Закон перехода количественных изменений в качественные 5 страница

 

 

§ 2. Виды права в философских концепциях

 

Поскольку философский подход к постижению сущности права предполагает выход за узкие юридические рамки и сопоставление права с принципами, ценностями и основаниями человеческого бытия в целом, то в философских трудах встречается обращение не просто к праву, но к различным его видам:

1. Естественное право. Чаще всего под ним подразумеваются притязания человека, вытекающие из его естественных потребностей. Оно не обязательно фиксируется в писаном праве и выступает по отношению к действующим юридическим законам как внешний критерий (законы оцениваются с точки зрения их соответствия или несоответствия естественным правам). Вплоть до XIX в. концепция естественного права отождествлялась с философией права вообще. Даже в современных изданиях встречаются суждения, согласно которым философия права начинается с обращения к проблеме естественного права. Так, С.С. Алексеев пишет, что выведение понятия естественного права «дало толчок к такому направлению мысли... которое сориентировано не на выведение права из некоторых заданных ценностей... а на нахождение его основ... в самой “природе”, реальной жизни людей».

Заметим, что не существует и не существовало однозначного понимания естественного права. Дело в том, что для определения и перечисления естественных прав человека нужно определить его природу, а это извечная философская проблема. Поэтому нередко выделяют даже различные виды естественного права:

а) божественное естественное право, исходящее из утверждения, что существуют некие божественные законы, определяющие изначально главные принципы жизни людей. Например, если перед Богом все люди равны, то право на равенство перед законом юридическим – естественное.

б) антропологическое естественное право, когда критерием выступают специфические особенности человеческой природы. (Остается дело за «малым» – определить их.) Современные теоретики антропологической концепции естественного права, опираясь на данные антропологии и этнографии, выделяют нравственные нормы, сходные у большинства народов. Это запрет на убийство, запрет кровосмешения. Их конституируют в качестве естественных прав как критерии современного законодательства.

2. Позитивное право – фиксированная в нормативных документах система требований социальных институтов, выраженная в законах. Это именно то видение правовой действительности, которое характерно для подавляющего большинства юристов-практиков.

3. Гуманистическое право – совокупность принципов, регулирующих взаимоотношения между государством, другими социальными институтами и индивидами, исходя из принятого в обществе понимания свобод, прав и обязанностей отдельной личности. Сегодня чаще говорят о так называемом демократическом идеале гуманистического права, именно в его русле работают те, кого у нас принято называть правозащитниками. Чаще всего проблема прав человека в современном европейском понимании – это сфера именно гуманистического права.

 

 

§ 3. Наиболее известные
философские концепции права

 

Оценивая и обосновывая право с точки зрения его соотнесения с основными принципами бытия человека, философия по своей природе не может исключить субъективно-личностный характер этой оценки. Поэтому не может быть единой философской концепции права, их множество.

Философско-правовой идеализм. Объединяет представления о правовой реальности как о порождении Идеи, Духа (Гегель, Соловьев).

Философско-правовой материализм обосновывает вторичность права как отраженного в общественном сознании материального бытия человечества. В частности, становление правовых отношений выводится из отношений вокруг производства и распределения материальных благ (К. Монтескье, К. Маркс).

Философско-правовой рационализм. Обосновывает разум и знание как главный, и даже единственный, источник права (Сократ, Спиноза, Кант).

Философско-правовой иррационализм. Выводит правовую действительность из явлений, до конца разумом не объяснимых, таких, как «воля», «чувство солидарности», «жизненные порывы» (Ф. Ницше, Э. Дюркгейм, А. Бергсон).

