Из истории хозяйственного освоения территории

История освоения Тарханкута ухолит далеко в глубь веков. Из-за недостатка письменных источников она воссоздается главным образом по археологическим материалам. К наиболее древним археологическим памятникам, найденным здесь, относятся небольшие стоянки и курганные захоронения эпохи энеолита и бронзы (III-II тысячелетия до н.э.), открытые у с. Мелового и на берегах оз. Донузлав. Имеются также единичные следы проникновения сюда кочевых скифов во второй половине V в. до н. э. [7].

С IV в. до н.э. начинается усиленная колонизация Херсонесом побережья Тарханкута. У Акмечетской бухты основывается Калос-Лимен (Прекрасная Гавань), а у других бухт – укреплённые и неукреплённые поселения, проводится размежевание земель. Северо-Западный Крым, в состав которого входит Тарханкут, становится настоящей житницей Херсонеса. В пределах Северо-Западного Крыма обнаружено более 35 поселений IV в. до н. э. – III в. н. э. в зоне не более 2-3 км от моря. Возделывались главным образом пшеница, меньше ячмень, просо [7]. У селений того времени обнаружены также признаки существования виноградников и садов. Об объеме производства, площадях, занимавшихся под посевы, виноградники и сады, можно судить по соотношению обнаруженных А. Н. Щегловым [7] неподвижных ёмкостей для хранения полученной с земельных участков продукции. Так, на одном; из наделов Калос-Лимена приходилось по объему 3/4 всей продукции на зерно, 1/4 – на вино. Кладовая с пифосами на усадьбе у бухты Ветреной была рассчитана на 5500-5750 кг пшеницы и на 2500 л вина. Сельская округа Калос-Лимена о которой можно судить по следам наделов земли и остаткам усадеб, прослеживается на площади около 600 га.

Во внутренних частях Тарханкута в этот период обитали скифы, занимавшиеся скотоводством и земледелием. Они, стремясь обеспечить себе свободный выход к морю, чтобы не оказаться в торговой и политической зависимости от греков, захватывают во II в. до н. э. часть их городов и укреплений. На их месте они создают линию своих укрепленных поселений. Особенно плотной она была между Донузлавской пересыпью и мысом Урет. Открытые здесь 13 укрепленных поселений тянутся по побережью с интервалом от 2 до 4 км.

В начале нашей эры в поселениях Тарханкута, как и во всем позднескифском государстве, наблюдается подъем экономики и культуры. Связь с Херсонесом не прекращается.

В конце I – начале II вв. в результате скифо-херсонесских войн и ухудшения климатической обстановки забрасываются некоторые поселения Тарханкута, а примерно около середины III в. – остальные. Спустя немногим более столетия по обезлюдевшему краю пронеслась волна гуннского нашествия. Несколько находок гое погребений (V – VІ вв.) обнаружено у с. Межводного и оз. Донузлав.

Судя по открытой М. А. Наливкиной [4] части стены и находкам керамики салтово-маяцкого типа, на месте Калос-Лимена в VІІІ – Х вв. вновь существовало поселение. Такая же керамика обнаружена и севернее Тарханкута, на Лебяжьих островах и мелководье, их окружающем.

В середине XI в. в южнорусские степи, а затем в Крым ворвались с востока кочевники – половцы (куманы, или кипчаки). Обитание их на Тарханкуте подтверждается найденными здесь многочисленными каменными изваяниями – так называемыми половецкими бабами. Села Громове, Рыбацкое и другие носили прежде названия с компонентом «Кипчак» – явно половецкого происхождения. В период Крымского ханства на Тарханкуте находились владения мусульманского духовенства. Местное население занималось в основном овцеводством.

После присоединения Крыма к России (1783 г.) в этой части полуострова сосредоточивались крупные помещичьи владения. В имениях Воронцова, Попова, Рудзевича были заложены сады, виноградники, табачные плантации.

В конце 40-х годов и в особенности в последние десятилетия XIX в. стали расширяться площади под зерновыми культурами. Тем не менее, овцеводство оставалось ведущей отраслью местных хозяйств.

После победы Великой Октябрьской социалистической революции иностранная военная интервенция и гражданская война нанесли хозяйству края большой ущерб. Резко сократились посевные площади, поголовье скота. Трудности усугубил голод 1921 – 1922 гг. Только с 1923 г. удалось приступить к планомерным работам по восстановлению и развитию народного хозяйства.

О современном характере использования земель Тарханкута можно судить по сложившейся к настоящему времени структуре местных земельных угодий: пахотные земли составляют 45,2% площади Тарханкута, сады и виноградники – 3,7, выгоны и пастбища – 42,5, лесополосы и лесонасаждения – 0,6. Остальные земли не пригодны к использованию в сельском хозяйстве.

Таким образом, наряду с нарастающим расширением наблюдалась и периодичность в характере и интенсивности хозяйственного использования земель Тарханкута. В IV в. до н. э. – первые века н. э. и в период с ХIII в. преобладало в разных соотношениях оседлое земледельческое и животноводческое использование земель, а во II тысячелетии до н. э. и III-ХIII вв. н. э. – экстенсивное кочевое скотоводческое. Особенно малой интенсивностью хозяйственного использования земель отличалось раннее средневековье. Обусловили это как социальные, так и, несомненно, природные причины. Последние определялись изменениями природной обстановки в крае, вызванной прежде всего периодическими колебаниями климатических условий.

Ландшафтная структура

Литогенную основу Тарханкутского ландшафта составляют обнажающиеся на значительных площадях сарматские и меотические известняки. Среднесарматские различной крепости известняки образуют осевые зоны Меловой и Джангульской брахиантиклинальных структур. Верхнесарматская толща известняков с прослоями мергелей обнажается на их крыльях. На дне остаточных депрессий и на нижних частях крыльев поднятий развиты меотические мергелистые и оолитовые известняки. На размытой поверхности известняков плоских водораздельных пространств распространены скифские верхнеплиоценовые и нижнееантропогеновые красно-бурые глины. Среди них встречаются пятна континентальных среднеплиоценовых таврских розовых мергелистых суглинков и кирпично-красных глин. На склонах и террасах увалов и балок, где сосредоточены пахотные земли и откуда красно-бурые глины были смыты, распространины антропогеновые эоловые, элювиально-делювиальные жёлтые и жёлтовато-бурые глины и суглинки, местами очень маломощные и щебнистые. Антропогеновые морские отложения представлены детритусовыми с оолитами песками пересыпей и кос, а также иловыми породами минеральных озер.

По устройству поверхности Тарханкут представляет собой увалистое плато, которое из-за сравнительно больших относительных высот, глубокого положения местных базисов эрозии, различного состава слагающих его горных пород сильно расчленено сухоречьями, балками, лощинами и оврагами. На примерно 75% площади края интенсивность общего эрозионного расчленения составляет от 1,0 до 3,1 км/кв. км. Значительны величины и вертикального расчленения. Превышение рельефа над местными базисами эрозии, к примеру, в Черноморском сухоречье, составляет около 60 м. Активность проявляющейся здесь эрозии обусловлена и большими уклонами дна балок (0,015-0,028). Тем не менее уже прошли основные этапы эрозионного расчленения края. Коренное ложе крупных эрозионных дрен перекрыто местами мошной толщей аллювиальных отложений. Это связано с тем, что в современную эпоху происходит дальнейшее прогибание осевых зон остаточных депрессий и вздымание разделяющих их брахиантиклинальных структур [5] на фоне повышающегося уровня Чёрного моря. На это указывает и подтопление культурных слоёв ряда античных памятников (Панское-1, ограда башни у Калос-Лимена, колодца в Беляусе), а также затопление морем части памятников салтово-маяцкой культуры у Лебяжьих островов. По мнению Н. С. Благоволина и А. Н. Щеглова [1] уровень моря в античную эпоху был ниже современного минимум на 3-4 м ("фанагорийская" регрессия по В. Федорову), а современная трансгрессия началась около 1000 лет назад, не раньше Х-ХI вв.

