Глава, по моим подсчетам, девятая 8 страница
– Если думаешь, что сделал мне плохо, то ошибаешься. Я всю жизнь мечтала принять такой душик. Можешь добавить. – Я зажмурилась в ожидании продолжения. – Давай-давай, лей до конца. Доставляй мне удовольствие, – но вместо холодного вонючего «Джонни», я вдруг почувствовала, как его теплые губы коснулись моих, а руки проскользнули под неплотно запахнутый халат. Я попробовала было вырваться, но он, вытащив меня из кресла, поставил на ноги и притянул к себе, так что ни возможности, ни желания сопротивляться не осталось.
Халат имел наглость развязаться, и я прекрасно догадывалась, какую картину из себя представляю.
– Ты чего делаешь? – смогла выдохнуть я, подставляя шею для поцелуя.
– Не даю пропасть виски, – он слизнул капельку с моей щеки. – А что, какие-то возражения?
– Возражений бездна, – я запнулась, его ладонь скользила по моей груди, и направление скольжения давало повод к размышлениям о духовном, и не только.
«Похоже, я предаю собственные принципы, – подумала я, – ну и пошли они, эти принципы, если они такие принципиальные». Я уже собралась скидывать халат, как он отстранился и оставил меня в чудовищно растрепанном – и возбужденном состоянии.
– Что, уже все? Продолжения не будет? – поинтересовалась я дрожащим голосом, не спеша прикрываться.
– Хватит! Мое чувство мести удовлетворено. Можешь пойти и помыть голову, а заодно прийти в себя.
Ах, вонючка, так, значит, это он мне так отомстил! Я на секунду рассвирепела, но затем взглянула на Андрея и успокоилась.
Отомстил… Ну это он мог рассказывать кому другому. Если у меня дрожал голос, конечности и все остальное, ему тоже было не легче. И спрятать он это не мог (ну вы понимаете о чем я). Я усмехнулась, глядя как он пытается взять себя в руки.
– Андрюша, хороший мой. У меня, ко всему прочему, невероятная клаустрофобия. Я боюсь находиться одна в маленьких закрытых помещениях. Ты со мной не побудешь, пока я приведу себя в порядок?
Он вымученно рассмеялся.
– Какие кардинальные изменения!.. Вчера в ответ на мое серьезное предложение ты обозвала меня кобелем и начисто мне отказала, а сегодня силой затаскиваешь меня с собой в ванную. Я начинаю думать, что ты сплошное противоречие.
– Неаа. Я тоже тайный самец-олимпиец. Когда на меня нападают, я обороняюсь, а когда от меня убегают – преследую, – покаялась я.
– Так-так – начинаю понимать стратегию. Значит, я должен убегать, чтобы добиться цели.
– Ага. Примерно так! Андрей, ты больше не злишься? – вспомнила я про бедную Марину с супругом.
– Нет. Постой, не уходи, – он поймал меня за локоть и усадил к себе на колени.
После недавней сцены глупо было сопротивляться, поэтому я удобненько устроилась и, чтобы не показалось мало, обняла его за шею. Догадливый сеттер тут же воспользовался ситуацией, разложив руки на моих голых коленках, что было весьма приятно.
– Ну и что мы будем с тобой сейчас делать, мое милое чудовище?
– Мыть голову и прочие комплектующие. А что, есть альтернатива?
– Да я не об этом, – он потихонечку потянул меня за рукав, так что обнажилось плечо, и он смог потереться об него подбородком.
– Не знаю, – честно ответила я. – Не могу прийти к окончательному решению. Знаешь, как говорится: и хочется, и колется, и еще что-то про маму.
– Ну, то, что хочется, я понял, – он улыбнулся и, дотронувшись губами до моего уха, прошептал: – Идем мыть голову?
– Сама справлюсь, сиди, где сидишь. Не люблю, когда у меня в волосах шебуршатся всякие чужие существа, – буркнула я, вставая.
