Глава, по моим подсчетам, девятая 1 страница

(Немного кулинарии, немного светских развлечений, немного полезных советов. НУ НЕТУ ПРИРОДЫ, И ВСЕ ТУТ.)

День прошел тоскливо. Была пятница, и народ не работал, а занимался всякими разными приготовлениями к грядущим выходным. Пару раз я перехватила косые взгляды, полные любопытства, но, поскольку мое здоровье не позволяло мне не то что разговаривать – сидеть, я не сочла нужным что-либо предпринимать. Андрея не было. Он вернулся с переговоров часам эдак к четырем и, подарив обществу дружелюбный кивок, скрылся у себя. К нему сразу же рванула встревоженная Анечка с очередным планом экономии, а остальные выстроились в очередь. Выйдя от руководства, Анечка гордо вскинула голову и выдала:

– Ему понравилось. Сказал, чтобы я сегодня над этим поработала, а в понедельник принесла ему окончательный вариант. Так что этот вечер просьба не занимать. Надеюсь, возражений ни у кого нет?

Последняя фраза явно была адресована мне. С таким же успехом она могла провоцировать стену. Я разумно решила не беспокоить Андрея и свой утомленный организм, а пойти и хорошенько отоспаться, но эта вредина – Ленка вечно искала проблем на свою голову.

– Похоже, что Андрей Николаевич уже дрожит от мысли остаться с нашей поэтессой наедине. Так что ты, Анечка, сегодня будешь выступать в качестве громоотвода.

Если вы еще не поняли, это она так пыталась сказать гадость одновременно и мне, и Анечке, а также успокоить самое себя. Ну как можно было ей позволить так обижать милую Анечку? С наглой уверенностью во взгляде я набрала внутренний номер.

– Слушаю, – похоже, мои сеттеры сегодня здорово набегались и устали. Голос у Андрея был слегка грустный и, как бы это поточнее сказать, какой-то помятый.

– Это я, Андрей Николаевич. Мы с вами договорились на пять или на шесть, я что-то не припоминаю? – Конечно, мы ни о чем не договаривались, но я наивно надеялась на быстроту его мыслительной реакции.

– О чем договорились? Кто это говорит? – Быстрота реакции внушала опасения за скорость и адекватность остальных физиологических процессов.

– Значит, в шесть. Тогда я думаю, что лучше подожду вас в офисе, а ужинать мы поедем прямо отсюда, – я поставила ударение на слове «ужинать».

– Постойте, я…

Не дав ему закончить и многозначительно произнеся «увидимся», я положила трубку и воззрилась на онемевшую Ленку, похожую на удивленную лошадь все того же Пржевальского.

– Надеюсь, возражений ни у кого нет? – процитировала я Анечку. – И вопросов, думаю, тоже не осталось…

Вопросов не было, зато было такое всеобщее недоумение, смешанное с недоверием, что от этого даже окна в офисе запотели. Ленка, намеренно не замечая моего присутствия, развела руками (опять же изящно) и объявила:

– Свихнуться! Ужинать с Андреем! Я два года с ним работаю и до сих пор в офисной столовке с ним рядом не сидела. Тут что-то не так.

– Ладно, – успокоил всех Митрич. – Ужин еще ничего не значит, я тоже часто приглашаю всяких дурочек покушать, даже на кофе потом зову, ну и все прочие дела… Но это не говорит о том, что я на них жениться собираюсь. И кстати, еще не доказано, что они куда-то вдвоем идут, может, там деловые переговоры или еще какая-нибудь мура.

Одна из Наташ покраснела и закашлялась. По-видимому, она была одной из последних дурочек Митрича. Я же не ответила на его реплику и лишь сделала таинственное лицо. С этим лицом мне удалось продержаться до ухода коллег. Подождав еще минут эдак двадцать, я постучалась к Андрею.

– Кто? – рявкнул он так, что я даже вздрогнула. Сеттеры имеют обыкновение звереть в полнолуние.

