отличная. – Дрюпин достал из кармана свою очередную коробочку и принялся над ней колдовать.
Он вытянул из коробочки четыре длинные алюминиевые антеннки. Нажал на кнопку – чего еще делать? Антеннки мелко завибрировали.
– Все, – сказал Дрюпин. – Можно разговаривать.
Я кивнул в сторону опушки.
– Не бойся, – подмигнул Дрюпин. – По губам не прочитают.
– Почему это?
– Усовершенствовал глушилку. Теперь она создает этакое легкое электромерцание вокруг. Если пытаться разглядывать нас, к примеру, в бинокль, то будет видно, как через… через смещение такое. То же самое, если через видео записывать. Абсолютная аудиовидеозащита. Я вообще-то сначала хотел общемаскировочный костюм разработать, но Ван Холл не дал материалов, жмот миллионерский…
– Дрюпин, – сказал я. – Помнишь, я тебе говорил, что как-то раз Ван Холл прилетал вместе с каким-то парнем? Ну, месяца с четыре, наверное…
– Ну, помню, – кивнул Дрюпин. – Чего-то говорил…
– Тот парень, он на меня не похож?
Дрюпин расхохотался.
– Нет, – сказал он. – Совершенно. Кстати, меня Йодль тут вызвал. О тебе расспрашивал…
– И что он обо мне расспрашивал?
– Так, разное. Расспрашивал о твоей адекватности…
– И что ты?
– Я сказал, что ты неадекватен. Что ты лунатик, псих и хотел меня убить. Правду сказал.
– А Йодль что?
– Ничего. Поставил крестик в записной книжке. Рекомендовал мне за тобой присматривать…
– Дрюпин, не отвлекай меня, пожалуйста. Мы говорили о другом. О том парне, который прилетал четыре месяца назад. С Ван Холлом. Прилетал он с этим мальчишкой, а улетел, между прочим, один. Мальчишка-то не улетел.
– Как это? – не понял Дрюпин.
– Так это.
Я снял ботинки и тоже сунул ноги в речку. Не одному же Дрюпину осквернять своими ногами незамутненность Баренцева моря!
– Так это, – повторил я. – Я прекрасно знаю, что никуда этот пацан с нашей базы не улетал. Он остался здесь. И я, лично, вижу только две возможности. Либо его где-то тут держат, либо его…
Я выстрелил в Дрюпина из указательного пальца. Дрюпин вздрогнул.
– Ты думаешь, они его убили?
– Или убили, или он в пятом блоке. Это точно не он ночью к тебе заходил?
– Точно, – выдохнул Дрюпин.
Я вытянул из бревна гвоздь, резко размахнулся и швырнул в воду. Люблю звук входящего в воду гвоздя.
Подошла Сирень.
– Глушилку включил? – спросила она.
– Ну, конечно. Все включено, как говорится. Можно начинать беседу. Вот наш уважаемый шеф и вождь говорит, что он видел, как Ван Холл привез сюда какого-то пацана…
– Я тоже видела, – сказала Сирень.
Какая наблюдательность. Сирень удивила меня в очередной раз.
– Один я, что ли, ничего не видел?
– Тебе надо самому имплантаты вставить, – усмехнулся я. – И глазные, и для других частей.
– Хватит, а? – попросил Дрюпин. – Мы что, собрались для того, чтобы опять поглумиться надо мной?
– Здоровый смех еще никому не вредил…
– Мне кажется, что его убили, – сказала Сирень.
– Как убили? – растерялся Дрюпин. – Вы что, серьезно?
Я достал из лукошка Сирени горсть орехов и принялся их чистить. Одновременно просвещая Дрюпина:
– Знаешь, Дрюпин, почти половина твоих изобретений направлена на то, чтобы так или иначе выводить из равновесия биологические системы. Говоря языком Пушкина, для того чтобы их убивать. Даже безобидные сапоги-скороходы ты превратил в маленькие машины смерти. У тебя талант, Дрюпин, талант смерти. После этого нечего проявлять чистоплюйство, ты не член Великого Курултая. И никогда им не станешь.
Дрюпин отвернулся.
– Не надо изображать Льва Толстого, Дрюпинг! – начал злиться я. – Не надо изображать, что ты не при делах! Ты вот думаешь, что обозначают буковки у тебя на рукаве?
– «РТ»? – Дрюпин посмотрел на плечо.
– Вот именно! «РТ»!
Дрюпин растерялся.
– Я всегда думал, что это означает Российская Таможня… или Российский Транспорт? Русское Топливо? Прикрытие какое-то…
Я хмыкнул:
– А цвет почему такой? Золотисто-черный?
– Цвет императорского штандарта… – неуверенно предположил Дрюпин.
– Я тоже так раньше думал. Только вот при чем тут императорский штандарт, ты сам прикинь? Каким боком мы относимся к императорскому дому?! Ты что, князь Потемкин?!
– Нет…
– То-то и оно. А цвет тебе ничего не напоминает? На мысли не наводит? Сочетание черного и золотого?
Дрюпин задумался. Думал не долго, все-таки мозги у него были выдающиеся. Ведь IQ его выше, чем у меня. Дрюпин чертовски умен, ему только сообразительности не хватает.
– Пчелы такой расцветки бывают, – сказал Дрюпин.
– Догадливый, – усмехнулся я. – Сирень, скажи этому гомункулюсу, что означает «РТ».
– Сам скажи, – огрызнулась Сирень.
– Это приказ, Сирень.
– Мы не на базе, тут ты не можешь приказывать.
– Хорошо, тогда я сам скажу. Буквы «РТ» означают «Philantus Triangulum». Это латынь. В переводе означает Пчелиный Волк. Знаешь, кто такой пчелиный волк?
Дрюпин отрицательно покачал головой.
– Это такая оса, она норки роет. Длинненькая такая, может, видел? Они и здесь даже есть, эти волки.
Длинненькую осу Дрюпин не видел.
– Объясняю популярно. Эта оса живет сама по себе вблизи ульев пчел-медоносов. Сама она мед не собирает, поскольку ей влом. Она подстерегает рабочих пчел, набрасывается на них и вонзает жало в голову.
Дрюпин поморщился.
– После чего тащит мертвую пчелу в нору на корм личинкам. И сама тоже питается. Выжимает из пчелы мед и ест. Вот теперь и думай, чем могут заниматься в проекте с таким замысловатым названием? Вряд ли разведением ромашек.
Дрюпин скис. Сирень была совершенно равнодушна. Сим из вод не показывался, спокойны были воды.
– Не знаю, Дрюпин. – Я пожал плечами. – Может быть, его и не убили, того парня. Может, он до сих пор в пятом блоке. Ты там был хоть раз?
– Не был… – помотал головой Дрюпин. – Сам же знаешь…
Дрюпин отвернулся, и я понял, что он врет. Дрюпин тоже понял, что я понял.
– Ну, был, был. Только там ничего интересного нет. Такие же комнаты, как у нас, вот и все. У них в главный вентилятор крыса забралась, а механик ногу сломал.
– Пройти туда можно?
– Нет, – однозначно ответил Дрюпин.
– Сенсоры?
– Хуже. Там после входа сразу начинается коридор. Почти тридцать метров. А над коридором танки с клей-бетоном. Старая схема. Если нет допуска, срабатывает сброс. Через клей-бетон не прорваться никак вообще, ты же знаешь…
– Отключи сброс, Дрюпин. Ты же технический гений. Влезь в базу данных…
Дрюпин ехидно рассмеялся:
– Это только в кинах можно влезть в управление ядерной ракетой! – Дрюпин плюнул в воду. – Если все было бы так просто, то уже давно ядерная война бы сделалась. Нельзя отключить сброс.
Я задумался.
– Может, ты чего скажешь? – спросил я Сирень.
– Надо проверить пятый блок, – сказала Сирень.
– Надо проверить, – сказал я. – Надо проверить пятый блок.
– Пчелиный волк… – вздохнул Дрюпин и снова пошевелил пальцами в воде.
– Что, пальцы болят? – заботливо спросил я. – Перекачал небось?
– Голова болит.
– Голову перекачал? Тут надо осторожнее…
– Существует какая-нибудь возможность проникнуть туда? – спросила Сирень. – Ну, дистанционно?
