Но вот же хочет ваше скопческое косоглазие называться
"созерцанием"! А к чему можно прикоснуться трусливым глазом,
Должно быть окрещено именем "прекрасного"! О вы, осквернители
Благородных имен!
Но в том проклятие ваше, вы, незапятнанные, вы, ищущие
Чистого познания, что никогда не родите вы, хотя бы широко, как
Роженица, и лежали вы на горизонте!
И поистине, ваши уста полны благородных слов; и мы должны
Верить, что и сердце ваше переполнено, вы, лжецы?
Но мои слова -- слова невзрачные, презрительные и
Простые; и я люблю подбирать то, что на ваших пиршествах падает
Под стол.
Все-таки я могу сказать истину им -- лицемерам! Да, мои
Рыбьи косточки, раковины и колючие листья должны -- щекотать
Носы лицемерам!
Дурной запах всегда вокруг вас и ваших пиршеств: ибо ваши
Похотливые мысли, ваша ложь и притворство висят в воздухе!
Рискните же сперва поверить самим себе -- себе и своему
Нутру! Кто не верит себе самому, всегда лжет.
Личиною Бога прикрылись вы перед самими собой, вы,
Quot;чистые": в личине Бога укрылся ужасный кольчатый червь ваш.
Поистине, вы обманываете, вы, "созерцающие"! Даже
Заратустра был некогда обманут божественной пленкой вашей; не
Угадал он, какими змеиными кольцами была набита она.
Душу Бога мечтал я некогда видеть играющей в ваших играх,
Вы, ищущие чистого познания! О лучшем искусстве не мечтал я
Никогда, чем ваши искусства!
Нечисть змеиную, и дурной запах скрывала от меня даль, и
Что хитрость ящерицы похотливо ползала здесь.
Но я подошел к вам ближе : тогда наступил для меня
День -- и теперь наступает он для вас, -- кончились похождения
Месяца!
Взгляните на него! Застигнутый, бледный стоит он -- пред
Утренней зарею!
Ибо оно уже близко, огненное светило, -- его любовь
Приближается к земле! Невинность и жажда творца -- вот любовь
Всякого солнца!
Смотрите же на него, как оно нетерпеливо подымается над
Морем! Разве вы не чувствуете жадного, горячего дыхания любви
Его?
Морем хочет упиться оно и впивать глубину его к себе на
Высоту -- и тысячью грудей поднимается к нему страстное море.
Ибо оно хочет , чтобы солнце целовало его и
Упивалось им; оно хочет стать воздухом, и высотою, и
Стезею света, и самим светом!
Поистине, подобно солнцу, люблю я жизнь и все глубокие
Моря.
И для меня в том познание, чтобы все глубокое
поднялось -- на мою высоту! --
Так говорил Заратустра.
Об ученых
Пока я спал, овца принялась объедать венок из плюща на
Моей голове, -- и, объедая, она говорила: "Заратустра не ученый
Больше".
И, сказав это, она чванливо и гордо отошла в сторону.
Ребенок рассказал мне об этом.
Люблю я лежать здесь, где играют дети, вдоль развалившейся
Стены, среди чертополоха и красного мака.
Я все еще ученый для детей, а также для чертополоха и
Красного мака. Невинны они, даже в своей злобе.
Но для овец я уже перестал быть ученым: так хочет моя
Судьба -- да будет она благословенна!
Ибо истина в том, что ушел я из дома ученых, и еще
Захлопнул дверь за собою.
Слишком долго сидела моя душа голодной за их столом; не
Научился я, подобно им, познанию, как щелканью орехов.
Простор люблю я и воздух над свежей землей; лучше буду
Спать я на воловьих шкурах, чем на званиях и почестях их.
Я слишком горяч и сгораю от собственных мыслей; часто
захватывает у меня дыхание. Тогда мне нужно на простор,
Подальше от всех запыленных комнат.
Но они прохлаждаются в прохладной тени: они хотят во всем
Быть только зрителями и остерегаются сидеть там, где солнце
Жжет ступни.
Подобно тем, кто стоит на улице и глазеет на проходящих,
Так ждут и они и глазеют на мысли, продуманные другими.
Если дотронуться до них руками, от них невольно
Поднимается пыль, как от мучных мешков; но кто же подумает, что
Пыль их идет от зерна и от золотых даров нивы?
Когда выдают они себя за мудрых, меня знобит от мелких
Изречений и истин их; часто от мудрости их идет запах, как
Будто она исходит из болота; и поистине, я слышал уже, как
Лягушка квакала в ней!