Что является материальной основой внимания? 3 страница

Связь воли и чувств выражается в том, что, как правило, мы обращаем внима­ние на предметы и явления, вызывающие у нас определенные чувства. Желание добиться или достичь чего-либо, точно так же как избежать чего-либо неприятно­го, связано с нашими чувствами. То, что для нас является безразличным, не вызы­вающим никаких эмоций, как правило, не выступает в качестве цели действий. Однако ошибочно полагать, что только чувства являются источниками волевых действий. Часто мы сталкиваемся с ситуацией, когда чувства, наоборот, выступа­ют препятствием к достижению поставленной цели. Поэтому нам приходится при­лагать волевые усилия к тому, чтобы противостоять негативному воздействию эмоций. Убедительным подтверждением того, что чувства не являются единствен­ным источником наших действий, служат патологические случаи потери способ­ности переживать чувства при сохранении способности осознанно действовать. Таким образом, источники волевых действий весьма разноплановы. Прежде чем приступить к их рассмотрению, нам необходимо познакомиться с основными и наиболее известными теориями воли и с тем, как они раскрывают причины воз­никновения волевых действий у человека.

15.2. Основные психологические теории воли

Понимание воли как реального фактора поведения имеет свою историю. При этом во взглядах на природу этого психического явления можно выделить два ас­пекта: философско-этический и естественнонаучный. Они тесно переплетаются и могут рассматриваться только во взаимодействии друг с другом.

Во времена античности и средневековья проблема воли не рассматривалась с позиций, характерных для современного ее понимания. Древние философы рас­сматривали целенаправленное или осознанное поведение человека только с пози­ции его соответствия общепринятым нормам. В античном мире прежде всего при­знавался идеал мудреца, поэтому античные философы полагали, что правила по­ведения человека должны соответствовать разумным началам природы и жизни, правилам логики. Так, по Аристотелю, природа воли выражается в формирова­нии логического заключения. Например, в его «Никомаховой этике» посылка «все сладкое надо есть» и условие «это яблоко сладкое» влекут за собой не предписа­ние «это яблоко надо съесть», а именно умозаключение о необходимости конкрет­ного действия — съедения яблока. Следовательно, источник наших сознательных действий кроется в разуме человека.

Надо отметить, что подобные воззрения на природу воли вполне обоснованны и поэтому продолжают существовать и сейчас. Например, Ш. Н. Чхартишвили вы­ступает против особого характера воли, считая, что понятия цель и осознание яв­ляются категориями интеллектуального поведения, и никакой необходимости вводить новые термины, по его мнению, здесь нет. Подобная точка зрения обосно­вана тем, что мыслительные процессы являются неотъемлемым компонентом во­левых действий.

Фактически проблема воли не существовала в качестве самостоятельной про­блемы и во времена средневековья. Человек рассматривался средневековыми фи­лософами как исключительно пассивное начало, как «поле», на котором встреча­ются внешние силы. Более того, очень часто в средневековье воля наделялась са­мостоятельным существованием и даже персонифицировалась в конкретных силах, превращаясь в добрых или злых существ. Однако и в этой трактовке воля выступала как проявление некоего разума, ставящего себе определенные цели. Познание этих сил — добрых или злых, по мнению средневековых философов, открывает путь к познанию «истинных» причин поступков конкретного человека.

Следовательно, понятие воли во времена средневековья в большей степени связывалось с некими высшими силами. Такое понимание воли в средние века было обусловлено тем, что общество отрицало возможность самостоятельного, т. е. независимого от традиций и установленного порядка, поведения конкретного члена общества. Человек рассматривался как простейший элемент общества, а на­бор характеристик, которые современные ученые вкладывают в понятие «лич­ность», выступал в качестве программы, по которой жили предки и по которой должен жить человек. Право на отклонение от этих норм признавалось лишь за некоторыми членами общины, например, за кузнецом — человеком, которому под­властна сила огня и металла, или за разбойником — человеком-преступником, про­тивопоставившим себя данному обществу, и т. д.