– Это я, Андрей Николаевич. Это я днем звонила и про ужин болтала. Простите, если помешала, – я была такая вся тихая и крошечная, как полудохлая мышка. Думаю, даже Кларисса Старлинг не вела себя так осторожно с Ганнибалом Лектером. Ей приходилось, между прочим, существенно легче. У него намордник был, а мне предстояло обходиться без всякой атрибутики. – Простите. Простили? Правда? Я так и думала. Вы всегда так ко мне добры.

– Ну что вы еще придумали? Какой ужин? Я устал ужасно, – по глазам Андрея было видно, что он не просто устал. Выжат как лимон, до последней капельки. С моей стороны было бы просто жестоко требовать от него внимания и заботы.

– Все о’кей, Андрей Николаевич. Никаких ресторанов. Публика разбрелась по домам, и нам только надо вместе выйти, потому что наша неутомимая бухгалтерша сейчас трудится у себя в углу за сейфом и, увидев нас, дружелюбно беседующих, в понедельник доложит всем об увиденном в красках и полутонах, что, собственно, и требуется. Пойдемте!

– Тогда скорее, – он слегка успокоился, избавившись от кошмарной перспективы совместного со мной приема пищи.

Мы дружно прошли мимо открытой двери бухгалтерии, хором пожелали черной от ревности Анечке удачно поработать и вышли на воздух.

– Всего доброго, – он направился к машине, а я развернулась было к метро, как вдруг увидела невдалеке «мерседес» Митрича с потушенными фарами. Он давно должен был быть уже дома или где-нибудь в другом месте с очередной «дурочкой». С какой это стати он оставил здесь свой обожаемый «мерс»?

Ответ возник немедленно, я пригляделась. Даже и сомневаться не стоило: внутри «мерина» в тесноте, да не в обиде тусовалось человек эдак пять. Ага!!! Коварные и хитромудрые Джеймсы Бонды! Значит, хотите уличить меня во лжи? Дурачье! Я живенько метнулась за Андреем, открыла правую дверцу и плюхнулась на сиденье рядом с ним, как раз в тот момент, когда он включил зажигание. Андрей от неожиданности вздрогнул.

– Слушайте, я от вас скоро заикаться начну.

– Тогда у вас будет хотя бы один недостаток, и вы станете похожи на настоящего человека.

– А сейчас я на что похож, по-вашему? – сердился он.

– На данный момент вы смахиваете на разъяренного тигра, а обычно похожи на сфинкса, – попыталась я сделать комплимент.

– Почему на сфинкса? У него же нос отбитый, а с моим все в порядке.

– Вообще-то я выразилась не в плане носа, а в плане невозмутимости и чуда света, но, если вас не устраивает сфинкс, пусть будет Колосс Родосский или висячие сады Семирамиды, – моя лесть становилась все грубее и грубее, но он почему-то не покупался.

– А что это вы делаете у меня в машине? – Наконец-то он сообразил, что что-то не так.

– Я скрываюсь от наблюдения. Эти коварные чингачгуки настойчиво идут по нашим следам. Сейчас они, между прочим, сидят в серебристом «мерседесе», припаркованном на расстоянии десяти метров от нас, и грызут локти в злобном бессилии.

– Таак. Что-то говорит мне, что мы взаправду едем ужинать? – Он начинал нервничать, что мне совершенно не нравилось, но с чем я ничего не могла поделать.

– Похоже, что да, – покорно вздохнула я. – Ладно, я не стану много есть. Я вообще буду пить только минеральную воду без газа. Ну поехали, что ли…

Он выжал газ с такой злостью, что машина рванула с места, как у Шумахера в «Формуле-1». Все завизжало, заскрипело, заурчало, а я постаралась вдавить себя в кресло и стать совсем незаметной. Андрей молчал и злился (ой, боялась я злобно молчащих сеттеров!). Мы с бешеной скоростью пилили по Кутузовскому, а я следила в зеркало заднего вида за прицепившимся к нам хвостом.