По воде пошли круги, затем показалась блестящая голова. Это был Сим. Вокруг морды у него была обмотана лыжная палка, спина покрыта длинными водорослями, а в обрубок хвоста вцепился большущий рак.
– Надо думать, – сказал Дрюпин. – Я должен хорошенько подумать…
– Правильно, – согласно кивнул я. – Ты подумай, а мы с Сиренью вечерком к тебе придем. Я недавно склеил «Монополию», поиграем на жалованье, у меня его что-то много скопилось. А пока я двину. Зайду в медпункт, пусть этот живодер выпишет мне витамины. А вы тут не засиживайтесь, атмосфера над нами очень тонкая, много вредных излучений. Могут волосы выпасть. Как у Седого.
И я отправился на тренировку к Варгасу. Потренировался, пообедал, еще потренировался, потом сделал ланч – хлеб с толстенным куском курицы, короче, все, как обычно.
Часов в семь я вернулся в свою комнату, улегся на кровать и лежал в неподвижности почти час, потому что хотелось.
Ни о чем не думал.
Вечером в мою дверь раздался стук, тук-тук. Я был несколько удивлен, обычно в двери стучать у нас на базе не принято. У нас на базе принято вламываться. Не потому что демократия, а потому что хамы. Хамье, хамлоиды, ну, да ладно, пусть живут себе, мышки-норушки.
Постучали снова.
– Войдите! – крикнул я.
Дверь отворилась, и вошла Сирень. У Сирени было такое встревоженное выражение лица, что я просто обязан был над ней немножечко подшутить.
– Я голый! – завизжал я. – Отвернись!
Сирень зажмурилась и шарахнулась на ощупь из моей комнаты, наткнулась на дверь, стукнулась лбом, нелепо хлопнулась на пол. Продолжая закрывать глаза.
– Какая распущенность нравов! – негодующе сказал я. – Вламываться к мальчикам, когда они в душе! Тебя этому бабушка учила?
– Нет, конечно! – ойкнула Сирень. – Я и не думала. Честно! Я… я…
Сирень покраснела, причем до самой красной степени покраснения.
– Все! – Я всхлипнул. – Все!
– Извини, пожалуйста. – Я с удовольствием отметил, что впервые голос у Сирени дрогнул. – Извини, я не хотела…
– Не хотела, не хотела, – запричитал я капризным голосом. – А что мне теперь делать? Что?
– Как что? – не понимала Сирень.
– Ты что, не понимаешь? Пять лет назад я поклялся на томике Аполлинера в любви и вечной преданности Анастасии Цымбалюк! Поклялся своими ногтями, что буду хранить ей верность! А теперь? Теперь все!
– Что все?
– Теперь ты, как порядочная девушка, должна на мне жениться. То есть замуж должна выйти.
Сирень все еще сидела на полу. Прикрывала руками глаза. Это было восхитительно, я пожалел, что под рукой нет фотоаппарата. Поскольку зрелище достойно затвора фотохудожника. На полу сидит симпа… на полу сидит растерянная девчонка, закрывающая глаза ладошками, на правом боку у нее пятидесятизарядная «Тесла-С», на левом две гранаты.
– Да-с, мадемуазель, теперь ты, как честная девушка, обязана выйти за меня замуж.
– Как это? – окончательно оторопела Сирень.
– Так это. Через две недели свадьба. С моей стороны свидетелем будет Седой, ты можешь пригласить Дрюпина. Посидим по-хорошему, по-семейному…
Сирень попробовала было отнять от лица ладошки, но я рявкнул:
– Я еще не одет!
Я помучил ее еще немного, потом сказал:
– Ладно, можешь встать.
Сирень встала. По ее щекам еще бродили архипелаги красноты, это было пикантно.
– Я это… – начала она.
– Ты хочешь извиниться передо мной и Екатериной Цымбалюк? – злобно спросил я.
– Ты же говорил – Анастасией… Опять придуриваешься?!!!
Сирень снова покраснела. Только от злобы.
Я счастливо расхохотался. Сирень шагнула ко мне, сжимая свои смертоносные кулачки.
– Спокойно, Гертруда. – Я остановил Сирень. – Не бей меня, я тебе пригожусь. Как настоящий джентльмен я освобождаю тебя от твоего слова. Можешь не выходить за меня замуж, выходи за своего Дрюпина. Да, он лучше меня…
– Хватит, – строго сказала Сирень. – У меня серьезная информация.
– Говори. – Я тоже стал серьезен, серьезен, как Джомолунгма.
Сирень подошла ко мне поближе и протянула руку. Сначала я не понял, но Сирень моргнула, и я догадался. И подивился ее хитрости.
Азбука Морзе. Сирень прекрасно знала, что нас прослушивают, просматривают и, наверное, прощупывают какими-нибудь там Г-лучами. Поэтому она сжала мою ладонь и мелкими движениями передала.
Сорок минут назад из «Бурелома» вывели мальчика и проводили в пятый блок.
Вот так.
Вслух же, чтобы не привлекать внимания, Сирень сказала следующее:
– У меня к тебе серьезная информация.
– Ван Холл подавился морским ежом?
– Нет. Мне кажется, Дрюпин сошел с ума.
Зря они обучили нас азбуке Морзе, зря.
– В чем это проявляется? Если в том, что он бьется головой об стену, то в этом нет ничего необычного…
– Если бы, – вздохнула Сирень. – Дело гораздо хуже. Дрюпин решил работать над железной рукой…
– Ему обычной руки уже не хватает, – сказал я. – Подавай ему железную…
– Ты не дал мне договорить. Ладно бы, если он просто хотел представить себе железную руку. Все еще хуже. Он стал считать себя воплощением Фридриха Барбароссы.
– Кого?!
Забавно. Оказалось, что Сирень девочка не только умная, но еще и с юмором.
– Фридриха Барбароссы, – повторила Сирень. – Императора Священной Римской империи.
– Он же вроде утонул?
– Утонуть-то утонул… Но наш Дрюпин недавно прочитал одну историческую книжку, там приводилась одна немецкая легенда. Будто Фридрих Барбаросса не утонул, а просто спит на дне реки, поджидая урочного часа. И вот Дрюпин решил, что воплощение Фридриха – это он. Может, поговоришь с ним?
– Поговорю. – Я зевнул. – Конечно, завтра поговорю…
– Надо сегодня. А вдруг с ним заскок сделается?
– Ну, пошли. Окажем срочную психологическую помощь нашему безмозглому другу.
И мы отправились к Дрюпину.
Дрюпин открыл дверь, взволнованный такой.
– Проходите, – прошипел. – Проходите, глушилка включена.
Мы прошли. Уселись на диван. Дрюпин забрался в койку.
– Час назад с «Бурелома» вывели…
– Вывели? – уточнил я. – Как вывели? В наручниках? В кандалах?
– Нет, конечно, не в кандалах. Просто. Просто он вышел, а рядом с ним эти самураи.
– Как он выглядел?
Сирень пожала плечами.
– Нормально выглядел. То есть если ты хочешь узнать, были ли следы пыток, так нет. Но это ведь и не важно…
– Это важно, – перебил я. – Сколько ему лет?
– Лет четырнадцать, не меньше. Может, больше. Японцы проводили его до пятого блока. И все.
Мы молчали.
– Откуда он? – Дрюпин зачесал подбородок. – Откуда этот парень? Ван Холл никуда ведь не улетал? «Бурелом» стоял на приколе…
– Это ни о чем не говорит, – сказал я. – Экраноплан большой, в него хоть двадцать человек влезут. Так что пленник мог легко все это время содержаться на «Буреломе». Без напряга. Может, там даже походная тюрьма есть, мы же там не были.
Дрюпин промолчал.
– Тут готовится что-то… – сказал я. – Что-то нехорошее. Я чувствую. Что это за установка? Вы знаете, какие слухи ходят про это место?
– Какие? – насторожился Дрюпин.
– Тупые слухи, – усмехнулась Сирень. – Что установка открывает портал в ад.
Дрюпин побледнел.
– В ад? – спросил он шепотом.
