Вещь — свойство — отношение

 

Выше речь шла об отношениях между явлениями. Теперь следует заглянуть внутрь явления. Если расчленить его мысленно на «части», то получим триаду категорий «вещь-свойство-отношение». Эта триада характеризует явление со стороны его внутреннего содержания. Отсюда «внутреннее» определение категории будет таким: явление есть целокупность, объединяющая вещь, свойство и отношение, или, по-другому, есть отношение вещей через их свойства.

Указанные субкатегории выражают различные моменты, стороны явления. Последнее только тогда имеет место, когда налицо все три момента. Ни вещи, ни свойства, ни отношения в отдельности не составляют явления. Они в таком случае суть лишь абстракции. Вещь только тогда вещь, когда она является, т. е. когда она вступает в отношения с другими вещами и проявляет в этих отношениях свои свойства.

Таким образом, вещи, свойства и отношения служат для выражения, раскрытия являющейся действительности.

В традиционной формальной логике понятия вещи, свойства и отношения трактуются как предельно широкие абстракции, под которые можно подвести любые конкретные определения. (В качестве аналогов этих понятий в логическом мышлении фигурируют понятия, признаки предметов и суждения, умозаключения. Понятия делятся на конкретные и абстрактные соответственно различию предмета, свойства предмета и отношения между предметами. Конкретными называются понятия, в которых мыслится предмет или совокупность предметов как нечто самостоятельно существующее. Абстрактными — понятия, в которых мыслится свойство предмета или отношение между предметами, взятые отдельно от предмета, предметов. Суждения делятся на экзистенциальные суждения или суждения существования, атрибутивные суждения и релятивные суждения или суждения с отношениями). Соответственно и в философии существует подобная трактовка этих понятий. В этой трактовке есть то рациональное зерно, что в ней угадывается соответственный характер категорий. Вещь можно в известном смысле сопоставить с тождеством, а отношение — с противоположностью. Определение явления как отношения вещей через их свойства вполне оправданно с этой точки зрения. Ведь отношение и явление соответственны одной и той же категории — противоположности.

Вещь. «Вещь» нередко рассматривают как синоним понятий «тело», «предмет», «объект», «система». Между тем это существенно различные категории. Хотя в практике словоупотребления их сплошь и рядом отождествляют, приравнивают, это, однако, не дает права современному философу рассматривать их как одно и то же. С точки зрения категориальной логики указанные понятия обозначают разные категории, относящиеся к разным категориальным семействам, подсистемам. Тело — вид материи, о котором можно сказать, что оно движется. Предмет и объект — определяются в рамках категории деятельности как противостоящие субъекту (см. ниже стр. ). Система определяется в рамках категориального семейства, подсистемы «система-структура-элементы». Вещь — в рамках подсистемы «вещь-свойство-отношение». Таким образом все указанные категории имеют специфическое содержание и смешивать их недопустимо. Как мы уже говорили, историческое развитие и совершенствование языка и мышления идет по линии все большей дифференциации и уточнения слов, терминов, понятий. Если раньше было допустимо отождествлять указанные понятия, то теперь такое отождествление мешает их осмыслению как особых категорий, относящихся к разным категориальным подсистемам.

 

Вообще неправомерно определять вещь как отдельную самостоятельную реальность, вне подсистемы «вещь-свойство-отношение». Здесь, правда, есть одна трудность, которая заставляет философов вновь и вновь искать определение вещи не в системе «вещь-свойство-отношение», а на стороне, в системе других категорий, понятий. Трудность состоит в том, что определение вещи в системе «вещь-свойство-отношение» легко сбивается на определение (или понимание) вещи как совокупности свойств. А.И. Уемов приводит в своей книге известную формулировку закона Лейбница: «две вещи тождественны, если все их свойства общие»[29]. Из этой формулировки вытекает представление о вещи как совокупности свойств. А.И. Уемов отмечает, что еще Т. Гоббс и Х. Зигварт критиковали подобное понимание вещи.