– Никак не оторваться. Митрич – классный водитель. Может, переулками скроемся. Или можно забиться в арку, а потом развернуться и смыться, – откомментировала я и поинтересовалась: – А куда мы едем, Андрей Николаевич?

– Слушайте, если вы не замолчите, я действительно развернусь и пойду в лобовую атаку. Знаете, Лариса, сегодня благодаря вам я вынужденно отказался от нормального сна, поэтому хоть поесть я хочу хорошо. Мы с вами едем туда, где вкусно кормят, – он действительно злился, но его еще живое чувство юмора подсказывало мне, что меня сегодня не оставят без ужина.

– Роскошно! За последние пять лет вы первый мужчина, которого я лишила сна, хорошо, что хоть не аппетита, – все же не удержалась я.

– Молчите или я вас высажу прямо здесь!

Я приняла разумное и своевременное решение заткнуться.

* * *

Тихие, покорные и робкие официанты сновали от столика к столику. Мы сидели в самом конце зала. Это место выбрала я, мотивируя открывавшимся удачным обзором, но на самом деле мне не хотелось смущать Андрея моим видом, который был здесь явно ни к селу ни к городу. Народец в этом борделе подобрался исключительный. По всему судя, они насмотрелись фильмов про английскую аристократию девятнадцатого века. Не хватало лишь тростей, цилиндров и клюшек для гольфа. В другое время я бы обязательно отколола какой-нибудь трюк, чтобы разбудить это спящее царство, но сейчас все мое внимание было сконцентрировано на пальме, за которой виднелся картофелеобразный нос Митрича, а также Ленкина лошадиная физия и Наташины коленки.

– Смотрят, смотрят – доморощенные церэушники – просто глаз не сводят. Скрылись в пампасах, закамуфлировались под аборигенов и наивно полагают, что сумели достойно замаскироваться. Непрофессионально, – я вела репортаж о слежке.

– Что будете заказывать? – Юный мальчик в форме официанта с кислым лицом склонился надо мной в почтительном поклоне.

– Половинку картошки в мундире, дуэт из соленых огурцов, а еще очень много водки, – мне хотелось посмотреть, как он удивится, но он аккуратно стал принимать заказ.

– Дама шутит, – Андрей укоризненно покачал головой.

– Ничего дама не шутит. У меня, между прочим, хронический гастрит, а вы хотите, чтобы я травила свой многострадальный желудок всеми этими экзотическими морепродуктами сомнительного происхождения. Будь вы на месте моего гастрита, что бы вы сделали, увидев какую-нибудь устрицу лицом к лицу?

– Лариса, вы когда-нибудь бываете серьезной? Хоть изредка? – И этот туда же. Меня постоянно обвиняли в несерьезности. Все. Ну, может, за исключением братца, который просто балдел от моих неприличных шуточек и разнообразных приколов.

– Ладно, так и быть, – мне стало жаль моего спутника и мальчика-официанта заодно. – Давайте тогда этих вареных розовых уродцев с хвостиками и салат, что ли, какой-нибудь.

– Дама просит креветок, – разъяснил мой великолепный и на удивление понятливый спутник. Он тоже сделал заказ. Я взглянула на пальму. Линия фронта не изменилась. Дислокация оставалась прежней.

– Вот паразиты. Залегли и не двигаются. Поглядите только.

– Не обращайте внимания, Лариса, а лучше выберите аперитив. Как насчет сухого мартини?

Похоже, он принимал меня за одну из этих изящных рафинированных дам с оттопыренными мизинчиками и томными очами.

– «Джонни Уокер», черный, двойной, со льдом. Пора уже выучить мои вкусы, все-таки как-никак я претендую на роль вашей избранницы, и, кстати, начинайте бросать на меня нежные страстные взгляды, ведь подразумевается, что вы в меня уже почти влюблены.

– Доведете вы меня, Лариса. Я сейчас действительно начну что-нибудь в вас бросать. От «чувств-с». Потяжелее, – Андрей смерил меня взглядом, который можно было назвать нежным с очень большой натяжкой, но тут принесли креветок, и я оставила Андрея в покое.

