Беседа Пападжи и Чоки Ньима Ринпоче 3 страница

Хотя в присутствии Махарши я испытал эти весьма сильные переживания, его утверждения «Только ты есть Бог» и «Найди того, кто видит» мне не очень понравились. Ни его слова, ни пережитое в его присутствии не поколебало мою решимость искать Бога вне себя. «Чем быть шоколадом, лучше им лакомиться», — думал я. Мне хотелось оставаться неслитым с Богом, чтобы наслаждаться блаженством общения с Ним.

Во второй половине дня я стал рассматривать учеников Махарши, причем смотрел на них сквозь призму представлений фанатичного бхакта Кришны. Я видел, что они просто молча сидят, ничего не делая. «Похоже, что никто из них не повторяет имени Бога. Ни у кого нет малы для джапы. Разве они могут быть хорошими учениками?» Тогда мое представление о духовной практике было довольно ограниченным. Должно быть, все эти люди медитировали, но с моей точки зрения они просто тратили время впустую.

Когда я обратил критический взгляд на Махарши, относительно него у меня возникли аналогичные мысли. «Этот человек должен подавать ученикам пример, а он просто молча сидит и ничего не рассказывает о Боге. Похоже, что и он сам не повторяет имени Бога и никак не сосредоточивает на Нем свое внимание. Его ученики-бездельники сидят вокруг него ничего не делая, потому что он сам тоже не делает ничего. Разве может показать мне Бога этот человек, который не проявляет к Нему никакого интереса?»

Такие мысли роились у меня в голове, порождая неприязнь к Махарши и его ученикам. У меня еще было время до начала работы, но я не хотел терять его в ашраме, наполненном духовными лентяями. Я отправился на другую сторону холма Аруначала. В нескольких километрах к северу я нашел в лесу на склоне отличное тихое место. Там я остановился, чтобы в одиночестве спокойно творить джапу Кришне.

Я оставался там около недели, будучи погруженным в свою духовную практику. Часто мне являлся Кришна, и мы проводили время в совместных играх. В конце концов я почувствовал, что надо возвращаться в Мадрас и готовиться к выходу на работу. Прежде чем уехать, я решил еще раз посетить ашрам, чтобы попрощаться и сказать Махарши, что мне больше не нужна его помощь — я своими силами добился ежедневного лицезрения Бога.

Когда я предстал пред Махарши, тот спросил:

— Где ты был? Где ты жил это время?

— На другой стороне горы, — ответил я.

— Что ты там делал?

Он дал мне прямо в руки козырную карту! Я самодовольно сказал:

— Играл с моим Кришной.

Я очень гордился своим достижением и чувствовал свое превосходство над Махарши, так как был абсолютно уверен, что за это время ему Кришна не являлся.

— О, действительно? — спросил Махарши. Он выглядел удивленным и заинтересованным. — Очень хорошо, замечательно. А сейчас ты Его видишь?

— Нет. Я вижу Его, только когда Он является мне в видениях.

Я по-прежнему был очень доволен собой, так как считал, что мне были дарованы эти видения, а Махарши — нет.

— Значит, Кришна приходит, играет с тобой, а потом уходит? Так что же это за Бог, который появляется и исчезает? Настоящий Бог должен быть с тобой постоянно.

Отсутствие у Махарши интереса к моему визионерскому опыту несколько охладило меня, но не настолько, чтобы захотелось прислушиваться к его советам. А он сказал, что мне следует перестать искать внешнего Бога и надо найти Источник, узнать, кто же на самом деле хочет видеть Бога. Это было для меня уже чересчур. Я всю жизнь являлся бхактом Кришны и не мог рассматривать духовный поиск в иных терминах, чем стремление к личному Богу.

Хотя меня не привлекали советы Махарши, в нем самом было нечто такое, что меня вдохновляло и притягивало к нему. Я попросил у него мантру, надеясь, что он санкционирует мой собственный духовный путь.

