Б. Религиозные реформы X века
Для того, чтобы понять, какие же причины повлекли введение христианства на Руси, необходимо рассмотреть предшествующие этому языческие реформы.
«Христианство, ставшее государственной религией в Византии уже шесть веков тому назад и в родственной Болгарии уже более столетия, стало к этому времени уже не упованием гонимого плебса, а хорошо разработанной религией классового общества с главным тезисом: "рабы да повинуются господам своим". Принятие христианства должно было содействовать укреплению государственности, но в таком акте таилась большая опасность: византийцы считали, что каждый народ, получивший новую веру из рук греческого духовенства, тем самым становился вассалом византийского цесаря, возглавлявшего и светскую и высшую духовную власть.
Отец Владимира, князь Светослав, прекрасно осознавал эту опасность и категорически отказывался принять христианство, к чему хотела склонить его мать, княгиня Ольга, крестившаяся еще в середине X в.
Однако действительность требовала какого-то упорядочения первобытной языческой религии с её локальными племенными культами и приведения её в соответствие с новым уровнем государственной жизни.»[9]
В 980 году Владимир велел поставить «кумиры на холму вне двора теремного: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху им, наричюще я богы». Это была осторожная и гибкая попытка возвеличить Перуна. Ранее киевские политики поднимали только культ Перуна, чтобы идеологически укрепить и обосновать господствующее положение Киева над остальными восточнославянскими племенами. Однако попытка была неудачной, смерть Игоря послужила для племен, не согласных с политикой Киева, сигналом к восстанию. «Киевские лидеры вынуждены были перейти к умиротворению «заратившихся» племен, для чего сбор дани посредством объезда данников, был заменен «повозом», вместе с этим киевские правители отступили и в вопросе религиозном. Теперь же Перун возглавил сообщество периферийных богов, которым поклонялись покоренные полянами племена. Отныне эти боги, подобно Перуну, должны были стать общеславянскими, но под его началом»[10].
На уровне больших племенных образований - последней стадии родоплеменных отношений - возможен переход к следующей стадии политеизма - супремотеизму. Супремотеизм означает, что один из богов политеистического пантеона, занимая первенствующее положение, уже подчиняет себе всех остальных богов. Последние делаются простыми служителями верховного божества, исполнителями его приказаний. Далее эти боги исчезают совсем и наступает монотеизм - единобожие, характерное для мировых религий.
У восточных славян переход к супремотеизму только намечался. Это являлось отражением существовавшей ситуации - полянская община во главе со своими князьями только претендовала на главенствующую роль в суперсоюзе, но реальная власть ее была весьма непрочной.
О начале перехода к супремотеизму свидетельствуют не только политические факторы, а, так сказать, и "внутрипантеонные дела". Подобно древнегреческому Зевсу, возглавлявшему богов снежной вершины Олимпа, Перун также обосновался "на высоком холму вне двора теремного" киевский "Горе". В Густынской летописи (XVII в.) содержатся живописные подробности описания Перуна: идол имел железные ноги, в глазницы были вставлены драгоценные камни, в руку его была вложена каменная стрела-молния, осыпанная яхонтами. Эти аксессуары должны были символизировать кажущееся преимущество Перуна над остальными богами.
Кроме того, в пантеоне Владимира мы наблюдаем несколько хаотичную функциональную картину. Ряд племенных богов несут одну и ту же функцию. К примеру, богами солнца являются и Хорс и Даждьбог, а, возможно, и сам Перун. Это и понятно, ибо ранее они были местными божествами. В то же время каждый из них представал зачастую в различных ипостасях, являясь полифункциональным богом. Энотеистические боги должны были в одинаковой степени заботиться о военных удачах, об урожайности и о благополучии племен.
Однако можно заметить, что у богов намечалась и главная "профессия": Перун покровительствует военным делам, Велес - торговле и т.д. Каждый из них становится "патроном" какой-то одной стороны общественного бытия: производственной, непроизводственной (домашнего хозяйства), творчества и др.), военной.
Первенство и верховенство Перуна навязывалось другим племенам на протяжении всего X века. Однако зачастую языческая реформа вырождалась в религиозное насилие киевской общины над другими союзами племен. В 982 г. "зратишася вятичи и иде на ня Володимир и победи я второе". В 984 г. Владимир борется с радимичами. Эти летописные сообщения дали повод И.Я. Фроянову говорить о волне антикиевских выступлений, вызванных религиозной реформой. «Таким образом, реформа Владимира хотя и была более гибкой, все-таки оказалась неудачной, как и предшествующие ей попытки провозгласить Перуна верховным богом восточных славян»[11].
Реформа вместо единения привела к раздорам. Тогда Владимир, изыскивая новые средства для сплочения разрушающегося межплеменного союза, для удержания в нем господствующих позиций полян, и прежде всего киевской верхушки, обращается к христианству. В отличие от языческой реформы, задуманной в Киеве без участия представителей входящих в союзную организацию племен, вопрос о принятии христианства обсуждался со старцами градскими – старейшинами из племенных центров, подвластных Киеву. И только после этого Владимир возвестил о «крещении Руси».
Современные историки видят в деятельности Владимира отчетливую политическую направленность. Князь «хотел собрать всех богов, которым поклонялись различные племена, и составить из них в Киеве пантеон, обязательный для всего государства. Владимир желал создать такую религию, которая могла бы крепче объединить все его государство».
Идея о политической направленности языческой реформы Владимира – ценное достижение исторической науки. Она является первостепенной при рассмотрении вопроса о религиозной деятельности князя Владимира, включая и учреждение им христианства на Руси, поскольку существует несомненная логическая связь между его языческими преобразованиями и крещением.
Таким образом, можно сделать вывод, что вопреки многим историкам христианство на Руси было введено отнюдь не для ускорения процесса феодализма на Руси. В пользу чего высказывался С.В. Бахрушина, считавший, что христианство боролось с остатками родового строя, стремилось ликвидировать элементы рабского труда, и поэтому «переход в христианство имел, объективно говоря, очень большое и, несомненно, прогрессивное для данного отрезка времени значение». Христианство вводилось не для утверждения новых, «исторически прогрессивных институтов», а для сохранения старых родоплеменных порядков, консервации отношений, которые сложились в IX-X веках в процессе завоевания киевскими правителями восточнославянских племен.