Философско-правовой позитивизм. Рассматривает право только как совокупность норм и законов. Его представители призывают очистить юриспруденцию от морализирования, этической оценки. Нормы права должны быть либо верифицируемы, либо фальсифицируемы как единичные факты социальной действительности. Наиболее известной разновидностью современного правового позитивизма является концепция австрийского юриста Ханса Кельзена (1881-1973), разработавшего нормативную концепцию права. Основанием права, по Кельзену, должна быть «основная норма», из которой в иерархическом порядке выводятся все остальные правовые нормы. Основная норма – конституция. Но мы в нашей стране являемся свидетелями столь частой смены положений конституции, что засомневаться в правомерности такой легитимации права можем вполне.

Говоря о юридическом позитивизме, можно отметить следующее – он привязан к действующему законодательству (поэтому их работы особенно ценят юристы-практики), но в случаях, когда необходимо оценить ранее не позитивированную норму с точки зрения оснований человеческой культуры, оказывается бессильным.

Философско-правовой либерализм. Провозглашает в качестве единственного основания права свободу Соответственно, главными философскими проблемами у его представителей были: проблема свободы, соотношения государства и свободной личности, свободы воли и необходимости и т.д. (просветители XVIII в., в России – Б.Н. Чичерин). Эта позиция достаточно ярко проявилась в работах современного исследователя В.С. Нерсесянца, который усматривает сущность права в единстве «трех подразумевающих друг друга сущностных свойств (характеристик) права – всеобщей равной меры регуляции, свободы и справедливости».

 

 

Литература:

1. Берус, В.В. Категории и принципы философского осмысления мира : учебное пособие / В.В. Берус, Е.В. Григоров, П.В. Ушаков. – Барнаул, 2004. – 108 с.

2. Иконникова, Г.И. Основы философии права / Г.И. Иконникова, В.П. Ляшенко. – М., 2001. – 256 с.

3. Чукин, С.Г. Философия права / С.Г. Чукин, В.П. Сальников, В.В. Балахонский. – М., 2002. – 240 с.

4. Нерсесянц, В.С. Философия права / В.С. Нарсесянц. – М., 1998. – 652 с.

5. Алексеев, С.С. Философия права / С.С. Алексеев. – М., 1997. – 367 с.

6. Тихонравов, Ю.В. Основы философии права / Ю.В. Тихонравов. – М., 1997. – 647 с.

7. Моисеев, С.В. Философия права : курс лекций / С.В. Моисеев. – Новосибирск, 2003. – 203 с.

 

 


 

ЧАСТЬ 3 ФИЛОСОФСКАЯ КУЛЬТУРА В ПРАВОВЕДЕНИИ

 

Глава 23. Философская культура
и ее роль в рождении смысла права

 

§ 1. Философская культура
и ее отношение к правоведению

 

В повседневном мышлении ошибочно бытует мнение о том, что с философией человек соприкасается в течение весьма короткого периода своей жизни, только как с учебной дисциплиной в вузе. В действительности элементы философской культуры постоянно влияют на человека в самых разнообразных сферах жизнедеятельности. В том числе это касается и людей, профессионально занимающихся исследованием правовой действительности и охраной права как ценности современной цивилизации.

Чаще всего «философскую культуру» отождествляют только с деятельностью профессиональных философов. Так, нидерландский историк философии и культуры Эверт ван дер Звеерде пишет: «Коренная идея моей концепции философской культуры – идея конкретности. В конечном счете, философия существует лишь в качестве конкретного мышления индивидуальных мыслящих людей-философов…»[19]. На наш взгляд, такой подход сужает объем понятия «философская культура». Сам же Звеерде далее корректирует и дополняет свое определение: «Философская культура представляет собой совокупность всех условий и предпосылок становления, выражения и развития философского мышления…» Однако «все условия» проявления философского мышления – это не только деятельность собственно профессиональных философов[20]!

Выделим несколько важнейших положений, с которыми чаще всего связывают явление, именуемое философской культурой.

Положение первое. Философская культура – это не только философия сама по себе, хотя философия, естественно, является ядром этой культуры. Исходя из такой концептуализации, можно заявить, что элементы философской культуры можно обнаружить в любом виде интеллектуальной деятельности человека, а не только непосредственно в философских трудах.