Махарши отказался (позже, в Мадрасе, он таки дал мне мантру — во сне). Тогда я спросил, не посвятит ли он меня в санньясины. Мне не очень хотелось выходить на работу. Я подрядился работать в Мадрасе, просто чтобы увидеть Махарши. Но в санньясе (монашестве) он мне тоже отказал. Таким образом, не получив от Махарши ничего, кроме хорошего нового опыта и плохих (как мне казалось) советов, я вернулся в Мадрас, чтобы приступить к работе.

Мне удалось снять неплохой дом, достаточно просторный, чтобы вместить мою семью, и я начал работать. Работа как таковая меня не интересовала, но я подходил к ней ответственно и прилежно трудился, так как должен был заботиться о жене и детях. Но все свое свободное время и энергию я отдавал общению с Кришной. Дома в алтарной комнате я проводил пуджу, предупредив жену, чтобы она никогда не беспокоила меня во время этого занятия. Каждый день я вставал в полтретьего и приступал к садхане. Я читал повествования о Кришне, или Упанишады, или Гиту, но, в основном, был занят джапой (повторением имен Кришны). Я синхронизировал джапу с дыханием. Подсчитав, что в сутки я делаю 24 тысячи вдохов и выдохов, я решил, что должен повторять за день имя Кришны хотя бы столько же раз. (Мне казалось, что если хотя бы одно дыхание не сопровождалось повторением имени Кришны, то этот вдох был сделан впустую.) Я решил, что поставил перед собой сравнительно легко достижимую задачу.

Потом у меня появилась новая мысль: «Ведь в моей жизни были годы, когда я не повторял мантры совсем. Значит, тогда я дышал впустую. Если увеличить количество повторений до 50 тысяч в день, то я смогу наверстать упущенное в детстве». Вскоре я достиг и этой цели, синхронизировав повторение с фазами дыхания.

В алтарной комнате я повторял имена Кришны с половины третьего до девяти тридцати. Потом я шел в офис и в десять приступал к работе. После работы я возвращался домой, закрывался в алтарной и творил джапу до тех пор, пока не наступало время спать. Спал я тоже в алтарной. Таким образом, я устранился от общения с членами своей семьи; я даже перестал с ними разговаривать.

Как-то около двух часов ночи я услышал за дверью чьи-то голоса. Я знал, что это не жена — ее я приучил не беспокоить меня, если я в алтарной. Мне подумалось, что это, наверное, приехали в гости родственники из Пенджаба. Обычно поезд из Пенджаба прибывает в Мадрас вечером, но он мог запоздать на несколько часов, а приехавшие на нем — потратить еще какое-то время на поиски моего дома. Мне стало интересно, кто бы это мог быть, и я открыл дверь. Представьте себе мое удивление, когда за дверью я увидел не родственников, а сияющие фигуры Рамы, Ситы, Лакшманы и Ханумана. Я не мог понять, что они тут делают. Всю свою жизнь я призывал Кришну, никогда не испытывая к Раме особого влечения или интереса. Тем не менее я с огромным благоговением простерся пред ними в поклоне.

Сита подняла руки на уровень плеч, ладонями ко мне, и заговорила: «Мы пришли к тебе из Айодхьи, потому что Хануман сказал нам, что в Мадрасе живет великий бхакт Кришны». Я смотрел на Ее воздетые руки и видел все линии на Ее ладонях. Наверное, эта картина навсегда врезалась в мою память — всякий раз, когда я вспоминаю это видение, я вижу линии на Ее ладонях так же четко, как в тот день, когда божественные гости предстали передо мной. Насколько я понял, их тела не были обычными человеческими телами, поскольку сквозь них я мог смутно видеть предметы, расположенные за ними. Божественные гости были невероятно прекрасными.

