МОЯ ВТОРАЯ ПОЕЗДКА В ЛОНДОН. МАЙ 1951 ГОДА
В мае 1950 года в Лондоне была образована Федерация Русского Классического Балета из пятнадцати английских школ танцев, поставивших своею целью сохранение основных принципов русского классического балета и преподавание танца по методам Императорских балетных школ.
Через одну из моих бывших учениц, Барбару Вернон, Федерация обратилась ко мне с просьбой принять ее под мое покровительство, на что я охотно согласилась, так как цель Федерации была близка моему сердцу. Мне понравилась мысль проводить русскую традицию в английских балетных школах и тем обеспечить развитие балетного дела на твердых, испытанных годами началах, давших такие блестящие результаты. Организаторы просили меня приехать в Лондон в мае 1951 года на одну неделю, чтобы присутствовать на первом общем собрании членов Федерации, дать несколько показательных уроков, присутствовать на выпускном экзамене и раздать ученицам соответствующие удостоверения за моей подписью.
Я выехала в Лондон в понедельник 21 мая с ночным беспересадочным поездом «Ферри бот» и во вторник 22 мая прибыла в Лондон на вокзал «Виктория» в 9 часов 10 минут утра. Меня встретили Барбара Вернон со своим мужем Джоном Грегори и группой учениц с цветами и фотографиями. Пятилетняя ученица студии Барбары Вернон, Виктория Дуббит, поднесла мне прелестную статуэтку работы Михаила Морриса.
С вокзала меня повезли в гостиницу «Де Верр», против Кенсингтонского дворца и парка. Гостиница старомодная, но симпатичная. Вечером я принимала репортеров и фотографов. Моя комната была полна цветов, которые присылались каждый день, среди них был букет сирени от Тамары Карсавиной. Я очень любила сирень, главным образом потому, что она мне напоминала Россию.
На следующий день, 23 мая, я утром присутствовала на первой серии экзаменов. Мне было очень приятно встретить мою бывшую любимую ученицу Нину Тараканову, ныне г-жу Маклин. После окончания экзаменов меня попросили дать урок характерных танцев. Я просила Нину Тараканову дать этот урок за меня. Она отлично его провела, но под конец я не выдержала и сама приняла участие.
После экзамена и урока я поехала к Арнольду Хаскеллу, который пригласил меня завтракать с Тамарой Карсавиной, как только узнал, что я буду в Лондоне. Он жил в маленьком очаровательном особняке. Всякий поймет, как я рада была снова увидеть милую Тамару Карсавину и вспомнить с ней старину. Тут я впервые познакомилась с ее мужем, мистером Брюсом, очень симпатичным человеком. Жена Арнольда Хаскелла русская, сестра ее замужем за Марком Алдановым. Хаскелл не говорит, но понимает по-русски, и это облегчало общий разговор, который мы могли вести по-русски.
Вечером мы поехали смотреть Фестиваль-балле Антона Долина и Алисии Марковой. С нами был и Арнольд Хаскелл. В первом же антракте мою ложу наводнили знакомые и журналисты. Одна из них интересовалась, какой номер я ношу башмаков, какую диету соблюдаю, и задавала мне ряд вопросов в этом роде. В этот момент Арнольд Хаскелл привел в ложу знаменитого английского балетного критика Сирила Бомонта. Услышав вопросы корреспондентки относительно моих лондонских выступлений, он ей сказал: «Не спрашивайте мадам Кшесинскую, я вам сам скажу», и вот что она с его слов записала: «Сирил Бомонт мне сказал, что последний визит в Лондон г-жи Кшесинской был в 1936 году, когда она в Ковент-Гарден танцевала «Русскую», в сарафане и кокошнике, вышитом жемчугами. Кшесинскую вызывали по окончании восемнадцать раз. Я до сих пор ясно вспоминаю точность, изящество и благородство ее танца и движений, качества почти недостижимые в такой же степени для тех танцовщиц, которые не были близки к Русским Императорским придворным кругам».