– Ужас какой!.. Какие-то мутанты. Где вы их ловите, таких здоровых? Они ничем таким не болели перед смертью? – допрашивала я официанта. – А почему они в кожуре, их надо было освободить от оперения перед кулинарной обработкой. Теперь мне придется ковыряться в них ножом, а я, между прочим, боюсь любых хирургических вмешательств. Да и нож-то толком держать не умею.

Мальчик слегка покраснел и пытался что-то объяснить недоверчивой и капризной мне, но я не успокаивалась:

– И цвет у них какой-то неестественно фиолетовый. Где вы их храните?

– У нас все продукты свежие, – обиделся официант. – Креветки еще час назад, можно сказать, ползали (думаю, мальчик хотел пошутить).

Я всплеснула в отчаянии руками.

– Ползали. А вы их в кипяток! Живьем! Бесчеловечно! Обратите внимание, Андрей Николаевич, вы везете даму ужинать, не выяснив заранее ее отношение к флоре и фауне. Должно быть стыдно…

– Мне стыдно?! Навязались на мою голову и мой бумажник. Вот теперь и разбирайтесь с вашими членистоногими самостоятельно. А то сейчас отправлю вас домой своим ходом, – Андрей старался скрыть улыбку.

Официант растерянно хлопал глазами.

– Ступай, мой юный друг. Ступай и на досуге поразмысли о бессмысленной жестокости этого мира, – отпустив его величественным жестом, я вздохнула и зверски набросилась на бедных фиолетовых жертв кипятка, одна из которых вдруг выскочила у меня из тарелки и, чересчур ловко для вареной проскользнув под соседний столик, остановилась. Такой вот пассаж.

– Он же сказал, что они час назад еще ползали. Теперь вот бегать научились, – не удержался Андрей.

Сидевшие за соседним столом американцы дружно расхохотались. Краснолицый дедушка с акульей улыбкой поднял креветку с пола и, завернув в салфетку, галантно подошел и преподнес мне:

– Вы что-то уронили, юная леди. Позвольте вернуть вам это непослушное животное, – у него был совершенно сумасшедший техасский акцент, и мне приходилось здорово напрягаться, чтобы его понять.

Мобилизовав свои серые клетки и вспомнив, что когда-то мое произношение считалось идеальным, я выдала свою версию происшедшего:

– Ну что вы, просто я позволила креветке прогуляться в последний раз, откуда же я знала, что она попытается эмигрировать в Штаты, – после этого я поблагодарила техасского дедушку за любезность, и он вернулся к своим.

– Если я не ошибаюсь, вы сейчас разговаривали на английском, причем на хорошем английском. Что-то я не припоминаю, чтобы вы демонстрировали эти таланты на работе, – Андрей был, похоже, удивлен, он даже забыл про мой промах с летающей креветкой.

– Да что вы говорите, Андрей Николаевич? Ну надо же! С ума сойти! Неужели я говорила на английском? Вы уверены, что это был английский, а не арабский или, там, урду? Невероятно! – Мои глаза вылезали из очков и орбит в неподдельном изумлении. – Это, Андрей Николаевич, наверняка от смущения и шока. Непредсказуемый выброс гормонов. Знаете, как это бывает при форс-мажорных обстоятельствах? Человеческий организм способен на невероятное, ну там, через пропасть перепрыгнуть, на неизвестном языке заговорить или на высоченную пальму залезть без рук. Феномен, загадка природы!.. – резюмировала я, отметив по ходу, что за пальмой все оставалось без изменений.

– И много у вас таких загадок, хотел бы я знать, – Андрей, качая головой, пережевывал омара отвратительного вида. Он разумно не доверял феноменам.

– Да что вы, я обычный серый обыватель, с серыми увлечениями, серым окружением и серым веществом… Сплошная серость, и все тут!