Через некоторое время я увидел пейзаж: гору и парящего в небе Гаруду: он летел ко мне, но не достигал меня. Пока все это происходило, я полностью потерял чувство времени. Казалось, прошло всего несколько минут, но тут я услышал голос жены, которая предупреждала, что если я сейчас не выйду из дому, то опоздаю на работу. Таким образом, все длилось где-то с полтретьего до половины десятого, в результате чего я впервые не повторил установленные (собой для себя) 50 тысяч имен Кришны. Хотя видение внушало мне благоговение, я чувствовал себя виноватым, так как пренебрег джапой. В офисе я никому не сказал о ночном переживании, потому что свел общение с сотрудниками к минимуму. Я говорил, только когда осуществлялись какие-то деловые операции, а в остальное время молчал.

Вечером, когда я собрался наверстать пропущенную утром джапу, выяснилось, что я больше не могу повторять имя Кришны. Ум почему-то отказывался подчиняться мне. И читать духовную литературу я тоже больше не мог. Ум был спокоен, в нем отсутствовали все мысли, но он отвергал все мои попытки сосредоточиться на каком-либо духовном объекте. Просто мистика какая-то: четверть века имя Бога всецело заполняло мое сознание, а теперь я не мог повторить его ни разу! Я сразу же отправился к главе мадрасского отделения Миссии Рамакришны (тогда ее возглавлял Свами Кай-ласананда) и сказал ему, что у меня проблемы с садханой. Я объяснил, что на протяжении многих лет воспевал имя Бога и читал духовную литературу, но теперь, вопреки всем моим усилиям, ум не хочет концентрироваться ни на чем, связанном с Богом.

Свами Кайласананда ответил, что я переживаю этап, который христиане называют «темной ночью души». На этой стадии садхак, посвятивший духовной практике не один год, вдруг обнаруживает, что ему стало очень трудно следовать садхане или что его усилия не венчаются никаким положительным результатом. Кайласананда попросил меня не прекращать попыток и посоветовал регулярно посещать устраиваемые Миссией сатсанги — он думал, что в такой обстановке мне будет легче вновь сосредоточиться на Боге. Этот совет не показался мне мудрым. Я никогда больше не заходил в Миссию Рамакришны; не ходил я и ни на какие иные собрания. Я посетил в Мадрасе еще нескольких известных свами, но все они говорили примерно одно и то же: «Не переставай прилагать усилия, посещай наши сатсанги, и ты наверняка справишься со своей проблемой». Но я никогда не ходил на эти встречи — совет не пришелся мне по душе, да и сами советчики не казались компетентными. Я видел, что они являются хорошими садхаками, но я также чувствовал, что у них нет опыта непосредственного общения с Богом, которое, как я считал, позволило бы им правильно оценить происходящее со мной.

И тут я вновь вспомнил о Махарши из Тируваннамалая. Как-то в моей алтарной комнате меня посетило видение: я увидел смеющегося Махарши. Тогда я не придал этому значения, но теперь моя оценка данного события начала меняться. Я думал: «Этот человек каким-то образом появился у моей двери в Пенджабе и направил меня в Тируваннамалай. Я прибыл туда и в присутствии Махарши испытал очень сильные переживания. Должно быть, этот человек способен дать мне дельный совет. Возможно, явившись мне здесь в видении, он хотел, чтобы я снова повидал его в Тируваннамалае. Как бы то ни было, раз в Мадрасе есть еще один человек, чье мнение мне небезразлично, то надо съездить к нему и послушать, что он скажет». Меня по-прежнему совершенно не привлекала философия Махарши, но сама его личность была притягательной.

На следующей неделе мне выпало работать в субботу только до обеда. Воскресенье всегда было выходным, поэтому в субботу я сел на поезд и опять отправился к холму, у которого жил Махарши. Как и в свое первое посещение, я чувствовал, что у меня личное дело и мне вновь хотелось найти возможность поговорить с Махарши наедине. Я снова использовал уже удавшуюся один раз уловку — пошел к нему после обеда. Я знал, что в это время зал пуст. Как и в первый раз, секретарь пытался убедить меня прийти позже, но Махарши снова вмешался и разрешил мне войти и поговорить с ним.