– В ад, в ад, – подтвердила Сирень. – Ван Холл хочет устроить конец света. Но не простой. Не обычный конец света. Без атомных бомбардировок, без вирусов, без всей этой дурацкой техники. Чтобы открылись врата ада и вышли из них твари…
– Понятно, – остановил ее Дрюпин. – Понятно. Не надо продолжать.
– Бред полный, – засмеялась Сирень. – Чепуха. Никакого ада нет. А установка… Про установку надо выяснить.
Она была права. Только не про установку выяснить, надо вообще выяснить. Про все надо выяснить. Все про все.
– Не знаю, как насчет установки, – сказал я. – Но вспомните красную тварь. Красная тварь – она точно из ада… Дрюпин, ад идет за тобой!
– Давайте не будем гадать, – предложила Сирень. – Давайте узнаем, что за парня привезли в пятый блок. А потом подумаем.
– Слушай, Сирень, – начал я медленно, – а помнишь ту ночь…
– Если ты хочешь спросить, похож ли был на тебя ночной гость, то ответить на этот вопрос я не смогу. Потому что не знаю. Я его не разглядела.
Не хочет про это говорить. А если не хочет – вряд ли что-то удастся вытянуть. Я переключился на Дрюпина:
– Дрюпин, знаешь, что Варгас мне рассказывал?
– Что?
– До нас он работал на Гаити. Там тоже была лаборатория, так там один ихний доктор построил аппарат для скрещивания людей и снежных барсов. И Варгас считает, что наша установка – не что иное, как регрессор.
– Чего? – не понял Дрюпин.
– Того, – передразнил я. – Установка, которая запускает эволюцию в обратную сторону. То есть. Помещают тебя под эту установку, ну, и поехало. Сначала ты превращаешься в неандертальца, затем ты превращаешься в обезьяну, затем в барсука, ну и так далее. Пока не становишься таким вот ящером с красной шерстью.
Дрюпин сидел с открытым ртом.
– Ты же видел этого ящера, – подмигнул я. – Он тебе никого не напомнил?
– Это все ерунда…
– Ерунда так ерунда. А вообще, Дрюпин, даю тебе день. Завтра ты должен придумать.
– Что придумать?
– Придумать, как пробраться в пятый блок. Придумай, а я пока пойду. Подвергну душу отдыху.
Я постучал Дрюпина кулаком в плечо, послал Сирени воздушный поцелуй и отправился в свои пенаты. Играл перед сном на флейте, составлял в уме перечень фруктов, которые можно легко купить на рынке Икитоса в это время года. Потом стал было снова придумывать имена, но вовремя вспомнил, что решил с этим завязать, и стал просто лежать и думать о будущей встрече со своими пращурами. Хорошо бы их посадить в регрессор, превратить в мопсов, а потом выводить гулять на поводках и в строгих ошейниках, а если не будут слушаться – лупить их хлыстом по пяткам.
Успокоившись этими мыслями, я уснул и спал мирно, безо всякой сновидческой рефлексии.
Но утром следующего дня проснулся в скверном настроении.
Ничего необычного в этом не было, я всегда просыпаюсь в скверном настроении, даже если сплю головой на восток и силовые линии проходят через мозг как положено, а не поперек.
Жизнь с утра тяжела, с утра мне бы съесть немецкого салата с ветчиной и кукурузой, но этого салата я не ем никогда. Потому, что у нас никто не знает, как его готовить. Как-то раз в «Гнездышко Бурылина» приехала делегация дружественных немцев. Дружественные немцы привезли нам хорошую, дорогую обувь, которой сносу нет, привезли крупную, но безвкусную германскую чернику, а один, его звали почему-то Кай, приготовил салат. Он назывался «Золото Рейна» – и это был самый вкусный салат, который я пробовал в жизни. В него входила кукуруза, ветчина, а названий других продуктов я не знал. Я хотел спросить у Кая рецепт, но немцы неожиданно уехали.
А в кулинарных справочниках этого салата не было. И поэтому с утра мне всегда хочется кого-то убить. Если бы чья-нибудь добрая душа поднесла мне с утра «Золото Рейна», я бы гораздо спокойнее относился к человечеству. Был бы гуманистом, честное слово.
Варгас уже ждал меня в тире, дул, как всегда, свой кактусовый сок, курил золотистые сигары, мечтал о жарком солнце юга. Мы постреляли немножко, Варгас убил меня четыре раза, я его ни одного. Потом почти два часа подряд я тупо стрелял по мишеням, поскольку в стрельбе главное – тренировка, кажется, я уже говорил.
После стрельбы Варгас раскрыл мне пару секретов. Я спросил, почему он не хранит секреты, тот ответил, что секреты – это не старые подштанники, хранить их нечего. Учитель и должен передавать ученику секреты. К тому же я напоминаю ему его самого в молодости, когда он еще не убил пятьсот человек, не считая негров и китайцев, и не разочаровался в жизни. Тогда он был молод, не курил и звали его не Варгас, а Жетулио Варгас, в честь президента Бразилии. А потом он первое имя отбросил, потому что оно звучало несерьезно, а с именами шутить нельзя, имя – серьезная вещь.
– Будешь выбирать имя – подумай много, – посоветовал Варгас.
Потом мы пообедали расстегаями с квасом, подремали, после чего Варгас отправился в тир дальше полировать свое смертоносное искусство, я же в гимнастический зал учиться боевому фехтованию.
Фехтование у нас преподавал один японец со сложным именем Инзицабуро Кобринуобокава, сокращенно Кобракава, мастер меча. Меня убили три раза, и пришло время развить не только мышцы, но еще и мозги. Я отправился в библиотеку, чтобы почитать старые умные книги. В библиотеке меня не убили ни разу, поскольку убийства в библиотеке не предусматривались.
Сразу после библиотеки шли занятия по подводному плаванью. В третьем корпусе здоровенный бассейн, в нем акулы с выдранными зубами, раз в три дня мне выдают нож и запускают в воду. Два часа я отбиваюсь от голодных акул, в этом мало веселого.
В тот день акулы со мной не справились, сказывались тренировки. Я прикончил штук пять, на шестой захлебнулся. Утонул.
Утопание – самая противная разновидность смерти. Потому что утопание – это по-настоящему. В перестрелке с Варгасом смерть являлась в виде синяков на тушке – бронежилет держит пулю, но не держит удар. Фехтовка с Кобракавой вообще не оставляла следов – бронежилеты крепкие, а супербулат использовать нельзя. Так что в утопании все как в жизни. Мерзко.
Я захлебнулся на шестой акуле. Слишком долго задерживал дыхание, эта тварь не давала мне всплыть. Затем рефлекторный вдох, я не успел добраться до поверхности, вода залила легкие, я отрубился.
Очнулся как полагается. Железный стол, лампа в рожу, изо рта торчит пластиковая трубка насоса. На тележке рядом с головой дефибриллятор. Доктор Йодль со стаканом.
– Поздравляю вас, – проныл он. – Седьмая клиническая смерть. Примите витамины, это помогает.
Йодль выдернул насос из моих легких, сунул мне в руки стакан и полотенце. Я выпил витаминов, вытер волосы, пожелал Йодлю самому утонуть пару раз для разнообразия, после чего отправился ужинать.
День закончился.
После ужина, который, кстати, не очень мне пошел – сказывалось очередное утопление, я отправился к Дрюпину.
Дрюпин не открывал. Пришлось минут пять пинать дверь, прежде чем этот недорезанный изобретатель соизволил высунуться.
– Это ты? – нелепо спросил он.
– Это Атомная Золушка, – злобно ответил я и втолкнул Дрюпина внутрь.
Дрюпин выглядел измученно. Глаза воспаленные, под ними чернота, старый павиан просто.
– Прими витамины, Дрюпин, – порекомендовал я. – Ты похож на выхухоль.
Дрюпин раскочегарил свою глушилку. В этот раз почему-то это заняло у него много времени. Так что мне пришлось просмотреть передачу про секреты мастерства производства красных шапочек из верблюжьей шерсти где-то на бескрайних просторах Аравийского полуострова. Шапочки мне понравились, я сам даже захотел себе такую шапочку.
– Дрюпинг, – позвал я, – ты мне можешь такую байду по Сети заказать?