Вот вы сейчас наверняка обвиняете меня в непоследовательности. Мол, то упирается, а то сама пристает, а потом опять упирается. А между прочим, это абсолютно нормальное поведение для влюбленной дуры. Вот и я, будучи абсолютно влюбленной и абсолютно дурой, металась из крайности в крайность. Мне то хотелось, плюнув на все, прижаться к нему всем телом и прожить одну, но зато КАКУЮ ночь, то внутри все закипало и переполнялось желчью, которую надо было на него вылить, а иногда возмущался здравый смысл и давил на чувства, шепча: «Главное – денежки, а все остальное приложится». То есть я сама себе напоминала камень на перепутье: прямо пойдешь – голову потеряешь… От головы здорово несло сивушными маслами.
Я все-таки помыла эту голову, которую не стоило терять, и вернулась в комнату.
– Ну и в каком мы настроении сейчас? Нападательном или убегательном? – Андрей поймал меня в дверях и пристально вглядывался в меня синими глазищами.
– В здравоосмыслительном, – я показала ему фигу.
– Ну, значит, нам сегодня ничего не светит. – Он отпустил руки и оставил меня в покое.
– Ни сегодня, ни завтра и никогда, – гордая я гордо вскинула горделивую голову и, переполняемая гордыней, прошествовала к дивану – сплошная «Гордость и предубеждение». С такими лицами борцы за веру шли на костер.
– Нет и не надо. Можно подумать, очень хочется. Мы, будучи беспринципными самовлюбленными Казановами, вообще не привыкли настаивать. Женщины сами пачками бросаются к нашим ногам, а мы расхаживаем по трупам, упиваясь собственной безнаказанностью, – он уселся на полу возле моих (вернее, его) тапочек и продолжал разводить демагогию: – Поэтому, получив случайный, подчеркиваю – случайный отказ, я не огорчаюсь и, с легкостью забыв об этом инциденте, перехожу к другой, более сговорчивой и доступной кандидатуре, благо таковых достаточно. Я меняю любовниц с частотой один раз в полчаса и отмечаю на стене крестиками количество проходящих через мои руки женщин…
Пока он нес всю эту чепуховину, у меня стали слипаться глаза, и незаметно для себя я заснула. А что вы хотели после таких-то переживаний? (Учтите также количество выпитого.)
Глава двадцать вторая
(Кульминационная и поэтому гениальная. Кстати, на этот раз с подробным описанием, но не природы.)
Поутру я обнаружила себя все на том же диване.
– Утро доброе. Чистить зубы и завтракать. – У сеттеров было хорошее настроение, и они улыбались во всю пасть.
– А почему никто не переместил мое уставшее тело на более удобное место? – Я выкарабкалась из-под плюшевого одеяла.
– Угу. Чтобы я надорвался и помер. Нет уж, Лариса, героизм не по моей части. Что другое – это я завсегда, а таскать на себе тушки – это не ко мне.
– Ладно, ты великодушно прощен. Пойду в туалет исследовать себя на предмет изнасилования… Признаков агрессии не обнаружено, – констатировав этот факт, я преспокойненько улеглась обратно.
– На работу ты не собираешься? – Андрей, завязывая галстук, подошел к дивану и наглым образом отобрал у меня одеяло и подушку.
– Ты что? Где это ты видел, чтобы секретарши, вступившие в половую связь с шефом, ходили на работу? Я намерена поступать по законам жанра и собираюсь проваляться весь этот день на диване. Впрочем, если будет настроение, может, прошвырнусь по магазинам, дабы потратить деньги, выданные тобой «на булавки», – с этим я потянула одеяло обратно к себе.
– Значит, поступаем точно по законам жанра? – переспросил он.
– Запросто, – подушка вернулась на место без особого сопротивления.
– Хм, будем тогда соответствовать жанру, – он бесцеремонно подвинул меня к стенке и лег рядом, – то есть шеф, вступивший в связь с секретаршей, обязан пожертвовать работой ради длительного и бурного секса и провести рабочие часы в постели с любовницей.
– Ты чего? А как же прибыли компании? – Я попыталась вскочить, но он удержал меня за плечи.
