Получено в Бомбее при возвращении в Индию
В июле 1881 г.
Спасибо. Эти маленькие вещички оказались очень кстати, и я с благодарностью подтверждаю их получение. Вам следовало бы поехать в Симлу. Дерзайте. Я признаюсь в своей слабости, что хотелось, чтобы вы это сделали. Как я уже говорил вам, мы должны терпеливо ждать результатов книги. Пробелы провоцируют и подвергают "танталовым" мукам, но мы не можем идти против неизбежного. И так как всегда хорошо исправить ошибку, то я это уже сделал и преподнес "Оккультный Мир" вниманию К-а. Терпение, терпение.
Всегда ваш К. Х.
Письмо 17
К. Х. — Синнету
Получено в Умбалле, по дороге в Симлу
Августа 1881 г.
Только что вернулся домой. Писем получил больше, чем у меня охоты отвечать, за исключением вашего письма. Мне нечего особенного сказать, я хочу просто ответить на ваши вопросы: задача, которая может показаться легкой, но это в действительности не так, если мы только вспомним, что они в этом подобны божеству, описанному в Упанишадах (Сокамайята бахух сайам праджайтэ еты) — "они любят быть во множестве и размножаться". Во всяком случае, жажда знания никогда не рассматривалась как грех, и вы всегда найдете меня готовым отвечать на такие вопросы, на которые можно ответить.
Несомненно, я придерживаюсь мнения, что раз наша переписка установлена ради всеобщего блага, то мало пользы будет широким массам, если вы не переплавите учение и идеи, содержащиеся в ней, "в форму очерка", не только по взглядам оккультной философии на творение, но и по всем другим вопросам. Чем скорее вы начнете "будущую книгу", тем лучше, ибо кто может отвечать за неожиданные инциденты. Наша переписка может вдруг оборваться: препятствие может явиться от тех, кто знает лучше. Их умы, как вы знаете, запечатанные книги для многих из нас, и никакое количество "магического искусства" их не распечатает. Дальнейшие "пособия в размышлении" будут, однако, приходить вовремя, и то немногое, что мне разрешено объяснить, я надеюсь, будет более доступно пониманию, чем "Высшая магия" Элифаса Леви. Неудивительно, что вы находите эту книгу затемненной, ибо она никогда не предназначалась для непосвященного читателя. Элифас учился по рукописям Розенкрейцеров (этих рукописей в Европе осталось всего три). В них излагаются наши восточные доктрины, данные Розенкрейцем, который после своего возвращения из Азии одел их в полухристианское одеяние задуманное как защита его учеников от мести духовенства. Нужно иметь ключ к нему, и этот ключ является сам по себе наукой. Розенкрейц учил устно. Сен-Жермен записал благое учение в числах, и эта зашифрованная рукопись осталась у его верного друга и покровителя, доброжелательного германского принца, из дома которого и в чьем присутствии Сен-Жермен совершил свой последний выход домой. Провал, полный провал! Говоря о "цифрах" и "числах", Элифас обращается к тем, кто знает кое-что из Пифагоровых доктрин. Да, некоторые из них, действительно, подводят итог всей философии и включают все доктрины. Исаак Ньютон понимал их хорошо, но удержал это знание при себе ради сохранения собственной репутации, к большому несчастью для писателей "Сэттэрдай Ревью" (Субботнего обозрения) и ее современников. Вам как будто эта газета нравится, а мне нет. Как бы она ни была талантливо составлена с литературной точки зрения, газета, представляющая свои столбцы таким непрогрессивным и догматическим идеям, как та, которая мне недавно попалась, должна бы потерять касту среди своих более либеральных собратьев! Она думает, что люди науки "вовсе не являются хорошими наблюдателями" при проявлениях современной магии, спиритизма и других "чудес девяти дней". Но дело следовало бы обставить иначе, добавляет она, ибо, "столь отлично зная границы естественного, они должны были начать с предположения, что то, что они видят или думают, не может быть осуществлено, и вслед за тем искать заблуждение" и т. д. Кровообращение, электрический телеграф, железные дороги и пароходы — все старые споры опять. Они знают "границы естественного"! О, век высокомерия и ментального помрачения! И нас приглашают в Лондон в среду того академического тряпья, чьи предшественники преследовали Месмера и заклеймили Сен-Жермена самозванцем! В природе пока что все для них секрет. В человеке они знают только скелет и форму; они едва в состоянии обрисовать тропинки, по которым невидимые посланцы, называемые "чувствами", проходят на своем пути к восприятию человека; их школьная наука является рассадником сомнений и предположений; она учит только собственной софистике, заражает своим бессилием, своим пренебрежением к истине, своей ложной моралью и догматизмом, и ее представители хотят хвастать, что они знают "границы естественного". Довольно, мой добрый друг, я забываю, что вы принадлежите к этому поколению и являетесь поклонником вашей "современной науки". Ее приказы и догматические суждения стоят на одном уровне с папскими "не можем". "Сэтэрдэй Ревью" однако, отпустила нас довольно легко. Не так "Спиритуалист". Бедная, растрепанная крошка-газета! Вы нанесли ей достойный удар. Теряя медиумистическую почву под ногами, она сражается насмерть за верховенство английского адептства над восточным знанием. Я почти слышу ее приглушенный крик: "Если вы поставите нас в неловкое положение, то мы вас, теософов, тоже. " Великий "адепт", грозный Дж. К. , несомненно, опасный враг. Боюсь, что нашим бодхисатвам однажды придется сознаться в своем невежестве перед его замечательной ученостью. "Настоящие Адепты, такие, как Готама Будда или Иисус Христос, не окутывали себя тайной, но приходили и говорили открыто " — изрекает наш оракул. Если они так поступали, то это новость для нас, смиренных последователей первого. Готама квалифицируется, как "Божественный Учитель" и в то же самое время, как "Божий посланец" (см. "Спирит". 8 июля") Будда, оказывается, стал теперь посланцем того, кого он, Санкья К'хучу, драгоценная мудрость, низложил с трона 2500 лет тому назад, подняв завесу над святилищем и показав, что оно пусто. Где этот деревенский адепт учил свой буддизм, я хочу знать? Вам, действительно, следовало бы посодействовать вашему другу мистеру К. К. Мэсси проштудировать вместе с этим лондонским бриллиантом, который так презирает индийское оккультное знание — "Лотос Благого Закона" и "Атма-Буддха" в свете европейского каббализма.