Я сел напротив Махарши и начал рассказывать ему свою историю:

— Четверть века я придерживался садханы, состоящей преимущественно из повторения имен Кришны. Совсем недавно я повторял имя Кришны 50 тысяч раз в день. Также я посвятил много времени чтению духовной литературы. Потом мне явились Рама, Сита, Лакшмана и Хануман. И после их ухода я стал неспособен продолжать свою духовную практику. Я больше не могу повторять Имя. Я не могу читать книги. Я не могу медитировать. Внутренне я очень спокоен, но у меня больше нет ни малейшего желания сосредоточиваться на Боге. Я не могу делать этого, даже если пытаюсь. Что со мной стряслось и что теперь мне делать?

Махарши посмотрел на меня и спросил:

— Как ты добрался сюда из Мадраса?

Его вопрос показался мне неуместным, но я вежливо ответил:

— Поездом.

— И что происходило, когда поезд прибыл на станцию Тируваннамалай? — спросил он.

— Хм... Я сошел с поезда, выбросил билет и нанял повозку до ашрама.

— А когда ты приехал в ашрам и расплатился с извозчиком, что стало с повозкой?

— Она уехала; скорее всего — в город, — сказал я, все еще не понимая, куда он клонит.

И тут Махарши объяснил:

— Поезд привез тебя на место. Ты сошел с него, потому что он тебе больше не нужен. Он доставил тебя, куда требовалось. То же самое и с повозкой. Когда она привезла тебя в Раманашрам, ты сошел с нее. Тебе больше не нужны ни поезд, ни повозка. Это средства передвижения, доставившие тебя сюда. Теперь ты тут, и ты не нуждаешься в них. Это же произошло и с твоей садханой. Джапа, медитация и чтение книг привели тебя к твоему духовному назначению. Больше они тебе не нужны. Не ты бросил свою духовную практику — она оставила тебя по собственной инициативе, ибо отыграла свою роль. Ты прибыл на свое место.

Затем он пристально посмотрел на меня. Я почувствовал, что все мое тело и ум омывают волны чистоты. Единственный взгляд Махарши очистил меня. Я чувствовал, что он смотрит мне прямо в Сердце. Под его магическим взглядом я ощутил, что каждый атом моего тела стал чистым. Мне словно было даровано новое тело. Осуществлялся процесс преображения: старое тело атом за атомом умирало, а вместо него создавалось новое. И вдруг я понял! Я осознал, что этот человек, который разговаривал со мной, есть то, чем я уже являюсь, чем я всегда был. Я вдруг опознал свое «Я». Я умышленно говорю «опознал», так как в непосредственном переживании увидел, что это несомненно именно то состояние покоя и счастья, которое я уже испытал в восьмилетнем возрасте в Лахоре (когда не мог взять стакан с манговым коктейлем). Безмолвный взгляд Махарши вернул меня в то изначальное состояние, но теперь оно стало непрерывным. То «я», которое так долго искало Бога вне себя (так как хотело вернуться в состояние, испытанное в детстве), исчезло в непосредственном знании и постижении истинного «Я», которое Махарши вновь показал мне. Я не могу точно описать свои переживания — книги правы, когда говорят, что словами этого не передать. Я могу говорить только о сопутствующих явлениях. Я могу сказать, что каждая клетка, каждый атом моего тела вдруг воспрянули, распознав то «Я», которое оживляет и поддерживает их. Но саму суть переживаний описать я не могу. Я совершенно не сомневался в том, что мой духовный поиск завершен, но источник этой убежденности просто неописуем.