– Прибыли подождут. Все! Тихо. Власть переменилась! Не орать, не лягаться и не острить. Иначе привяжу к кровати и наплевать мне на всё! Лучше отсидеть несколько лет, чем еще пять минут терпеть твои капризы.
Какой там капризничать, я и пискнуть-то не могла. Достаточно ему было прижать меня к себе и прикоснуться губами к моим глазам, как система самозащиты разблокировалась и сознание поплыло-полетело куда-то к чертовой бабушке. Пока я искала, где же живет эта чертова бабушка, он каким-то образом освободился от лишней одежды (похоже, для него всякая одежда была лишней) и освободил от нее и меня. Я чувствовала его каждым кусочком кожи, каждой клеточкой. Его нежные губы на моих плечах, руках, груди. Его теплые пальцы, ласкающие мое тело. Его бедра под моими ладонями. Боже ты мой, со мной творилось что-то невероятное. В никуда испарилась язвительная и мерзопакостная Лариска, и на ее место водворилась сексуальная кошка с извращенным воображением. То, что я вытворяла, даже и описать стыдно. Слава богу, думала я, что, помимо любовных романов, иногда почитываю порнографическую литературку, похаживаю по Интернету, так что не ударю в грязь лицом. В общем, я просто позабыла про все свои надуманные принципы и стремление к здоровым партнерским отношениям и отдалась на волю провидения. В тот момент провидение звали Андреем. По всем признакам, провидению тоже нравилось заниматься со мной любовью, поскольку оно время от времени начинало часто-часто дышать, и синие глаза затягивало сладкой поволокой. А я… Я таяла. Я стала одним большим куском сливочного мороженого под лампой накаливания. Я чувствовала, что где-то у меня есть голова, тело, ноги, пальцы, но все это существует безотносительно меня. Остался только он. Остались только его руки, только его губы. В общем, чего долго расписывать и распространяться на всем известную тему. Если кому-то требуется детальное описание, его можно найти в любом белообложечном шедевре, а мне почему-то не хочется вдаваться в физиологические подробности и писать о том, как «его страстная горячая плоть слилась с источником ее наслаждения». Уж больно забавно выглядят все эти метафорки, сравнения, гиперболы и прочие стилистические приемчики. А потом, неужели вы сами не можете додумать и дофантазировать, опираясь на собственный опыт?
Я нисколечко не удивилась и не воспротивилась, ощутив, что наша опасная близость сама собой перешла в союз… чуть было не сказала сердец – нет, вовсе и не сердец, и в конце концов почти одновременно мы задохнулись в бешеном и таком желанном вихре оргазма. (Ну как? Не хуже, чем книжки в мягком переплете?) Моментальное ощущение счастья, сменяющееся чистым покоем. Наивно, банально, глупо и потрясающе, именно так оно и было…
* * *
Я лежала на спине и рассматривала грязного голубя, какающего на карнизе. «Смешно, – думала я. – Как я ни пыталась этого избежать, как ни старалась уберечься, все равно все произошло и оказалось даже лучше, чем можно было представить. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Сама же этого хотела, сама к этому шла и получила сполна. Вот лежи теперь и думай, что дальше».
Мне всегда было интересно посмотреть, как ведет себя мужчина на следующее утро после первой ночи любви. Можно было сразу догадаться по его поведению, чем он окажется впоследствии, и понять, стоит ли вообще с ним воспоследствовать. Но, поскольку на этот раз ночи не было, а было как раз утро, я с тревожным любопытством ждала первой фразы Андрея. В голове крутилась куча вариантов типа: «Это было великолепно», или «Ты просто чудо», или «Давай продолжим», или хотя бы «Ну вот и все, можно теперь и поспать», или что-нибудь в этом роде. Опять же он мог сделать вид, что ничего не произошло, или с отвращением швырнуть мне одежду, мол, прикройся, милая (а что, бывают и такие жутенькие экземпляры). Я ждала его первой фразы и не знала, что мне отвечать, как себя вести и что предпринять. Было просто страшно.
– Лариска, – я приподнялась на локтях.