Таким образом, в современную эпоху природные комплексы Тарханкута развиваются в условиях постепенного повышения уровня местных базисов эрозии и активной абрадирующей деятельности моря.

В связи с большой выдвинутостью Тарханкутского полуострова в Чёрное море климат его мягок. Он характеризуется большой средней продолжительностью безморозного периода (185-225 дней), нерезким различием друг от друга времен года, незнойным летом и мягкой зимой. Из-за бризовой циркуляции, различной высоты и степени расчлененности частей полуострова осадки распределяются неравномерно как по сезонам года, так и по территории. Больше их выпадает на более высоких и эрозионно расчлененных участках (Артемовка – 381 мм, Красноярское – 375 мм), меньше на прибрежных (Черноморское – 310 мм) и ровных участках (Кировское – 318 мм). Так что представление об исключительной сухости климата полуострова, основанное на материалах метеостанций, расположенных в приморской полосе, не вполне соответствует действительности. Внутренние части полуострова увлажнены не меньше, чем многие другие районы Крыма. Наряду с этим фактором, смягчающим засушливость этой территории, отмечается сравнительно высокая средняя относительная влажность воздуха, которая даже в 13 часов в период с апреля по октябрь не опускалась ниже 71% на Тарханкутском маяке и 55% – в с. Кировском. Этим, несомненно, объясняется наличие здесь кустарниково-степных и кустарниковых фитоценозов в условиях казалось бы небольшого количества атмосферных осадков.

ПК Тарханкута, как и других территорий, направленно развивались в условиях периодических колебаний климата. Основываясь на анализе археологического и исторического материала, мы разделяем мнение А. В. Шнитникова [6] о существовании 1800-1850-летнего периода в изменчивости общей увлажненности материков Северного полушария. Не две влажно-прохладные (VI – I вв. до н. э. и ХIII в. – до наших дней) фазы падает наиболее интенсивное хозяйственное использование земель края, а в другие, более сухие и жаркие фазы (ХVII – VII вв. до н. э. и I – ХI вв. н. э.) происходит значительное обезлюдение территории.

На один из таких засушливых периодов в истории Крыма указывает А. И. Дзенс-Литовскнй [2]. По его расчетам примерно 2000 лет тому назад в течение 150-175 лет происходило накопление пластов корневой соли в Сакском и Сасык-Сивашском озерах. В этот период, по мнению А. И. Дзенс- Литовского, бухты отшнуровались пересыпями от моря и в образовавшихся озёрах, судя по необходимой концентрации рапы для накопления донных солевых отложений, уровень воды понизился на 1 – 5 м. Оживившаяся эрозия, вследствие изменения базиса эрозии, обусловила углубленно балок и оврагов, понижение уровня грунтовых вод и общее иссушение территории.

Тарханкут беден поверхностными пресными водами. Они представлены только почти пересыхающим Акмечетским озером и отдельными плесами в низовье сухоречья Агарь-су.

Грунтовые воды края содержатся в суглинисто-щебнистых накоплениях днищ низовий балок и в песках морских пляжей и пересыпей озёр. Воды пестры по степени минерализации и жёсткости и залегают на глубине от нескольких десятков сантиметров до нескольких метров. Более глубокие подземные воды практически не оказывают влияния на развитие местных ПК.

Упомянутые естественные особенности ландшафта и характер его хозяйственного использования в прошлом обусловили развитие здесь преимущественно маломощных, чисто щебнистых, обедненных гумусом чернозёмных почв и формирование ксерофитных настоящих дерновинно-злаковых бедно-разнотравных степей, местами принимающих каменисто-опустыненный характер. Только на Джангульском оползневом побережье, в долинах сухоречий и глубоких балках сохранились кустарниково-степные фитоценозы. В прошлом на Тарханкуте была распространена, несомненно, и древесно-кустарниковая растительность. На это указывают археологические находки. Так, А. Н. Щеглов [7] в руинах дома, построенного в I в. н. э. на городще Тарпанчи, обнаружил гнездо хищной птицы с остатками костей в основном степных животных, но были среди них кости, таких птиц, как дубонос, щегол, дрозд, чекан луговой, совка сплюшка и других, которые, как известно, обитают там, где распространена древесно-кустарниковая, растительность. Полагать, что они добыты хищником во время весеннего или осеннего перелета, нет оснований, так как некоторые из этих птиц не покидают на зиму своих гнездовий. Следовательно, ещё в первые века нашей эры на Тарханкуте растительность была близка к лесостепной. Она, несомненно, была уничтожена человеком.

Природные свойства Тарханкутского ландшафта, определяют лощинно-балочная., волнисто-водораздельная и останцово-водораздельная ocновные и абразионно-террасовая, синклинально-котловинная, долинно-сухоречная, морских песчаных пересыпей второстепенные по площади местности.

Лощинно-балочная нагоpнo-кcepoфитнo-степная и кустарниково-степная местность с малоразвитыми почвами чернозёмного типа и обнажениями известняков свойственна крутым склонам увалов и Джангульскому оползневому побережью. Она составляет около 42,4% площади ландшафта и используется преимущественно под выпас. Маломощные чернозёмы и малоразвитые почвы чернозёмного типа в прошлом как правило не распахивались и поэтому содержат до 3,0-4,5% гумуса. На этих почвах распространены из-за частого неумеренного выпаса скота в прошлом опустыненно-степные группировки с различными петрофитными вариантами. Доминируют ксерофитные дерновинные злаки (типчак, келерия) и полукустарнички – полыни белая, австрийская и шерстистая, юринея и дубровники. Общее проективное покрытие достигает всего 35-40%. Валовая урожайность травостоя составляет 6 ц/га сухого сена, что при поедаемости его, составляющей примерно 60%, дает 4 ц/га сухого хозяйственного урожая.

В лучше увлажненных урочищах пологих лощин с более мощным вследствие намыва почвенным покровом широко распространены разнотравно-злаковые группировки. Они состоят из типчака, ковылей, полыни, пырея, шалфея степного и др. Валовая урожайность сухого сена составляет до 5 ц/га. С увеличением щебнистости почв ковыль обычно исчезает и его место в группировке занимает чабрец.

На склонах преимущественно северной экспозиции с уклонами в 10-15° на карбонатных маломощных щебенчатых чернозёмах распространены асфоделиново-злаковые степи, представляющие собой петрофитный вариант разнотравно-злаковых степей. На крутых каменистых склонах встречаются шерстисто-полынно-хедизаровый, чабрецовый и шерстисто-полынно-злаковый фитоценозы, а на более эродированных верхних частях склонов – шерстисто-полынный и с господством дубровников.

На склонах и днищах балок и эрозионных борозд распространены кустарниковые заросли из различных видов шиповника, боярышника, крушины, ежевики, изредка бузины, жасмина, диких яблонь и груш. Это, несомненно, обеднённые фрагменты в прошлом более широко распространенных здесь фитоценозов.