Я простерся пред Махарши в почтительном поклоне. Я наконец понял, чему он учил и учит. Он говорил мне, что не надо быть привязанным к личному Богу, так как все формы преходящи. Он мог видеть, что главным препятствием на моем пути был прекрасный облик Кришны и моя привязанность к Нему. Он посоветовал мне игнорировать появление всех эфемерных богов и попытаться найти Исток и постичь природу того, кто хочет этих богов видеть. Он пытался указать мне на истинное и вечное, но я глупо и упрямо не придал значения его совету.

Задним числом теперь я понимаю, что вопрос «Кто я?» — единственный вопрос, которым мне следовало задаться много лет назад. В восьмилетнем возрасте я непосредственно узнал высшее «Я», а всю последующую жизнь просто пытался вернуться к этому осознанию. Мать убедила меня, что преданность Кришне позволит вернуть пережитое; она направила меня на поиск внешнего Бога, который, по ее словам, должен был даровать мне те переживания, к которым я так стремился. За многие годы духовных исканий я встретил сотни садху, свами и гуру, но никто из них не поведал мне простую истину так, как этот сделал Махарши. Никто из них не сказал: «Бог в тебе. Он не отделен от тебя. Только ты есть Бог. Если ты, задавая себе вопрос "Кто я?", найдешь источник ума, ты увидишь в своем Сердце Бога в образе "Я"». Если бы я встретил Махарши раньше, прислушался к его учению и практически применил услышанное, может быть, мне не понадобились бы все эти годы бесплодных внешних поисков.

Я должен сделать еще одно замечание относительно величия Махарши. После того как мне явился Рама, я обошел весь Мадрас в поисках совета относительно восстановления своей садханы. Все свами говорили мне разные благоглупости, потому что, в отличие от Махарши, не могли видеть мои Сердце и ум. Когда же я потом пришел к Махарши, он не посоветовал мне продолжать прилагать усилия — он видел, что я достиг состояния, в котором уже никогда не вернусь к прежней садхане. Он сказал: «Ты прибыл». Он знал, что я готов к Постижению, и своим божественным взглядом он поднял меня до своего собственного состояния. Истинный Учитель смотрит в твой ум и Сердце, видит, в каком состоянии ты находишься, и дает дельный совет, который всегда уместен. Совет тех людей, которые не утвердились в «Я», основан на знаниях, полученных из книг или понаслышке. Такие советы часто просто глупы. Истинный учитель никогда не собьет с толку ложным советом, ибо он знает, что тебе нужно и в каком состоянии ты находишься.

Прежде чем продолжить повествование, перечислю еще раз основные ступени своего духовного роста, потому что они иллюстрируют, как в общем случае протекает процесс Самоосознания. Во-первых, должна быть устремленность к Богу, любовь к Нему или желание освобождения. Без этого ничего невозможно. В моем личном случае тот опыт, который я получил восьмилетним мальчиком, породил во мне столь сильное стремление к Богу, что я четверть века искал Его как сумасшедший. Устремленность к Богу, к Самоосознанию подобна внутреннему пламени. Его надо зажечь и раздувать, пока оно не заполыхает так, что испепелит все остальные желания и интересы. Чтобы помешать Самоосознанию, достаточно всего лишь одной мысли, не совпадающей со стремлением «хочу к Богу» (или «хочу Самоосознания»). Если возникают иные мысли, значит, внутренний огонь еще не разгорелся как следует. Все годы, когда я был экстатичным бхактом Кришны, я раздувал пламя любви к Богу, и в этом огне все остальные желания сгорели. Если этот внутренний огонь горит достаточно долго и с должной интенсивностью, то в конце концов в нем перегорит и эта единственная, центральная, всепоглощающая устремленность к Богу (к «Я»). Это существенный момент, так как Самоосознание не состоится до тех пор, пока не уйдет и это последнее желание. После исчезновения этого завершающего желания наступит безмолвие, не нарушаемое никакими мыслями. Это еще не конец, а просто состояние ума, в котором больше не появляются мысли и желания. Именно это произошло со мной в Мадрасе после того, как мне явился Рама. Меня покинули все мысли и желания — настолько, что я уже не мог продолжать свою прежнюю духовную практику. Многим людям в своей жизни удавалось бросить краткий взгляд на «Я». Иногда это происходит спонтанно, нередко — в присутствии просветленного учителя. После таких проблесков сознание, как правило, возвращается в обычное состояние, так как по-прежнему присутствуют мысли и латентные (но не погасшие окончательно) желания. «Я» примет, поглотит и полностью уничтожит лишь тот ум, который совершенно свободен от васан. Именно в таком состоянии мой ум находился те несколько дней, пока я оставался в Мадрасе. Но просветление тогда еще не наступило, потому что не хватало завершающего штриха — нужна была милость моего учителя; я должен был сесть перед ним, услышать от него «Ты прибыл» и поверить ему; надо было, чтобы он посредством своего божественного взгляда передал мне свою энергию и благодать. Когда взгляд Махарши встретился с моим свободным от васан умом, «Я» воспрянуло и разрушило ум, который навсегда прекратил свою деятельность. Осталось только «Я».