Он стоял в дверном проеме – обернутые полотенцем бедра, капельки воды на груди, мокрые волосы. Чудо мое шотландско-сеттеровое. В этот самый момент я с ужасом поняла, что пропала, сгорела и не просто влюбилась, а люблю. По-настоящему, по-сумасшедшему, со слезами и переживаниями, с бессонными ночами и второсортными стихами.
Я поняла и испугалась до смерти, и захотелось сначала бросить все и убежать, а потом остаться и прожить это до конца, а затем просто взвыть в безнадежности и проклясть это свое неудачное и ненужное чувство.
– Лариска-крыска, ну-ка, посмотри на меня, – он осторожно присел рядом со мной и, по-детски послюнявив палец, стал что-то упорно стирать с моего лба.
– Возможно, это болячка, и ты напрасно стараешься, – пробурчала я, отстраняясь.
– Что? – не понял он.
– Ну то, что ты там трешь. Я говорю, это скорее всего прыщ, и он не стирается.
– Ничего там нету, – он убрал палец.
– Ну чего ты тогда стараешься? – Я села и натянула на себя футболку.
– А что прикажешь делать? Я хожу вокруг тебя как дурак и не знаю, с чего начать разговор, а ты пыхтишь паровозом и изображаешь из себя каменного истукана.
– А я и есть истукан. Истукан сидел в стакане, разговаривал стихами, – рифма была ужаснейшей, но ничего больше в голову не приходило.
– Ларисонька, – он обнял меня, и опять все перевернулось вверх дном. Зачем? Зачем? Зачем?
– Угу?
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
Я хотела, ох как много я хотела сказать, обвить его руками, положить его голову на свои колени и говорить, и шептать, и ласкать, и плакать. Только разве я могла вот так вот запросто сложить оружие? Вернее, я-то могла, но к чему это все? Нужны ли ему мои слезы и любовь? Нужна ли ему не слишком молодая, не слишком умная и не слишком красивая идиотка? Нужно ли ему мое «не могу без тебя»?
– Если ты так хочешь, я подытожу. Значится, так, – я высвободилась из его объятий, зажгла еще одну сигарету и спокойным размеренным тоном (ох как трудно давалась мне эта размеренность!) заявила: – Первое. Если ты думаешь, что я покроюсь багровыми пятнами от стыда и буду избегать твоего взгляда, то ошибаешься. Мне уже не пятнадцать, и даже (вот только не падай в обморок) не двадцать пять. Опять же, если ты опасаешься, что я брошусь к тебе на мускулистую шею с признаниями в вечной любви и требованием законного брака, то тоже ошибаешься. Я всегда умела отличать секс от чувства и, отдавая должное первому, не увлекалась вторым. Дальше, если ты надеешься, что это повлияет на условия нашего договора, оставь эти мечты. Деньги поделим, как договорились, и разойдемся, тоже как договорились. Что же касается продолжения близких (я выделила это слово голосом) отношений, то этого я не могу тебе обещать, хотя… – я сделала паузу, – было не так уж плохо. А сейчас, думаю, разумнее всего пойти на работу и повкалывать во имя Линкольна на зеленых бумажках. Ты как считаешь, Андрей?
Андрей пожал плечами и молча стал одеваться. Я последовала его примеру и через час, сидя за своим столом в офисе, развивала активнейшую деятельность по убеждению населения в факте бессонной ночи (что, учитывая все обстоятельства, было почти правдой). День все длился и длился, и всякий раз, встречаясь с Андреем взглядом, я сцепляла зубы в молчаливой и безысходной злобе на себя. Я злилась, что никогда не сумею стать той, которая сможет уверенно идти с ним по жизни рядом и быть ему достойным и равным партнером, быть ему нужной, любить его и быть им любимой. Дура! Какая же я дура!
Глава двадцать третья
(Так и подмывает вставить пару строк о подмосковных лесах и озерах, грибах, цветах и пр., но не буду.)