Вполне вероятно, что самостоятельная проблема воли возникла одновременно с постановкой проблемы личности. Это произошло в эпоху Возрождения, когда за человеком начали признавать право на творчество и даже на ошибку. Стало гос­подствовать мнение о том, что только отклонившись от нормы, выделившись из общей массы людей, человек мог стать личностью. При этом главной ценностью личности было принято считать свободу воли.

Оперируя историческими фактами, мы должны отметить, что появление про­блемы свободы воли было не случайным. Первые христиане исходили из того, что человек обладает свободой воли, т. е. может поступать в соответствии со своей со­вестью, может делать выбор в том, как ему жить, поступать и каким нормам следо­вать. В эпоху же Возрождения свобода воли вообще стала возводиться в ранг аб­солюта.

В дальнейшем абсолютизация свободы воли привела к возникновению миро­воззрения экзистенциализма — «философии существования». Экзистенциализм (М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж. П. Сартр, А. Камю и др.) рассматривает свободу как абсолютно свободную волю, не обусловленную никакими внешними социальны­ми обстоятельствами. Исходный пункт этой концепции — абстрактный человек, взятый вне общественных связей и отношений, вне социально-культурной среды. Человек, по мнению представителей данного направления, ничем не может быть связан с обществом, и тем более он не может быть связан никакими нравственны­ми обязательствами или ответственностью. Человек свободен и ни за что не мо­жет отвечать. Любая норма выступает для него как подавление его свободной воли. Согласно Ж. П. Сартру, подлинно человеческим может быть лишь спонтан­ный немотивируемый протест против всякой «социальности», причем никак не упорядоченный, не связанный никакими рамками организаций, программ, партий и т.д.

Такая трактовка воли противоречит современным представлениям о человеке. Как мы отмечали еще в первых главах, основное отличие человека как представи­теля вида Homo sapiens от животного мира заключается в его социальной природе. Человеческое существо, развивающееся вне человеческого общества, имеет толь­ко внешнее сходство с человеком, а по своей психической сути не имеет ничего общего с людьми.

Абсолютизация свободной воли привела представителей экзистенциализма к ошибочной трактовке человеческой природы. Их ошибка заключалась в непо­нимании того, что человек, совершающий определенный поступок, направленный на отвержение каких-либо существующих социальных норм и ценностей, непре­менно утверждает другие нормы и ценности. Ведь для того, чтобы отвергать что-либо, необходимо иметь определенную альтернативу, иначе такое отрицание пре­вращается в лучшем случае в бессмыслицу, а в худшем — в безумие.

Одна из первых естественнонаучных трактовок воли принадлежит И. П. Пав­лову, который рассматривал ее как «инстинкт свободы», как проявление активно­сти живого организма, когда он встречается с препятствиями, ограничивающими эту активность. По мнению И. П. Павлова, воля как «инстинкт свободы» высту­пает не меньшим стимулом поведения, чем инстинкты голода и опасности. «Не будь его, — писал он, — всякое малейшее препятствие, которое бы встречало живот­ное на своем пути, совершенно прерывало бы течение его жизни» (Павлов И. П., 1952). Для человеческого же поступка такой преградой может быть не только внешнее препятствие, ограничивающее двигательную активность, но и содержа­ние его собственного сознания, его интересы и т. д. Таким образом, воля в трак­товке И. П. Павлова рефлекторна по своей природе, т. е. она проявляется в виде ответной реакции на воздействующий стимул. Поэтому не случайно данная трак­товка нашла самое широкое распространение среди представителей бихевиориз­ма и получила поддержку в реактологии (К. Н. Корнилов) и рефлексологии (В. М. Бехтерев). Между тем если принять данную трактовку воли за истинную, то мы должны сделать вывод о том, что воля человека зависит от внешних усло­вий, а следовательно, волевой акт не в полной мере зависит от человека.