Андрей внезапно закашлялся, с искренним ужасом уставившись куда-то поверх моей головы. Я проследила за его взглядом, подняла глаза и оторопела. Ко мне со спины тихонечко подкрадывался Женюлик. Мой чудный дружок Женюлик. Он ступал на цыпочках, готовя, видимо, для меня сюрприз своим неожиданным появлением. Женюлик преуспел. Сюрприз получился на все сто.

Дело в том, что Женюлик думал, что он трансвестит. Он одевал свое мускулистое кривоногое и волосатое тело в вечерние платья и туфли на шпильках, его лицо было заштукатурено тональным кремом, из-под которого обычно проглядывала щетина, на голове Женюлик носил белый длинноволосый парик а la Diva. Сегодня он себе не изменил. Может, его лиф был чуть более открытым, чем обычно, и только. Я к Женюлику за месяцы нашей дружбы вполне привыкла, но для неподготовленного человека зрелище должно было быть по меньшей мере чудовищным.

Около полугода назад я нашла Женюлика в боулинге, когда он пытался вскрыть себе вены перочинным ножом. Пока кто-то звал милицию, а кто-то скорую, я пинками затолкала его в такси и привезла домой, где бабуля сослепу приняла его за мою подружку, что сделало Женюлика ее вечным поклонником. Я отпоила Женюлика коньяком, отправила в душ, накормила борщом и осуществила психотерапию на скорую руку, без комментариев выслушав душераздирающую историю его несчастной любви. Наутро Женюлик ушел с исцеленной психикой. С тех пор он позванивал мне время от времени, таскал меня иногда по странным местам или же приходил ко мне за очередной дозой моральной поддержки, раз в неделю мы мило щебетали по телефону, и я всегда была рада услышать его грубый бас или увидеть квадратную фигуру. Но не сегодня.

– Здравствуй, Лора, – томно промяукал Женюлик и мокро поцеловал меня в щеку. Я прошипела ему на ухо: «Испарись немедленно. Позвоню завтра». Нисколько не обидевшись, Женюлик испарился, а я заботливо ударила кашляющего Андрея по спине.

– Это кто был? – Андрей смотрел во все глаза на удаляющегося Женюлика.

– Так, друг, точнее подружка. И, пожалуйста, будьте осторожнее во время еды. А то можете подавиться. Страшная смерть, между прочим. Кстати, знаете, что надо делать, если кто-то с вами за столом начинает давиться и кашлять? – Я пыталась отвлечь его внимание от Женюлика, который дефилировал между столиками с бокалом шампанского в руке. – Надо, не теряя ни секунды, взять нож, вспороть этим ножом трахею пострадавшего в районе адамова яблока, освободив таким образом доступ кислорода в организм, и, вставив в образовавшееся отверстие какую-нибудь пластмассовую трубочку – лучше ту часть от губной помады, которая выворачивается, – вдыхать в эту трубочку воздух до приезда скорой помощи. Только главное, чтобы рука не дрогнула, а то можно невзначай перерезать сонную артерию.

– Тогда я могу быть спокоен, – с откровенным сарказмом заметил он. – У вас, Лариса, рука не дрогнет, – он придвинул к себе основное блюдо и продолжил трапезу.

Мне ничего не оставалось делать, как присоединиться к нему. Оставшаяся часть ужина прошла более-менее спокойно. Наши преследователи тоже чего-то там жевали, скорее всего, за митричевский счет. Андрей слегка успокоился и даже рассказал мне какую-то веселую историю о своей последней поездке в Швейцарию, я же старалась вести себя прилично и не расстраивать уже достаточно вытерпевшего Андрея. Не удержалась я только однажды, когда официант попытался убрать у меня из-под носа пепельницу, полную окурков.

– Кууда? Стооой, юноша бледный со взором горящим! Не тронь моих бычков, будучи в хорошем настроении, я люблю их докуривать. А сейчас я поела и ушла в нирвану, – мальчик бросил пепельницу обратно на стол и больше не появлялся. Счет нам принес суровый метрдотель. Пока Андрей расплачивался, я пыталась найти для себя ответ на вопрос, почему это метрдотели всегда суровые, швейцары усатые, официанты подобострастные, а горничные пышные.