Я "раздосадован непристойными заметками газет?" Несомненно нет. Но я чувствую, "что немножко разгневался по поводу кощунственных выражений Дж. К. , в этом я сознаюсь. Я было собрался ответить этому надуманному глупцу, но "до сего места и не дальше" повторилось опять. Хобилган, которому я показал этот отрывок, смеялся до тех пор, пока слезы не заструились по его старым щекам. Когда Старая Леди это прочтет, один или два кедра в Симле пострадают. Спасибо вам, действительно, за ваше любезное предложение оставить газетные вырезки в моем распоряжении; но я предпочитаю, чтобы вы сами сохранили, так как они могут иметь неожиданную ценность для вас самого по истечении нескольких лет.
На ваше предложение дать торжественное обещание никогда ничего не разглашать без разрешения я в настоящее время не могу дать никакого ответа. По правде говоря, ни его принятие, ни отказ не зависят от меня, так как это был бы беспрецедентный случай — приводить человека из внешнего мира к даче нашей особой формы присяги или обещания; ничто другое не заслужило бы одобрения моего Главы. К несчастью для нас обоих, раз или, вернее, два раза когда-то вы употребили выражение, которое было занесено в запись; и всего три дня тому назад, когда я хлопотал о некоторых привилегиях для вас, эта запись была предъявлена мне весьма неожиданно, я должен сказать. После того, как она была вслух повторена и я увидел эту запись, мне оставалось только подставить так кротко, как только я мог, другую щеку для еще более неожиданных ударов, наносимых судьбою посредством почтенной руки того, перед кем я так благоговею. Хотя это напоминание казалось мне жестоким, но оно было справедливо, ибо вы в Симле произнесли следующие слова: "Я член Теософического Общества, но никаким образом не теософ". Я не нарушаю доверия к вам, открывая результат моей защитительной речи, так как мне даже советовали так поступить. Приходится нам тогда путешествовать тем же медленным шагом, каким мы двигались до сих пор, или же остановиться сразу и написать "Конец" в конце наших писем. Я надеюсь, что вы предпочтете первое.
Раз мы заговорили на эту тему, я хочу чтобы вы внушили вашим лондонским друзьям несколько полезных истин, которые они слишком склонны забывать, даже когда их снова и снова напоминают им. Оккультная наука не такая, в которой секреты могут быть сообщены сразу посредством письменных или устных наставлений. Если бы это не было так, то все, что осталось бы Братьям сделать, это выпустить руководство по данному искусству, которое могло бы преподаваться в школах, как грамматика.
Обычная ошибка людей думать, что мы охотно окружаем себя и наши силы тайной, что мы желаем удержать знание только для себя и по своей же собственной воле "злостно и умышленно" отказываемся его сообщить. Истина та, что до тех пор, пока неофит не достигнет состояния, необходимого до той степени озарения, на которую он имеет право и для которой он годен, большинство, если не все секреты нельзя сообщить. Восприимчивость должна быть равной желанию наставить. Озарение должно прийти изнутри. До этого никакие фокусы-покусы заклинаний или возня с приспособлениями, никакие метафизические лекции и прения, никакие возложенные на себя покаяния не могут дать этого. Все это лишь средства к концу, и все, что мы можем делать, это направлять применение таких средств, найденных экспериментальным путем, способствующих достижению цели. И это не является секретом на протяжении тысячелетий. Пост, медитация, чистота мыслей, слов, поступков, молчание в течение некоторых периодов времени, чтобы дать природе возможность самой говорить тому, кто приходит к ней за наставлением; овладение животными страстями и импульсами; полное отсутствие себялюбивых намерений; употребление некоторых курений и окуриваний для физиологических целей — все это было опубликовано со времени Платона и Ямбликуса на Западе и в более ранние времена наших индусских Риши. Как все это должно применяться, чтобы соотвествовать индивидуальному темпераменту — это, разумеется, дело собственного опыта каждого и бдительной заботы его Наставника или Гуру. Такова в действительности часть прохождения им курса дисциплины, и его Гуру или Инициатор может только помочь ему опытом, но не может сделать ничего больше до последнего и высшего посвящения. Я также придерживаюсь мнения, что мало кандидатов, которые представляют себе, каким неудобствам, каким страданиям и вреду подвергает себя упомянутый Инициатор ради своего ученика. Особые физические, моральные и интеллектуальные условия неофитов и адептов очень разнятся, и это всякий легко поймет; таким образом, в каждом случае наставнику приходится приспосабливать свои условия к условиям ученика; напряжение здесь ужасное, ибо для достижения успеха мы должны привести себя в полное соотношение с субъектом, находящимся под нашим руководством. И так как чем выше сила адепта, тем меньше у него соответствия с природой профана, часто приходящего к нему насыщенным эманациями грубой толпы, которых мы так опасаемся. И чем дольше он находится в отдалении от этого мира, и чем чище стал он сам, тем труднее возложенная им на себя задача. Затем знание может быть сообщено только постепенно; и некоторые из высочайших тайн, если их сформулировать даже для вашего, хорошо подготовленного уха, прозвучали бы для вас, как безумная тарабарщина, несмотря на всю искренность вашего нынешнего уверения, что "абсолютное доверие пренебрегает недоразумением". Вот истинная причина нашей скрытности. Вот почему люди так часто жалуются, выставляя правдоподобные основания, что никакого нового знания им не сообщалось, хотя они трудились ради этого два, три