Положение второе. В мышлении в качестве элементов философской культуры следует, как минимум, рассматривать: во-первых, совокупность мыслительных операций разработанных философией; во-вторых, совокупность проблем, постановка которых всегда позволяла мировоззренчески ориентировать любое поле исследования. Говоря о мыслительных операциях, соответствующих требованиям философской культуры, в первую очередь мы имеем в виду способность концептуально оформлять свою интеллектуальную деятельность. Под этой способностью мы подразумеваем умение осознанно и последовательно строить свое отношение к действительности, исходя из определенных концептов.

Концепты – программные понятия, постоянно открытые для изменения и расширения содержания. Концепты отражают смысл, который придает человек своей деятельности, и определяют направление его познавательных усилий.

Позже мы увидим, как в правоведении последовательность и осознанность использования таких концептов, как «право», «естественное право», «норма», «свобода», «система права», приводила к рождению не просто новых трактатов по юриспруденции, но фактически новых смыслов права.

Однако концептуализация, сама по себе, – это лишь потенция к творчеству, которая реализуется в действительности при условии грамотного оперирования рассудочными понятиями, заполняющими сферы неопределенности содержания и объема концептов каждый раз по-новому. Поэтому правильное формально-логическое оформление мысли есть еще один немаловажный элемент философской культуры.

В свою очередь, к числу философских проблем, позволяющих мировоззренчески ориентировать любое поле исследования, относятся: проблема человека, проблема бытия и проблема познания. Именно присутствие этой проблематики в правоведческих исследованиях позволяет определить следующие важнейшие позиции философской культуры в изучении правовой действительности:

а) осознанное отношение к праву как к ценности;

б) понимание антропоцентрической направленности правового государства;

в) умение обосновать ценностную позицию своей деятельности, в особенности когда она связана с необходимостью осуществлять принудительные действия по отношению к людям.

Для этого важно иметь представление о наиболее известных философских концепциях обоснования правового принуждения, в том числе уголовного наказания. На примере криминологии, теории и антропологии права можно увидеть, что в современном правоведении при помощи обращения к этим извечным философским проблемам осуществляется «сократический поворот» в исследовательской парадигме, когда личность человека и его субъективный духовный мир оказываются в центре внимания (см., например, работы: Кондратюк Л.В. Антропология преступления (микрокриминология). М., 2001. 344 с.; Ковлер А.И. Антропология права: учеб. для вузов. М., 2002. 480 с.; Синченко Г.Ч. Философско-правовые облики человека. Омск, 2001. 240 с.).

Положение третье. Очень важным показателем уровня философской культуры является способность «вживить» в реальность философскую проблематику, что предполагает не только знакомство исследователя с вопросами философии, не просто умение ловко и к месту «украсить» философской цитатой свой труд, поскольку это не всегда предполагает обогащение его содержания. Это способность реагировать на вызовы действительности, выходя за рамки узкоспециальных знаний. К примеру, если юрист-исследователь сталкивается в своей работе с непонятным явлением и имеет смелость обратиться за помощью к данным социологии, исторического знания, данным, представляемым естественными науками, то его шансы получить новое видение и новый смысл изучаемой проблемы увеличиваются. Однако для того чтобы иметь эту смелость, необходимо уметь концептуально оформлять свое исследование (смотрите выше положение второе). Можно сказать, что здесь элементы философской культуры тесно взаимосвязаны: плодотворность в междисциплинарных исследованиях как показатель философской культуры зависит от умения концептуализировать, т.е. от другого показателя философской культуры.