– Могу, – не оборачиваясь, ответил Дрюпин. – Только все это бесполезно. Мы же не знаем, где мы. Куда тебе эту шапочку пришлют? Сюда только рассылки привозят и то только почтовые, а в них шапочка вряд ли будет…
Глушилка щелкнула, красный огонек зажегся.
– Наконец-то, – довольно сказал Дрюпин. – Светка сейчас подойдет…
– Кто? – не понял я. – Какая еще Светка?
– Сирень. Сирень, ее на самом деле зовут Света.
– Как это трогательно, – усмехнулся я. – Све… та. А Сирень ей гораздо больше идет.
– Почему это? – заинтересовался Дрюпин. – Что за имя такое – Сирень? Какой-то кустарник…
– Серозное ты существо, Дрюпин, – сказал я. – При чем тут вообще кустарник? Сирень – это по-древнегречески… А, что тебе объяснять. Тебя-то самого как? Ах, ну да, забыл, ты же у нас Витя Франкенштейнов…
– Меня зовут…
– Не надо! – крикнул я. – Не надо, Дрюпин, не порть впечатление. Я хочу, чтобы ты остался Дрюпиным навсегда. Дрюпин навсегда – это звучит.
Вообще-то я помнил, что Дрюпина зовут Валера.
– Как знаешь. А ты? Как тебя?
– Меня зовут Ночной Ветер, – ответил я. – Луч Звезды мне имя. Ну, что еще можно придумать попошлее? Могучий Бомбардир? Воин Света? Да, называй меня так. Воин Света. Или даже так. Воин Светы. В русле вновь открывшихся обстоятельств.
– Опять дуришь… – вздохнул Дрюпин.
– Я не дурю. Я пришел к тебе сделать инспекцион. Вчерась я дал тебе урок, готов ли он, готов ли он? Говоря короче, ты придумал?
Дрюпин кивнул.
– Демонстрируй.
– Давай подождем…
Но ждать нам не пришлось, в дверь постучали, и по стуку я легко опознал Сирень.
Дрюпин промычал что-то, дверь отворилась, Сирень вошла.
Как всегда. «Тесла», два ножа, две гранаты. Что за мерзкая привычка ходить везде с оружием?
– Заходи. – Дрюпин затащил Сирень в комнату и пристроил ее на диван.
– Наш юный друг Эдисон будет демонстрировать нам достижения своей шпионско-технической мысли. – пояснил я.
– Я так и подумала, – сказала Сирень.
– Давай, Дрюпинг, продай талант.
Дрюпин кивнул. Вставил в зубы электронный свисток, дунул. Свист был неслышимый, инфразвук, only for dog [15], у меня на ушах зашевелились волоски.
Из-под дивана выбрался Сим.
– И что? – спросил я. – Ты наконец присандалил своей дворняжке мозг? Но почему такая скрытность?
– Прячу его, – сказал Дрюпин. – Попадется под горячую руку этому… с лютней, разберет ведь. А он уникален. На самом деле уникален.
– Ближе к делу, – попросила Сирень. – Мне сегодня еще физикой заниматься.
– Какая похвальная усердность, – сказал я. – Дети! Посещайте занятия кружка «Юных киллеров»… пардон, «Юных физиков».
Дрюпин свистнул еще, и Сим с железным звуком запрыгнул на стол.
– Ты думаешь, он пройдет через клей-бетон? – спросил я. – Или просто решил продемонстрировать нам чудо кибернетической кинологии?
Дрюпин не ответил. Он закрепил Сима в тиски и принялся монтировать на спине устройство, напоминающее лафет для пушки. Я наблюдал. Работал Дрюпин хорошо. Вернее, отлично. Так быстро, что иногда я даже не замечал его рук. Со скоростью роботического конвейера. Гений.
Через десять минут устройство было готово. Дрюпин достал из кармана видеокамеру и укрепил ее на лафете.
– Интересная идея, – сказал я. – Ты оправдываешь мои ожидания, Дрюп. Ты очень, очень умный. Мозг не жмет?
– И как ты собираешься провести его в пятый блок? – спросила Сирень. – Вероятно, через… вентиляцию?
– Точно, Свет. А ну-ка, Сим, стоять.
Дрюпин высвободил пса из тисков и поместил его на пол. Подключил монитор. На экране появилось изображение. Я и Сирень. Глупое лицо. Не у меня, разумеется.
– Теперь посмотрим настройки. – Дрюпин начал работать дистанционным управлением.
Лафет мягко поворачивался вправо, влево, поворачивался назад, приподнимался и даже немного вытягивался вперед. Правда, при этом сам Сим несколько утрачивал равновесие. Качало его.
– Камера, конечно, слабенькая, да и люксов не хватает, – приговаривал Дрюпин. – Но подойдет, мы же не кино снимать собираемся…
– Что он у тебя болтается как пьяный? – спросила Сирень.
– Надо утяжелить конструкцию. – Дрюпин почесал подбородок и прицепил к брюху Сима дополнительную батарею.
– Не перегорит? – поинтересовался я.
– Перегорают китайские лампочки, – гордо ответил Дрюпин. – А это техника хай-энд, круче некуда. Сейчас и посмотрим…
Дрюпин забрался на стол, отвинтил решетку вентиляции, просунул руку.
– Подай, – попросил он. – Сима подай.
– Ты что, его прямо сейчас хочешь запустить? – насторожилась Сирень.
– А чего тянуть? Вентиляцию немцы делали, она простая, как овечьи какашки. Система единая, все блоки соединяет. Сейчас и опробуем.
Я осторожно поднял Сима. Дрюпин засунул его в вентиляцию. Затем устроился за столом.
– Ну, что, поехали? – Дрюпин усмехнулся, нажал на кнопку и отправил пса в путешествие по стальным кишкам базы.
Довольно долго на экране была одна чернота. Сим шагал по трубе, удаляясь в сторону пятого блока.
– У тебя схема есть? – спросил я. – Пятый блок не маленький, ты его весь день обследовать будешь. И ничего не найдешь.
– Я на него тепловизор мощный установил, – ответил Дрюпин. – Он определяет источники тепла. Так что мы будем проверять только нужные нам комнаты. Где есть люди.
– А как же уровни? – спросил я. – В пятом блоке может быть несколько уровней.
– Сим может передвигаться и вертикально. Я думаю, за ночь мы обследуем весь блок…
На экране появился свет. Световое пятно приближалось.
– Пустая комната, – сказал Дрюпин. – В ней людей нет.
Потянулись пустые комнаты, одна за одной. Очень скоро мне стало казаться, что весь пятый блок состоит целиком из пустых комнат.
– Переходим на второй уровень, – сказал Дрюпин.
Второй уровень мало отличался от первого. Мы нашли несколько обитаемых помещений, но в них сидели исключительно челы в белых костюмах. Челы либо смотрели в мониторы, либо возились с приборами. Еще была столовая, затем гигантское пустое помещение, проникнуть в которое не получилось, но Дрюпин сказал, что скорее всего это спортзал, склады с трубами и кабелями, жилые отсеки. Каждый раз, когда мы заглядывали в очередную комнату, Сирень отворачивалась. Не хотела вторгаться в чужую личную жизнь. Скромница, так бы и поцеловал в лобик.
То, что нам было нужно, обнаружилось на третьем уровне. Монитор показал комнату, в ней находились три человека. Сначала мы решили, что это очередной жилой бокс, но когда Сим приблизился к вентиляционной решетке, то стало ясно, что это особая комната. Мебели почти нет, только какие-то железные стулья.
– Стоп! – сказал я Дрюпину. – Подожди!
– Никого не видно, – Дрюпин ткнул пальцем в экран. – Может…
– Надо подождать.
Мы стали ждать. Сканер по-прежнему показывал наличие в комнате трех человек. Но видно их не было. Так продолжалось минут, наверное, двадцать. Потом в поле зрения вошел парень в желтой футболке и со стаканом чаю. Он уселся на стул возле стены и стал прихлебывать. Совсем обычный парень, ничем не примечательный. Я подумал – почему они все такие обычные? Почему этот парень, к примеру, не китаец? Или не одноногий? Почему все так скучно?
– Почему на камере нет микрофона? – спросила Сирень. – Лень устанавливать было?