и более лет. Пусть те, кто действительно хотят знать, оставят все и приходят к нам, вместо того, чтобы требовать и ожидать, что мы придем к ним. Но как это сделать в вашем мире и атмосфере? "Проснулся грустным утром 18 числа". Так ли? Ну, ну, терпение, мой дорогой брат, терпение. Что-то произошло, хотя вы не сохранили сознания об этом событии, но оставим это в покое. Только, что больше я могу сделать? Как могу я выразить идеи, для которых у вас еще нет языка? Более утонченные головы получают, подобно вам самому, больше, чем другие, и даже когда они получают дополнительно, это все же теряется из-за недостатка слов и образов, чтобы запечатлевать наплывающие идеи. Возможно и несомненно вы не знаете, к чему относятся мои слова. Когда-нибудь вы это узнаете, терпение. Давать больше знания человеку, чем он может вместить — это опасный эксперимент, кроме того еще и другие соображения удерживают меня. Внезапное сообщение фактов, так превосходящих обычные, во многих случаях губительно не только для неофита, но и для тех, кто его непосредственно окружают. Это подобно передаче адской машины или заряженного револьвера с взведенным курком в руки того, кто никогда не видел подобной вещи. Наш случай в точности аналогичен. Мы чувствуем, что время приближается и что мы должны избрать между торжеством Истины и царством Заблуждения и Ужаса. Мы должны допустить немногих избранных к великой Тайне или предоставить бесчисленным гнусным шаммарам увлечь лучшие европейские умы в наиболее безумные и губительные предрассудки — спиритуализм; и мы чувствуем, как будто мы передаем целый груз динамита в руки тех, которых мы стремимся видеть защищающими себя от Братьев Тьмы. Вы любопытствуете, по каким местам я путешествую. Вам хочется больше знать о моей великой работе и миссии. Если бы я вам сказал, вы навряд ли что-либо поняли. Однако, чтобы испытать ваше знание и терпение, я могу ответить на этот раз. Я сейчас прибыл из Сакия-Юнг. Для вас это слово остается лишенным смысла. Повторите его перед Старой Леди и понаблюдайте за результатом. Разве вы не думаете, что передавая одной рукой столь нужное и в то же время столь опасное оружие миру, а другой удерживать шаммаров (разрушение, уже произведенное ими, огромно) не думаете ли вы, что мы имеем право останавливаться, выжидать и чувствовать необходимость осторожности, как никогда раньше. Чтобы суммировать — злоупотребление учеником знанием всегда отзывается на Инициаторе; также, думаю я, не знаете вы еще и того, что, разделяя тайны с другим, Адепт неизменным Законом отсрочивает свой собственный прогресс к Вечному Покою. Может быть то, что я сказал вам сейчас, поможет вам в более истинном понимании вещей и лучше оценить наше взаимное положение. Шатание на пути не приводит к быстрому окончанию пути. Вас должно поразить как труизм, что цена должна быть заплачена за все, и каждая истина оплачивается кем-то, в этом случае платим мы. Не бойтесь — я готов заплатить мою долю, и так сказал я тем, кто поставил мне этот вопрос. Я вас не покину, также я сам не окажусь менее самоотверженным, нежели бедная вымотанная смертная, которую мы называем Старою Леди. Вышесказанное должно остаться между нами. Я надеюсь, что вы будете рассматривать это письмо, как строго конфиденциальное, так как оно не для опубликования и не для ваших друзей. Я хочу, чтобы о нем знали только вы один. Только, если бы все это стало более общеизвестным кандидатам на посвящение, я уверен, они были бы более благородны, более терпеливы так же, как и менее склонны к раздражению по поводу того, что они считают нашей воздержанностью и нерешительностью. Немногие обладают вашим благоразумием. Еще менее тех, кто в состоянии правильно оценить достигнутые результаты. Ваши письма к С. М. не приведут ни к какому результату. Он останется таким же непоколебимым, и ваши труды пропадут даром. Вы не можете убедить его, что живой Брат, так как это было испробовано и не удалось, если только вы в самом деле не обратите его в популярный экзотерический ламаизм, который рассматривает наших "Бьянг-цзьюбе" и "Чжан-чабс" — Братьев, которые переходят из тела одного великого ламы в другое, как Лха или развоплощенные духи. Помните, что я вам сказал в своем последнем письме о планетных духах. Чжан-чаб (адепт, который в силу своего знания и просветления души изъят из необходимости бессознательного перевоплощения) может по своей воле и желанию вместо воплощения только после телесной смерти воплощаться и повторно при жизни, если он желает. Он обладает властью выбирать для себя новые тела или на этой или на другой планете, пока еще сам владеет своим старым телом, которое он обычно сохраняет для своих собственных целей. Читайте книгу "Кинти", и вы найдете в ней эти законы. Е. П. Б. могла бы перевести вам несколько парас, так как она знает их наизусть. Ей можете прочесть настоящее письмо.
Часто ли я смеюсь "над беспомощностью, с которой вы барахтаетесь в темноте"? Решительно нет. Это было бы также нелюбезно и почти так же глупо с моей стороны, как с вашей стороны смеяться над индусом за его ломаный английский язык в округе, в котором ваше правительство не ввело преподавания этого языка. Откуда у вас такая мысль? И откуда другая мысль получить мой портрет? У меня никогда не было их, кроме одного, за целую жизнь: это был плохой ферротип, сделанный в дни студенчества путешествующей художницей, из чьих рук мне пришлось его изъять. Ферротип имеется, но изображение исчезло: нос отлупился и нет одного глаза. Другого нет, чтобы преподнести. Не осмеливаюсь обещать, так как я никогда не нарушаю данного слова. Все же я попытаюсь когда-нибудь достать вам один.