Общее категориально-логическое решение проблемы соотношения вещи и ее свойств дал Гегель. Он писал: «Не надо впрочем, смешивать свойства с качеством. Говорят, правда, также: нечто обладает качествами. Это выражение, однако, неуместно, поскольку слово «обладать» внушает мысль о самостоятельности, которая еще не присуща непосредственно тождественному со своим качеством нечто. Нечто есть то, что оно есть, только благодаря своему качеству, между тем, как, напротив, вещь, хотя она также существует лишь постольку, поскольку она обладает свойствами, все же не связана неразрывно с тем или другим определенным свойством и, следовательно, может также и потерять его, не переставая из-за этого быть тем, что она есть»[30].

Как видим, Гегель проводил различие между нечто и вещью. Нечто у него определено качественно и количественно а вещь проявляет себя в свойствах. Именно этим вещь отличается от нечто. Под последним Гегель имел в виду то, что мы называем материальным телом (или группой тел). Действительно, о качественной определенности нельзя говорить, что тело ею обладает; она непосредственно слита с телом. А вот про вещь можно и нужно говорить, что она обладает свойствами. Вещь может не иметь того или иного свойства без того, чтобы она перестала быть той же вещью (обратите внимание: вещь » тождеству!). В самом деле, если в различных отношениях вещь выступает всякими раз в новом обличье, в виде того или иного свойства, то сама по себе она есть общая или тождественная основа многих различных свойств. Авторы, характеризующие вещь как совокупность свойств, сводят ее по существу к отношениям. А это значит, что уничтожается категориальная самость вещи. Определение ее в подсистеме «вещь-свойство-отношение» означает не только то, что она определяется через свойства и отношения, но и то, что фиксируется ее противоположность отношениям. Если отношений много, то вещь одна. Если отношения различны и могут быть даже противоположны, то вещь в этих отношениях одна и та же. Отношение «перекидывает мостик» от одной вещи к другой и, следовательно, делает их различными. Различие вещей «покоится» на различии их отношений. Вещи вне отношений неразличимы, т. е. тождественны.

 

Из сказанного ясно, что следует понимать под вещью. Ее можно определить так: вещь — тело, вступившее или находящееся в отношениях с другими телами и проявляющее в этих отношениях свойства. Как только тело вступает в отношения с другими телами, оно «становится» вещью, проявляющей свои свойства. Если тело не находится ни в каких реальных отношениях с другими телами, то оно не является и вещью. Поскольку такого не бывает, т. е. тело всегда находится в каких-то реальных отношениях с другими телами, постольку оно всегда выступает как вещь в этих отношениях. Тело вне отношений — это истинная «вещь в себе», т. е. абстракция, которой реально ничего не соответствует. Можно, конечно, природные тела, о которых люди пока ничего не знают, называть условно «вещами в себе», так как они не являются «вещами для нас». Однако в таком употреблении «вещь в себе» не есть истинная «вещь в себе», поскольку она противоположна не вообще «вещи для другого», а только «вещи для нас». Всякая реальная вещь есть «вещь для другого», т. е. существует лишь как момент явления, отношения вещей через их свойства.

 

Сущность

 

Сущность — категория действительности, представляющая собой органическое единство, взаимоопосредствование закона и явления. Если закон определяет единообразие действительности, а явление ­ее многообразие, то сущность определяет единство действительности в ее многообразии или многообразие действительности в ее единстве. Единообразие и многообразие предстают в сущности как форма и содержание.

Форма — единство многообразного; содержание — многообразие единства или многообразие в единстве. Иными словами, форма и содержание — это закон и явление, взятые в аспекте сущности, существующие как моменты сущности.