– Бесполезно. У них ведь тоже есть глушилки. Правда, не такие мощные, как у меня. Надо читать по губам.
Дрюпин поглядел на меня.
– Мне неудобно читать так, – сказал я. – Он сидит вполоборота. А других и вообще не видно… Хотя…
Показался краешек стула. Затем рука с вытянутым пальцем. На пальце часы. Золотые, на цепочке. Золотые часы на цепочке, вытянутый палец – верный признак мозгокрута. Йодль, наверное. Часы стали раскачиваться, парень на стуле следил за ними, потом откинулся, приложившись затылком к стене.
– Он начинает говорить! – Дрюпин снова ткнул в экран своим явно нечистоплотным перстом.
– Я не могу читать…
– Читай, что можешь, потом запись расшифруешь.
Я стал читать по губам.
…никогда не думал, что так все будет… этот дурачок прыгнул… перейти барьер оказалось очень просто… взять… рыцарь по имени… такие смешные… яблоки, сыр… выхода нет… эльфы… эльфы… эльфы… оно поползло быстро-быстро, я едва успел… кобольды, они были со всех сторон… нет, не они… мы были окружены… стрела попала ему точно… рыцарь… вы знакомы с Артуром…
Парень встал и удалился из поля зрения камеры.
– Ерунда, – пробормотал Дрюпин. – И вообще, бред какой-то… Это что, юный псих? Почему там у них психоаналитик? И кто такой Артур?
– Я знаю только одного Артура, – сказал я.
– Тот, который король, – добавила Сирень.
– Вы что? – Дрюпин постучал себя кулаком по голове. – Вы на самом деле считаете, что этот парень говорил о короле Артуре?
– Нет, – хмыкнул я. – Он говорил о продавце бритвенных приборов…
– Они снова тут! – перебил Дрюпин.
Парень вернулся в свое кресло. В этот раз в руке у него была минералка. В кадре показался Ван Холл. Ван Холл был в майке, шортах и с сигарой в зубах.
– Доктор, начинайте, – сказал Ван Холл. – У нас мало времени.
Снова появилась рука с часами, снова обычный парень приложился затылком к стене.
– Расскажи мне о Персивале, – попросил Ван Холл. – Что ты знаешь о нем?
Мы переглянулись.
– Рыцарь Персиваль, – сказала Сирень. – Немцы бы сказали Парцифаль… Это один из рыцарей Круглого Стола. Соратник короля Артура, Ланцелота Озерного…
– И тот, кто отыскал Грааль, – сказал я. – Кажется…
– Что? – не понял Дрюпин.
– Грааль – чаша, служившая Христу и апостолам во время Тайной вечери, – объяснила Сирень. – Она делает своего обладателя бессмертным.
– И исполняет желания, – сказал я. – Некоторые считают, что Грааль исполняет желания.
– Я не пойму что-то, у нас что тут, клуб любителей рыцарства открыт? – нервно спросил Дрюпин.
– Ван Холл ищет золотую рыбку, – усмехнулся я. – Какая романтика…
– Он опять говорит! – громко сказала Сирень. – Этот парень!
Я снова стал переводить:
– …несколько человек, кроме… Игнацио, Эфиальт, Поленов…
Перед парнем расположился Ван Холл, переводить стало нельзя.
– Я ничего не понимаю, – сказал Дрюпин. – Игнацио, Эфиальт, Поленов… Кто это?
Сирень принялась теребить мочку уха.
– Поленов – это, наверное, художник, – сказала она. – Передвижник. Он «Московский дворик» нарисовал. Эфиальт – это что-то из Древней Греции, кажется… Игнацио… Игнацио… я не знаю, кто такой.
– Игнацио – это, наверное, Лойола, – я подмигнул Сирени. – Создатель ордена иезуитов.
Сирень согласно кивнула.
Все интереснее и интереснее становится. Безумие нарастает. В какой, однако, бредятине я проснулся.
Ван Холл шагнул в сторону, я снова стал читать по губам. Только вот это тяжело довольно было – у парня то ли зубы были выбиты, то ли дефект речи какой был, но говорил он как-то не так, я понимал одно слово из пяти, а то и меньше.
– …это точно, он погиб… может, год, может, чуть больше… неравный бой… красные волки… передал флаг… пердолет не выдержал… великий Пендрагон держит власть в своих крепких руках…
Ван Холл в майке снова загородил обзор.
– Пендрагон? – пожала плечами Сирень. – Они, вообще, о чем говорят? Я не пойму… Пендрагон – это предводитель драконов, кажется…
Ван Холл присел рядом с парнем.
– Ты в этом уверен? – спросил он.
Парень кивнул.
– Он погиб, значит? – продолжал Ван Холл.
Парень снова кивнул.
– А ты сам, говоришь, не видел? Сам, своими глазами?
Парень кивнул в очередной раз.
– Ладно – Ван Холл поморщился. – Доктор, выводите его.
Рука с часами вошла в кадр. Оказалось, что рука принадлежит все-таки Йодлю. Йодль скривил гримасу, щелкнул пальцами и всучил допрашиваемому стакан с витаминами. Тот принялся пить. Ван Холл подошел к парню, сунул ему планшетку с карандашом, попросил что-то нарисовать. Парень отказался, развел руками. Ван Холл с досадой швырнул планшетку на стол.
Парень улыбнулся. Ван Холл снова похлопал его по плечу.
– Все равно, спасибо тебе, – сказал он. – Ты нам очень помог в работе. Не волнуйся, мы компенсируем тебе затраты. И даже сверх того. Что ты хочешь?
Парень написал что-то на бумажке. Ван Холл посмотрел, кивнул, передал бумажку Йодлю.
– И еще, – сказал он. – Возможно, нам может понадобиться еще информация, ты сможешь нам помочь?
– Да, конечно, – кивнул парень.
Особого рвения его лицо не выражало, но, видимо, Ван Холл был щедр. Йодль ощупал у парня пульс, оттянул ему веки, проинспектировал зрачки, затем сказал:
– Некоторое время может болеть голова, потом пройдет. Ретрогипноз дает побочные эффекты. Мы сегодня хорошо поработали…
Йодль посмотрел на свой золотой хронометр.
– Почти девять часов. Надо отдохнуть.
Ван Холл кивнул.
– Возвращайся на «Бурелом», в свою каюту, – сказал он парню. – А насчет твоей просьбы… На следующей неделе все сделают. Можешь идти.
Парень удалился.
– У меня некоторые сомнения, – сказал Йодль осторожно.
Еще бы не осторожно! Кому хочется быть отлупленным лютней?
– Насчет кого? – так же осторожно спросил Ван Холл.
– Насчет всех. У них у всех серьезные проблемы, знаете ли. Психические. Они нестабильны. Вы знаете, что второй ненавидит своих родителей?
Это они обо мне. Вряд ли Дрюпин собирается разобраться с папой-мамой. Только вот почему «второй»? По отношению к кому это я второй? Что за дискриминация? Кто тогда первый?!
– Ну и что? – отмахнулся Ван Холл. – Все ненавидят своих родителей. Я ненавидел своих родителей, и ничего.
– Это не шутки, – Йодль был серьезен. – Что случится, если там он узнает тайну? О себе? О своем… появлении?
Йодль даже головой покачал.
Я стал смотреть внимательнее. Вот, оказывается, какие дела! Оказывается, что тайна, касающаяся моего появления, там.
Где «там»? Что значит «там»? И что значит «появления»? Какое-то слово нехорошее…
– А если остальные узнают? – продолжал Йодль. – Если остальные узнают про себя… И про связь…
– Что он говорит? – спросила Сирень.
– Трудно понять… Плохо видно…
Я подтянулся к экрану. Я соврал. Мне не хотелось, чтобы Сирень с Дрюпиным тоже знали. На всякий случай не хотелось.
Йодль даже подбоченился.
– Они могут сделаться неуправляемыми. Смогут ли они в таких условиях выполнить миссию?
Ван Холл не думая ответил:
– Смогут.
– Как?
– Это мои проблемы. Уже мои.
– Что они теперь говорят? – снова поинтересовалась Сирень.