Положение четвертое. Само понятие «культура» предполагает учет объективно-материальных сторон явления. Поэтому, изучая философскую культуру, не следует ограничиваться только идеальной стороной проблемы. Следовательно, для выявления уровня философской культуры имеют значение такие моменты, как наличие преподавания философских дисциплин в учебных заведениях, его уровень и концептуальная направленность; участие в интерактивных ритуалах философской направленности (например, следует учитывать количество и качество проводимых конференций философской и междисциплинарной направленности); наличие академий, библиотек, подключение к мировым информационным системам и частота обращения к информации, способствующей формированию философской культуры. В этом плане, например, получает объяснение факт достаточно интенсивной (по сравнению с другими специальностями) философской «загруженности» отечественного юридического образования. Современным юристам преподают не только базовый курс философии, но и логику, этику, философию права. Тем более удивительно звучат сетования по поводу значительного снижения уровня философской культуры в юридическом образовании, неспособности современного юридического мышления к выходу на рефлексивно-категориальный уровень [21]. Эти факты еще ждут своего исследователя.

Теперь обратимся к таким понятиям, как «правоведение» и «юриспруденция». Как выясняется, в среде юристов-теоретиков до сих пор нет единства взглядов по поводу наименования своей профессиональной деятельности. Известно, что в соответствии с Федеральным законом «Об образовании» от 10 июля 1992 г. в государственном стандарте высшего профессионального образования появляется специальность «юриспруденция», до этого она в нашей стране называлась «правоведение». Видимо, это было связано с тем, что по идеологическим соображениям «юриспруденция» как «имя буржуазное» считалось неуместным в «стране Советов».

Странная неопределенность сохранилась и сегодня: кадровая специальность «юриспруденция» у нас сейчас есть, но науки юриспруденции – как не бывало! Но ведь еще со времен Ренэ Декарта и Френсиса Бэкона стало общепринятым считать, что любая отрасль знания, не имеющая своей теоретической и методологической базы, наукой называться не может. А какая теория есть у нашей отечественной юриспруденции – теория государства и права (или права и государства)?! На полках книжных магазинов, помимо учебников по «теории государства и права», можно встретить учебники по «правоведению», но никак не по «юриспруденции»! В то же время содержание этих учебников позволяет сделать заключение: «правоведение» – это также вовсе не наука, а, скорее, некий вводный, пропедевтический курс «общих сведений» и «первоначальных представлений» о праве, государстве и деятельности юристов. Получается, что есть введение в науку юриспруденцию, а вот самой юриспруденции как науки формально не существует.

Юристы, рефлексирующие по этому вопросу, сами не перестают удивляться данному факту.

Рефлексировать – осмысливать знание как самостоятельный объект, критически анализировать его содержание и методы познания. Способность к рефлексированию – важный элемент философской культуры. (Сопоставьте с определением рефлексии в главе 1.)

Так, профессор, доктор юридических наук Ф.М. Раянов пишет: «…академик В.Н. Кудрявцевсегодняшнее время назвал “золотым веком юриспруденции”… Золотой век юриспруденции! Это, конечно, хорошо, но знать бы еще то, что же представляет собой эта юриспруденция.

…Сегодня можно даже сказать, что у историков есть история, у экономистов – экономика и т.д., а у юристов нет юриспруденции…

...На сегодняшний день в нашей стране нет даже более или менее приемлемого понятия “юриспруденции”.

…Науки же с названием “юриспруденция” или “теория юриспруденции” у нас не было и нет»[22].

Один и тот же объект действительности может исследоваться различными науками. Сегодня все чаще говорят о так называемом принципе дополнительности, предполагающем, что усилий одной методологической и концептуальной перспективы не может быть достаточно для получения адекватного знания о сложном объекте. Поэтому необходимо привлечение максимально возможного числа различных видов дискурса. Именно таким сложным объектом изучения является современное право.

Дискурс – термин, произошедший от французского слова discourse – рассуждение. Обозначает обсуждение некоторого круга проблем в определенном языковом контексте. Можно различать профессиональные дискурсы (язык юристов и, скажем, химиков), концептуальные дискурсы (язык позитивистов и, скажем, постмодернистов) и т.д.