После окончания спектакля меня провели на сцену, где я снималась с Антоном Долиным, Алисией Марковой и другими артистами труппы. Они давали вторую картину балета «Лебединое озеро» и оставались в костюмах лебедей. Из театра мы поехали ужинать в «Савой», куда нас пригласил Арнольд Хаскелл вместе с Алисией Марковой.
Двадцать четвертого мая, в четверг, вечером у меня в гостинице было общее собрание членов Федерации, состоящей почти исключительно из дам. Джон Грегори открыл заседание длинной речью, частью посвященной отчету о деятельности Федерации, и закончил ее приветствием по моему адресу. Моя ответная речь была заранее приготовлена, но я прочла ее по-французски, а Андрей затем перевал ее по-английски. Потом был сервирован чай, и я могла с большинством из присутствующих поговорить с помощью Барбары Вернон, которая служила мне переводчицей. Тут мне представили скульптора Михаила Морриса, чью статуэтку мне поднесли на вокзале в день приезда. Меня сняли с ним и со статуэткой.
Двадцать пятого мая, в пятницу, Арнольд Хаскелл пригласил меня осмотреть балетную школу Сэдлерс-Уэллс, в которой он состоял директором, и присутствовать на уроках в нескольких классах. Впечатление я получила самое приятное, система преподавания очень напоминает нашу. Преподают в большинстве случаев настоящие или бывшие артисты того же балета, с артистическим стажем. В педагогическом отношении это самое важное, чтобы преподавали бы именно артисты, для поддержания традиции. После осмотра школы А. Хаскелл пригласил нас завтракать с Шурой Даниловой и Алисией Марковой. Мы ели те же блюда, что подавали в этот день ученицам и ученикам школы.
На следующий день, 26 мая, я была приглашена к чаю Ниной Таракановой. Мы познакомились с ее мужем, одним из директоров Британского Музея. От нее мы поехали во Французский Институт, где должен был состояться ученический спектакль, организованный Барбарой Вернон и Джоном Грегори, директорами школы Русского балета. Меня встретила на подъезде пожилая мисс Флора Ферберн с букетом цветов и проводила меня до театральной залы. Когда я только вошла в залу, все присутствующие встали со своих мест и встретили меня громом аплодисментов, который прекратился, только когда я дошла до своего места в первом ряду и, повернувшись к публике, поклоном благодарила за оказанное мне внимание. Это так было неожиданно и так искренне, что я была глубоко тронута, слезы потекли из моих глаз. Спектакль был очень интересен, ученики и ученицы всех возрастов показали классические и характерные танцы. Много было наивного, но некоторые проявили дарование, что я потом сказала им лично и их родителям. После окончания спектакля меня провели на сцену, и я раздавала удостоверения за своею подписью тем ученицам и ученикам студий, которые выдержали испытание на экзаменах. Вечер кончился, но мы долго не расходились. Родители подходили узнать мои впечатления, а маленькие артисты облепили меня как комарики. Весь этот прием меня так глубоко взволновал, что и до сих пор я переживаю это воспоминание. Я не думала, что Лондон вспомнит меня, мои два выступления в 1911 и 1936 годах и так горячо и сердечно снова меня примет. После такого огромного подъема мне не хотелось ехать домой, и мы решили с Андреем поужинать в «Савое», вспомнить, как мы там часто ужинали в 1911 году, и отвести душу за стаканом вина. Велико было наше удивление, когда нам отвели столик и рядом оказался Давид Лишин, ужинавший в полном одиночестве. Он страшно обрадовался нашему приходу и пригласил с ним поужинать. И так втроем мы чудно провели конец этого вечера. Его жена Таня Рябушинская оставалась в своей комнате с дочерью. После ужина мы поднялись к ней в номер, видели маленькую Таню и воспользовались случаем поговорить по телефону с Вовой, оставшимся в Париже.
На следующий день, в воскресенье 27 мая, опять с ночным беспересадочным поездом мы выехали в Париж, куда прибыли на следующее утро. В Лондоне нас провожала с цветами милая Нина Тараканова, Барбара Вернон и Джон Грегори.