Сущность — сложная органическая действительность, соединяющая ее внутреннюю и внешнюю стороны. В сфере возможности ей соответствует свобода. В сфере видов материи — организм и сообщество. В сфере качества — индивидуальное и типическое. В сфере меры — норма. В сфере видов движения — развитие и поведение. В сфере противоречия — сложное противоречие, единство, гармония и борьба, антагонизм. В сфере становления­ деятельность, субъект, объект.

Категория сущности прошла длинный и трудный путь формирования, становления, развития. Это, пожалуй, одна из наиболее сложных и спорных категорий.

Так, философы эмпирического направления до сих пор не признают этой категории, считают ее принадлежащей исключительно к сфере сознания, но никак не действительности. Более того, некоторые из них просто третируют ее. Б. Рассел писал, например: ««сущность» представляется мне бестолковым понятием, лишенным точности». Пафос Рассела понятен. Он был эмпирически ориентированным философом, причем с естественнонаучным небиологическим уклоном. Отсюда и его нелюбовь к понятиям-категориям, соответственным целому, вещи, тождеству, всеобщему, и его нелюбовь к сложным органическим понятиям-категориям, таким как сущность.

Нигилизм в отношении сущности так же губителен, как и нигилизм в отношении живого существа, организма, его жизнедеятельности, развития. Специфика сущности — это специфика живого по сравнению с неживым, органического по сравнению с неорганическим, развивающегося по сравнению с простым изменением, нормы по сравнению с неорганической мерой, единства по сравнению с простой связью и т. д. и т. п.

Итак, мы рассмотрели одну крайность в понимании сущности. Существует и другая крайность. Философы, исповедующие органицизм и идеализм, склонны абсолютизировать сущность и даже наделять ее самостоятельным существованием.

Абсолютизация сущности выражается, в частности, в том, что ее видят и там, где ее нет и быть не может. Например, в неорганическом мире, где никаких сущностей нет. (Смешно говорить о сущности грозы, камня, молекулы, планеты). Или в выдуманном, воображаемом мире одухотворенных, одушевленных сущностей, в религиозном представлении о сверхъестественном личном существе как сущности вселенной.

Абсолютизировал сущность и Гегель. Но он же первый дал ее категориально-логический портрет, первый попытался разумно (логически) оценить ее, очистить от религиозно-мистических и схоластических наслоений. Вообще учение Гегеля о сущности очень сложно, неоднозначно, полно одновременно спекуляций и гениальных прозрений.

Сущность и явление.Это отношение часто рассматривают как отношение внутреннего и внешнего. Это несколько упрощенный взгляд. Говорят, например: явление дано непосредственно, в наших ощущениях, а сущность скрыта за явлениями, дана не непосредственно, а опосредованно, через них. Действительно, в познании человек может идти от непосредственно наблюдаемого явления (явлений) к обнаружению сущности. Последняя как познавательный феномен часто оказывается тем внутренним, которое пытаются постигнуть.

Однако, в познании мы можем двигаться и другими путями, в частности, от внутреннего к внешнему. Внешнее, явления могут быть скрыты от нас, непосредственно не наблюдаемы. Таковы многие физические явления (например, радиоактивность, радиоволны). Открывая, познавая их, мы ведем себя примерно так же, когда обнаруживаем сущность.

Вообще сущность как познавательный феномен не совсем то же, что сущность как категориальное определение действительности. Она может быть сутью вещей, т. е. характеризовать неорганические или воображаемые объекты. Она может быть явлением, если это явление скрыто, не обнаружено, не познано, т. е. опять же является объектом познания (особенно это касается явлений, которые носят весьма сложный, запутанный или масштабный характер, т. е. напоминают в какой-то мере явления живой природы). И т. д. и т. п. Сущность только как познавательный феномен воображаема, мнима, недействительна. Она существует, действует лишь в нашей познавательной деятельности, как характеристика одной из сторон деятельности, а именно объекта деятельности (вспомним, что деятельность, объект — это всё категории, соответственные сущности). Она светит, так сказать, отраженным светом, получаемым от действительной сущности, каковой является деятельность человека.