Волнисто-водораздельная степная местность с карбонатными и выщелоченными от карбонатов слабогумусированными чернозёмами, сформировавшимися на щебенчатых красно-бурых глинах или на тяжёлых лессовидных суглинках, составляет около 26,8% площади ландшафта. В настоящее время она занята посевами зерновых, пригодна также под неукрывные виноградники и под плодовые насаждения с обязательным поливом. До распашки местность была занята преимущественно дерновинно-злаковыми бедно-разнотравными степями. На сохранившихся участках этих степей коренной ассоциацией является лессингианово-ковыльная. Под влиянием выпаса она замешается лессингианово-полынно-злаковой и житняково-типчаковой группировками. Валовая урожайность сухого сена составляет около 6 ц/га.

Останцово-водораздельная нагорно-ксерофитно-степная местность с малоразвитыми почвами чернозёмного типа в сочетании с обнажениями коренных известняковых пород свойственные осевым частям увалов и составляет около 18,2% площади ландшафта. На холмах этой местности, где смыты красно-бурые глины, по мере увеличения щебнистости малоразвитых почв шерстисто-полынно-злаково-юринеевая ассоциация сменяется малопродуктивной чабрецовой группировкой. Чабрецу всегда сопутствуют дyбpoвники и житняк, а также в меньшей мере – мятлики, келеоня, молочай, шерстистая полынь, типчак, костер, асфоделина и др. Довольно обильно в отдельные годы распространяются мятлик луковичным и другие эфемероиды. Валовая урожайность сухого сена составляет свыше 5 ц/га, а хозяйственная – около 2,5 ц/га.

Абразионно-террасовая местность с карбонатными слабогумусированными чернозёмами свойственна мягковолнистой, пологонаклонной к югу Лазурненской террасе, которая составляет около 6,5% площади ландшафта. По мере удаления к морю от южного склона Мелового увала на террасе выходы коренных пород известняков сменяются всё увеличивающейся толщей жёлто-бурых пролювиально-делювиальных суглинистых отложений. На берегу моря мoщнocть их достигает более 10 м. Обращенный к террасе склон Мелового увала изборожден многочисленными эрозионными рытвинами. Лишь немногие из них прорезают всю террасу. Во время ливней сухие русла балок и рытвин заполняются бурными потоками, которые наносят большое количество мелкозема и обломочного материала на террасу, наращивают её.

Терраса находится в зоне с положительными среднемесячными температурами января и февраля, благодаря чему она благоприятна для выращивания ценных сортов винограда и ряда других теплолюбивых культур. Эту особенность знали ещё в античное время, на что указывает сосредочение здесь древних поселений. Судя по оставшимся кое-где от распашек участкам, на террасе были распространены злаковые бедно-разнотравные степи, переходившие на расположенных выше по склону щебенчатых почвах в петрофитные белополынно-злаковые степи.

Синклинально-котловинная кустарниково-степная местность со слабогумусированными чернозёмами свойственна Дозорненской и Оленевским котловинам, которые составляют около 4,5% площади ландшафта. Судя по сохранившимся от распашек под зерновые и технические культуры участкам степи, здесь были распространены кустарнико-разнотравные степи [2]. В составе кустарников преобладал бобовник, возможно, терн. К ним примешивались кусты лохолистной груши, боярышников, крушины и др. Кустарниковая растительность, очевидно, не выделялась в отдельный ярус, отдельные кусты были диффузно рассеяны по степному травостою. Травяной покров этих степей совмещал черты в меньшей степени ксерофитных луговых и в большей – ксерофитных настоящих степей. Укос сухого сена – 6-8 ц/га. На молодых залежах на выщелоченных от карбонатов черноземах сильно развивается пырей, свинорой и вьюнок, а на карбонатных черноземах – преимущественно верблюдка.

Долинно-сухоречная луговая местность с лугово-черноземными карбонатными и черноземными карбонатными почвами свойственна приблизительно 1,0% площади ландшафта. Она представлена синклинальной сухой долиной Агарьсу и Акмечетской, крест-накрест пересекающей Джангульский увал. Обычно наблюдается одна надпойменная терраса, расположенная, как и участки поймы, в сегментах долинных излучин. Террасы сложены чаще всего аллювиально-деллювиальными суглинками. Нa плесах нижней части Агарьсу почти всегда в течение года имеется вода. В средних частях долин русло заливается водой редко и лишь на короткое время, измеряемое часами.

Паводки и близость грунтовых вод создают в пойме нижних частей долин своеобразную лугово-болотистую обстановку для процессов почвообразования и динамики растительности. Поймы сыздавна освоены и обычно заняты oгopoдaми и садами, В пос. Черноморском на ней размещен парк из ясеня, дуба, клена и фруктовых деревьев, а также грецкого ореха. Хорошее состояние деревьев позволяет предположить, что в прошлом в долинах рек Тарханкута располагались естественные лесные массивы. На надпойменной террасе, ныне занятой посевами, поселениями, садами и огородами, кое-где встречаются на старых залежах пырейные, кустарниковые и разнотравно-злаковые группировки. На нижних частях склонов долин, а также в эрозионных бороздах выше на склонах, по которым пpoисходит поверхностный и грунтовый сток, распространена преимущественно боярышниково-розариевая кустарниковая ассоциация. Под кустарниками произрастает ряд травянистых растений: пырей, ежа сборная, спаржа, василистник и др.

Морские песчаные пересыпи с маломощными почвами чернозёмного типа отделяют от моря Донузлавское, Каранджинское. и Акмечетское минеральные и пресные озера. Пересыпи составляют 0,6% площади Тарханкyта. Они состоят из ракушечного детритуса с пpимеcью оолитов, гравия известняковых пород и кварцевых зерен составляющих в совокупности 98% веса всей массы. Глинистых частиц содержится всего 2-3%. В толще пересыпей на глубине 2-3 метра от поверхности находится зеркало соленых вод. Его перекрывают тонким слоем пресные воды. Уровень грунтовых вод в целом колеблется от сезона года, количества выпавших осадков и деятельности ветров, обусловливающих сгонно-нагонные явления. На хорошо закрепленных участках пересыпей мощность гумусовых горизонтов достигает 40-50 см, содержание гумуса колеблется от 0,6 до 2%. Растительность развивается здесь под влиянием значительного почвенного увлажнения и песчаного характера субстрата.

Наиболее распространенными урочищами являются морские береговые валы с отдельными экземплярами и группами морской горчицы, колосняка гигантского, пырея качима и других растений; опресненных эфемерных озер, заросших ситником, тростником; морских солончаков засушей на месте заливов озер.

Таким образом, наиболее интенсивное хозяйственное воздействие человека сыздавна приходилось на ПК долинно-сухоречной, синклинально-котловинной, абразионно-террасовой и волнисто-водораздельной местностей, составляющих 38,8% площади Тарханкута. Несмотря на это они находятся на таких стадиях антропогенных трансформаций, что, как показывают наблюдения, за довольно короткий срок могут приобрести в современную эпоху облик, близкий соответствующим коренным и серийным ПК. Следовательно, эти местности располагают потенциальными условиями для произрастания здесь (тем лучше при соответствующих мелиорациях) на более широких площадях древесно-кустарниковых пород насаждений и других сельскохозяйственных культур.

ПК остальных местностей иcпoльзовались преимущественно для выпаса скота, однако в большинстве своем достигли также стадии антропогенной трансформации, что нуждаются в существенных мелиорациях. Лишь этим может быть обеспечено дальнейшее нормальное выполнение ими своих функций.