С работы я ушла рано. Во-первых, не смогла больше терпеть его постоянного присутствия не только в мыслях, но и перед глазами, а во-вторых, мне надо было срочно забежать в издательство и забрать свою рукопись, в очередной раз получившую вежливый отказ. Да, да, никому ничего не рассказывая, чтоб не сглазить, я направила пару-тройку рассказов по разным редакциям, лелея слабую надежду стать знаменитой. К сожалению, великого писателя из меня никак не получалось, но я не отчаивалась, утешая себя примерами из жизни гениальных прозаиков, которых сначала все жестоко унижали, а затем возносили до небес, да еще и оделяли Нобелевской премией. Не хотелось только посмертного признания. К чему на небесах слава и деньги? Там все бесплатно и тщеславие не поощряется.
В редакции, вусмерть разругавшись с приличного вида дамой, наивно полагающей, что она литературный критик, и выкинув в урну очередную отрицательную рецензию, я отправилась к Андрею. Его не было. «И как это я забыла востребовать ключ?» – злилась я на себя, разгуливая по ухоженному дворику.
– Ты кто, тетя? – Черноглазый малыш лет пяти дергал меня за юбку.
– Я не тетя, я лисица-девица, а ты кто? – задала я встречный вопрос.
– А я Андрей, – заявил он и, слегка поколебавшись, добавил: – Я мужчина.
«Вот тебе и еще один мужчина», – подумала я.
– Ну тогда пошли лепить куличики, мужчина, – он дал мне свою грязную ладошку, и мы направились к песочнице.
– Как идет? – Шотландский сеттер, груженный пакетами из супермаркета, с любопытством следил за нашей игрой.
– Посредственно. Видишь ли, нам не хватает начинки.
– Убежала не предупредив, а я не заметил, да и не подумал, что придешь так рано. Извини. Давно здесь?
– Если судить по количеству выпечки, с учетом производительности пять штук в минуту, уже около получаса.
– Ну что, домой или где-нибудь в городе поужинаем? – Андрей Большой ждал моего ответа, а мой новый друг Андрей Маленький с усердием продолжал возиться в песке.
– Андрюша, заинька, – ласково окликнула я.
– Что? – ответили оба хором.
– Уже поздно, давай-ка пойдем по домам, а завтра продолжим пекарное дело, – мальчик на удивление легко согласился и, подпрыгивая на ходу, побежал к подъезду.
– Да уж, где уж нам рассчитывать на приличное обращение, – съехидничал Андрей, – мы, кроме кобеля, ничего не удостаиваемся.
– Прекрати. У меня абсолютно озверелое настроение, хочется есть, и я в любой момент могу сорваться и тебя покусать.
– Вот-вот, и я о том же, – Андрей пропустил меня в лифт и втиснулся следом. Поскольку большая площадь лифта была занята свертками, между нами осталось минимальное расстояние.
– Знаешь, о чем я думаю? – Он понизил голос почти до шепота.
– О чем? – так же шепотом спросила я.
– Что ты сделаешь, если я тебя поцелую?
– Откуда мне знать, я за себя никогда не могу поручиться, – призналась я, – могу и по морде дать, но ты все равно попробуй, коли не боишься.
Он приблизил ко мне лицо и тихонечко коснулся щекой моей щеки, и его губы дотронулись до моих, и, стыдно сказать, если я не отдалась ему там же на пакетах с молоком и сосисками, то только потому, что было неудобно так долго задерживать лифт и заставлять соседей взбираться по лестнице. Пока Андрей ковырялся в замке, я пришла в нормальное для себя морально-устойчивое состояние и в ответ на его попытку продолжить лифтовой эксперимент, заявила:
– На голодный желудок этим занимаются только подростки и половые гиганты. Из первой категории я вышла, ко второй так и не пришла, поэтому сначала деньги, потом стулья.
Андрей вздохнул и поплелся к плите.