Сущность как категориальное определение действительности внутрення и внешня, непосредственна и опосредована, короче говоря, сложна и органична. Это хорошо видно на примере нашей собственной, человеческой сущности.

Каждый из нас носит в себе сущность; она безусловно дана нам непосредственно, она здесь, тут — в силу нашего рождения, развития, нашей жизнедеятельности. Она внутрення, поскольку «сидит» внутри нас, не всегда проявляется, не всегда дает о себе знать и мы не в полной мере знаем ее. Она внешня, поскольку проявляется, выступает в нашем поведении, поступках, деятельности, в объективных результатах деятельности, поскольку мы ее знаем. Так, Бетховен умер давно, а его сущность художника-творца продолжает жить, «выступать» в его музыкальных произведениях (ясно ведь, что музыкальные произведения Бетховена внешни ему самому как объективированные результаты его творческой деятельности).

Говоря об отношении «сущность-явление», нельзя не упомянуть об отношении «закон-явление». Философы часто путают эти два отношения, благо есть одна, общая для них категория — явление. Когда отношения «сущность-явление» и «закон-явление» рассматривают изолированно друг от друга, как самостоятельные пары категорий, категориальных определений, то возникает представление о противоположности сущности явлению по аналогии с противоположностью закона явлению. Отсюда нередкое уподобление и приравнивание сущности закону, когда сущность рассматривают как категорию, однопорядковую и соответственную закону, следовательно, как внутреннее, всеобщее и т. д. и т. п. Никто не задавался вопросом: а почему, собственно говоря, существуют две разные пары категориальных определений, имеющие в своем составе одну и ту же категорию (явление)? Отчего такая аномалия? Этой аномалии не было бы, если бы философы рассматривали указанные пары категорий не как самостоятельные, независимые друг от друга подсистемы категорий, а как «части» одной подсистемы: «закон-сущность-явление». Сущность в таком случае выглядит не как однопорядковая с законом категория, а как категория, объединяющая закон и явление, следовательно, имеющая черты того и другого. В самом деле, люди давно в практике словоупотребления различают закон и сущность. Если закон есть нечто всеобщее, общее в действительности, противостоящее специфическому и единичному (в нашем случае — явлению), то сущность, имея качество закона, т. е. обладая достоинством всеобщего, общего, в то же время имеет качество явления, а именно чего-то конкретного, единичного, специфического. Выше мы приводили пример с сущностью человека. Последняя и всеобща и специфична, и единственна и единична, и типична (типологична) и индивидуальна, и серийна и уникальна. (К. Маркс был не совсем точен, когда утверждал что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду», что «в своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». Справедливо критикуя Л. Фейербаха за то, последний видел в человеке только природную сущность, он, однако, как и Фейербах, игнорировал индивидуальную сторону человеческой сущности, пренебрежительно отзываясь об абстракте, присущем отдельному индивиду. Для Маркса и его последователей эта неточность дорого обошлась. Сводя сущность человека к социальной составляющей, марксисты сделали его (человека) объектом социального экспериментирования и манипулирования и на этом сильно обожглись. Человек по своей сущности и социальное существо, и природное. Как природное существо он — родовое существо и особь. Как социальное существо он — член общества и индивидуум, личность. Игнорирование хотя бы одной из этих составляющих сущности человека ведет в конечном счете к тяжким последствиям, чреватым гибелью человечества.)

В связи с проблемой сущности как единства закона и явления нельзя не упомянуть Аристотеля. Именно он первый подробно рассмотрел ее категориально-логический статус и, в отличие от Платона, увидел в ней не только черты всеобщего, но и единичного, «вот этого», создав тем самым предпосылку для адекватного осмысления категории.

 

Форма и содержание

 

Форма и содержание характеризуют не само явление и не саму действительность, а сущность действительности.