Цитаты из Теннисона? В самом деле не в состоянии сказать. Какие-нибудь случайные строки, подобранные в астральном свете или в чьем-либо мозгу и запомнившиеся. Я никогда не забываю, что я раз видел или прочел. Плохая привычка. И до такой степени, что я часто и бессознательно для себя самого нанизываю предложения из случайных слов и фраз перед моими глазами, притом из таких, которые были в ходу сотни лет тому назад или будут употребляться через сотни лет, и все это в связи с совершенно другими телами. Лень и действительный недостаток времени. Старая Леди на днях назвала меня "пиратом мозгов" и совершателем плагиатов за употребление целого предложения из пяти строк, которые, как она твердо убеждена, я, должно быть, стащил из мозгов доктора Уайдлера, так как три месяца спустя она воспроизвела это предложение в его очерке о пророческой интуиции. Я никогда не заглядывал в мозговые клетки этого старого философа. Достал где-то в северном потоке, я не знаю. Пишу это для вашего сведения, я полагаю, это нечто новое для вас. Таким образом может родиться дитя, имеющее черты и величайшее сходство с другим лицом, обитающим за тысячу миль, никакой связи не имевшим с матерью и никогда ею не виденным, но чье проплывающее изображение запечатлелось в памяти ее души в течение сна или даже часов бодрствования на чувствительной фотопластинке живой плоти, которую она носит в себе. Все же я полагаю, что процитированные строки написаны Теннисоном годы тому назад и были опубликованы. Надеюсь, что эти бессвязные рассуждения и объяснения простительны человеку, который оставался в течение более десяти дней в седле без отдыха. От монастыря Гхаларинг-Чо (где обсуждался и комментировался ваш "Оккультный Мир"). "Небеса заступитесь!" — подумали вы. Я пересек Хор Па Ла, территорию — "неисследованную область тюрских племен", — говорят ваши карты, не осведомленные о том факте, что там нет никаких племен; и оттуда — домой. Да, я устал и поэтому закончу.
Ваш верный К. Х.
В октябре я буду в Бутане. У меня к вам просьба: постарайтесь подружиться с Росс Скоттом. Мне он нужен.
Письмо 18
К. Х. — А. О. Хьюму
(Написано перед окончательным разрывом в 1881 г.)
Мой дорогой сэр! Если из нашей переписки никогда не получится другой пользы, как только то, что еще раз будет продемонстрировано, насколько существенно различаются два антагонистических элемента — англичане и индусы — обмен нашими несколькими письмами не будет напрасен. Скорее смешаются масло и вода, чем англичанин, хотя и умный, благородный и искренний, усвоит индусскую эзотерическую мысль, не говоря уже об ее эзотерическом духе. Это, конечно, вызовет у вас улыбку. Вы скажете: "Я этого и ожидал". Пусть будет так. Но если так, то это доказывает не более как проницательность мыслящего человека и наблюдательность того, кто интуитивно предчувствует событие, ускоряемое его собственным отношением. . .
Простите, что приходится откровенно и искренне говорить о вашем длинном письме. Хотя его логика убедительна, благородны некоторые идеи, пылки устремления, все же оно лежит здесь передо мною, как само зеркало духа века сего, против которого мы боремся всю жизнь! В лучшем случае это безуспешная попытка острого ума, натренированного в приемах экзотерического мира, осветить и дать суждение об образе жизни и мышления тех, кто для него неизвестен, ибо они принадлежат совсем другому миру, чем тот, с которым он имеет дело. Вы человек с немалым тщеславием. Вы смело можете сказать: "Мой дорогой друг, не говоря обо всем этом, бесстрастно исследуйте свое письмо, взвесьте некоторые свои фразы, и вы ими гордиться не будете." Оцените ли вы когда-нибудь полностью мои побуждения, или превратно поймете истинные причины, заставляющие меня уклониться в настоящее время от всякой дальнейшей переписки, я все же уверен, что когда-нибудь вы сознаетесь, что это ваше последнее письмо, облаченное в наряд благородного смирения и признаний "в слабостях и неспособностях, недостатках и безрассудствах", является, несомненно, совершенно бессознательным для вас самих, монументом гордости, громким эхом того высокомерного и властного духа, который скрывается в глубине сердца каждого англичанина. При вашем нынешнем душевном состоянии весьма возможно, даже после прочтения этого ответа, вы вряд ли осознаете, что вы не только не поняли, в каком духе мое письмо было написано, но даже в некоторых случаях не усвоили его истинного смысла. Вы были заняты одной единственной всепоглощающей идеей и, не обнаружив в моем ответном письме прямого ответа на нее, не обдумав и не поняв его применяемости в широком, а не в личном значении, вы сразу же принялись меня обвинять, что я вам дал камень вместо хлеба, которого вы просили! Нет надобности быть юристом в прежних жизнях, чтобы констатировать простые факты. Нет надобности "из черного делать белое", когда истина так проста и так легко высказана. Мое замечание "Вы занимаете такую позицию, что если знаток сокровенного знания не будет тратить энергию на ваше зарождающееся общество" и т. д. вы отнесли к себе, тогда как это совершенно не имелось в виду. Это относилось к ожиданиям тех, кто могли захотеть присоединиться к Обществу на определенных условиях, оговоренных заранее, на чем упорно настаивали вы сами и мистер Синнет. Письмо в целом предназначалось для вас двоих, а это особое выражение относилось вообще ко всем.