 

Имена

Корнилов Константин Николаевич (1879-1957) — отече­ственный психолог. Научную деятельность начал в качестве со­трудника Г. И. Челпанова. Несколько лет работал в Институте психологии, созданном Челпановым. В 1921 г. написал книгу «Учение о реакциях человека». В 1923-1924 гг. приступил к ак­тивной работе по созданию материалистической психологии. Центральное место в его взглядах занимало положение о пси­хике как особом свойстве высокоорганизованной материи. Эта работа закончилась созданием концепции реактологии, кото­рую в качестве марксистской психологии Корнилов пытался про­тивопоставить, с одной стороны, рефлексологии Бехтерева, а с другой — интроспективной психологии. Основным положе­нием этой концепции явилось положение о «реакции», которая рассматривалась как первоэлемент жизнедеятельности, сход­ный с рефлексом и вместе с тем отличающийся от него наличи­ем «психической стороны». В результате проводимой в 1931 г. так называемой «реактологической дискуссии» Корнилов отказался от своих взглядов. Впослед­ствии изучал проблемы воли и характера. Возглавлял Московский институт психологии.

 

В последние десятилетия набирает силу и находит все большее число сторон­ников другая концепция, согласно которой поведение человека понимается как изначально активное, а сам человек рассматривается как наделенный способностью к сознательному выбору формы поведения. Эта точка зрения удачно подкрепля­ется исследованиями в области физиологии, проведенными Н. А. Бернштейном и П. К. Анохиным. Согласно сформировавшейся на основе этих исследований кон­цепции, воля понимается как сознательное регулирование человеком своего пове­дения. Это регулирование выражено в умении видеть и преодолевать внутренние и внешние препятствия.

Помимо указанных точек зрения существуют и другие концепции воли. Так, в рамках психоаналитической концепции на всех этапах ее эволюции от З. Фрей­да до Э. Фромма неоднократно предпринимались попытки конкретизировать представление о воле как своеобразной энергии человеческих поступков. Для представителей данного направления источником поступков людей является не­кая превращенная в психическую форму биологическая энергия живого организ­ма. Сам Фрейд полагал, что это психосексуальная энергия полового влечения.

Весьма интересна эволюция этих представлений в концепциях учеников и по­следователей Фрейда. Например, К. Лоренц видит энергию воли в изначальной агрессивности человека. Если эта агрессивность не реализуется в разрешаемых и санкционируемых обществом формах активности, то становится социально опас­ной, поскольку может вылиться в немотивируемые преступные действия. А. Ад­лер, К. Г. Юнг, К. Хорни, Э. Фромм связывают проявление воли с социальными факторами. Для Юнга — это универсальные архетипы поведения и мышления, заложенные в каждой культуре, для Адлера — стремление к власти и социальному господству, а для Хорни и Фромма — стремление личности к самореализации в культуре.

По сути дела, различные концепции психоанализа представляют собой абсо­лютизацию отдельных, хотя и существенных, потребностей как источников че­ловеческих действий. Возражения вызывают не столько сами преувеличения, сколько общая трактовка движущих сил, направленных, по мнению привержен­цев психоанализа, на самосохранение и поддержание целостности человеческого индивида. На практике очень часто проявление воли связано со способностью противостоять потребности самосохранения и поддержания целостности челове­ческого организма. Это подтверждает героическое поведение людей в экстремаль­ных условиях с реальной угрозой для жизни.

В действительности мотивы волевых действий складываются и возникают в ре­зультате активного взаимодействия человека с внешним миром, и в первую оче­редь с обществом. Свобода воли означает не отрицание всеобщих законов приро­ды и общества, а предполагает познание их и выбор адекватного поведения.

15.3. Физиологические и мотивационные аспекты волевых действий

Волевые действия, как и все психические явления, связаны с деятельностью мозга и наряду с другими сторонами психики имеют материальную основу в виде нервных процессов.