Литература

Благоволин Н. С., Щеглов А. Н. Колебания уровня Чёрного моря в историческое время по данным археолого-геоморфологических исследований в Юго-Западном Крыму. "Изв. АН СССР", сер, геогр., 1988, № 2.

Дженс-Литовский А. И. Геологический возраст солевых отложений минеральных озёр. "Природа", 1936, № 12.

Дзенс-Литовская Н. Н. Растительность Степного Крыма. ''Уч. зап. Ленингр. ун-та", № 125, сер. геогр. вып. 7, 1950.

Наливкина М. А. Раскопки Керкинитиды и Калос-Лимена (1948-1952). В сб.: "История и археология древнего Крыма", Киев, 1967.

Підгородецький П. Д. До сучасних тектонічних рухів на Тарханкутському півострові. "Географічний збірник", вип.4, Вид-во АН УРСР, 1961.

Шнитников А. В. Изменчивость общей увлажненности материков Северного полушария, "Зап. Геогр. о-ва Союза СССР", нов. сер., т. 16, изд-во АН СССР, М-Л., 1957.

Щеглов А. Н. Северо-западный Крым. Автореф. канд. дис. Л., 1971.

 

НАХОДКА РАННЕЧЕТВЕРТИЧНОЙ ФАУНЫ ПОЗВОНОЧНЫХ НА ТАРХАНКУТСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ

ПАЛЕОГЕОГРАФИИ КРЫМА

Опубликовано в журнале «Известия Крымского отдела географического общества союза ССР». – Вып. 6. – С. 31–44.

 

На Тарханкутском полуострове в береговом обрыве правого мыса бухты, образовавшейся в результате затопления морем нижней части глубокой балки (в 4 км к юго-западу от с. Черноморское), летом 1958 г. нами были обнаружены костные остатки позвоночных животных. Высота современных водоразделов балки более 20 м, а площадь её водосбора – около 3 кв. км (рис. 1).

 

Северный берег бухты. Значком X показано место находки костных остатков позвоночных животных.

 

Костеносные породы заполнили карстовые ниши до 0,5 м глубиной и 0,3– 0,4 м высотой в верхнесарматских светло-серых известняках. Последние подстилаются легко выветривающимся белесоватым известняковым мергелем.

В двух группах более крупных карстовых ниш, расположенных рядом в двух метрах одна от другой, содержались различные породы и костный материал. Породы в первой группе, находящейся ближе к мысу бухты, на высоте 4,2 м над уровнем моря, были более грубообломочны, чем во второй. В нижней части их слои грубых обломков известняков, перемешанных с красно-бурыми суглинками, перемешались с прослоями чистых красно-бурых суглинков (рис. 2). Кверху последних было больше, так что у потолка ниш они занимали господствующее положение. Вторая группа ниш, находящаяся на высоте 4,4 м над уровнем моря, была заполнена красно-бурыми суглинками с известняковой дресвой.

 

Костеносная порода карстовых ниш на террасе мыса бухты.

 

Среди грубообломочных пород, заполнявших первую группу ниш, встречались большей частью кости конечностей, обломки челюстей и отдельные зубы крупных наземных животных, а в красно-бурых суглинках как первой, так и второй групп – кости птиц и мелких млекопитающих (грызунов).

Грубообломочный характер костеносных отложений, их слоистость, окатанность и раздробленность отдельных костей свидетельствуют о том, что они переносились и отлагались временными водотоками и в то время, когда дно балки находилось примерно на уровне этих карстовых ниш.

Определенные нами костные остатки принадлежат слону Elephas s,p. (meridionalis), бизону Bison sp., сайге Saiga tatarica L., благород­ному оленю Cervus (cf. elaphus L.), носорогу Rhinoceros etruscus Falc., волкам Canis lupus L., бурсуку Meles mелез L., каменной кунице Martes (Martes) foina Erx, слепушонке Ellobius talpinus Pall, и двум разным вариететам лошади Стенона1.

Результаты обработки костного материала лошадей мы изложим подробнее, так как они имеют большое значение как для определения геологического возраста данной фауны, так и для палеогеографии Западного Крыма.

Большой интерес, в частности, представляет то, что на Тарханкуте, как в Западной Европе и на Северном Кавказе (В. Громова), существовали вместе два вариетета лошади Стенона. Причем на Тарханкуте, как и в Западной Европе, более мелкая из них является типичной итальянской Equus stenonis typicus. До сих пор она не была обнаружена на территории СССР, а вторая – крупная южнорусская Equus stenonis cf. major Boule – пока не известна для Крыма.

Из костных остатков принадлежат Equus stenonis typicus зубы – три верхних (Р3, Р4, М1) и три нижних (Р2, Р3, М3), дистальный конец большой берцовой кости, третьи метатарсальная и метакарпальная кости, две задние первые фаланги и несколько обломков других костей.

О принадлежности данной особи к Е. stenonis и, в частности к крупному вариетету Е. stenonis typicus, свидетельствуют характер и размеры зубов и костей конечностей, приведенные в таблицах 1 – 5. В излагаемом ниже описании их характеризуются те особенности, которые присущи не всем из известных костей Е. stenonis, или которые особенно важны для определения систематического положения данной лошади.

На верхних премолярах Р3, Р4 описываемой лошади, как и у типичной Е. stenonis, средняя наружная складка (мезостиль) не раздвоена. Индекс длины протокона к длине всего зуба для Р3, Р4 и колеблется в пределах 31–34, протокон имеет характерную форму «сапожка» (рис. 3-А).

На нижних зубах обе лопасти двойной петли округлые и широкие, разделяющая их выемка имеет форму заостренного на вершине угла (рис. 3-В и С). На М3 обе лопасти округлые и очень похожие друг на друга. Наружная долинка, вдающаяся на М3 в шейку двойной петли, в отличие от южнорусской Е. stenonis, не выпячивает внутрь дно этой выемки, а только, как у итальянской Е. stenonis, касается ее (рис. 3-В).

 

Зубы ископаемых лошадей с Тарханкута. Equus stenonis typicus: А-M1, Р3 и Р4; В–М3 и С–Р2, Р3 (сильно стертые). Equus stenonis cf. major Boule: D–М3, F–P2. Bce в натуральную величину.

 

Складчатость эмали на верхних зубах, несмотря на их стертость, значительная: на стенках марок имеется по нескольку входящих складок, шпора во внутренней долинке хорошо выражена.

Нa нижних зубах, из-за сильной стертости, складчатость крайне слаба и эмаль толстая. Этим нижние зубы Е. stenonis, как обычно, почти неотличимы от зубов особой вымершей европейской формы осла Equus hidruntinus. Последний в Крыму найден в слоях палеолитических стоянок (В. Громова). Только зубы описываемой лошади длиннее, чем у осла.

На передней поверхности дистального конца большой берцовой кости имеются характерные для Е. stenonis вогнутость и продольный гребешок по её латеральному краю. Астрагал также обладает всеми признаками, присущими этой лошади.

Индексы ширины нижнего конца и середины к длине третьей метатарсальной кости малы (табл. 4), хотя и несколько больше, чем у южнорусской Е. stenonis (В. Громова; I. Г. Пiдoплiчкo, стр. 46). Выступание гребня нижнего суставного валика в пределах индекса типичной Е. stenonis – 86,5. На задней поверхности этого метатарса, как и у типичной Е. stenonis, над нижним суставным валиком имеются две разделенные срединным гребнем ямки. От медиальной и латеральной поверхностей кости они отделены гребешками. У мелких вариететов южнорусской Е. stenonis aff. typicus из Псекупса (В. Громова) ямки не обнаружены.