– Ругаются, – ответил я. – Что-то у них с какими-то посадочными площадками не в порядке… Ничего интересного…
А интересного-то вагон с вагонеткой. Вот оно как, оказывается. Миссия, значит. Мы должны где-то выполнить какую-то миссию. И в этом где-то мы можем узнать о себе что-то.
Что-то.
Интересное.
Любопытное.
Страшное.
Правду.
Я хочу узнать правду. Правду хочу. Пусть даже во всей ее неприглядности. А там…
А там поглядим.
– Кстати, Йодль, – улыбнулся Ван Холл. – А как обстоят дела с…
Он отвернулся, и я так и не узнал, с чем именно.
Йодль тоже отвернулся.
Они разговаривали еще минут пять, затем поворотились обратно.
– … Ускорить все, – сказал Ван Холл. – Недавнее ночное происшествие…
Ван Холл огляделся.
– Медлить нельзя, – сказал он. – Он нашел нас. Теперь вторжение – вопрос дней…
Никакая это не тренировка была, я так и знал. Какое-то вторжение… Когда они, наконец, нам скажут правду? Скажут, что же все-таки это означает? Кто этот тип в капюшоне? Как он связан с нами?
– Вы уверены, что это вообще он? – спросил Йодль.
– Уверен. – Ван Холл принялся жевать сигару. – Даже больше. Мы собрали генетический материал из атриума. Это он. Он понял, что мы знаем, что он уцелел. И теперь он не стесняется. Раньше он таскал понемногу, потом был перерыв, когда он имитировал смерть. Теперь он не стесняется! Нападения на оружейные склады стали регулярными! Зачем ему оружие? Это же ясно! И вот он добрался досюда…
Кто он?!
Чуть не заорал я. Сдержался.
– Он видел… их? – почти прошептал Йодль.
«Их» – это, надо полагать, нас.
Ван Холл не ответил. Огляделся настороженно, будто они были не в комнате, а в лесу.
– Инцидент показательный. Мы не можем больше чувствовать себя в безопасности, медлить больше нельзя. Все могло раскрыться… И тогда…
Могло все раскрыться…
Что раскрыться?!!
Эти гады снова отвернулись.
Я чуть не подавился от злости, а проницательная Сирень спросила в очередной раз:
– Что там все-таки они сказали?
– Собираются нам еще проверок поустраивать, – буркнул я. – Йодль предлагает запустить в корпус комодских варанов…
– Каких еще варанов?! – возмутился Дрюпин. – Не надо мне никаких варанов! С анакондами разобрались, так они теперь варанами запугивают…
Дрюпин пустился в лай, а я вцепился в экран.
Думал, ну, может, повернутся, может, скажут что-нибудь еще. Может, тайна приоткроется…
Не повернулись. Не сказали. Не приоткрылась. Болтали еще минут десять. Удалились.
Все. Больше ничего.
Дрюпин поставил Сима на автоматический возврат и отвалился в кресле.
– Ну, что? – спросил он. – Что вы на все это скажете?
– А что тут можно сказать? – Сирень устроилась поудобнее.
– Мне кажется, ситуация лишь запуталась, – сказал я. – Мы так ничего толком и не выяснили…
– Сирень, предположи чего-нибудь? – попросил Дрюпин.
Сирень не ответила.
– А что можно тут предположить? – сказал я. – По-моему, Ван Холл просто на самом деле свихнулся. Нельзя все рационально объяснять. Вы знаете, в тысяча восемьсот девяносто третьем году один мексиканский миллионер начал копать туннель сквозь Землю. Он собирался прорыть его до Австралии, и по его проекту поезда должны были двигаться по туннелю с помощью вращения Земли.
– Прорыл? – поинтересовался Дрюпин.
– Нет, – сказал я. – Денег не хватило. Прорыл всего шестьсот метров. Может, Ван Холл тоже хочет что-нибудь в этом духе отмочить? Может, его эта установка останавливает вращение Земли.
– Зачем останавливать вращение Земли?
– Как зачем? На одной стороне тогда установится вечная зима и ледниковый период, а на другой все просто выгорит. Мир рухнет…
– Ерунда, – возразила Сирень. – В остановке Земли нет никакой прибыли. А Ван Холл задаром палец о палец не ударит…
– Это точно, – согласился Дрюпин.
– Ты видел, что у него за татуировка на спине? – усмехнулся я. – У него там Нерон! Вы знаете, чем прославился Нерон?
Дрюпин и Сирень кивнули.
Я предположил:
– Может, Ван Холл собирается остановить вращение Земли, чтобы вдохновиться на сочинение баллады для лютни! Такому человеку уже давно не надо пальцем о палец ударять, у него давным-давно все уже ударено. Ему десяток миллиардов – тьфу, он в неделю больше заколачивает. Когда у тебя есть целая куча бабок, начинаешь желать что-нибудь этакого… чего-нибудь для души.
– Остановить Землю… – сомневался Дрюпин. – На это нужна такая энергия… Ни у одного Ван Холла таких нет… Это даже теоретически маловероятно…
– Я думаю, что все проще, – пустым голосом сказала Сирень. – Я думаю, что Ван Холл не занимается несбыточными проектами, я думаю, он ищет некий предмет…
– Только не говори мне, что он и в самом деле ищет чашу Грааля! – хмыкнул я. – Давайте не будем впадать в бредологию…
– Не обязательно именно чашу, – продолжила спор Сирень. – Может, он на самом деле ищет Копье Судьбы, или Ноев Ковчег, или перстень Соломона. Да мало ли забавных вещиц в мире…
– Вы всерьез верите в это? Вы верите, что Ван Холл занимается подобной чепухой?
– Это не чепуха, – сказала Сирень. – Это совсем не чепуха.
И я вдруг неожиданно понял, и меня вдруг неожиданно посетило видение.
Вечер. Сирень сидит у себя в комнате, читает романы про рыцарей и благородных дам, точит нож и грезит о турнирах. На которых она будет выступать, переодевшись юношей. Ну и, само собой, будет там сражать всех своей ловкой рукой, пока ей не встретится рыцарь, благородный, как небеса. Он ее победит, и она в него влюбится самой роковой любовью, какую только можно представить под неверным светом Луны.
Лев молодой льву старому пробьет мозги чрез золотую клеть, ля-ля…
Сирень верит в рыцарей. Сирень верит в Короля Артура. Сирень верит в Грааль. Выйду на улицу, гляну зело, киборги гуляют, и мне, блин, весело. Ха-ха.
– Это не чепуха, – повторила Сирень. – В Германии во времена Гитлера существовала целая организация, которая только тем и занималась, что искала древние реликвии. Вообще считалось, что Гитлер обладает могуществом только благодаря Копью Судьбы…
– Красавица, – хмыкнул я, – хватит сказки сказывать, пора дело деловать…
– Дай доскажу! – злобно рыкнула Сирень. – Почему ты все время перебиваешь?!
– Давайте не будем ссориться, а? – попросил Дрюпин. – Висим, как на орбите, а вы еще грызетесь…
– Я просто хочу объяснить, – голос у Сирени стал более терпеливым. – Я хочу сказать… Вот мы услышали имя Персиваля. А между тем Персиваль, как я уже говорила, это один из рыцарей Круглого Стола. Который как раз прославился поисками чаши Грааля. Не исключено, что и Ван Холл этим же занимается. Ищет чашу, ищет тех, кто был к ней причастен. Денег-то и в самом деле девать некуда.
– А при чем тут этот… иезуит… Игнацио Лойола? – вмешался Дрюпин.
– Насколько я знаю, с Игнацио Лойолой связана одна очень интересная история. – Сирень пустилась в объяснения: – Он был простым неграмотным солдатом, полным ничтожеством. А потом совершенно внезапно за несколько лет он стал одним из первых людей в Европе. С чего это? Некоторые считают, что он каким-то образом отыскал Грааль или Копье Судьбы…
– Знаете, ребята. – Я выбрался из кресла. – Вы тут играйтесь сколько угодно. Во всемирный заговор, в спецназ рыцарей храма, в Шамбалу – это сейчас никому не запрещается. Даже наоборот, это сейчас модно. Друзья мои, ищите Грааль, Бердыш Провидения, что там еще есть из этого набора. Ваше дело. А я пойду поспать. Лучшего все равно не дано.