В сознании людей эти категории еще недостаточно отдифференцированы от таких понятий, как целое, строение и части, структура и элементы, вид и род. Это и понятно. Исторически слово «форма» связывалось со словами «материя», «вещество». Часто под «формой» понимали и продолжают понимать внешнее очертание, наружный вид предмета, а под «содержанием» — содержимое, то, что в буквальном смысле содержится в чем-то. С другой стороны, люди интуитивно понимают, что «форма и содержание» не то же самое, что «форма» в отдельности и «содержание» в отдельности. В искусстве, например, «форма и содержание» давно уже выступают единым категориальным блоком, как пара сложноорганических категорий, характеризующих вместе художественную сущность произведения.

В первую очередь следует сказать, что форма и содержание как моменты, стороны сущности взаимосвязаны. Форма содержательна, а содержание оформлено. Далее, форма — это законы, ставшие моментами сущности, а содержание — это явления, ставшие моментами сущности. Форма — ­закон, опосредованный явлением. Содержание — явление, опосредованное законом.

Форма и содержание, как опосредующие друг друга закон и явление, внутренни и внешни. То, что имеют в виду под формой, на самом деле есть некоторое единство внутренней и внешней форм. Аналогично и содержание есть не просто содержание, а единство внутреннего и внешнего содержаний. Здесь опять же мы обращаемся к авторитету искусства. Деятели искусства и его ценители обычно хорошо улавливают разницу между внутренней и внешней формой, внутренним и внешним содержанием художественного произведения, образа. Теперь, если мы возьмем поведение человека, скажем его поступки, то увидим, насколько тонки и сложны сущностные характеристики человеческих поступков, насколько взаимосвязаны и дифференцированы их (внутренняя и внешняя) форма и (внутреннее и внешнее) содержание. Когда говорят, например, о внутренней и внешней культуре человека, то имеют в виду сложное гармоническое взаимодействие или, напротив, дисгармонию внутренней и внешней формы, внутреннего и внешнего содержания человека как субъекта культуры. Или, когда говорят о внутренней и внешней красоте человека, то имеют в виду опять же гармонию-дисгармонию внутренней и внешней формы человека. Причем совершенно явственно видно, что красота — это отнюдь не чистая форма; она тесно связана с содержанием, оплодотворяется им. Живая красота — это Форма Содержания.

 

Старое и новое

 

Старое и новое — виды действительности, взятые в аспекте становления. Различение старого и нового предполагает выход за пределы данной действительности, в реальность взаимоотношений действительности и возможности, а именно, в реальность становящегося.

Взаимоотношения действительности и возможности таковы, что одна «часть» возможностей вызревает в недрах старой действительности, является как бы ее детищем, а другая «часть» возможностей «приходит» со стороны, является внешней для этой действительности. Действительность лишь отчасти можно уподобить пауку, который ткет паутину из самого себя. Не все возможности вытекают из старой действительности. В том-то и состоит принципиальное отличие возможности от действительности, что она создает условия для возникновения совершенно другой, новой, небывалой действительности. Благодаря возможности (прежде всего случайности и свободе) новая действительность содержит в себе такие моменты, которых не было в старой действительности. Хотелось бы особо отметить роль случайности в возникновении нового. Это, конечно, не значит, что другие моменты возможности, в том числе необходимость, играют меньшую роль в возникновении нового. Возможность «ведет себя» по отношению к действительности как целокупность всех своих моментов. Поскольку старое и новое — старая и новая действительности, постольку они выступают как целокупности, обнимающие собой все моменты действительности: явление, статистическую закономерность, закон, сущность. Можно говорить в отдельности о старых и новых явлениях, старых и новых законах (статистических закономерностях), старой и новой сущности. Но это будет определенная условность. Старое и новое являются старым и новым именно как действительности, как целокупности указанных выше моментов. Это можно видеть из следующего. Мы говорим о старых и новых вещах, событиях делах, друзьях, привычках, обычаях, временах, идеях и т. д. и т. п. Все эти «предметы» имеют значение старых или новых не сами по себе, не в своей отдельности, а лишь в контексте жизни, индивидуальной или родовой, общественной, в контексте некоторого потока, целокупности изменений, происходящих в рамках жизни. Старого и нового нет вне жизни, вне ее изменений, трансформации. Иными словами, старого и нового нет в неорганической природе. Если мы говорим о старых или молодых горах (например, о старых уральских и молодых кавказских), то это не более, чем некоторое уподобление неорганического, неживого органическому, живому. Оно как всякое сравнение хромает. Говорят еще о новых и сверхновых звездах, о новолунии, о старом и молодом месяце. Это всё либо специальные научные термины, имеющие лишь отдаленное сходство с категориальным значением слов-прототипов, либо метафоры, либо остатки прежнего оживотворения неорганической природы.