Вы говорите, что я "до некоторой степени неправильно понял вашу позицию" и что я "совершенно неправильно истолковал" вас. Это настолько очевидно неверно, что для меня будет достаточно процитировать единственный параграф из вашего письма, чтобы доказать, что это вы являетесь тем, кто совсем "неправильно понял мою позицию" и "совершенно неправильно истолковал меня". Что же другое вы делаете, как не находитесь под ложным впечатлением, когда в своем рвении отречься от того, что вы когда-то мечтали о создании "школы", вы теперь говорите о предполагаемом "Англо-Индийском Филиале": "он не является моим Обществом. . . Я понимаю, что вы сами и ваши главы желают, чтобы Общество было образовано, и чтобы я занял в нем один из ведущих постов". На это я ответил, что если и было нашим постоянным желанием распространять на Западном континенте среди передовых образованных классов Филиала Т. О. в качестве возвещателей Всемирного Братства, то в вашем случае этого не было. Мы (Главы и я) совершенно отвергаем идею, что таковы были наши надежды (хотя мы могли желать этого) в отношении проектируемого А. И. Общества. Устремление к братству между нашими расами не встретило ответа, нет! Оно сперва было высмеяно, и таким образом мы отказались от него даже до получения первого письма от Синнета. С его стороны сначала единственно выдвигалась мысль образовать что-то вроде клуба или "школы магии". Это не являлось нашим предложением, точно также мы не были "составителями этого проекта". Почему же тогда прилагаются такие усилия, чтобы обвинить нас ? Это была мадам Б. , а не мы, у нее появилась эта идея, и Синнет был тот, кто ее подхватил. Несмотря на ее откровенное и честное признание о том, что не будучи в состоянии ухватить основную идею Теософического Общества о Всемирном Братстве, он задался целью лишь культивировать изучение оккультных наук, — признание, которое должно было сразу прекратить всякое дальнейшее домогательство с ее стороны, она сперва сумела получить согласие, весьма неохотное, я должен сказать, от своего непосредственного Главы, а затем мое обещание сотрудничать, поскольку мне это возможно. Наконец, через мое посредство она получила согласие высочайшего Главы, которому я передал первое письмо, которым вы меня удостоили. Но это согласие, прошу вас это запомнить, было получено под одним ясно выраженным и неизменным условием, что это новое Общество должно быть основано как Филиал Всемирного Братства, и что некоторым избранным среди его членов, если они согласны подчиниться нашим условиям, вместо того, чтобы диктовать их, будет тогда разрешено приступать к изучению оккультных наук под письменным руководством одного "Брата". Но нам никогда и не снилось создание "рассадника магии". Организация, намеченная мистером Синнетом и вами, немыслима среди европейцев и она почти невозможна даже в Индии, если вы не приготовились влезать на высоты 18 000 — 20 000 футов среди глетчеров Гималаев. Величайшая, а также наиболее обещающая из таких школ в Европе провалилась весьма знаменательно 20 лет тому назад в Лондоне. Это была тайная школа магии, на практике основанная под названием "клуба" дюжиной энтузиастов под руководством отца лорда Литтона (романист Бульвер). Он собрал для этой цели наиболее рьяных и предприимчивых, а также наиболее выдающихся ученых по месмеризму и "церемониальной магии", таких как Элифас Леви, Регазони, копт Зергван-Бей. И все же в пагубной атмосфере Лондона "клуб" пришел к преждевременному концу. Я посетил его с полдюжины раз и почувствовал с самого начала, что в нем ничего не было и не могло ничего быть. И это тоже является причиной, почему Британское Т. О. на деле не прогрессирует ни на шаг. Они являются Всемирным Братством только по названию и, в лучшем случае, тяготеют к Квиетизму — к окончательному параличу души. Они чрезвычайно эгоистичны в своих устремлениях и получают плоды собственного эгоизма. Не мы начали переписку по этому вопросу. Это был мистер Синнет. Он по собственному побуждению адресовал одному "Брату" два длинных письма, даже до того, как мадам
Б. получила разрешение или обещание от кого-либо из нас отвечать ему. Она даже не знала, кому из нас надо доставить его письмо. Так как ее Руководитель категорически отказался переписываться, она обратилась ко мне. Движимый уважением к ней, я согласился на то, чтобы она сообщила вам всем мое сокровенное тибетское имя и ответил на письмо вашего друга. Затем пришло ваше письмо так же неожиданно. Вы даже не знали моего имени! Но ваше первое письмо было такое искреннее, дух его так обещающ, возможности, открываемые этим письмом для служения Общему Благу, казались такими великими, что если я после его прочтения и не воскликнул: "Эврика!" и не забросил сразу своего Диогеновского фонаря в кусты, то только потому, что слишком хорошо знал человеческую и, вы меня простите, западную натуру. Тем не менее я отнес его нашему уважаемому Главе. Однако все, что я мог от Него получить, было разрешение на временную переписку с тем, чтобы дать вам полностью высказаться, выявить ваши намерения прежде, чем давать определенные обещания. Мы не боги, и даже они, наши Главы, они надеются. Бездонна, неизмерима человеческая натура, и ваша, возможно, более такова, чем у других мне известных людей. Ваше последнее письмо явилось, несомненно, если и не целым откровением, то, по меньшей мере, очень ценным добавлением к моему запасу наблюдений над характерами обитателей Запада, особенно над характерами современных высоко интеллигентных англосаксов. Но оно действительно явилось бы откровением для мадам Б. , которая не видела его (и по различным причинам оно и лучше, что она не видела), ибо это могло бы в значительной степени сбить ее самонадеянность и веру в собственную наблюдательность. Я бы мог, между прочим, доказать ей, что она настолько же ошибалась в отношении позиции мистера Синнета в этом деле, сколько ошиблась в вас. И притом я, никогда не имевший привилегии быть персонально знакомым с вами, как она, знал вас гораздо лучше, чем она. Я заранее предсказал ей ваше письмо. Вместо того, чтобы обойтись совсем без общества, она предпочла сперва создать общество на любых условиях с тем, чтобы потом попытать в нем удачу. Я предупредил ее, что вы не такой человек, чтобы подчиниться каким-либо условиям, кроме своих собственных, и что вы не сделаете ни шага к тому, чтобы основать организацию, как бы велика и благородна она ни была, если сперва вы не получите доказательства, которые нами даются только тем, кто в течение многолетних испытаний оказались вполне заслуживающими доверия. Она восставала против моей точки зрения и уверяла, что если я вам дам одно безупречное доказательство оккультных сил, вы будете удовлетворены, тогда как Синнет не будет. И теперь, когда вы оба получили такие доказательства, каковы же результаты? В то время, как мистер Синнет верит и никогда в этом не раскается, вы позволили своему уму постепенно наполниться отвратительными сомнениями