– Возьмите меня под руку, – прошептала я Андрею, вставая. – И не вздумайте оглядываться. Выходим, садимся в машину и сматываемся. Полагаю, если мы поторопимся, на сегодня слежка закончится. Они еще не доели мороженое и не расплатились, поэтому у нас есть блестящий шанс оторваться. И нежнее, нежнее. Смотрите мне в глаза и не забывайте придерживать за талию. Показать, где талия?

– Уж в этом я разберусь.

– Куда?! Выше талия, а то, за что вы держитесь, – переходная зона между талией и… – Я запнулась.

– И? – заинтересовался Андрей.

– И ногами, Андрей Николаевич. Кстати, мы уже вне наблюдения. Убирайте-ка ваши руки с переходной зоны. Пора ехать.

В машине меня распирал жуткий смех – было сложно удержаться, глядя на трагическое выражение лица Андрея.

– Спасибо за чудесный вечер, – у него это прозвучало немного иронично.

– Это вам спасибо, держались стойко. Половина стоимости съеденного за мной. Отдам позже. Высадите меня у ближайшего метро и езжайте спокойно спать.

– Ладно уж, подкину вас до дома, тем более что бессонница мне обеспечена. Где вы живете?

Я подумала, что жестоко будет тащить его до родителей в Митино, поэтому назвала бабулин адрес. Он застонал.

– Сами напросились на джентльменство, – я поудобнее устроилась и закурила.

Андрей тихо выругался и свернул на Ленинградку.

* * *

В окошко приветливым лучиком стучалось субботнее солнце. Утро усиленно намекало на погожий день. Я красила ресницы, а бабуля с детским восторгом взирала на это полузабытое действо.

– Кто это тебя привез вчера на «запорожце»? – У бабули все маленькие машины были «запорожцами».

– Так, знакомый. Вместе работаем.

– Представительный мужчина. Холостой? – Та-ак, началось.

– Женат, бабуля, четверо детей и жена – топ-модель, прима-балерина и лауреат Нобелевской премии.

– Тогда скоро помрет. Есть смысл ждать, – все незнакомые иностранные слова моя бабушка воспринимала не иначе как название страшной болезни с неизбежным летальным исходом. Количество будущих потенциальных сирот ее тоже не смущало, главное, чтобы присутствовало двустороннее неземное чувство. – Тебя-то любит, что ли? – поинтересовалась она.

– Безумно! Жить не может без меня! Все время плачет и умоляет о взаимности. Плачет и умоляет. Плачет и умоляет. Жалко даже, – я вдруг представила рыдающего у моих ног Андрея, и мне стало весело и одновременно немного грустно.

Картина рисовалась комичной, но в то же время не была лишена приятности. Кажется, он начинал отрицательно действовать на остатки (если хотите – останки) моих типично женских качеств. Знаете, когда я почувствовала, что его ладонь прикоснулась к моему телу, пусть через свитер, пусть по моей просьбе – неважно, мне показалось, что в ушах зазвенело, а в глазах помутнело. Ах, негодяй Фрейд… Но, слава богу, мой здоровый прагматизм и способность объективно мыслить мне не изменяли, а то я рисковала влюбиться так, как давно не пробовала. Но к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Лишнее. Абсолютно лишнее.

«Ах, как порой противно мне мыслить объективно», – сказала я своему отражению в зеркале и вздохнула. Отражение ничего хорошего не ответило.

– Бабуля, меня уже нет. Папа позвонит, скажешь, что еду на машине, поэтому буду поздно.

Мне стоило многих трудов завести старенький «москвич», доставшийся мне в результате широкого жеста моего родителя. Наконец-то он зафырчал, заплевался, и мы присоединились к тысячам других шизофреников, именующих себя автовладельцами.