Материальной основой произвольных движений является деятельность так на­зываемых гигантских пирамидных клеток, расположенных в одном из слоев коры мозга в области передней центральной извилины и по своим размерам во много раз превышающих окружающие их другие нервные клетки. Эти клетки очень час­то называют «клетками Беца» по имени профессора анатомии Киевского универ­ситета В. А. Беца, который впервые описал их в 1874 г. В них зарождаются им­пульсы к движению, и отсюда берут начало волокна, образующие массивный пу­чок, который идет в глубину мозга, спускается вниз, проходит внутри спинного мозга и достигает в конечном итоге мышцы противоположной стороны тела (пи­рамидный путь).

Все пирамидные клетки условно, в зависимости от их местоположения и вы­полняемых функций, можно разделить на три группы (рис. 15.1). Так, в верхних отделах передней центральной извилины лежат клетки, посылающие импульсы к нижним конечностям, в средних отделах лежат клетки, посылающие импульсы к руке, а в нижних отделах располагаются клетки, активизирующие мышцы языка, губ, гортани. Все эти клетки и нервные пути являются двигательным аппаратом коры головного мозга. В случае поражения тех или иных пирамидных клеток у че­ловека наступает паралич соответствующих им органов движения.

 

Рис. 15.1. Двигательные центры коры головного мозга у человека (по Гринштейну)

 

Произвольные движения выполняются не изолированно друг от друга, а в слож­ной системе целенаправленного действия. Это происходит благодаря определен­ной организации взаимодействия отдельных участков мозга. Большую роль здесь играют участки мозга, которые хотя и не являются двигательными отделами, но обеспечивают организацию двигательной (или кинестетической) чувствительно­сти, необходимую для регуляции движений. Эти участки располагаются сзади от передней центральной извилины. В случае их поражения человек перестает ощу­щать собственные движения и поэтому не в состоянии совершать даже относи­тельно несложные действия, например взять какой-либо предмет, находящийся возле него. Затруднения, возникающие в этих случаях, характеризуются тем, что человек подбирает не те движения, которые ему нужны.

Сам по себе подбор движений еще не достаточен для того, чтобы действие было выполнено умело. Необходимо обеспечить преемственность отдельных фаз дви­жения. Такая плавность движений обеспечивается деятельностью премоторной зоны коры, которая лежит кпереди от передней центральной извилины. При пора­жении этой части коры у больного не наблюдается никаких параличей (как при поражении передней центральной извилины) и не возникает никаких затрудне­ний в подборе движений (как при поражении участков коры, расположенных сза­ди от передней центральной извилины), но при этом отмечается значительная не­ловкость. Человек перестает владеть движениями так, как он владел ими ранее. Более того, он перестает владеть приобретенным навыком, а выработка сложных двигательных навыков в этих случаях оказывается невозможной.

В некоторых случаях, когда поражение этой части коры распространено в глубь мозгового вещества, наблюдается следующее явление: выполнив какое-либо дви­жение, человек никак не может его прекратить и продолжает в течение некоторого времени выполнять его много раз подряд. Так, собираясь написать цифру «2» и сделав движение, необходимое для написания верхнего кружка цифры, человек с подобным поражением продолжает то же самое движение и, вместо того чтобы завершить написание цифры, пишет большое количество кружков.

 

Из истории психологии

Патология воли

Патология воли чаще всего выражается в нарушении регуляции поведения человека. Это может проявляться или в нарушении критично­сти, или в спонтанности поведения. В качестве иллюстрации приведем несколько описаний по­добных больных из книги Б. В. Зейгарник «Па­топсихология». «...Поведение этих больных обнаруживало патологические особенности. Адекватность их поведения была кажущейся. Так, они помогали сестрам, санитарам, если те их просили, но они с той же готовностью выполняли любую прось­бу, даже если она шла вразрез с принятыми нормами поведения. Так, больной К. взял без разрешения у другого больного папиросы, деньги, так как кто-то "его попросил сделать это"; другой больной Ч., строго подчинявшийся режиму госпиталя, "хотел накануне операции выкупаться в холодном озере, потому что кто-то сказал, что вода теплая".