и наиболее оскорбительными подозрениями. Если вы будете так любезны, что припомните мою первую краткую записку из Джелума, вы поймете, что я тогда подразумевал, говоря, что вы найдете свой ум отравленным. Вы меня тогда неправильно поняли, как и всегда впоследствии, ибо в этой записке я не имел в виду письмо полковника Олькотта в "Бомбейской Газете", а ваше собственное состояние ума. Был ли я не прав? Вы не только сомневаетесь в отношении "феномена с брошью", но вы категорически не верите в него. Вы сказали мадам Б. , что она, может быть, является одною из тех, которые считают, что хорошая цель оправдывает плохие средства, и вместо того, чтобы обрушить на нее все то презрение, какое подобное действие должно вызвать в человеке с такими высокими принципами, как ваши, вы уверяете ее в вашей неизменной дружбе. Даже ваше письмо ко мне полно тем же духом подозрения и то, чего вы не простили бы самому себе — преступление обмана, вы стараетесь уверить себя, что вы простили бы в другом человеке. Мой дорогой сэр, это странные противоречия! После того, как вы оказали мне свою благосклонность серией бесценных нравоучительных рассуждений, советов и проявлений истинно благородных чувств, вы, может быть, разрешите и мне в свою очередь преподнести вам на эту тему идеи смиренного апостола Истины, безвестного индуса. Так как человек является творением, родившимся со свободной волей и обладающим рассудком, откуда у него возникают понятия о добре и зле, то он сам по себе не представляет собою нравственного совершенства. Понятие о нравственности вообще прежде всего связано с целью и побуждением и только затем со средствами и приемами действия. Отсюда вытекает, что если мы не называем и никогда не назовем нравственным человека, который, следуя правилу одного знаменитого деятеля религии (Лойола), пускает в ход нехорошие сравнения во имя доброй цели, то насколько менее в нашей оценке будет иметь право называться нравственным такой человек, который применяет благовидные средства для достижения недоброй презренной цели? И, в соответствии с вашей логикой, раз вы признаетесь в таких подозрениях, мадам Б. должна быть помещена в первую категорию, а я — во вторую, ибо если вы до некоторой степени оправдываете ее из-за отсутствия улик, то в отношении меня у вас нет таких излишних предосторожностей, и вы недвусмысленно обвиняете меня в создании системы обмана. Аргумент, употребляемый в моем письме в отношении "одобрения самоуправления", вы оцениваете, как "очень низкие побуждения"; и к этому вы добавляете следующее решительное и прямое обвинение: "Вы не нуждаетесь в этом Филиале (Англо-Индийском) для работы. . . Вам он нужен только как приманка для вашей туземной братии. Вы знаете, что он будет поддельным, но будет выглядеть, как настоящий" и т. д. Это прямое решительное обвинение. На меня указано как на виновного в преследовании безнравственной цели посредством низких, заслуживающих порицания средств, т. е. притворстве.
Не пришло ли вам в голову при составлении этого обвинения, что так как проектируемая организация имела в виду нечто более величественное, благородное и более важное, чем только удовлетворение желаний одного единственного лица, хотя и достойного, а именно, в случае успеха способствовать благосостоянию целой завоеванной нации, то возможно, что то, что вашей личной гордости кажется "низким побуждением", в конце концов есть ни что иное, как напряженные поиски средств, которые могли бы стать спасением для целой страны, лишенной доверия и всегда подозреваемой, средств, превращающих завоевателя в покровителя! Вы гордитесь тем, что вы "патриот", а я не горжусь этим, ибо учась любить страну, человек более приучается любить все человечество. Недостаток того, что вы называете "низкими побуждениями", в 1857 году послужил причиной того, что мои соотечественники были сметены пушками ваших соотечественников. Так почему же мне не представить себе, что настоящий филантроп считал бы устремлением к лучшему взаимопониманию между правительством и народом Индии очень похвальным, а не низким? Вы говорите: "Все, что я ни сделал бы для знания и философии, на которой оно основано, если оно не полезно человечеству, не сделало бы меня более полезным своему поколению" и т. д. Но когда вам предлагают средства, чтобы делать такое добро, вы отворачиваетесь с пренебрежением и язвите нас "приманками" и "подделками"! Противоречия, содержащиеся в вашем письме, действительно удивительны. А затем вы от всего сердца смеетесь по поводу мысли о "награде" и "одобрении" со стороны других. "Награда, которую я ожидаю, — вы говорите, — это заслужить мое собственное самоодобрение", самоодобрение, которое так мало заботится об утвердительном приговоре лучшей части общества, которому благие деяния и подвиги служат высокими идеалами и наиболее сильными побудителями к соревнованию в добре, такое самоодобрение мало чем отличается от гордого, заносчивого эгоизма. Это выше всякой критики "apers moi — le deluge!" (после нас хоть потоп!), — восклицает француз с его обычным легкомыслием. "Прежде, чем был Иегова, Я есьм!"— говорит Человек — идеал каждого современного мыслящего англичанина. Чувствуя удовлетворение при мысли, что я послужил средством к доставлению вам так много веселья, а именно тем, что просил вас набросать общий план учреждения А. И. Филиала, я все же должен опять сказать, что ваш смех был преждевременным, поскольку вы еще раз неправильно поняли меня. Если бы я вас просил помочь выработать систему преподавания оккультных наук или план "школы магии", тогда приведенный вами пример о невежественном мальчике, которого просили разработать "трудную для понимания проблему о движении глаза внутри другого глаза", мог бы пригодиться. Но в данном случае ваше сравнение не соответствует, и его ирония никого не задевает, так как мое упоминание этого предмета относилось только к общему плану и внешней администрации проектируемого Общества, но не имело ни малейшего отношения к изучению эзотеризма; мое упоминание относилось к филиалу Всемирного Братства, но не к "школе магии", причем учреждение первого является "условием, без которого нельзя обойтись", для последнего. Безо всякого сомнения, в таких делах, как это, т. е. в организации А. И. Филиала, который должен формироваться из англичан и предназначен служить связующим звеном между британцами и туземцами (при условии, что те, кто хотят получить долю тайного знания, являющегося наследием детей этой страны, должны быть готовы жаловать этих туземцев, по крайней мере, некоторыми привилегиями, в которых им отказано), вы, англичане, гораздо больше компетентны в составлении общих планов, чем мы. Вы знаете, какие условия вам приемлемы и какие неприемлемы, чего мы можем не знать. Я у вас просил набросок плана, а вы вообразили, что я добиваюсь вашего содействия в наставлениях по духовным наукам! Весьма несчастливое недоразумение, и все-таки мистер Синнет, кажется, понял мое желание с первого взгляда.