О примитивности характеризуемой лошади свидетельствует также то, что отросток, направленный от верхнего конца метатарса наружу, обычно сильно развитый у настоящих лошадей Е. caballus, на нашем, экземпляре зачаточный.

Третья метакарпальная кость несколько массивнее, чем у южно- русских форм Е. stenonis, в том числе и Е. stenonis aff. typicus (табл. 3). Индексы ширины середины и нижнего конца, несмотря на сильную окатанность последнего, к длине кости составляют 15 и 20,5. Отмеченные В. Громовой ямки на задней поверхности над нижним суставным валиком метакарпа из станицы Морской, па кости этой лошади неясны, возможно из-за окатанности её. Впадина же, расположенная выше упомянутых ямок, хорошо выражена.

Суставная фасетка верхней поверхности метакарпа, которая служит для сочленения с hamatum, скошена умеренно, в то время как этот признак выражен значительнее у южнорусской Е. stenonis aff. typicus из Псекупса.

Имеющиеся у нас две первые фаланги относятся, по-видимому, к задним конечностям, так как они резко сужаются к дистальному концу как в боковом, так и в передне-заднем направлении. Фаланги стройны (табл. 5) и как у Е. stenonis typicus имеют хорошо выраженные округлое углубление на передней поверхности, вблизи нижнего конца, а на задней стороне, у верхнего конца, – глубокую треугольную ямку и другие характерные признаки.

Южнорусская Е. stenonis cf. major Boule представлена только повреждённым зубом Р2, частью М3 (рис. 3-F и D) и четырьмя более мелкими обломками внешней части других нижних зубов.

Двойная петля на Р2 повреждена, а на обломках М3 и других зубов, видно, что разделяющая её выемка узкая, глубокая и заострена на вершине. Эмаль зубов тонкая, складчатость умеренная. На Р2 концы передней и задней долинок, обращенные друг к другу, расширены, энтоконит угловат и в передней части его имеется характерный клювовидный отросток. Хорошо также развита шпора (рис. 1-F). По размерам (табл. 2) и складчатости эмали Р2 очень близок к соответствующему зубу крупной Е. stenonis cf. major Boule из Воловьей балки Азовского побережья (рис. 5-F; В. Громова).

Следовательно, два вариетета крупных лошадей Стенона предшествовали в Крыму настоящим лошадям Е. caballus, многочисленные остатки которых найдены здесь во всех без исключения палеолитических стоянках человека. Наряду с этим, палеолитическая лошадь Крыма была, в свою очередь, крупнее палеолитической лошади более северных русских стоянок и намного крупнее современных диких лошадей (В. Громова и В. И. Громов). В этом, очевидно, сказывались местные особенности климата и характер пищи.

Все остальные млекопитающие характеризуемой фауны представлены меньшим числом костных остатков. Так, вид рода Elephas установлен только по строению почти целого молочного верхнего зуба и размерам четвёртой плюсневой кости. Еще труднее оказалось определить по одному верхнему ложнокоренному зубу Р3 род дикого быка. Однако, в виду того, что в СССР разновидности бизона найдены в более ранних палеолитических стоянках, чем туры, мы остановились на упомянутом определении (Bison sp.). Saiqa tatarica L. установлена но обломку левой нижней челюсти с зубами М2, M1 и Р4, а также по Р4 другой более крупной особи. Благородный олень представлен только верхним коренным зубом и двумя поврежденными костями метаподий.

Бизон, сайга и благородный олень описываемой фауны несколько мельче (по-видимому, археолитические), чем палеолитические.

По трём молочным верхним ложнокоренным зубам определен носорог. Складчатость зубной эмали, тонкость её, не замкнутость фасеток, а также наличие вздутия на месте перехода корня зуба к корон­ке и другие характерные признаки не оставляют сомнения в принадлежности этого носорога к ранее неизвестному в Крыму виду etruscus.

Остатки волка представлены частями челюстей с зубами. По числу челюстей здесь найдено не менее трёх особей. Барсук определен по трем нижним и одному верхнему клыкам, а каменная куница – по зубам правой нижней челюсти. Каменная куница представлена здесь более мелкой формой, чем современная. Слепушонке принадлежит передняя часть нижней челюсти и ряд других мелких костей.

Анализ состава описываемой фауны с Тарханкута показывает, что здесь, наряду с типичными верхнеплиоценовыми лошадьми Стенона имеется много четвертичных млекопитающих – бизон, сайга, благородный олень и др. На этом основании мы полагаем, что возраст костеносных отложений, видимо, раннечетвертичный или эоплейстоценовый – по В. И. Громову и другим. Этим возрастом, в частности В. И. Громов (1948), датирует подобный фаунистический комплекс с участием двух вариететов лошади Стенона и Bos sp. из среднего горизонта второй надпойменной террасы р. Псекупс.

На юге Украины наиболее сходный состав фауны известен из датируемых поздним плиоценом аллювиальных песчано-гравийных отложений рек Конки (с. Кайры) и Дуная (г. Рени) (I. Г. Підоплічко). В обоих пунктах среди фауны, сопровождающей лошадь Стенона и оленя Eucladoceros, встречены слон южный и зубр (с. Кайры), а также, наряду с мастодонтом, носорог этрусский и дикий бык (г. Рени). В Крыму подобный фаунистический комплекс пока не обнаружен.

Пользуясь датировкой обнаруженной нами фауны, можно более точно установить возраст красноцветных продуктов выветривания, покрывающих на водоразделах коренные породы Тарханкутского складчатого поднятия, так как по этому вопросу пока нет единого мнения.

Н. Н. Дзенс-Литовская (1938) описала всю толщу красноцветных продуктов выветривания этого района под наименованием terra rossa и высказала предположение о реликтовом характере и древнем, третичном ее возрасте.

М. В. Муратов считает эту толщу одновозрастной со среднеплиоценовым горизонтом таврских глин предгорного и массадровскими отложениями горного Крыма.

П. К. Заморий указывает, что на юге Украины имеется несколько горизонтов красно-бурых глин разного возраста – от среднего плиоцена до древнего отдела четвертичного периода.

А. И. Дзенс-Литовский, расчленив характеризуемую толщу Тарханкутского полуострова на красно-бурые глины и розовые и кирпично-красные мергелистые суглинки, высказал предположение, что первые постплиоценовые, а что касается возраста вторых, то неясно, «относятся ли они к плиоцену или это есть образование позднейшее» (стр. 35).

Геологический возраст же описываемой фауны указывает, что распространенные на Тарханкуте красно-бурые глины являются скифскими, т. е, накопление их происходило в позднеплиоценовое и раннечетвертичное время (М. В. Муратов).

Г. И. Попов считает, в частности, аналогом скифских глин верхний горизонт апшеронского яруса или сопоставляет их с чаудинскими отложениями.

Наряду с красно-бурыми глинами, как упоминалось, на Тарханкуте А. И. Дзенс-Литовским выделены и описаны розовые и кирпично-красные мергелистые суглинки. Нами они обследовались в 1958 и 1959 гг. В отличие от красно-бурых глин суглинки, имеют розовокрасный цвет, более мелкозернистое строение, обычно меньшую мощность, сверху не прикрыты жёлтыми и жёлто-бурыми глинами. Суглинистый состав их обусловлен богатыми известковистыми и железистыми конкрециями. Розовые суглинки очень похожи на средиземноморские терра-росса. Они являются материнской породой крайне бедных гумусом кирпично-красных почв, а красно-бурые глины – чернозёмов. Участки розовых суглинков расположены в виде отдельных островов среди красно-бурых глин на водораздельных пространствах Тарханкута. Розовые суглинки являются элювием различных известняков миоцена и плиоцена.