До предков (или, как нынче принято говорить, шнурков) я доехала часа за четыре. Мое умение жать на педали и крутить баранку радовало только мою бабулю. Всех прочих оно повергало в ужас. Я либо ползала по дорогам заболевшей черепахой, либо, наплевав на все, включая свое блестящее будущее, давила на акселератор с озлобленностью старой девы. В каждом из двух случаев я представляла помеху для других водителей, ужас, летящий на крыльях ночи, для пешеходов и постоянную статью доходов для гибэдэдэшников.

– Доехала, ну и ладно, – мама перекрестилась, – кушать иди.

– Не хочу, что нового?

– Отец в командировке, а твой брат опять нашел новую девицу.

Моя мама очень трепетно относилась к пассиям братца. На моей личной жизни предки давно уже поставили крест, и не один, поэтому все у нас дома крутилось вокруг брата и его «девиц». Все бы ничего, но девицы требовали от братца внимания, а внимание требовало текущего финансирования. А это бремя почему-то ложилось на мои плечи.

– Что за девица? Мама, папа кто? Где учится? – Мое любопытство было вполне объяснимо. Название школы или колледжа, профессия мамы и папы, возраст и увлечения «девицы» играли существенную роль в определении объема инвестиций. Я давно мечтала, чтобы братец познакомился с хорошей девочкой лет тринадцати из нормальной школы с нормальными родителями. Так нет же. То его на дочь депутата Госдумы потянуло. То с танцовщицей из «Тодеса» замутил. А недавно так вообще отмочил: у девочки папа – посол дружественной державы, мама – титулованная особа, а сама девочка какая-то вундеркиндиха-художница. На день рождения дарили ей кисти. Ушла моя зарплата полностью, зато вундеркиндиха целый день была счастлива и одаривала моего братца вниманием и любовью.

– Не знаю, что за девица. Они пошли на ипподром, кататься. У девочки там своя лошадка.

Я схватилась за сердце. А потом на аэродром пойдут, да? Полетать на собственном реактивном самолете. Нет, блин, на новый двигатель у меня зарплаты не хватит.

– Мне никто не звонил? – немного успокоившись и плотно закусив, спросила я.

– Ой, знаешь, звонил этот твой стоматолог и какая-то девушка. А… Ольга Шпитко, кажется…

Надо же… С чего бы это Шпитко нарисовалась? Мне даже стало любопытно. Мы с Ольгой никогда в подругах не ходили, так «здрасте – здрасте, как дела». Хм.

Глава десятая

(Он, она, фауна и никакой флоры.)

«Она озиралась по сторонам и искала его. Наконец-то он появился. Он выделялся из толпы своей мужественной внешностью, и она сразу же заметила, что на этот раз он был еще более великолепен. Она часто задышала, но постаралась скрыть от него свое возбуждение».

Конечно, идея встретиться в воскресенье опять исходила от меня. Толчком послужил тот самый звонок Ольги Шпитко. В субботу вечером она таки перезвонила. Ей вдруг, видите ли, захотелось узнать, как у меня дела. То есть если до этого ей было абсолютно все равно, занимаюсь ли я по выходным альпинизмом или шляюсь по притонам, то в эту субботу ее прямо-таки расперло от желания выяснить мои планы.

– Хочешь пригласить меня в Париж на пару деньков или просто проверяешь, дома я или провожу вечер с вашим драгоценным Андрюшей?

Она отнекивалась, отказывалась и в конце концов призналась, что получила задание выяснить, что я делаю в этот вечер и на следующий день. Похоже, против меня создалась мощная коалиция. Ну что ж, береги– Значит, сегодня ты дома? – Ольга Шпитко одновременно устраивала домашние разборки мужу-профессору. Прикрыв ладонью трубку, она грозно озвучивала ему перечень заданий на воскресенье. Все было великолепно слышно. Мужу – профессору кафедры квантовой химии – вменялось в обязанность перестирать тюли, отмыть балкон, выбросить наконец-то прогнившее одеяло с антресолей и выгулять детей. Радости чужой семейной жизни в очередной раз убедили меня в правильности моего независимого существования.

– Значит, дома ты? – повторила Ольга.

– Поскольку я тебе отвечаю сама, скорее всего, я дома, если еще не обзавелась двойником, что нереально. Я единственна и неповторима.