В настоящее время оформляются такие отрасли знания, как социология права, психология права, политология права, антропология права, переживает период возрождения философия права. Такое многообразие дискурсивных практик, направленных на изучение права, можно обозначить общим термином «правоведение». Однако на современном этапе развития назвать правоведение цельным знанием о праве невозможно в силу методологических и мировоззренческих препятствий, возникающих при обозначении предметных областей перечисленных дисциплин. Особенно ярко это проявляется при составлении учебных планов и программ в сфере высшего образования. Под юриспруденцией мы будем понимать в первую очередь профессиональную деятельность в области создания и применения законодательства, выработке, применению и исследованию таких норм и правил поведения, которые условно обозначим как «законные». При этом понятия «правоведение» и «юриспруденция» будут использоваться как находящиеся в отношении подчинения: юриспруденция – часть правоведения, но правоведение – это не только юриспруденция.

Ни один учебник, скажем, по химии, не начинается долгими и пространными рассуждениями о том, что такое эта самая химия, в лучшем случае – пара абзацев. В то же время не существует таких учебных пособий по теории права и государства или по философии права, в которых на десятках страниц не излагалось бы множество точек зрения о том, что такое право. Причем мнения высказываются вплоть до противоположных по содержанию. В чем причина такой неопределенности? По всей видимости, в том, что право тесно взаимосвязано со многими областями жизни общества, и эти области разные; в том, что право затрагивает интересы каждого человека в отдельности, а интересы эти у всех опять же различны. К тому же, если утверждают, что право – это феномен человеческий, а человек толком не разобрался в собственной сущности (существует, например, целая философская отрасль – философская антропология), то вообще о какой четкой определенности понятия права может идти речь?

Работая в правоохранительных органах, надо хотя бы в общих чертах иметь представление о разнообразии взглядов на сущность того, что ты охраняешь? Это знание составляет важнейший элемент философской культуры правоведения, которая, как мы увидим, во многом определяет концептуальное качество любой теоретико-правовой конструкции. С точки зрения изложенной нами концепции получается, что само понятие «право» было и остается главным концептом и не имеет финального определения.

Итак, рассмотрим наиболее широко распространенные в философии и теоретическом правоведении взгляды на сущность права.

 

 

§ 2. Право в постмодернизме

 

Изложение взглядов на сущность права мы начнем не с привычного для всех обращения к истории, но с тех идей, к которым сегодня приходят многие философы и правоведы на западе, а вслед за ним и в России.

Одним из «модных» интеллектуальных направлений сейчас считается постмодернизм и его самая поздняя версия – after-postmodernism[23]. Главные идеи постмодернизма следующие.

Во-первых, постмодернисты поставили под сомнение такие привычные для классической философии понятия, как «субъект» и «объективная реальность». По их мнению, у современного человека в принципе не может существовать собственного «Я». Современная женщина «в платье от Версачи», с ресницами и губами от «Макс Фактор» – это уже не человеческая индивидуальность, это искусственное культурное создание. Она – своего рода текст, адресованный другому тексту, скажем мужчине, который тоже не индивидуальность, а представитель концерна «Мицубиси»[24].

Соответственно, в праве, по мысли постмодернистов, исчезает «субъект права». В классической юриспруденции субъектами права могут выступать так называемые «юридические лица» и «физические лица». Однако в основе понятия «субъекта права» с философской точки зрения лежит признание того, что именно у конкретного индивида имеется свобода воли, соответственно, и способность отвечать за свои действия перед законом (правоспособность). Значит, понятие «юридическое лицо» как надындивидуальное образование (учреждение, организация и т.д.) вторично, производно[25]. Постмодернисты приводят в пример судебный процесс в городе Висконсине в 1991 г. Подсудимый обвинялся в изнасиловании женщины, страдающей раздвоением, вернее, «умножением» личности. Получалось так, что об изнасиловании можно было говорить только в отношении одной из этих личностей, а другие дали бы согласие. Такие традиционные для юристов понятия, как «личность», «вина», «признание», «истинные показания», были поставлены под сомнение.