Далее, как я уже говорил, не следует путать отношение «старое-новое» с отношением «старое-молодое». Старое и молодое характеризуют разные фазы, этапы развития. Старое и новое характеризуют разные фазы, этапы становления.

Не следует также путать отношение «старое-новое» с отношением «низшее-высшее». Различение старого и нового не есть различение ступеней становления, т. е. не тождественно различению низшего и высшего. Новое — это не всегда более высокое (более сложное, совершенное, лучшее), а старое — это не всегда низшее (менее сложное, совершенное, худшее). Различение старого и нового означает лишь то, что действительность как-то меняется: старая действительность обновляется, а новая стареет. Взаимодействие старого и нового — этот кристаллический раствор, в котором формируется более высокое, в котором делается возможным переход от низшей формы действительности к высшей. Хотя новое не всегда означает переход на более высокую ступень становления, без него этот переход вообще невозможен. Лишь в рамках переходов от старого к новому и от нового к старому (обновления и старения действительности) возможно становление, т. е. движение от низшего к высшему.

Диалектика старого и нового очень непроста. Правильно ли, например, говорить о возникновении нового как отрицании старого и можно ли построить новое на развалинах старого? Или, может быть, новое — это хорошо забытое старое и ничего нового под луной нет? Вопросам несть числа. Консервативно настроенные люди склонны держаться старого, боятся изменений, нововведений; напротив, прогрессисты и революционеры хотят, жаждут нового. Кто из них прав? Или каждому свое?

Взаимоотношения нового и старого нельзя представлять как однолинейный временной процесс: сначала старое, а потом новое. Не всегда новое заменяет, замещает старое. Чаще всего оно становится рядом со старым, уживается с ним. Старое, конечно, теснится, уступает дорогу новому вплоть до исчезновения. Но это происходит не всегда. Посмотрите: практически все низшие формы жизни сохранились и продолжают развиваться, эволюционировать несмотря на то, что возникли и развиваются высшие формы жизни. Старое, древнее потеснилось, но не исчезло или не перешло целиком в новое. Более того, для нового в определенном смысле жизненно важно сохранение старого. В настоящее время люди много говорят об охране окружающей среды. А что это как не стремление сохранить старое, то, что возникло и развивалось до нас?! Новое, конечно, порой стремится уничтожить старое, чтобы жить и развиваться самому. Но оно же нуждается в старом, не может жить без старого. Такова диалектика жизни. Глупо уничтожать старое только потому, что оно старое, и поддерживать новое только потому, что оно новое. «Отречемся от старого мира» — это лозунг, мягко говоря, неумных людей. Жаль, что мы осознаем это только сейчас, на исходе ХХ столетия.

 

Эволюция и революция

 

Эволюция и революция — виды становления. Лишь сравнительно недавно они были осознаны людьми как важные идеи-понятия. В неорганической природе им соответствуют постепенное изменение (постепенность) и скачкообразное изменение (скачок).