Есть основание полагать, что они здесь накоплялись в условиях более сухого и жаркого климата, а также раньше, чем красно-бурые глины, В прошлом, несомненно, они имели здесь большее распространение, но в более влажный и прохладный куяльницкий век были в значительной степени смыты и переотложены преимущественно в долинах древнего поверхностного стока на периферии Тарханкутского поднятия. Об этом свидетельствует наличие делювиально-пролювиальных розовых суглинков на склоне Бакальской балки, где мы наблюдали их в с. Славном в отвале шахтного колодца с глубины 5 м. Кроме того, некоторыми буровыми скважинами Крымнефтегазразведки слои пролювиальной плотной кирпично-красной глины вскрыты под и в местах временных регрессий, среди куяльницких песчано-глинистых отложений в Западном Присивашье и в Красногвардейском районе.

Учитывая упомянутые качественные отличия розовых суглинков от красно-бурых глин, характер их залегания и распространения, мы считаем, что только они одновозрастны с описанными М. В. Муратовым среднеплиоценовыми таврскими глинами предгорного Крыма. Для этих глин в Крыму характерен свой, существенно отличный от обнаруженного нами, фаунистический комплекс, в его состав входят Mastodon arvernensis Cr. Et lob., Elephas meridionalis Nesti, Hipparion mediterraneum Hensel (M. B. Муратов).

Наряду с этим следует полагать, что в конце плиоцена и в начале четвертичного периода произошло наиболее сильное вздымание и эрозионное расчленение Тарханкутского поднятия. Об этом свидетельствует значительное развитие здесь процесса смыва таврских розовых суглинков в куяльницкий век и невысокое, по сравнению с современными водоразделами Ожиной балки, залегание костеносных пород, а также ряд других фактов.

Интенсивное поднятие Тарханкутских увалов, как и горной части Kpыма (М. В. Муратов), происходило в то время на фоне общего слабого поднятия всего Причерноморья. В результате этого, наряду с врезом в красно-бурые глины бурно развивающейся тогда гидросети степного Крыма (Е. В. Львова), произошло осушение территории современных Сивашей и северо-западных частей Чёрного и Азовского морей (Н. И. Андрусов, А. Д. Архангельский и Н. М. Страхов, Я. Д. Козин). В Присивашье, в частности И. Г. Глуховым (1952), установлена на глубине 20 м ниже уровня моря смена отложений прежних водоёмов чаудинским и континентальным и красно-бурыми глинами на водоразделах и галечниками в руслах рек.

Долины Днестра, Дуная, Буга, Днепра, Дона и других рек в то время были выдвинуты далеко на юг. Объединенная дельта упомянутых черноморских рек занимала болотистую сушу на месте современного Одесско-Евпаторийското залива (Г. I. Молявко, I. Г. Підоплічко), причём обширная дельта Днепра располагалась, очевидно, в непосредственной близости от Тарханкутского полуострова. По мнению К. И. Макова, она находилась на месте южной части современного Каркинитского залива. К этому выводу его привели исследования распространения аллювия древних погребенных долин Украинского Причерноморья, распределение глубин в Каркинитском заливе и другие факты. По данным этого исследователя и Г. И. Молявко, здесь в конце плиоцена и в начале четвертичного периода одновременно существовали две древние долины – одна на месте, где протекает современный Днепр, а другая, гораздо большая, пра-Днепровская, находилась южнее, ближе к Каркинитокому заливу; Днепр в то время впадал в пра-Днепр, южнее Тендровской косы.

В связи с этим становятся очевидными причины того, что пески со свойственной днепровскому аллювию цирконовой тяжелой фракцией, по данным В. П. Зенковича, участвуют в строении Кинбурнского полуострова, острова Долгого и Бакальской банки и косы. Расположенные же перед Кинбурнским полуостровом Одесская банка и Тендровская коса сложены песками, в тяжелой фракции которой преобладает роговая обманка. Последняя характерна здесь только для дунайского аллювия (В. П. Зенкович), который попал сюда, очевидно, позже. Перемещение его было, по-видимому, обусловлено поступлением наносов со дна к берегу во время трансгрессий послечаудинских водоёмов.

О близости в то время к Тарханкуту дельты пра-Днепра свидетельствует также приречный лесостепной характер описываемой фауны и находка её в северо-западной части полуострова. Несомненно то, что только пойменный ландшафт здесь мог обеспечить слонов, носорогов, бизонов, южнорусских луговых лошадей и других крупных млекопитающих этой фауны надёжными водопоями, богатыми пастбищами и укрытием. К этому следует добавить ещё и то, что на Тарханкуте в настоящее время нет пресных водоемов. Наряду с этим, сходство состава фаун с Тарханкута и упомянутых долин рек юга Украины указывает на сходные экологические условия их обитания и на широкие возможности для взаимообмена между ними представителями наземных животных.

Ряд особенностей эрозионных форм рельефа Тарханкута, в свою очередь, свидетельствует о большей выдвинутости его территории к западу в конце плиоцена и в начале четвертичного периода.

Как упоминалось, в то время произошел основной врез гидросети полуострова. Судя по xapaктepy её современных сухих речных долин с их серповидными врезанными долинного типа меандрами, малым уклоном профиля дна и другими признаками, можно предположить, что они тогда имели постоянный водоток и были длиннее, чем в настоящее время. Поэтому не исключена возможность, что реки северо-западной части Тарханкута являлись притоками пра-Днепра.

На северо-западном побережье полуострова сохранились многочисленные верховья крупных балок, которые в характеризуемое время тянулись на запад, а позже были уничтожены абразией трансгрессирующих морей. Морфологически верховья балок выражены в виде обширных висячих разветвленных эрозионных цирков. Несомненность образования их в рассматриваемый отрезок геологического времени подтверждается тем, что они заполнены аналогичными костеносными скифскими красно-бурыми глинами с прослойками грубообломочного известняка. В отдельных цирках мощность накоплений их составляет 8–10 м. Большой интерес представляет также то, что в глинах некоторых цирков встречаются прослойки, выполненные стяжениями крупнокристаллического гипса. Так, в обнажающихся в береговом обрыве глинах, которые содержатся в одном из цирков (шириной до 150 м) у с. Скалистого, отчетливо прослеживаются три таких прослоя мощ­ностью 10–15 см каждый. На наш взгляд, они свидетельствуют о последовательных этапах снижения уровни грунтовых вод в глинах по мере приближения сюда берега моря.

О древности накоплений красно-бурыx глин и цирках также свидетельствует их сильный эрозионный размыв в четвертичный период. Наблюдения показывают, что толща характеризуемых глин испытала несколько циклов эрозионного вреза. При первом из них возникли широкие, по неглубокие овраги и балки, заносившиеся позже четвертичными жёлто-бурыми суглинками. При последующем эрозионном цикле произошло переуглубление ранее созданных форм, в результате чего борта уже более узких и глубоких оврагов и балок оказались сложенными жёлто-бурыми суглинками, вложенными в красно-бурые глины. При этом в накоплении суглинков были временные перерывы, на что указывают нередко встречающиеся в верхней половине их тол­щи хорошо выраженные погребённые почвы.