– Нет, это просто невыносимо, – возмущался он, нарезая что-то вкусненькое, – я целый божий день жду момента, когда можно будет остаться с этой сумасшедшей наедине, одновременно сомневаясь, что вообще что-то будет, поскольку после ее утреннего монолога у меня опускаются руки и прочее, наконец-то залавливаю ее и получаю неожиданно страстную ответную реакцию, а в конце концов оказывается, что все это лишь для того, чтобы она смогла набить свой желудок за мой счет. Ужас. Лариска, ты просто изничтожила во мне все мое самолюбие законченного мачо. Мне начинает казаться, что мои мужские достоинства ты ценишь ниже кулинарных.
– Ладно, ладно, – при запахе вкусной и здоровой пищи мной овладело благодушие, – я же сказала с утра, что было не так уж и плохо, не напрашивайся на комплимент.
– Ты с утра много чего наговорила. Хотя, учитывая твою взбалмошную натуру, я не очень-то и поверил, но все же хотелось услышать что-то иное, чем то, что было услышано.
– Интересно знать, что? – Я сидела на подоконнике, наблюдая, как шотландские сеттеры развлекаются приготовлением еды.
Он повернулся и как-то слишком серьезно посмотрел на меня:
– Правду.
– Вот еще… Правдолюб… – Я отмахнулась. – С утра коротко и ясно были подведены итоги, не люблю болтать впустую.
– А не слишком ли коротко? – Его взгляд стал еще чуточку серьезнее, мое бедное сердечко застучало в ритме регтайма.
– Достаточно. Ты, кстати, тоже не отличался многословием.
– Да, а какой толк от моих слов, ты или не поверишь, или опять убежишь, или вставишь какую-нибудь гаденькую цитатку, так что у меня отпадет всякое желание продолжать.
– Хорошо, что только желание отпадет…
– Видишь, как только я начинаю говорить серьезно, ты либо пытаешься иронизировать, либо лезешь в бутылку, – Андрей подошел, взял мое лицо в ладони.
Я попыталась спрятаться от его внимательного взгляда, но он не позволил.
– Лариса, Ларисонька (ох уж мне эта его Ларисонька – как лезвием по сердечной мышце и без наркоза). Лариса, можешь сколько тебе угодно отказываться, отбрыкиваться и смеяться, можешь обзывать меня, используя любую статью толкового словаря, а также драться, кусаться и царапаться, но ни за что не поверю, что я для тебя просто увлечение в дополнение к материальной прибыли. Не верю, и все. Я уже большой и опытный мальчик, и у меня все в порядке со зрением, слухом и прочими органами чувств…
– Ты это о чем, большой и опытный? – Я знала о чем, но срочно надо было его переубедить, только вот как? – Уж не думаешь ли ты, отвратительный тип, что я в тебя влюблена?
– Не только думаю, я в этом уверен, – он усмехнулся глазами, – отсюда и все твои капризы. Ну а теперь скажи, что это не так. Скажи! По мне, так тебе давным-давно пора с этим согласиться.
Что со мной происходило, не описать. Такой коктейль из растерянности, злости, желания признаться и одновременно стукнуть его по голове чем-нибудь увесистым.
– Что-то горит, – я попыталась отвлечь его, но, между прочим, действительно подозрительно воняло.
– Пусть горит. Я жду, – Андрей все еще держал мое лицо в своих ладонях, пристально вглядываясь мне в глаза.
Вырываться или отказываться, а также переводить все в шутку было бы стопроцентным подтверждением его догадок. Шотландский сеттер оказался умнее, чем я предполагала. Врать уже было бесполезно, уперто молчать было глупо, а раскалываться было тяжело. Спасение пришло неожиданно в виде звонка в дверь, настойчивого звонка.