Эволюция и революция — процессы, которые охватывают собой сложные органические изменения, т. е. их необходимым элементом являются процессы развития. Скачок и постепенность характеризуют сравнительно простые изменения. Они используются главным образом для характеристики неорганических процессов. Например, выветривание скалы вплоть до ее полного исчезновения — это постепенное изменение, а разрушение скалы в результате землетрясения — это скачкообразное изменение.

Кстати, эволюционная теория Ламарка и теория катастроф Кювье суть не что иное как попытки объяснения сложных органических процессов эволюции и революции с помощью неорганических понятий постепенности и скачка.

Примером редукционистского истолкования понятий эволюции и революции (в смысле неорганических понятий постепенного и скачкообразного изменений) является также их использование для характеристики масштабных геологических процессов. Последние, при всей вовлеченности в них биосферных процессов, остаются все же по своей природе неорганическими. В них нет процессов развития, нет восхождения от низшего к высшему, как это мы наблюдаем в живой природе.

Дарвиновская теория происхождения видов, хотя и использовала язык органических понятий, обладает тем недостатком, что она пыталась объяснить революционные по своей сути процессы (а происхождение видов относится к таковым) с помощью инструментария эволюционной теории. Лишь с появлением генетической теории мутаций стало возможным объяснение биологических революций. В этой связи, с категориально-логической точки зрения правильнее говорить не об эволюции живой природы, а о ее становлении. Ведь теперь совершенно ясно, что в живой природе наряду с эволюционными (постепенными) процессами время от времени случаются революционные (скачкообразные) процессы. И последние не менее важны для становления живой природы, чем первые.

Отношение между понятиями революции и эволюции обоюдно-симметрично. Как революция логически связана с эволюцией, предполагает ее, так и эволюция логически связана с революцией, предполагает ее. Иными словами, становление полноценно лишь при наличии обоих процессов: революции и эволюции. Без революции становление не двигается вперед, не прогрессирует, «топчется на месте», «ходит кругами», повторяя, воспроизводя одни те же формы. Без эволюции становление эфемерно, нежизнеспособно, катастрофично.

Революция решает задачу достижения более высокой ступени становления через рождение нового, небывалого.

Эволюция решает задачу развития, совершенствования и распространения нового, укрепления его позиций на достигнутой ступени лестницы становления. Революция — это переход от более низкой, более простой формы развития к более высокой, более сложной форме. Эволюция — это развитие развития, т. е. развитие однажды возникшей формы развития.

Революция происходит от позднелатинского revolutio, что значит поворот, переворот. В самом деле, революция — это переход одной противоположности в другую, изменение вплоть до наоборот, поворот на 180% и т. д. и т. п. В ней акцент падает на изменении, на противоположности. Эволюция происходит от латинского evolutio, что значит развертывание. В отличие от революции в эволюции акцент падает на сохранении, на изменении внутри сохранения, на развертывании того, что есть. Мы видим, что этимологически слово эволюция близко по смыслу нашему русскому слову развитие. Это, действительно, очень близкие категории. Тем не менее они отображают разные срезы реальности. Эволюция выступает в паре, в логической связи с революцией. У развития нет такой пары. Если теперь привести конкретный пример развития: эмбриональное развитие (эмбриогенез) — то увидим, что это развитие принципиально отличается от эволюции. Оно строго циклично, спиралеобразно, запрограммировано, протекает строго определенным образом и т. д. Эволюция не такова. Ее цикличность, спиралеобразность, запрограммированность не так выражены. Бессмысленно говорить о развитии зародыша как эволюции. Далее, если возьмем развитие человека от момента рождения, то и в этом случае разница между развитием и эволюцией очевидна. Индивидуальное развитие человека в высокой степени запрограммировано и генотипически, и фенотипически. Человек так или иначе «проходит» этапы детства, юности, зрелости... Если же он эволюционирует (например, в своем поведении, в своих взглядах), то эта эволюция может быть самой разной и непредсказуемой.