– Точно! – воскликнул вдруг Дрюпин. – Чаша Грааля дарует бессмертие!
Дрюпин проникся идеей бессмертия, это было мило.
– Дрюпин, – сказал я. – Я укажу тебе путь к бессмертию гораздо более доступный. Ты знаешь, что практически вечно живут обыкновенные щуки? У них отсутствует ген старения. Они гибнут с голоду. Становятся такими большими и неповоротливыми, что уже не могут ловить рыбу. И помирают. Так что, Дрюпин, питайся сырыми щуками и серьезно увеличишь продолжительность своего существования. Зачем тебе Грааль? И вообще, вместе питайтесь сырыми щуками – и рука об руку шагнете в двадцать второй век. Чего-чего, а щук в наших водоемах просто немереное количество обитает. Вы уже назначили?
– Чего назначили? – снова попался Дрюпин.
– Чего-чего, день свадьбы. Я подарю вам спиннинг. Будете счастливы, как две чау-чау. И вообще, пока, вам, друзья, семейного счастья!
И я направил прочь свои разочарованные стопы.
Глава 9. Планета Х
– Доктор, это не вашего предка повесили на Нюрнбергском процессе? – спросил я.
– Поднимайтесь. – Невозмутимый Йодль сполоснул стакан. – Ван Холл ждет вас. Через полчаса.
– Знаете, доктор, если в семье дурная наследственность, то это очень опасно! У вас случайно приступов кровожадности не случается?
Про приступы Йодль мне ничего не ответил.
Через полчаса я стоял в длинном бетонном коридоре пятого блока. Над головой у меня подрагивала мембрана, я чувствовал шевеление тонн клей-бетона, это было неприятное ощущение. Нет, я знал, что мембраны вполне надежны, но все равно удовольствия такое стояние доставляло мало.
Мы молчали. Сирень медленно постукивала кулаком по стене, набивала костяшки.
– Статистика утверждает, что в мире каждый год двадцать три тысячи мужчин гибнет от домашнего насилия, – сказал я. – Самое распространенное орудие убийства – тостер. Тостером по затылку. Четырнадцать процентов мужчин гибнет из-за того, что неправильно сморкаются. Ты, Дрюпин, как сморкаешься? Правильно? Эстетично?
Дрюпин не ответил, попытка разрядить обстановку не удалась.
Появился Ван Холл.
Ван Холл был один, без Седого, без Йодля, без японцев, без лютни, зато с корзинкой. К моему удивлению, в корзинке обнаружились шапки. Ушанки военного образца, цвета голубых кровей.
– Возьмите, – Ван Холл протянул нам шапки.
– Зачем? – удивился я.
– Раз я говорю, берите.
И Ван Холл напялил шапку себе на голову.
Я не стал спорить, шапку тоже надел. Глупо спорить с безумцем. Забавно, на левом ухе шапки стояло небольшое медное клеймо.
«VHC». «Van Holl Corporation». «Ван Холл Корпорейшн».
Шарашка, короче, Ван Холла.
Старина Ван Холл не гнушался даже шапками в цену полтинник за пару. Так и становятся триллионерами.
Дрюпин вздохнул и натянул треух. Сирень аккуратно подвязала клапаны и водрузила шапку на затылок. Тоже мне, модница-огородница.
– Дрюпин, – предложил я, – тебе надо обязательно приобрести для своей избранницы дизайнерские валенки. Ко Дню святого Валентина. И собственноручной иглой на них надо вышить надпись: «Больным фенилкетонурией употреблять воспрещается». После этого ее сердце будет окончательно покорено.
Дрюпин не ответил.
Ван Холл повернулся к нам, осмотрел. Остался доволен.
– Пришло время, – сказал он.
Начало эпическое. Пришло время «Ч». В Сантьяго пошел дождь.
– Сейчас я расскажу вам, чем мы тут занимаемся, – сказал Ван Холл. – Введу вас в курс дела…
Ван Холл поглядел в потолок. Сказал:
– Проект «Пчелиный волк» вступает в завершающую стадию. Об этом имею честь вам сообщить.
– Я так рад, что не могу даже дышать, – сказал я. – В зобу такое благораспространение, честное слово, Света подтвердит. Вы знаете, нашу Сирень, оказывается, зовут Света, я сегодня всю ночь умилялся…
– Хватит болтать, – оборвал меня Ван Холл. – Мы не в игры тут играем, мы занимаемся серьезным делом. Так что давайте двигайте вперед мелкими шагами. Герои.
Угу. Мы прошли под мембранами. Их было девяносто три штуки. Мембраны пульсировали со стальным визгом и воняли ацетоном. Я входил в будущее под запах ацетона, жестяной зуммер и бух-бух-бух кулаком в стену Сирени, такое тоже бывает.
В конце коридора обнаружилась дверь совершенно заурядного, даже какого-то канцелярского вида. Ну, хоть не зеленая.
– Прошу, – сказал Ван Холл. – Прошу пожаловать.
Ван Холл толкнул ручку и исчез. Мы исчезли тоже. Оказались в гигантском помещении.
Раньше это был спортзал. Или ангар. Или реакторный зал, не знаю уж, зачем такие размеры нужны. Я такого грандиоза никогда раньше не видел, в нем легко поместился бы девятиэтажный дом, а может, и двенадцатиэтажный. Триллионеры любят размах, таково свойство их личности.
– Масштабно… – прошептал Дрюпин.
Сирень была равнодушна, как всегда. В ее крови были индейские предки, как у Варгаса, точно. Может, она тоже Светлана Жетулио? Надо будет спросить.
Зал был пуст, так мне показалось сначала. Наверное, оттого, что в помещении плыл полумрак, ничего не видно, кроме мутных окон почти под самой крышей.
– Проходите к центру, там много интересного, – велел Ван Холл.
Наши шаги были глухи и неслышны, будто четыре муравья вошли в оцинкованное ведро. Один муравей я, другой муравей Ван Холл, ну, еще Дрюпин с Сиренью, это даже не муравьи, так, сапрофиты обыкновенные, им бы в коврике каком-нибудь водиться. Я шагал по холодному даже сквозь ботинки полу, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были интересные. В больших объемах пространство чувствуется особенно плотно.
Ван Холл был непохож на себя. Исчез весь идиотизм, исчезла эксцентричность. Он был деловит и собран. Таким я его еще не видел. Ван Холл хлопнул в ладоши. Под потолком зажглись прожекторы. Высота была такая, что до нас прожекторные лучи опускались уже не белыми, но синими. Похожими на колонны. В этих синих колоннах висели серебристые тросы, почти до пола. Когда мы подошли ближе, я увидел, что тросы покрыты зернистым голубым инеем.
Под тросами лежали фигуры, накрытые черным пластиком. Как трупы. А может, это и были трупы. Вокруг валялись опрокинутые пластиковые стулья. В беспорядке.
– И что мы тут делаем? – осторожно спросил я.
Ван Холл не ответил.
От снежных тросов исходил ощутимый мороз, наверное, это были части мощной охлаждающей установки. Внушительное место выбрал Ван Холл для финальной беседы – я не сомневался, что это финальная беседа. Впрочем, при финальной беседе так и должно быть. Лед и молчание, гибель богов. Ван Холл, триллионер со вкусом, медленно, стараясь держаться подальше от тросов, подкрался к ближайшей фигуре и сдернул пластиковое покрывало.
На секунду я испугался, что под пластиком окажется тот парень. Которого мы видели в допросной комнате.
Или другой парень. С алебардой который.
Трупак.
Но никаких парней на полу не оказалось. На бетонном полу в скрюченном состоянии лежал красный ящер. Точно такой, какого я прибил недавно в деревне Мертвожорке. Или в Мертворожке. Или в Мертвотворожке. В Мертвоотрыжке, короче. Не помню, как там. Там, где улица Всеобщей Безжалостности и пингвин.
Ван Холл сдернул соседнее покрывало. Под ним лежал еще один красный волк. У него не хватало задней лапы, а в шее торчали вилы с обломанной рукояткой. Кому-то даже бластера не понадобилось.