– Открой дверь, – я мотнула головой, высвобождаясь из сладкого плена его рук.
| – Не открою, пока не скажешь. – Открой, договорим потом. – Честное слово? – Он недоверчиво всматривался мне в лицо. – Честное! Когда я тебя обманывала? Звонок надрывался, гости явно не хотели сдаваться. Андрей поспешил к двери, а я облегченно вздохнула. * * * – Ой, добрый вечер. Проезжали случайно мимо и решили зайти и посмотреть, что делает Андрей Николаевич в свободное от коммерции время. – Проходите, проходите. Как раз готовил ужин и буду рад, если вы присоединитесь, – пригласил радушно Андрей и впустил в квартиру делегацию в полном составе: Митрич, Серега, обе Наташи, неизменная Ленка, а также Юленька, Эльвира и Светлана Денисовна. – Как приятно видеть, что вы не расстаетесь и вне работы. Очень рад, что зашли. Располагайтесь, – Андрей проводил их в гостиную и отправился к плите. Тут-то я и припомнила, что оставила нижнее белье на полу возле дивана, и порадовалась, что все идет как надо. Когда я вступила в комнату, то сразу же поняла, что следы моего пребывания были замечены. Светлана Денисовна с ужасом во взоре пялилась на мои келвин-кляйновские трусики. Эх, если бы я знала, я бы по всей квартире разбросала презервативов штук сорок. – Здравствуйте, честная компания, – честная компания ответила мне нестройным хором. – Ну как делишки? – Тот же нестройный хор пропел что-то типа «хорошо», что должно было означать «хреново». Я проплыла мимо Светланы Денисовны к дивану и, подобрав свои интимные принадлежности, состроила незваным гостям страшную рожу. – Что будете пить? Чувствуйте себя как дома, берите в баре стаканчики и бутылочки и заливайте горечь поражения. – Не спеши с прогнозами, – прошипела Ленка с неприкрытой ненавистью. – Замуж он тебя еще не звал и навряд ли позовет. Да таких, как ты!.. Она не успела определиться с «такими, как я», ее перебил Митрич: – Допускаем, что ты многого ухитрилась добиться, но многое – это еще не все! Поглядим! – О, у меня достаточно времени впереди, не тревожьтесь, господа, и готовьте ваши зелененькие. Им и готовить-то уже ничего не надо было, они были сами готовы, такие зелененькие-зелененькие с синим отливом, цвета морской капусты. Я воспрянула духом. На фоне моих эмоциональных переживаний легкий триумф был весьма кстати. Вошел Андрей. Поинтересовался, все ли в порядке. Распорядился аперитивом. – Да, да. Спасибо, – прохрипел Митрич и пошел в открытую: – А Лариса, она тоже к вам в гости забежала или поработать? Я слегка замерла – от его ответа многое зависело. Андрей весело рассмеялся: – Ну ладно уж вам притворяться. А то вы не догадываетесь, что не в гости. Мы с Ларисой решили, что нет смысла встречаться время от времени, а проще просто съехаться и начать жить вместе еще до свадьбы. На дворе не каменный век и не викторианская эпоха. Правда, солнышко? – С этими словами он привлек меня к себе и поцеловал в макушку. – До какой свадьбы? – взвизгнула Ленка. Я бы на ее месте не только взвизгнула – я бы заорала не хуже Тарзана и бросилась из окна вниз головой. Три с половиной штуки зеленых – это вам не шуточки. – Свадьбы? Обычной! С цветами, фатой и шампанским. Возможно, даже будем венчаться, – продолжал Андрей, улыбаясь. – И когда же грядет это счастливое событие? – Митрич был в предынфарктном состоянии, он даже забыл сказать приличествующие случаю «поздравляи». – Ну еще не решили, хотя, думаю, чем скорее, тем лучше. Ну я пошел за ужином, а вы пока развлекайтесь, музыку послушайте. Развлекалась только я, когда нашла у Андрея моцартовский «Реквием» и включила сидишник во всю мощь, все остальные ломанули к бару за срочным допингом. – Что, расплачиваться будем сразу или по частям? – поинтересовалась я будто невзначай. Все молчали, нашелся только предынфарктный Митрич: – Нетушкиии… Не ликуй! Все условия должны быть соблюдены. В установленное договором число и в установленном месте, то есть в столовой, и при всех, официальное предложение по полной