В тех случаях, когда современные овраги и балки, врезанные в глины цирков, не были унаследованы от более древних, их борта сло­жены красно-бурыми глинами.

К настоящему времени эрозионные формы в цирках оказались врезанными в подстилающие известняки на глубину до 4 м, так что их устья находятся на уровне моря.

Из изложенного следует, что в конце плиоцена и в начале четвертичного периода степной Крым имел широкую связь с Южной Украиной и отчасти с Румынией. Благодаря этому в Крым проник из более северных, западных и восточных местностей ряд новых форм наземных животных, в частности, бизоны, благородные олени, два вариетета лошади Стенона и другие.

Поскольку такая широкая связь устанавливалась, как полагают геологи, неоднократно со второй половины плиоцена до современной эпохи, следует согласиться с мнением Г. Э. Гроссета, что современная флора и фауна Крыма пришли сюда в основном с севера через Южную Украину, т. е. так называемым путем via austro–rossica. Прежняя же сарматская и меотическая флора и фауна в Крыму вымерли, как и в сопредельных странах.

Переселение, а затем обменные миграции, в частности, лесных представителей между лесами горного Крыма, Украины, Кавказа и Румынии осуществлялись благодаря периодическому существованию между ними цепи лесных станций. Такими лесными соединительными мостами, надо думать, являлись долины рек и болотистые суши на месте современных Азовского и северо-западной части Чёрного морей. Доказательством этого служит переселение в Крым вместе с лесными животными (бурый медведь, рысь и др.) бобра, костные остатки которого известны здесь из ориньякских и азильских слоёв (В. И. Громов), О том, что реки и современные сухоречья степного Крыма были облесены, более многоводны и со спокойным течением, чем обеспечивали необходимые условия для существования здесь бобра, свидетельствуют их широкие четвертичные террасы и мощные накопления аллювия в их долинах. Нет оснований полагать, что в течение четвертичного периода леса Украины и Крыма смыкались благодаря тому, что разделяющие их степи, как допускал Г. Э. Гроссет, проходили стадию облесения. Проведённые В. П. Гричуком и Е. Т. Ломаевой работы по изучению пыльцы и спор лессовых пород юга Украины показали, что степные компоненты занимают здесь господствующее положение по разрезу, лесные же – преимущественно с пыльцой сосны и единичными зернами других древесных пород – имеют второстепенное значение. При этом пыльца сосны благодаря своей исключительной летучести нередко бывает заносная.

Таким образом, через Тарханкут со времени его освобождения от вод моря (с конца раннепонтического века) периодически проходил один из миграционных путей между лесами горного Крыма, Украины и Румынии. Об этом свидетельствует также характер и миграционное происхождение его современной флоры. Произведенный Н. Н. Дзенс-Литовской (1950) анализ её, с целью установления соотношения роли элементов отдельных флористических центров в флоре и растительном покрове Тарханкута и выявления таким образом истории их иммиграции в Крым, показал следующее. Самой крупной флористической группой на Тарханкуте является группа средиземноморских видов (52,6%). Довольно большую роль (14%) играет также понтическая группа степных видов. Так как понтические виды являются главным образом производными от средиземноморской флоры, то они еще более усиливают группу средиземноморских видов. 9,37% видов флоры Тарханкута свойственны азиатской группе флористических центров.

Довольно значительным оказался здесь ряд групп бореальных видов, свойственных зоне северного умеренного климата. Они составляют 17,6% флоры Тарханкута и представлены видами луговостепными, лесными, а также характерными влажным лугам и кустарниковым группировкам. Нет сомнения в том, что флора Тарханкута обязана этими видами пойменным лугам Днепра, Днестра, Дуная и других рек времен осушения Одесско-Евпаторийского залива.

Несмотря на то, что средиземноморская флора представлена здесь, намного большим числом видов, чем понтическая, в растительных ландшафтах, они играют примерно равную роль. Это свидетельствует о том, что средиземноморская флора является здесь более давней, чем понтическая. По мнению Н. Н. Дзенс-Литовской (1950), первая переселилась на Тарханкут северным путем в конце плиоцена, а вторая – во второй половине плейстоцена. Таким же путем проникли сюда имеющие второстепенное значение в растительном покрове Тарханкута бореальная флора и флористические элементы азиатских центров. Мы разделяем мнение В. П. Малеева, что большое значение для иммиграции бореальных элементов имели долины крупных рек, периодически впадавших в северо-западную часть Чёрного моря южнее, чем сейчас.

Исходя из изложенного, можно в общих чертах судить, какова была природа Тарханкута, когда там существовала обнаруженная нами фауна (очевидно, чаудинского века).

Климат Тарханкута тогда был теплее и влажнее, чем сейчас. На это указывают лесостепной состав этой фауны, накопление красноцветных аллитно-сиаллитных глин скифского горизонта, в отличие от жёлто-бурых сиаллитных суглинков более умеренного климата в четвертичное время, а также интенсивный процесс эрозионного расчленения указанной территории в ту пору. В растительных ландшафтах Тарханкута господствовала средиземноморская флора, отдельные представители которой, как жасмин, плющ, асфоделина таврическая, юринеи, чабрецы, дубровники и другие (П. Д. Подгородецкий и Ф. Н. Вшивков) входят в состав и современной его флоры.

О характере биотопов Тарханкута можно отчасти судить по составу описываемой фауны. Открытые каменисто-степные и степные пространства водораздельных увалов населяли типичная лошадь Стенона, сайга, слепушонка и другие. К пойменным лугам и лесам пра-Днепра и речек Тарханкута тяготели слоны, носороги, бизоны, а также южнорусская луговая лошадь Стенона, благородный олень и барсук. В древесно-кустарниковых зарослях балок обитала, очевидно, угнетенно чувствуя себя, каменная куница. Повсеместно находил себе приют и пищу волк.

В течение четвертичного периода ландшафт Тарханкутского поднятия существенно не изменялся. Змачительный удельный вес бореальных видов в современной флоре, наличие кустарниковых зарослей в балках, интенсивный современный эрозионный врез овражно-балочной сети, смыв и размыв почв – все это говорит о том, что на характери­зуемой территории лесостепной ландшафт господствовал до недавнего исторического прошлого.

Древесно-кустарниковая растительность Тарханкута была, несомненно, уничтожена человеком, который с глубокой древности здесь занимался земледелием и скотоводством. О сравнительно густой заселенности этой части Крыма, в особенности в античное время, свидетельствует обилие скифских курганов и большое число скифо-сарматских городищ. Такие крупные поселения городского типа, в частности Евпаторийское, Керкинитида, Караджинское, Акмечетское и другие, датируются VI–II вв. до н.э.

Таким образом, обнаруженная нами фауна позволяет существенно пополнить наши знания о палеогеографии Крыма.