Опять вы кажетесь обнаруживающим незнакомство с индусским умом, когда говорите: "Из десяти тысяч туземных умов ни один не готов в такой степени к пониманию и усвоению трансцендентальной истины, как мой". Однако, вы весьма можете быть правы, думая, что "среди английских ученых даже не наберется полдюжины, чей ум более способен к восприятию этих элементарных принципов (оккультного знания), чем мой" (ваш); но вы ошибаетесь в отношении туземцев. Индусский ум особенно отличается способностью к быстрому и ясному восприятию наиболее трансцендентальной, наиболее глубокой метафизической истины. Некоторые из наиболее необразованных индусов с первого взгляда ухватят то, что очень часто ускользнет от лучшего Западного метафизика. Вы, может быть, и безо всякого сомнения, являетесь выше стоящими нас в любой отрасли физического познания, но в духовных науках мы были, есть и всегда будем вашими учителями.
Но разрешите мне спросить вас, что могу я, полуцивилизованный туземец, думать о милосердии, скромности и любезности человека, принадлежащего к вышестоящей расе — человека, которого я знаю, как великодушного, справедливого и отзывчивого в большинстве случаев его жизни, когда он с плохо скрываемым презрением восклицает: "Если вам нужны слепо бросающиеся вперед люди, незадумывающиеся о конечных результатах (я никогда этого не говорил), держитесь за ваших Олькоттов, но если вам нужны люди высшего класса, чьи мозги должны эффективно работать для вашего дела, помните. . . " и т. д. Мой дорогой сэр, нам не нужны слепо бросающиеся вперед люди; также мы не собираемся бросать испытанных друзей, которые скорее готовы прослыть дураками, чем открыть то, что они узнали, дав торжественную клятву никогда не открывать, если на то не будет разрешения, даже для привлечения людей самого высшего класса; также мы не особенно озабочены привлечением кого-либо к нашей работе, за исключением тех случаев полной добровольности. Мы нуждаемся в верных и бескорыстных, в бесстрашных доверчивых душах и охотно оставляем людей "высшего класса" и более высокие интеллекты — пусть сами нащупывают путь к Свету. Такие только будут смотреть на нас, как на подчиненных.
Верю, что эти несколько цитат из вашего письма и откровенные ими вызванные ответы являются достаточными, чтобы показать, как далеко мы находимся от чего-либо подобного. Вы проявляете свирепый воинственный дух и желание (простите меня) сражаться с тенями, вызванными вашим собственным воображением. Я имел честь получить от вас три длинных письма, прежде чем еле успел в общих выражениях ответить на ваше первое письмо. Я никогда категорически не отказывался исполнять ваши желания; до сих пор я всегда отвечал на ваши вопросы. Как вы могли знать, что будущее вам уготовило, если вы бы подождали одну неделю? Вы приглашаете меня на совещание, как видно только для того, чтобы указать мне недостатки, слабые места нашего образа действий и причины нашего предполагаемого провала в отвращении человечества от путей зла. В своем письме вы; без обиняков демонстрируете, что являетесь началом, серединой и концом закона для себя. Тогда зачем вам вообще беспокоить себя писанием мне? Даже то, что вы называете "Парфянской стрелой" (стрела, пущенная назад уезжающим всадником), никогда не предназначалось в качестве таковой. Отнюдь не я, который не в состоянии достичь абсолютного добра, стану умалять и недооценивать относительное добро. Ваши "птички", без сомнения, раз вы в этом уверены, совершили много добра на своем пути, и мне, конечно, не снилось кого-либо оскорблять замечанием, что человеческая раса и ее благосостояние является не менее благородным предметом изучения и не менее желательным, чем орнитология. Но я не совсем уверен, что ваше прощальное замечание о том, что мы в целом не являемся неуязвимыми, было совершенно свободно от такого духа, который воодушевлял отступающих парфян. Как бы то там ни было, но мы довольны той жизнью, какую ведем, неизвестные и нетревожимые цивилизацией, которая покоится исключительно на интеллекте. Также мы ничуть не тревожимся о возобновлении наших древних искусств и высокой цивилизации, ибо они так же несомненно вернутся в свое время и в более высоком состоянии, как и в свое время в прошлом явились плезиозавры и мегатерии. Мы имеем слабость верить в постоянно повторяющиеся циклы и надеемся ускорить воскресение того, что минуло. Этому мы не смогли бы воспрепятствовать, даже если бы хотели. "Новая цивилизация" будет детенышем старой, и нам остается только предоставить вечному закону действовать, чтобы заставить наших покойников выйти из могил; все же мы, несомненно, озабочены, чтобы ускорить наступление этого желательного события. Не бойтесь, хотя мы "суеверно цепляемся за останки прошлого", наше знание не исчезнет из поля зрения человека. Оно — "дар богов" и притом самая драгоценная из всех реликвий. Держатели Сокровенного Света не для того шли через века, чтобы очутиться разбившимися на скалах современного скептицизма. Наши рулевые слишком опытные моряки, чтобы давать нам повод опасаться такого бедствия. Мы всегда найдем добровольцев для замены усталых часовых и, как бы ни был плох мир в его нынешнем состоянии переходного периода, все же он может время от времени снабдить нас несколькими людьми. Вы "не предлагаете дальнейшей движения в этом деле", если мы "не подадим сигналов к дальнейшему"? Мой дорогой сэр, мы исполнили наш долг: мы ответили на ваше обращение и теперь предлагаем не делать дальнейших шагов. Мы, немного изучившие этику Канта, анализировали ее довольно тщательно и пришли к заключению, что взгляды даже такого великого мыслителя на ту форму долга, которая определяет метод добродетельного поступка несмотря на его одностороннее утверждение о противном — не соответствуют полному определению необусловленного абсолютного принципа