программе. Может, он до этого момента передумает, или не окажется на месте, или откажется это делать в присутствии всего персонала, или еще что-нибудь. Все зашумели в поддержку Митрича. – Надеетесь на успех? – Я хмыкнула. – Ладно, две недели не большой срок. Подожду. Пришел Андрей и задействовал меня в накрывании на стол, заодно удержав от того, чтобы я плюнула им в тарелки. – Победитель должен быть снисходителен, – урезонил меня он. «А кто победитель? – промелькнуло в мыслях. – Какая уж тут победа, когда меня от одного взгляда на него трясет мелкой дрожью». Ужин тянулся в тягостном молчании, изредка прерываемом тихими постанываниями и всхлипываниями. Зато кофе с коньяком прошел на ура, и количество выпитого коньяка явно превысило норму. Гости слегка расслабились и перед уходом уже не бросали на меня зверских взглядов. – Так скоро. Посидите еще чуточку, – я попыталась оттянуть момент, когда я должна была остаться наедине с Андреем. По-моему, мне было страшно продолжить наш неоконченный кухонный диалог. Клянусь, если бы они остались, я скостила бы им сумму проигрыша тысчонок эдак на пять – нет, на три… Но они, не догадываясь о моем искреннем порыве, откланялись и удалились, чтобы, как я думаю, по дороге обсудить план дальнейших действий. Хотя какие уж тут действия? Дверь закрылась, и я потопала собирать со стола. Посуда была размещена в посудомоечной машине, и я гордо нажала на кнопку, демонстрируя познания в основах домоводства. – Все прошло хорошо? – полюбопытствовал Андрей. – Я не сморозил ничего лишнего? – Браво. Мы на пороге великих событий. Пора готовить заключительный акт. Я на досуге напишу тебе речь с аплодисментами в помеченных местах, и ты, вызубрив ее наизусть и прорепетировав, имеешь шанс получить венок из лаврушки, сплетенный моими ручками. – Больше никаких шансов? – Ну ты и наглец. Я предоставляю тебе блестящую возможность раскрыть актерское дарование плюс получить кругленькую сумму, а ты еще и недоволен. – А кто-то мне честно обещал ответить на мой вопрос и не убегать. – Андрееей, – протянула я. – А нельзя оставить серьезные беседы до завтра? На мне ни одного живого места нет после этого визита, – я притворно зевнула. – Нет, – твердо ответил он. – Не ломайся. А то заставлю пылесосить. – Хорошо, – обреченно вздохнула я. – не буду, все равно не пройдет. – Вот так-то лучше, – Андрей смотрел на меня спокойно и ласково, но что-то подсказывало мне, что он слегка волновался, может, уж слишком натуральным было это спокойствие. – Иди ко мне. Я чуть поколебалась, а затем приняла решение. Приблизилась к нему и, обняв его за шею, поцеловала. Поцеловала так, как хотела, сильно, нежно, неистово, не скрывая своих чувств и желания. Он ответил на поцелуй и, отстранившись на секунду, снова прильнул к моим губам. – Ну? – выдохнул он, оторвавшись. – Еще не понятно? – горько ухмыльнулась я. – Повторить или разъяснить знаками? – Не знаками. Словами, – в его голосе слышалась скрытая мольба, или я обманывалась, принимая желаемое за действительное. – Тогда читай по губам, – я собралась с силами и отчетливо произнесла: – Да. Я в тебя влюблена. Влюблена как школьница. И ничего с этим поделать не могу и, наверное, уже не буду. Да. Ты опять прав. Все мои «ужимки и прыжки» – не что иное, как наивная попытка спрятаться и спрятать от тебя, да и от себя, эту влюбленность. Да, я попалась на крючок и не могу спрыгнуть обратно в воду. Это не я, это ты выиграл это чертово пари, омерзительный шотландский сеттер. Доволен? Я закончила и с облегчением опустила руки. Все наконец-то было ясно и разложено по полочкам. Не надо было больше прятаться за глупыми шутками. Не надо было думать о том, как себя вести и что делать. И поверьте, высказав ему все в лицо, я словно освободилась от тяжеленной ноши. Мне было абсолютно все равно, что он мне ответит и ответит ли вообще. Я устала. – И что дальше? – Он произнес это хрипловатым голосом, словно от моего ответа зависело очень многое. |