Биологическая революция — это возникновение нового вида (новых видов) живого, стоящего (стоящих) на более высокой ступени становления живой природы...

Революция, обновляя действительность, создает условия для дальнейшего эволюционного процесса, т. е. для перехода действительности в возможность (появления широких перспектив, открытия все новых и новых возможностей).

Выше, сравнивая становление и развитие, я говорил о том, что становление — это цепь переходов от низших форм развития к высшим или от развития одной степени сложности к развитию другой, более высокой степени сложности и от развития этой степени сложности к развитию еще более высокой степени сложности. Более общее представление о становлении как движении от одного уровня взаимоопосредствования, органического синтеза к другому уровню, а от этого другого к третьему и т. д. дает приводимая ниже диаграмма (рис. 19).

  — 1-ой степени сложности — 2-ой степени сложности — 3-й степени сложности n-й степени сложности   КАТЕГОРИИ, ВЗАИМООПОС- КАТЕГОРИИ, СООТВЕТСТ- РЕДСТВОВАНИЕ ,СООВЕТСТ- ВЕННЫЕ ОРГАНИЧЕСКИЙ ВЕННЫЕ ТОЖДЕСТВУ СИНТЕЗ ПРОТИВОПО- ЛОЖНОСТИ     Графически становление означает расширение центрального круга, пошаговый «захват» или «освоение» «территорий», относящихся к противоположным категориальным определениям, соответственным тождеству и противоположности. В смысловом плане это означает углубление взаимоопосредствования,

расширение рамок органического синтеза этих категориальных определений. В самом деле, чем выше форма живого, тем она, с одной стороны, более устойчива, более едина, целостна и т. д., а с другой, более изменчива, более многообразна, сложна и дифференцирована... Человек является высшей формой жизни на Земле и в качестве таковой достиг наибольших успехов в деле освоения пространства и времени, движения, качества и количества материи, порядка и беспорядка, внутреннего и внешнего.

Говоря о пошаговом «захвате» «территорий», я хотел сказать этим, что расширение центрального круга или «захват территорий» не является чисто непрерывным, постепенным процессом, а включает в себя также дискретный, скачкообразный момент. Понятия эволюции и революции как раз и обозначают эти два разных момента становления. Эволюция характеризует становление как непрерывный, постепенный процесс, революция — как дискретный, скачкообразный процесс. (Употребляя выражения постепенность и скачок по отношению к эволюции и революции, мы в известной мере огрубляем, упрощаем эти понятия. Об этом нужно помнить. Ведь на самом деле эволюция не является чисто постепенным, непрерывным процессом, а революция — чисто скачкообразным, дискретным процессом (или, как говорят еще, перерывом постепенности). В эволюции мы можем наблюдать скачкообразные изменения, а в революции — постепенные изменения. Примером скачка в эволюции применительно к человеческому обществу является реформа. Эволюция и революция глубоко опосредуют друг друга и именно поэтому они не являются чисто постепенными или чисто скачкообразными изменениями. Эволюция — органический синтез постепенности и скачка при определяющей роли постепенности. Революция — органический синтез скачка и постепенности при определяющей роли скачка.)

Диаграмма позволяет также объяснить с категориально-логической точки зрения феномены одноплоскостного развития и феномены регресса, деградации, инволюции. В случае одноплоскостного развития круг взаимоопосредствования не сужается и не расширяется. В случае регресса, деградации, инволюции круг взаимоопосредствования сужается, сжимается вплоть до шагового перехода на ступень ниже, на более низкий уровень развития. С помощью диаграммы можно объяснить и феномен смерти или гибели живого организма, существа, человека. В случае смерти или гибели круг опосредствования исчезает или сужается до самого низкого уровня, соответствующего элементарным формам жизни.

(Об эволюции и революции в человеческом обществе см. ниже, п. 15.19, стр. 478).