– Красиво, – сказал я. – Наш народ богат самородками. Некоторые медведя голыми руками загрызть могут! Или взять Дрюпинга. Недавно сказал, что дает обет в честь прекрасной дамы, что не будет чистить уши до тех пор, пока…
Дрюпин пихнул меня локтем.
– Что это? – спросила Сирень. – Кто они такие?
– Адский Бестиарий, – улыбнулся Ван Холл. – В количестве восемнадцати штук. Дорогие ребята, сейчас я проведу экскурсию по нашему чудовищному зоопарку! Лицам с нервными расстройствами, детям, психически неустойчивым гражданам смотреть воспрещается!
– А больным фенилкетонурией? – вмешался я. – Нет, я к чему все это? Просто наш Дрюпин страдает этим недугом, а признаться боится…
– Заткнись! – рявкнул Дрюпин.
Ван Холл указал мизинцем в сторону зверя.
– Животные подобного вида никогда не существовали на нашей планете, – сказал он. – Во все исторические и доисторические эпохи.
– Мало ли бывает? – Я пожал плечами. – Может быть, мутация? Вы знаете, по телику говорят, что каждый день в природе открывают новый вид живых существ. А динозавров изучено вообще меньше одного процента. Может быть, это реликтовый… реликтовый муравьед?
Ван Холл не ответил. Достал из кармана ножичек-выкидушку, такие в нашем приюте у всех были, нажал на кнопочку. Выпрыгнуло блестящее лезвие. Я продолжал удивляться. Ван Холл снова полез под тросы и принялся ковыряться своим холодным оружием. Сначала, как мне показалось, в ухе.
Мы молча переглядывались.
Минуту спустя Ван Холл вылез. Протянул руку. На раскрытой ладони лежали глаза. Глаза смотрели на меня, блестели заледеневшими белками.
– Мутанты, говоришь? – усмехнулся Ван Холл.
И он аккуратно, почти с хирургической точностью разрезал один глаз пополам. Разделил лезвием две половинки. Сунул эти половинки Сирени, та смотреть на них отказалась. Я не отказался.
Половинки глаза были холодные.
– Что мне с ними делать? – спросил я.
– Сдави, – ответил Ван Холл. – И увидишь.
Я сдавил половинку глаза. На ладонь мне выпал круглый блестящий предмет. Я протер его о рукав и обнаружил, что это монета. Четверть американского доллара.
– Денежка, – тупо сказал Дрюпин.
– Двадцать пять центов, – уточнил Ван Холл. – Четвертак.
И разрезал второй глаз. Внутри глаза оказалась точно такая же монета. Ван Холл отобрал у меня первую, подышал на них, протер и вставил себе в глаза.
Четвертаки блеснули в синем свете.
– Вы знаете, зачем мертвецам вставляли деньги в глаза?
– Знаю, – ответил я. – Когда мертвеца везли в гробу, у него часто от тряски открывались глаза…
– Это плата перевозчику Харону, – перебила меня Сирень. – За перевоз в страну мертвых.
– Молодец. – Ван Холл моргнул, и четвертаки выпали. – Что вы знаете про зверей, у которых в глазах монеты?
Про таких зверей я ничего не знал. Сирень и Дрюпин, судя по всему, тоже.
– А идеи какие-нибудь есть? – спросил Ван Холл.
Идей не было. Ван Холл наклонился и спрятал монеты в карман.
– Что означает факт присутствия полуволка-полуящера красного цвета с монетами в глазах? – спросил он. – Который не может существовать в нашем мире? Ведь он не может существовать?
– Нет… – сказал я. – Хотя эти модификаторы…
– Все модификаторы у меня в кармане. А в одиночку такую штуку разработать нельзя. К тому же подумайте, зачем делать животное с деньгами в глазах?
– Может, какой-нибудь ученый-маньяк? – предположил Дрюпин. – Знаете, сидя у себя в гараже, можно чего только не изобрести…
– Последнего ученого-маньяка я привлек в свою компанию около шести лет назад, – ответил Ван Холл. – Кстати, с ним связано ваше задание. Отчасти. Но если вы мне не верите, я могу экскурсию и продолжить.
Ван Холл наклонился к следующему мешку. В нем тоже был волк.
– В четырнадцати мешках эти мухоморы, – пояснил Ван Холл. – Не знаю, чем можно объяснить их появление… ну, да ладно. А вот дальше начинается интересное. Объект номер пятнадцать.
Ван Холл сдернул мешок.
Сначала я не понял.
– Это птеродактиль? – спросил я.
Сам я не очень верил, что это птеродактиль. Птеродактили не такие.
– Птеродактили не такие… – выдавил Дрюпин.
– Птеродактили не такие, – сказал Ван Холл. – У них хрупкие крылья, почти тряпичные. А у этого крылья хорошие.
Ван Холл попытался растянуть крыло лежащего на полу существа, но они примерзли к спине.
– Так или иначе, крылья у него сильные, – сказал Ван Холл. – Можете поверить мне на слово. Но это еще не все. Он каким-то образом может выдыхать пламя. Мои ученые бились над этим год, так и не смогли понять, как он это делает. Может, и все. Он сжег два штурмовых вертолета, пока мы пытались его поймать. Забавная тварь.
– Вы намекаете, что это…
Я никак не мог вытолкнуть нужное слово.
– Это дракон.
Сказала Сирень.
– Это дракон, – повторила Сирень своим индейским голосом.
Я посмотрел на Дрюпина. Дрюпин пожал плечами.
– Другого названия им еще не придумали, – сказал Ван Холл. – Дракон, он и есть дракон. Этот еще маленький совсем, мы определили, что ему полтора года.
Я сначала хотел высказаться по поводу, но потом решил подождать, пока Ван Холл не покажет нам всю коллекцию.
– У него тоже в глазах медяки? – спросил Дрюпин.
– У него в глазах ничего нет. Он и сам по себе хорош. Чего не могу сказать о следующем экземпляре. Номер шестнадцать.
Номер шестнадцать выглядел как настоящий динозавр. Таких показывают в фильмах про древность Земли, они там с аппетитом пожирают друг друга и белокурых красавиц. Небольшой, с гребнем и злой вытянутой мордой. Шкура черная, в мелких красных пятнышках. Мама-анархия.
– Это обычный динозавр. Не помню, как он называется, на велосипед похоже название. Обитал в какой-то там период, не помню, в какой. Возраст конкретно этой особи около трех лет.
– Это самец или самка? – спросила Сирень.
Интересно, зачем ей это знать.
Ван Холл такого вопроса не ожидал. Он задумался, потом сказал:
– Честно говоря, я не знаю. Надо выяснить.
Ван Холл достал совершенно заурядный мобильный телефон, набрал номер.
– Объект шестнадцать. Да? Самец или самка? Так выясните!!!
«Так выясните» Ван Холл проорал с такой яростью, что я даже вздрогнул.
– Они узнают, – Ван Холл спрятал трубку. – За что людям такие деньги плачу? Нет, в нашей стране никто не хочет работать…
– А вы продайте его японцам, – я указал на динозавра. – Они его клонируют, как мамонта. И будут потом в зоопарке показывать. Будут врать всем, что это маленький Годзилла.
– Я его уже клонировал, – буркнул Ван Холл. – В количестве пяти штук.
– Зачем? – поинтересовался Дрюпин.
– Одного подарил приятелю из Канады, он потом от него неделю на чердаке прятался.
Ван Холл искренне рассмеялся.
– А вообще-то они раком не болеют, хочу из них лекарства делать. – Ван Холл пнул существо ногой. – Полезный зверь. И шкура удивительно прочная… Давайте продолжим, осталось самое интересное.
Ван Холл подошел к семнадцатому экспонату.
– Вот это уже любопытное. – Он поеживался от холода, пытаясь отодрать от пола черный пластик.
Я помог. Пластик с треском отодрался.
Ван Холл выдержал паузу, как в драматическом театре города Шумикамышска. Затем дорвал мешок.
У Дрюпина поползла вниз челюсть. Именно поползла, как в кинах про живых мертвецов.
На полу лежала голова. Но не живого существа. Сначала я подумал, что это голова робота. Стальной цвет, плавные технические обводы. Место, где должны быть глаза, забрано мелкой и чуть выпуклой серебристой сеткой. Размером голова была примерно…