Я уже говорил, что бхактом Кришны меня сделала мать. Однако после Самоосознания я понял, что она оказалась просто инструментом; корни моей исключительной привязанности к Кришне уходят в прошлую жизнь, когда я был йогом в Южной Индии. После того как я обрел знание о своей прошлой жизни, мне стали понятны многие особенности жизни нынешней. В прошлой жизни я был великим бхактом Кришны. У меня было множество учеников, и я построил храм Кришны, в котором установил большое алтарное изваяние из белого камня. В той жизни я часто входил в нирвикальпа-самадхи, но так и не осознал высшее «Я». Мне помешало, в частности, сексуальное желание, которое я испытывал по отношению к одной из служанок. Она происходила из низкой касты, поэтому служила в ашраме уборщицей и выполняла другую непрестижную работу. Я внешне никак не проявлял своего влечения к ней и упорно старался подавить это чувство, но полностью от него так и не избавился. Когда я родился X.В.Л. Пуньджей, эта женщина (в своем новом воплощении) стала моей женой. Этой единственной васаны оказалось достаточно, чтобы я снова воплотился и создал семью с той, к которой испытывал влечение. Так действует карма.

Моя жизнь в качестве йога-кришнаита закончилась необычно и, можно сказать, кошмарно. Я вошел в нир-викальпа-самадхи и оставался в нем двадцать дней. Ученики решили, что я умер — в моем теле не было заметно никаких признаков дыхания и кровообращения. Из деревни привели «знающего человека», чтобы он определил, осталась ли в моем теле прана. Он тщательно осмотрел мою телесную оболочку, а потом объявил, что просверлит в ней отверстие и выяснит, осталась ли еще в теле жизнь. «Эксперт» взял инструмент для вскрытия кокосов и проделал им дырку в моем черепе. Посмотрев внутрь, он изрек, что я мертв. После такого вердикта ученики сожгли меня в яме-солшдхи, которую выкопали рядом с храмом.

Так я был сожжен заживо. Я осознавал все, что делал человек, продырявивший мне голову, и понимал, что меня собираются сжечь, но не мог на это никак отреагировать — настолько глубоко был погружен в нирвикальпа-самадхи. Все это странным образом напоминало то мое состояние, в которое я вошел в восьмилетнем возрасте (когда меня переполняло такое счастье и покой, что я, хотя и осознавал все происходящее вокруг, не мог никак на это отреагировать).

Много лет спустя, снова поселившись (в нынешнем воплощении) на Юге, я отправился посмотреть на этот храм. В прошлой жизни я так хорошо запомнил дорогу к нему, что мог указывать маршрут водителю такси, хотя длинный путь от станции изобиловал развилками и поворотами. Все выглядело именно так, как сохранилось в моей памяти. Установленное мною белокаменное изваяние Кришны по-прежнему находится в храме. Вот только мое надгробие не сохранилось — река поменяла русло и теперь протекает там, где раньше была моя могила.