Иными словами, их поведение, действия мог­ли в одинаковой мере оказаться адекватными и неадекватными, ибо они были продиктованы не внутренними потребностями, а чисто ситуаци­онными моментами. Точно так же отсутствие жалоб у них обусловливалось не сдержанно­стью, не желанием замаскировать свой дефект, а тем, что они не отдавали себе отчета ни в своих переживаниях, ни в соматических ощущениях. Эти больные не строили никаких планов на будущее: они с одинаковой готовностью согла­шались как с тем, что не в состоянии работать по прежней профессии, так и с тем, что могут успешно продолжать прежнюю деятельность. Больные редко писали письма своим родным, близким, не огорчались, не волновались, когда не получали писем. Отсутствие чувства горести или радости часто выступало в историях болез­ни при описании психического статуса подобных больных. Чувство заботы о семье, возможность планирования своих действий были им чужды. Они выполняли работу добросовестно, но с та­ким же успехом могли бросить ее в любую ми­нуту.

После выписки из госпиталя такой больной мог с одинаковым успехом поехать домой или к товарищу, который случайно позвал его.

Действия больных не были продиктованы ни внутренними мотивами, ни их потребностями. Отношение больных к окружающему было глу­боко изменено. Это измененное отношение особенно отчетливо выступает, если проанали­зировать не отдельные поступки больного, а его поведение в трудовой ситуации. Трудовая дея­тельность направлена на достижение продукта деятельности и определяется отношением че­ловека к этой деятельности и ее продукту.

Следовательно, наличие такого отношения к конечному результату заставляет человека предусматривать те или иные частности, дета­ли, сопоставлять отдельные звенья своей рабо­ты, вносить коррекции. Трудовая деятельность включает в себя планирование задания, конт­роль своих действий, она является прежде все­го целенаправленной и сознательной. Поэтому распад действия аспонтанных больных, лишен­ных именно этого отношения, легче всего про­является в трудовой ситуации обучения.

...С. Я. Рубинштейн отмечает, что [такие] больные, начав что-либо делать, редко прекращали работу по своей инициати­ве: это случалось лишь при каких-либо внешних поводах, например при поломке инструмента, запрещении персонала и т. п. Обращало на себя внимание то обстоятельство, что они почти не регулиро­вали своих усилий, а работали с максимально доступной интенсивностью и темпом, вопреки целесообразности. Так, например, больному А. поручили обстрогать доску. Он строгал ее быстро, чрезмерно нажимая на рубанок, не заметил, как всю сострогал, и продолжал стро­гать верстак. Больного К. учили обметывать петли, но он так поспешно, суетливо протяги­вал иглу с ниткой, не проверяя правильности сделанного прокола, что петли получались уродливыми, неправильными. Работать медлен­нее он не мог, как его ни просили об этом. Меж­ду тем, если инструктор садился рядом с боль­ным и буквально при каждом стежке "покрики­вал" на больного: "Не торопись! Проверь!" — больной мог сделать петлю красивой и ровной, он понимал, как это нужно сделать, но не мог не спешить.

Выполняя простейшее задание, больные всегда совершали множество излишних суетли­вых движений. Они, как правило, работали по методу "проб и ошибок". Если инструктор спра­шивал о том, что они предполагают нужным сделать, то очень часто ему удавалось получить правильный ответ. Будучи, однако, представле­ны сами себе, больные редко пользовались сво­ей мыслью как орудием предвидения.