Постмодернисты утверждают, что если нельзя говорить о современном человеке как о свободной и целостной индивидуальности, то и такие юридические понятия, как «мотив», «намерение», «согласие», «вина», теряют смысл.

Далее, постмодернисты заявляют о том, что не существует никакой «объективной реальности». То, что мы воспринимаем как естественное, само по себе существующее на самом деле искусственно создано, сконструировано. Мы живем в окружении идеологических и культурных мифов. Получается, что наше общество – это «общество спектакля», в котором мы погружены в мир придуманных образов. Если раньше государство управляло людьми через открытое принуждение, то сейчас это делается через производство образов. Реклама, шоу-бизнес, СМИ – все это способы регулировать поведение, манипулировать сознанием людей. Например, во время войны в Персидском заливе американцы планировали начало бомбардировок с учетом того, чтобы информация об этом тут же попадала в вечерние сводки новостей. Все террористические акты ныне имеют смысл только тогда, когда о них сообщают в СМИ, которые могут «раскрутить» или предать забвению кого и что угодно. Если чего-то не показывают по телевизору, значит, что того для современного человека фактически и не существует. Образы и символы не существующих в реальности вещей французский философ и социолог Ж. Бодрийяр назвал симулякрами[26].

Соответственно, в правоведении, по мысли постмодернистов, теряет смысл понятие правосудия, это «симулякр». Вообще нет никакого права самого по себе – есть «шоу-право».

Понятие «шоу-права» связано с представлением постмодернистов об огромном влиянии СМИ, которыми создается образ права, реально определяющий характер правосудия. Современный постмодернистский автор Пьер Шлаг в своей статье о праве приводит пример такого влияния. В американском сериале «Закон в Лос-Анджелесе» есть такой сюжет: некто Стюарт Марковиц, сотрудник небольшой юридической фирмы и весьма симпатичный персонаж, арестован за вождение в пьяном виде. У него обнаружено 0,9 промилле алкоголя в крови, в то время как в Калифорнии допускается 0,8 промилле. Марковица представляет в суде его друг и компетентный юрист Майкл Кьюзак. Между ними и женой Марковица Энн происходит следующий диалог.

Майкл (адвокат). Я знаком с профессором Хаймсоном. Он лучший токсиколог штата, и если он даст свидетельство в нашу пользу, все будет ОК. Итак, ты выпил стакан вина прямо перед тем, как сесть за руль, не так ли?

Стюарт (обвиняемый). Да, я пил вино за обедом.

Майкл. Важно точно указать, когда ты пил. Чтобы алкоголь проник в кровь, требуется 30 минут. Если ты выпил прямо перед тем, как сесть в машину, то наш свидетель-эксперт сможет показать, что в момент задержания алкоголя в твоей крови еще не было. Итак, когда же ты выпил?

(Стюарт и сидящая рядом его жена Энн понимают, в чем дело.)

Энн (жена обвиняемого). Он выпил как раз перед тем, как мы ушли из ресторана.

Майкл. Вы готовы показать это в суде?

Энн. Да.

Майкл. Очень хорошо.

Как пишет Пьер Шлаг, адвокат не призывает открыто к лжесвидетельству, ни закон, ни профессиональная этика и не требуют от него знать правду, он добивается именно того свидетельства, которое необходимо для победы в суде. Получив нужное свидетельство эксперта, адвокат идет к прокурору округа, женщине, которую он называет по имени, и, показывая свидетельство эксперта, просит ее об одолжении, добавляя, что дело будет рассматривать судья Мэтьюс, являющийся другом начальника фирмы, в которой работает обвиняемый.