Махарши сказал, что мне не надо искать внешних проявлений Бога — Кришну или кого-либо еще, — потому что все они эфемерны. Я последовал его совету (после того, как он показал мне, кто я есть), но образы богов продолжают являться мне. Даже теперь, спустя десятилетия после завершения моего духовного поиска, Кришна по-прежнему регулярно приходит ко мне. Когда бы Он ни появился, я чувствую все ту же огромную любовь к Нему, но теперь Он не может обратить мой взор на что-либо иное, кроме высшего «Я».

Попробую объяснить: в детстве я думал, что тело Кришны реально, потому что можно было к нему прикоснуться. Тогда я не знал, что осязаемость не является истинным критерием реальности. Реально то, что вечно и неизменно. Под данное определение подпадает только бесформенное «Я». Теперь я могу сказать, что, когда Кришна появлялся в моей детской комнате, это было временным, нереальным феноменом, имевшим место в Сознании — единственной реальности. И все остальные явления мне Кришны относятся к этой же категории. Ныне меня, отождествившегося с истинным «Я», величие богов (даже стоящих передо мной) не ослепит и не введет в иллюзию; я знаю, что сила и красота, которую они являют, иллюзорны. Во мне, в моем высшем «Я» присутствует все могущество и великолепие, так что мне нет нужды искать эти качества в ином месте.

После моего преображения, происшедшего в присутствии Махарши, моя внешняя жизнь, в основном, оставалась прежней. Я вернулся в Мадрас, ходил на работу и старался обеспечить свою семью всем, чем только мог. По выходным (или если у меня накапливалась приличная сумма денег) я приезжал в Тируваннамалай, садился у стоп своего учителя и грелся в лучах его сияния. От того циничного скептика, который во время первого визита агрессивно противостоял Махарши, не осталось и следа. Меня переполняла любовь к Учителю. Первые несколько месяцев после Самоосознания у меня не было никаких мыслей. Я приходил в офис и выполнял свои обязанности, но при этом в моей голове не появлялась ни одна мысль. То же самое было и когда я отправлялся в Тируваннамалай. Сидел ли я в зале рядом с Махарши, бродил ли вокруг холма или делал покупки в городе — все совершалось без какой-либо ментальной активности. Всюду простирался океан безмолвия, по поверхности которого не пробегала даже и рябь мыслей. Я вскоре понял, что ум и мысли не являются непременным условием мирской деятельности. Если человек осознал истинное «Я», попечительство о его жизни берут на себя высшие силы. Все его действия совершаются спонтанно и с максимальным эффектом — хотя на них не было затрачено никаких ментальных усилий.

Я часто привозил в ашрам на выходные свою семью и сослуживцев. Похоже, что Махарши особо выделял среди них мою дочь. За время жизни в Мадрасе она овладела тамильским в достаточной степени, чтобы общаться с Махарши на его родном языке. Во время наших посещений они всегда играли вместе и хохотали.

Однажды моя дочь села перед Махарши и вошла в состояние, которое внешне воспринималось как глубокий медитативный транс. Когда колокол позвал на обед, я не смог ее разбудить. Махарши посоветовал оставить ее в покое, и мы пошли есть без нее. Вернувшись, мы застали ее в том же месте и в прежнем положении. Прошло еще несколько часов, прежде чем она возвратилась в обычное сознание.

Майор Чедвик с большим интересом следил за происходящим. Когда моя дочь очнулась, он подошел к Махарши и сказал:

— Я здесь уже более десяти лет, но со мной никогда не происходило ничего подобного. А эта семилетняя девочка, похоже, вошла в самадхи вообще без каких-либо усилий. Как это возможно?

Махарши улыбнулся и ответил:

— С чего ты взял, что она младше тебя?