Это безучастное отношение к своей дея­тельности выявилось в процессе эксперимен­тального обучения. В течение 14 дней с этими больными проводилось систематическое обу­чение: заучивание стихотворения, складывание мозаики по предложенному образцу и сорти­ровка пуговиц. Была выделена группа больных с массивными поражениями левой лобной доли, у которых клиника и психологическое исследо­вание выявили грубый синдром аспонтанности. Больные были в состоянии механически выучить стихотворение, они могли легко выложить фи­гуры из мозаики, но не могли спланировать ра­циональные приемы или видоизменить предло­женные им извне, чтобы закрепить или ускорить работу. Так, выкладывая мозаику без плана, они не усваивали и не переносили предложенные им извне приемы и на следующий день повторяли прежние ошибки; они не могли овладеть систе­мой обучения, планирующей их деятельность. Они не были заинтересованы в приобретении новых навыков обучения, совершенно безучаст­но относились к нему, им были безразличны ко­нечные результаты. Поэтому они и не могли вы­работать новых навыков: они владели старыми умениями, но им было трудно освоить новые.

Пассивное, аспонтанное поведение сменя­лось нередко у этих больных повышенной откликаемостью на случайные раздражители. Несмотря на то что такого рода больной лежит без всякого движения, не интересуясь окружа­ющим, он чрезвычайно быстро отвечает на во­прос врача; при всей своей пассивности он час­то реагирует, когда врач беседует с соседом по палате, вмешивается в разговоры других, становится назойливым. В действительности же эта "активность" вызывается не внутренними по­буждениями. Подобное поведение следует трактовать как ситуационное».

По: Зейгарник Б. В. Патопсихология. — М.: Изд-во МГУ, 1986.

 

Помимо указанных участков мозга следует отметить структуры, направляю­щие и поддерживающие целенаправленность волевого действия. Всякое волевое действие определяется определенными мотивами, которые должны быть удержа­ны на протяжении всего выполнения движения или действия. Если это условие не соблюдается, то выполняемое движение (действие) прервется или заменится други­ми. Важную роль в удержании цели действий играют участки мозга, располо­женные в лобных долях. Это так называемые префронтальные участки коры, кото­рые в ходе эволюции мозга формировались в последнюю очередь. При их пораже­нии наступает апраксия, проявляющаяся в нарушении произвольной регуляции движений и действий. Человек с таким поражением мозга, начав выполнять ка­кое-либо действие, сразу прекращает или изменяет его в результате какого-либо случайного воздействия, что делает невозможным осуществление волевого акта. В клинической практике описывался случай, когда такой больной, проходя мимо раскрытого шкафа, вошел в него и стал беспомощно озираться вокруг себя, не зная, что делать дальше: одного вида открытых дверей шкафа оказалось достаточным для того, чтобы он изменил первоначальное намерение и вошел в шкаф. Поведе­ние таких больных превращается в неуправляемые, разорванные действия.

На почве мозговой патологии может возникнуть и абулия, проявляющаяся в отсутствии побуждений к деятельности, в неспособности принять решение и осуществить нужное действие, хотя необходимость его осознается. Абулия вызва­на патологическим торможением коры, в результате которого интенсивность им­пульсов к действию оказывается значительно ниже оптимального уровня. По свидетельству Т. Рибо, один больной по выздоровлении так говорил о своем состоя­нии: «Недостаток деятельности имел причиной то, что все мои ощущения были необыкновенно слабы, так что не могли оказывать никакого влияния на мою волю».

Следует отметить, что особое значение в выполнении волевого действия имеет вторая сигнальная система, осуществляющая всю сознательную регуляцию чело­веческого поведения. Вторая сигнальная система активизирует не только мотор­ную часть поведения человека, она является пусковым сигналом для мышления, воображения, памяти; она же регулирует внимание, вызывает чувства и таким об­разом влияет на формирование мотивов волевых действий.

Поскольку мы подошли к рассмотрению мотивов волевых действий, необхо­димо различать мотивы и само волевое действие. Под мотивами волевых действий подразумеваются те причины, которые побуждают человека действовать. Все мо­тивы волевых действий могут быть разделены на две основные группы: основные и побочные. Причем, говоря о двух группах мотивов, мы не можем перечислить мотивы, входящие в первую или вторую группу, потому что в различных услови­ях деятельности или у различных людей один и тот же мотив (побудительная при­чина) может быть в одном случае основным, а в другом — побочным. Например, для одного человека стремление к познанию является основным мотивом написа­ния диссертации, а достижение определенного социального положения — побоч­ным. В то же время для другого человека, наоборот, достижение определенного социального статуса является основным мотивом, а познание — побочным.