– Ну мы так и думали, что это он тебя по случайности или по работе позвал вчера на ужин, – сделала вывод она.-… И выбить половик… – это она квантовому химику.

– Ха! Сегодня я дома, потому что некому посидеть с братом, – вообще, мой брат-подросток уже не нуждался в няньке, но это было первое пришедшее мне в голову объяснение. – А завтра мы, – я выделила это МЫ, чтобы она поняла, что речь идет не обо мне и брате, – проводим день вместе.

– Врешь!

Ну, в общем-то, я врала, ну и что с того?

– Да чтоб у меня все глаза на лоб повылазили! Идем гулять в зоопарк.

И откуда возник этот зоопарк, не знаю, надо было хоть Третьяковку назвать, что ли, или Воробьевы горы в крайнем случае. Но зоопарк так зоопарк, отступать было некуда. Ольга Шпитко, еще поохав и поахав, отключилась, а я, чтобы спасти свои глаза от вылезания на лоб, набрала номер Андрея.

Ну разумеется, он упирался, ну разумеется, возмущался и, разумеется, в конце концов согласился.

– Ну а почему зоопарк? – спросил он устало.

– А чем вам не нравятся животные? Вы, вообще, когда в последний раз общались с дикой природой иначе чем по телевизору? Посмотрите на жирафов, кенгуру и аллигаторов. Там еще есть парнокопытные и пернатые.

– Я бы лучше поработал, Лариса. А перенести никак нельзя?

– Нет! – отрезала я. – Завтра в десять, и точка. Я, значит, пытаюсь вас развлечь и развеять, а вы еще и упираетесь. Делай после этого людям добро…

– Хорошо, хорошо, пусть будет дикая природа. Кстати, думаю, вы, Лариса, весьма удачно впишетесь в местную общину приматов, – он решил немного поиздеваться.

– Не впишусь, потому что я вымерший вид, как птеродактиль. Чтобы вы знали, птеродактиль – это такая кожаная птица с перепонками между пальцев. Хищник. Меня надо в палеонтологический музей, а не в зоопарк, – парировала я.

– Вы, Лариса, ошибка природы, а я совершеннейший бесхребетный идиот, который идет на поводу у этой ошибки. Завтра в десять у входа.

* * *

Я увидела его почти сразу. Он стоял у ворот среди пестрой толпы шумных маменек, обремененных семейными обязанностями папенек и диких детишек.

– День добрый, Андрей Николаевич.

– Добрый? Неужели? Не заметил. Меня здесь уже защипали и затолкали, вы бы хоть не опаздывали на полчаса. Идемте, птеродактиль, я взял входные билеты.

– Вы взяли два билета, а нас сегодня будет трое.

– Что, неужто эта ваша «подружка» решила присоединиться? – Он театрально схватился обеими руками за голову. – Этого мне не пережить.

– Да нет, не переживайте, это всего лишь…

Мой брат выскочил из-за угла:

– А, вот вы где! Ух ты, класс! – Он с неподдельным восхищением оглядел Андрея.

Они, кстати, здорово друг на друга походили. Оба светлые, синеглазые, уверенные, оба в шортах и дурацких длинных рубахах в клетку. С банданами на шеях и бейсболками на затылках.

– Сестра, прими мои поздравления, – братец шутовски раскланялся. – На этот раз ты сумела оторвать блестящий экземпляр, достойный лучшей коллекции, – нагло заявил тинейджер вместо приветствия.

– Владик, закрой пасть и веди себя соответственно своему возрасту, – я не то чтобы засмущалась, просто мой братец имел обыкновение уничтожать нормальных и взрослых людей своей юношеской бесцеремонностью. – Познакомьтесь, Андрей Николаевич. Это мой брат – Владислав. Не думаю, что он будет мешать, если что, его можно где-нибудь случайно потерять, и всё. Пришлось взять с собой, поскольку просто невозможно было от него отвязаться. Невероятно прилипчивый тип.