После этого случая дочь прониклась любовью к Махарши и очень привязалась к нему. Когда мы уезжали домой, она ему сказала:

— Ты мой отец. Я не поеду в Мадрас. Я останусь здесь, с тобой.

Махарши засмеялся:

— Нет, тебе нельзя здесь оставаться. Возвращайся домой со своим настоящим отцом. Пойди в школу, выучись, а потом сможешь прийти сюда — если захочешь.

Происшедшее в ашраме стало важным событием в жизни моей дочери. Несколько недель спустя я подслушал, как она кому-то рассказывала на кухне, что не бывает такого дня, когда она не вспоминала бы о случившемся. Но если бы вы спросили ее об этом событии, она ничего не ответила бы. Всякий раз, когда кто-то спрашивал ее: «Что произошло в тот день, когда ты вошла в транс перед Махарши?» — ее реакция была одной и той же: она начинала плакать. Даже мне она не могла объяснить или описать, что именно с ней было.

В другой раз я привел к Махарши пира, которого встретил в Мадрасе. Этот профессор, приобщившийся к религиозной жизни в результате внутреннего пробуждения, прибыл из Багдада в Индию потому, что ему вдруг захотелось увидеть, в каком состоянии познания пребывают настоящие индийские святые. Я убедил его поехать со мной к Махарши, ибо не мог представить лучшего примера индийского святого. В Тируваннамалае мы некоторое время посидели в зале, глядя на Шри Раману. Потом пир встал, поклонился и вышел. Когда я догнал его и спросил, почему он ушел так внезапно, тот ответил: «Я вдохнул аромат этого цветка сада индуизма. Теперь мне нет необходимости нюхать другие цветы — я удовлетворен и могу вернуться в Багдад».

Этот человек был джняни. За несколько минут, проведенных в обществе Махарши, он сумел убедиться в том, что цветок Джняны индуизма не отличается от высших состояний, достигаемых мусульманскими святыми.

Такие просветленные встречаются очень редко. За последние лет сорок я встречал тысячи садху, свами, гуру и других духовных людей. На Кумбхамелах я видел миллионы паломников; я побывал во многих индийских крупных ашрамах; я странствовал по Гималаям, встречаясь там с отшельниками; я общался с йогами, обладающими великими сиддхами; с людьми, которые могут левитировать. Но за все годы, прошедшие со времени обретения мною Самоосознания, мне довелось встретить всего двух человек, сумевших убедить меня в том, что они обрели полное просветление. Мусульманский пир был одним из них. Второго — сравнительно малоизвестного садху — я встретил на обочине дороги в Карнатаке.

Я ждал автобуса в заброшенном поселке возле Кришнагири — города, расположенного между Тируваннамалаем и Бангалором. Тут ко мне подошел человек чрезвычайно непрезентабельного вида. Одеждой ему служили грязные лохмотья, а его ноги были покрыты открытыми ранами, в которых копошились черви.

На праздновании говорили, и я вызвался почистить ему раны и дать мазь, способствующую заживлению. Мое предложение его совершенно не заинтересовало: «Оставь червей в покое. Пусть себе завтракают».

Чтобы не оставлять его в таком жалком состоянии, я порвал на ленты свою накидку и забинтовал ему ноги чистой тканью. Мы попрощались, и он ушел в ближайший лес.

Я понял, что этот человек — джняни. В моей голове уже начали появляться праздные мысли о том, что за странная карма заставила его так пренебрегать своим телом, когда ко мне подошла женщина, продававшая в придорожной лавке лепешки. Она сказала: «Вам очень повезло, вы разговаривали с великим махатмой. Он живет в этом лесу, но почти никогда не показывается на людях. Из Бангалора приезжают люди, чтобы повидать его, но никто не может его найти, если он сам не захочет встретиться с кем-то. Я сижу здесь каждый день, но не видела его уже больше года. И прежде мне никогда не доводилось видеть, чтобы он подходил к совершенно чужому человеку и беседовал с ним».