В основе мотивов волевых действий лежат потребности, эмоции и чувства, ин­тересы и склонности, и особенно наше мировоззрение, наши взгляды, убеждения и идеалы, которые формируются в процессе воспитания человека.

15.4. Структура волевого действия

С чего начинается волевое действие? Конечно, с осознания цели действия и связанного с ней мотива. При ясном осознании цели и мотива, вызывающего ее, стремление к цели принято называть желанием (рис. 15.2).

Рис. 15.2. Психологическая структура волевого акта

Но не всякое стремление к цели носит достаточно осознанный характер. В за­висимости от степени осознанности потребностей их разделяют на влечения и же­лания. Если желание осознанно, то влечение всегда смутно, неясно: человек осо­знает, что ему чего-то хочется, чего-то не хватает или ему что-то нужно, но что именно, он не понимает. Обычно люди переживают влечение как специфическое тягостное состояние в виде тоски или неопределенности. Из-за своей неопреде­ленности влечение не может перерасти в целенаправленную деятельность. Поэто­му влечение часто рассматривают как переходное состояние. Представленная в нем потребность, как правило, либо угасает, либо осознается и превращается в конкретное желание.

Следует отметить, что далеко не всякое желание приводит к действию. Жела­ние само по себе не сдержит активного элемента. Прежде чем желание превратит­ся в непосредственный мотив, а затем в цель, оно оценивается человеком, т. е. «фильтруется» через систему ценностей человека, получает определенную эмо­циональную окраску. Все, что связано с реализацией цели, в эмоциональной сфе­ре окрашивается в положительные тона, равно как все, что является препятстви­ем к достижению цели, вызывает отрицательные эмоции.

Имея побуждающую силу, желание обостряет осознание цели будущего дей­ствия и построение его плана. В свою очередь, при формировании цели особую роль играет ее содержание, характер и значение. Чем значительнее цель, тем бо­лее мощное стремление может быть вызвано ею. Желание не всегда сразу претворяется в жизнь. У человека иногда возникает сразу несколько несогласованных и даже противоречивых желаний, и он оказыва­ется в весьма затруднительном положении, не зная, какое из них реализовать. Пси­хическое состояние, которое характеризуется столкновением нескольких желаний или нескольких различных побуждений к деятельности, принято называть борьбой мотивов. Борьба мотивов включает в себя оценку человеком тех оснований, которые говорят за и против необходимости действовать в определенном направ­лении, обдумывании того, как именно действовать. Заключительным моментом борьбы мотивов является принятие решения, заключающегося в выборе цели и способа действия. Принимая решение, человек проявляет решительность; при этом он, как правило, чувствует ответственность за дальнейший ход событий.

Рас­сматривая процесс принятия решения, У. Джемс выделял несколько типов реши­тельности.

1. Разумная решимость проявляется тогда, когда противодействующие моти­вы начинают понемногу угасать, оставляя место альтернативе, которая вос­принимается совершенно спокойно. Переход от сомнения к уверенности пе­реживается пассивно. Человеку кажется, что основания для действия фор­мируются сами по себе в соответствии с условиями деятельности.

2. В случаях, если колебание и нерешительность слишком затянулись, может наступить момент, когда человек скорее готов принять неверное решение, чем не принимать никакого. При этом нередко какое-нибудь случайное об­стоятельство нарушает равновесие, предоставив одной из перспектив пре­имущество перед другими, и человек как бы подчиняется судьбе.

3. При отсутствии побудительных причин, желая избежать неприятного ощу­щения нерешительности, человек начинает действовать как бы автоматиче­ски, просто стремясь к движению вперед. То, что будет потом, в данный мо­мент его не заботит. Как правило, этот тип решительности характерен для лиц с кипучим стремлением к деятельности.