Как замечает Шлаг, в сериале показано действие так называемого теневого права, когда на основе профессиональной дружбы поддерживается целая сеть неформальных связей, делающая возможными сделки с правосудием, согласованные приговоры, примирения сторон и т.д. Это теневое право работает на кредитах банка одолжений. В конце концов теневое право, банк одолжений делают свое дело – обвинение заменено на неосторожное вождение. В конце эпизода Стюарт Марковиц в своем офисе говорит: «Вообще-то я виновен: три стакана вина»[27].

Приведенный пример позволяет отметить следующую особенность взглядов постмодернистов.

Во-вторых, постмодернисты отвергают способность человека познать реальность и критикуют придумываемые им объяснительные системы, называя их метанарративами – «великими схемами», не имеющими ничего общего с действительностью.

К числу таких метанарративов постмодернисты относят, например, идею демократии как народной власти, идею правового государства, наиболее популярные мировоззренческие системы (марксизм, дарвинизм, фрейдизм и т.д.)

Применительно к правоведению это означает, что право никак не может быть основано на принципах честности, справедливости, равенства, поскольку нет таких общечеловеческих ценностей, все ценности относительны.

В-третьих, постмодернисты утверждают, что честный исследователь должен изучать общество не иначе, как применяя метод деконструкции, т.е. разрушения старых «великих схем», когда-то навязанных человечеству. К примеру, известнейший постмодернист Жиль Делез считает, что еще в XVIII в. Иммануил Кант навязал человечеству действующую до сих пор схему-формулу, которая гласит: «Благо есть то, что говорит Закон». На самом же деле, если бы люди знали, что такое Благо, то и Закон не был бы нужен. Вывод: Закон – это всего лишь имитация Блага[28]. Развивая эту мысль, можно сказать: поскольку люди не знают, что такое Благо, то всякий может дать ему свое толкование, следовательно, каждый может иметь свой закон. Кстати, в этом отношении русский народ оказывается «постмодернистом» с куда большим стажем, чем Делез, вспомним пословицу: «Закон – что дышло: куда поворотишь, туда и вышло».

Относительно правоведения это значит: современное право – это искусственная конструкция, которую требуется планомерно разрушать. Деконструкция права поможет всем увидеть, что за образом справедливости стоит борьба корыстных интересов, а само право не целостно, а фрагментарно и противоречиво. Право – это игра власти и манипуляции. Юристы манипулируют законом, власть и богатство манипулируют юристами.

Вывод: сущность права в постмодернизме заключается в том, что это искусственная конструкция, придуманная как прикрытие отношений господства одних людей над другими. Истина, рациональность, моральные ценности в праве сами по себе не существуют, эти понятия используются лишь в качестве инструментов для реализации корыстных целей.

Мы намеренно нарушили временную логику исторического развития представлений о сущности права, представив постмодернистскую трактовку в качестве своеобразной «заставки» в нашем кратком обзоре концептуализаций этой категории. Отношение к постмодернизму в среде профессиональных философов и, особенно, ученых неоднозначное, причем критический настрой в последнее время становится преобладающим[29]. В частности, постмодернисты обвиняются в том, что, «деконструируя», они ничего не предлагают взамен. В итоге критическая функция философии в их работах явно трансформируется в критиканство, которое, увы, далеко не всегда безобидно, т.к. воспринимается некоторыми, чаще всего молодежью, как призыв к тотальному и бесцельному сокрушению идейных основ цивилизации. Так, «деконструкция» все-таки в определенной степени реализующейся ныне в социальной действительности идеи (концепта) права вполне может восприниматься как призыв к анархии. «Истоки постмодернизма, – подчеркивают современные западноевропейские ученые А. Сокал и Ж. Брикман, – не являются чисто интеллектуальными. Философский релятивизм, а также работа некоторых проанализированных авторов были своеобразным образом втянуты внутрь тех политических тенденций, которые можно определить в широком смысле слова как левые или прогрессистские»[30].