Приложение

ТАБЛИЦЫ ПРОМЕРОВ КОСТНЫХ ОСТАТКОВ ЛОШАДЕЙ[2]

Таблица 1. Верхние коренные зубы

№ п/п Промеры и индексы Equus stenonis typicus Тарханкут Equus stenonis typicus Италия, по Майору крайние средние
Р3 Длина Ширина Длина протокона 26,8 23–29,5 27,1
Р4 Длина Ширина Длина протокона 26,2 9,2 24–28,5 27
М1 Длина Ширина Длина протокона 25,1 8,5 21–27 23,8

Таблица 2. Нижние коренные зубы

№ п/п Промеры и индексы Е. stenonis typicus Е. stenonis cf. major Boule E. stenonis typicus Италия пo Майору пo Мотль
Тарханкут
Р3 Длина Ширина 31,5 са 39 – 31,5
Р4 Длина Ширина – –
М1 Длина Ширина 32,5 – – 27–32 28,5 – 14

Таблица 3. Metacarpale III

№ п/п Промеры и индексы Е. stenonis typicus Тарханкут Е. stenonis aff. typicus Северный Кавказ (р. Псекупс) E. stenonis typicus Италия
Полная длинна 232,5 204,5–247 (ср.224)
Ширина верхнего конца 43–54
Поперечник верхнего конца 33,5 28,5–36,5
Ширина нижнего конца в надсуставных буграх са 531 41–58
То же, в суставе са 44 40–50
Поперечник нижнего конца на гребне  
То же в меридиональном отделе са 34   29,5
Ширина кости в середине Индекс выступления нижнего гребня(7:6) Индекс ширины верхнего конца (2:1)   То же, нижней наибольшей (4 или 5:1)   То же, срединной длинны (8:1)     21,7     20,5     21,7     19,8   14,1   89,4   19,6     18,8   13,3 30–36   –   20,1–23.1 (ср. 21,9)   18,2–21,4 (ср.20,4) 13,6–16,8 (ср.15,3)

 

Таблица 4. Metatarsale III

№ п/п Промеры и индексы Е. stenonis typicus Тарханкут Е. stenonis cf. major Boule Хопры E. stenonis typicus Италия
Полная длинна 229–281 (ср.256,7)
Ширина верхнего конца са 51 41,5–53.5 (ср. 45,7)
Поперечник верхнего конца са 45
Ширина нижнего конца в надсуставных буграх
То же, в суставе
Поперечник нижнего конца на гребне са 37,5
То же в меридиональном отделе
Ширина кости в середине Индекс выступления нижнего гребня(7:6) Индекс ширины верхнего конца (2:1)   То же, нижней наибольшей (4 или 5:1) То же, срединной длинны (8:1)   86,5   18,1     17,5   12,5 38,5   87,2   18,1     17,2   –   –   16,6–19,5 (ср. 17,7)   –   –

 

Таблица 5. Phalanx I

№ п/п Промеры и индексы Е. stenonis typicus Тарханкут E. stenonis typicus Италия по Майору
Полная длинна 83,5 66,5–83,5
Ширина верхнего конца 44–57,5
Поперечник верхнего конца
Ширина нижнего конца 38–47
Поперечник нижнего конца 24–29
Ширина в середине кости 31,5–36
Индекс верхн. конца (2:1) То же, нижнего конца(4:1) То же, срединной ширины (6:1) 68,5 66,2–76,1 53,2–58 –

 

Литература

Андрусов Н. И. Палеогеографические карты Черноморской области в верхнеплиоценовую, понтическую, чаудинскую эпохи и в эпоху Евксинского озера, Бюлл. Московск. общ. испыт. прир., отдел геолог., т. IV, № 3–4, 1926.

Архангельский А. Д. и Страхов Н. М. Геологическое строение и история развития Чёрного моря, изд. АН СССР, 1938.

Гричук В. П. О пыльцевой флоре четвертичных отложений (лессов и других пород) Юга Европейской части СССР, Известия АН СССР, сер. географ, и геофиз., № 4, 1940.

Гричук В. П. Растительность Русской равнины в нижне- и среднечетвертичное время, Тр. Ин-та географии АН СССР, вып. 46, 1950.

Громова В. и В. И. Громов. Материалы к изучению палеолитической фауны Крыма в связи с некоторыми вопросами четвертичной стратиграфии, Тр. Сов. секции Междунар. ассоц. по изучению четверт. перида, вып. I, Л.-М., 1937.

Громова В. История лошадей (рода Equus) в Старом Свете, ч. I. Обзор и описание форм, Тр. Палеонтол, ин-та АН СССР, т. 17, вып. I, 1949.

Громов В. И. Палеонтологическое и археологическое обоснование стратиграфии континентальных отложений четвертичного периода на территории СССР (млекопитающие, палеолит), Тр. Ин-та Геолог, наук, вып. 64, геолог, сер., № 17, изд. АН СССР, 1948.

Громов В. И., И. И. Краснов, К. В. Никифорова. Основные принципы стратиграфического подразделения четвертичной системы и ее нижняя граница, Извест. АН СССР, сер. геолог., № 5, 1958.

Гроссет Г. Э. О происхождении флоры Крыма и степей, прилегающих с севера, журн. «Землеведение», т. 38, в. 4, 1936.

Дзенс-Литовская Н. Н. Красная земля на Тарханкутском полуострове в Крыму, Геогр.-эконом. н.-иссл. ин-т при Ленингр. гос. ун-те, вып. 1, 1938.

Дзенс-Литовская Н. Н. Флористический очерк Тарханкутского полуострова в Крыму, Уч. зап. Ленингр. гос. ун-та, сер. геогр., № 125, вып. 7, 1950.

Дзенс-Литовский А. И. Тарханкутский полуостров (географическое положение, геологическое строение и геоморфологические условия), в сб. «Очерки по физической географии Крыма», вып. 2, Л.–М., 1938.

3аморій П. К. Червоно-бурі глини УРСР. Праці Київського державного ун-та, т. II, Київ, 1954.

3енкович В. П. Берега Черного и Азовского морей. М., 1958.

Козин Я. Д. Геологическое прошлое Крыма, изд. АН СССР, М., 1954.

Ломаева Е. Т. Споро-пыльцевые комплексы лессов юга Украины, Тр. Ин-та геолог, наук АН УССР, сер. геоморфол. и четверт. геологии, вып. 1, 1957.

Львова Е. В. и И. Г. Глухов. История изученности и четвертичные отложения степного Крыма (главы в проект по трассе Северо-Крымского канала), рукопись, 1952, Фонд Южной гидрогеолог. Экспедиции. Симферополь

Львова Е. В. Четвертичные отложения северной части степного Крыма, автореферат диссерт. на соиск. уч. степени канд. геолог.-миекр. наук, Киев, 1958.

Маков К. И. О пра-Днепре и связи его с современным Днепром, журн. «Природа», № 7–8, 1938.

Малеев В. П. Основные этапы развития растительности средиземноморья и горных областей юга СССР (Кавказа и Крыма) в четвертичный период, Тр. Гос. Никитского ботан. сада, т. 15, вып. 1–2, 1948.

Молявко Г. I., I .Г. Пiдоплiчко. До палеогеографії Причорноморських степів півдня УРСР у неогені i антроногені, Геолог. журн. АН УРСР. т. 15, вип. 1, 1955.

Молявко Г. И. Неогеновые отложения юга УССР, автореф. диссерт. на соиск. уч. ст. доктора геолог.-минерал. наук, Kиев, 1959.

Муратов М. В. О миоценовой и плиоценовой историиразвития Крымского полуострова, Бюлл. Моск. об-ва испыт. природы, т. 59, отд. геолог., т. 29, вып. 1, 1954.

Підоплічко I. Г. Матеріали до вивчення минулих фаун УРСР, вип. 2, вид. АН УРСР, Київ, 1956.

Подгородецкий П. Д. и Ф. И. Вшивков. Джангульское оползневое побе­режье в Крыму и его природа. Охрана и развитие париродных богатств Крыма, сб. статей и материалов, Крымиздат, 1960.

Попов Г. И. Танаисские слои древнего Дона, Бюлл. Ком. изуч. четверт. периода АН СССР. № 12, 1948.