нравственности, как мы его понимаем. И эта Кантовская нота звучит по всему вашему письму. Вы так любите человечество, — говорите вы, — что откажетесь от самого "Знания", если ваше поколение не сможет им пользоваться. И все же это филантропическое чувство, кажется, даже не внушает вам милосердия к тем, кого вы рассматриваете, как ниже стоящих по умственным способностям. Почему? Просто потому, что филантропия, которой хвастают западные мыслители, лишена характера универсальности, то есть она никогда не была установлена на прочном основании нравственного универсального принципа, никогда не поднималась выше теоретических рассуждений; среди вездесущих протестантских проповедников она является только случайным проявлением, но не признанным законом. Даже самый поверхностный анализ покажет, что не более, чем любой другой эмпирический феномен в человеческой натуре, филантропия не может быть принята за абсолютный стандарт нравственной активности, то есть не может быть принята, как производящая эффективное действие. По своей эмпирической натуре такого рода филантропия подобна любви, но носит характер случайности, исключительности и, как таковая, имеет эгоистичные предпосылки и влечения, то она несомненно не способна обогреть своими благодатными лучами все человечество. Я считаю, что здесь кроется секрет духовного банкротства и бессознательного эгоизма нашего века. И вы, в других отношениях хороший и мудрый человек, бессознательно для вас самих являете тип этого духа и не способны понять наши идеи об обществе, как Всемирном Братстве. Потому вы и отворачиваете свое лицо от него.
Ваша совесть, — говорите вы, — восстает против того, чтобы быть "подставным лицом, куклой для двух или более десятков дергателей за веревочку". Что вы о нас знаете, раз вы не видите нас? Что вы знаете о наших целях, о нас, о ком вы не можете судить? Вы требуете странных доказательств. И действительно ли вы полагаете, что вы "узнали" бы нас или сколько-нибудь проникли в наши "намерения и цели", если бы вы увидели меня лично? Боюсь, что без подобного опыта в прошлом, даже ваши природные наблюдательные способности, как бы они ни были остры, должны бы быть признаны более чем бесполезными. Да, мой дорогой сэр, даже наши Невидимые посредники и помощники могут оказаться не под силу самому проницательному политическому резиденту; и ни один еще не выслежен или опознан; а их месмерические силы не высочайшего порядка. Какие подозрения вы бы ни питали по поводу деталей "броши", в этом деле имеется одна важная черта, которую ваша проницательность уже подсказала вам, — что это можно объяснить только предположением, что некая более сильная воля заставила миссис Хьюм думать именно об этом предмете, а не о другом. И если уж мадам Б. , болезненной женщине, приписываются такие силы, то как вы можете вполне быть уверены, что вы сами не поддадитесь тренированной воле, в десять раз сильнее, чем ее? Я мог бы прийти к вам завтра, водвориться в вашем доме, как приглашенный, и целиком владеть вашим умом и телом в течение 24-х часов, и вы ни на миг этого не осознали бы. Я могу быть хорошим человеком, но я также мог бы быть, почем вы знаете, и злым, составляющим заговоры и глубоко ненавидящим вашу белую расу, ежедневно унижающую мой народ, и отомстить вам, одному из лучших представителей этой расы. Если бы применять силы одного только экзотерического месмеризма, то есть той силы, которой могут с одинаковым аспектом овладеть как хорошие, так и плохие люди, даже тогда навряд ли вы избегли ловушек, расставленных для вас, если человек, которого вы пригласили, оказался бы хорошим месмеризатором, ибо вы являетесь чрезвычайно податливым в этом отношении субъектом с физической точки зрения. "Но моя совесть, но моя интуиция!" — вы можете возражать. В таком случае, как со мной — помощи мало. В то время ваша интуиция заставила бы вас чувствовать все, за исключением того, что в действительности было; а что касается вашей совести, вы разве считаете кантонское ее определение правильным? Вы, вероятно, верите также, как и он, что при всяких обстоятельствах, и даже при полном отсутствии религиозных понятий, даже без строго определенных понятий о том, что хорошо и что плохо, человек всегда имеет верное руководство в своем собственном внутреннем моральном понимании — совесть? Величайшая ошибка! При всем огромном значении этого морального фактора, он имеет один радикальный недостаток. Совесть, как уже было сказано, можно приравнять к тому демону, к чьим велениям так внимательно прислушивался Сократ и которым он так быстро подчинялся. Подобно этому демону, совесть может случайно сказать нам, чего мы не должны делать. Однако, она никогда не направляет нас к тому, что нам следовало бы делать, а также не даст определенной цели нашей деятельности. И ничто не может быть более легко усыплено и даже парализовано, как эта самая совесть, если за это возьмется тренированная, более сильная воля, чем у обладателя совести. Ваша совесть никогда не скажет вам, является ли месмеризатор истинным адептом или очень ловким шарлатаном, раз он переступил ваш порог и овладел контролем над вашей аурой. Вы говорите о воздержании от всего, за исключением невинного занятия вроде коллекционирования птиц, чтобы не было создания другого чудовища — Франкенштейна. . . Как воля, так и воображение создает. Подозрение является наиболее мощным вызывающим агентом воображения. . . Берегитесь! Вы уже зачали в себе зародыш будущего уродливого чудовища, вместо осуществления ваших чистейших и высочайших идеалов, вы можете в один день вызвать призрак, который, загородив все пути к Свету, оставит вас в еще большем мраке, чем вы были прежде. И не будет он вам давать покоя до конца ваших дней.
Опять выражаю надежду, что моя прямота не будет для вас оскорбительна, я остаюсь, дорогой сэр, как всегда,